По Фрейду

Рома пил крайне редко, несмотря на его «профессию». Да, он часто оказывался на пьянках и наблюдал за тем, как пьют его друзья, но сам предпочитал держать рассудок чистым и незамутнённым. Терять над собой контроль Рома никогда не любил. Сегодня Кате исполнялось восемнадцать — оказалось, она на целых два месяца старше Ромы. Из всего класса она первая переступает порог совершеннолетия, поэтому людей собралось много. То ли дело в Катином пресловутом тщеславии, то ли в том, что настоящих друзей у неё почти не было, но позвала она почти весь класс. Только вот ни один из роминых друзей прийти не смог. Когда Катя принимала гостей, она сама стояла на «фэйс-контроле», который заключался в том, чтобы опрокинуть в себя целый стакан домашнего вина (бабушка делала — закачаешься!). Не пьешь — не проходишь. Поэтому сознание Ромино затуманилось быстро и стремительно, когда за первым стаканом последовал второй, а после третий и так далее по списку. В квартире было душно, темно и накурено — людей столько, что не протолкнуться. А ведь даже не скидывались, только подарки дарили, откуда у Катьки финансы столько гостей напоить? Когда квартира немного опустела (к тому моменту Рома полулежал с закрытыми глазами на красном, цвета мяса, диване) стало немного легче. Кто-то уже ушёл домой, время то позднее, почти час, кто-то пошёл в магазин. Катька и сама устала — плюхнулась рядом, тяжело вздохнув и обратилась к другу: — Пиздец. Хочется их уже выгнать всех если честно. Оставить только самых близких. — А что тебе мешает? Катя пожала плечами. Золотые локоны спадали на плечи, красиво переливаясь на свету. Вот повезёт кому-то с красавицей. Ромке, кстати, тоже могло повезти, но не сложилось у него с девчонками. — Неприлично как-то. — Да что неприличного — позвони и скажи, чтобы где-то в другом месте догонялись. Не хочется потом через весь посёлок по домам растаскивать. Нащупав в кармане пачку сигарет, парень поднялся. На лице подруги плясали тени усталости. — Хорошо, так и сделаю. Плевать на них. — А кого оставишь? Они встретились глазами и в Катином взгляде отчётливо можно было прочесть: «Идиот?» — Ну, Полину там, тебя. — А что с очкариком? Да, в последний год они неплохо подружились. Причиной тому были близящиеся экзамены: два задрота нашли друг друга и научились терпеть во имя науки. Даже на алгебре теперь сидели вместе, наперегонки решая задания и сверяя у кого больше правильных ответов. Выходили в ничью. — Если драться не будете — и его оставлю. — Так уж и быть, — махнул рукой Ромка, — сегодня буду себя сдерживать. Вспомни говно — вот и оно. Рома ввалился на балкон, жадно вдыхая ночной воздух. Подкурил сигарету, прошёл вглубь и только потом заметил, что в дальнем углу, опираясь на перила, курил очкарик. Точнее очков на нём сегодня не было, белая накрахмаленная рубашечка и галстук сменились на обычную куртку и джинсы, на голове наконец-то не было идиотской шапки с надписью «Спорт». Наверное, Рома был слишком пьян или слишком добр в тот вечер, потому что о внешнем виде очкарика не высказался. Привалился к перилам спиной, рассматривая комнату. Катя там возилась, собирая пустые бутылки, а после и вовсе ушла на кухню, чтобы поговорить с Полиной, наверное. Она не знала, что за ней наблюдают — ведь если где-то свет, то его прекрасно видно из тьмы, а вот тьму со света — нет. Антон потушил бычок аккурат рядом с рукавом одноклассника и выбросил его за перила. В груди Ромы тут же почти без причины заурчала злость. Что это за неуважение такое? Ещё бы о рукав потушил, что, мест других нет?! Рома тут вообще-то спокойным быть пытается, вон, курит с этим на одном балконе. Почти друзья. — Ты знаешь, фуфел, — начал Ромка ехидно, забыв обо всех своих попытках быть сегодня хорошим, — что по Фрейду, курение – это подсознательное желание сосать член? Антон прыснул, рассмеялся, звонко и громко. А после посмотрел такими глазами, будто звериными. В этих глазах лесные твари плясали хороводы вокруг ритуального костра. На губах застыла улыбка. — Ты сам прямо сейчас куришь, идиотище. Рома потушил окурок о то же место, где это сделал одноклассник и спокойно ответил: — Так я ж не педик в отличии от тебя. Я вот, с девчонками встречаюсь. А тебя никто с девушкой с роду не видел. Это было почти правдой. Рома встречался и не раз, но что-то всегда шло не так. Почему-то, провести время с друзьями было намного более привлекательной перспективой, чем сходить на свидание с симпатичной девушкой. Даже если они будут целоваться. Даже если займутся сексом. Почему-то приставка в его жизни всегда стояла на порядок выше всего этого. Но у Ромы, как-никак, девушки были! А у этого лоха — никого! Альбинос снова прыснул. — И что я должен тебе ответить на это? Даже если у меня есть подсознательное желание, то какая тебе разница? Не тебе ж сосу. Он разразился звонким хохотом, наблюдая за изумлённый лицом хулигана. «Надо чаще поить гадёныша, такие вещи выдаёт» — подумалось Роме, но вслух он (или, скорее, большое количество алкоголя в крови) сказал: — Кто знает как жизнь повернётся, может у тебя когда-нибудь возникнет желание и мне отсосать. Рома замер от собственных слов, заледенев внутри, а гогот со стороны альбиноса тут же прекратился. Антон с небывалой серьёзностью посмотрел сначала в сторону комнаты — никого, в сторону близлежащих домов — нигде не горит свет, и остановил взгляд на Роминой ширинке. Такой «новый» Антон слегка обескураживал. Он был открыт и уверен, в отличие от школьного зубрилы, навеивал опасность. –Ты чё осматриваешься, дебил? Я пошутил. Выдавил из себя Ромка, но альбинос уже подобрался слишком близко. Его бёдра прижали хулигана к перилам, а руки мягко опустились на пряжку ремня. Горячее дыхание опалило губы. — А уже всё, — заулыбался Антон, ловко справляясь с ремнём, потянул ширинку вниз, будто был абсолютно трезв. Даже руки не тряслись. Рома вдруг подумал о том, делает ли он это в первый раз или в десятый, а может сотый — сам напросился. Рома сейчас был похож на испуганного зверька. И хоть детская вражда давно утихла, видеть старого врага в замешательстве приносило Антону огромнейшее удовольствие. Он медленно облизал губы всего в сантиметре от поцелуя и медленно опустился на колени. Признаться, лишь алкоголь придавал уверенности. Да, у Антона был…опыт, но он был настолько мал и неоднозначен, что полагаться на него было нельзя. Антон собрал всю свою озабоченность, сосредоточив её в распалённом алкоголем мозге, вспомнил всю порнуху, которую когда-либо смотрел, вспомнил пацана из параллельного класса, с которым у него был первый раз. Пацан этот просто отвратительно целовался, но неплохо отсасывал. Парадокс. Утром ему будет стыдно, настолько, что будет сложно даже встать с кровати. Рома схватился за перила, пытаясь выдать хоть что-нибудь связное, но не получалось. Внизу, сидя как собачонка у его расстёгнутой ширинки, альбинос смотрелся до странного хорошо. Лихорадочно блестящие глаза, расползающийся по щекам, шее и ушам румянец, пленительная улыбка. И когда он успел таким стать? Времени на размышления не было — Антон приблизился, носом задев полувставший член, и потёрся о него щекой, как большой кот. Вот только от одного факта того, что это был Антон, член дёрнулся, а из груди едва не вырвался беспомощный стон. Пиздец-пиздец-пиздец, это же Антон. Ебучий очкарик. Ботан. Задрот. Чёртов зверь. Он притёрся к члену снова, с нажимом провёл рукой по мошонке, заставляя яйца поджиматься. Матерясь про себя, Рома неуверенно положил руку на белую макушку, и когда альбинос в ответ лишь заурчал, смотря снизу-вверх своими невыносимыми глазами-льдинками, осмелел. Зарылся ладонью в волосы на затылке, перебирая мягкие пряди. Перевёл взгляд на пустующую комнату. Пока Антон стягивал с него штаны, Рома думал лишь о том, чтобы не упасть и не кончить раньше времени. Несмотря на то, что на коленях стоял одноклассник, Рома не чувствовал власти. Будто это им управляли, его пользовали, ему собирались спустить в рот. Альбинос явно чувствовал себя выше, он управлял ситуацией, он был главным. И, кажется, его это дико заводило, раз решил такую хуйню вытворить. На секунду Антон отстранился. Поёрзал, провёл рукой по собственному члену сквозь ткань джинс. Неудобно наверное, давит всё. Размашисто мазнул по члену — от основания до самой головки — языком прямо через трусы, обсосал головку, довольно замычав, а Рома сжал зубы. Только бы не кончить раньше времени. Только бы не упасть в грязь лицом. — С-сука. — вырвалось хриплое, горячее. Сознание затуманилось окончательно. Рома даже не заметил, как потерял последнюю часть одежды и ягодицы обдало холодным воздухом. Не успел опомниться, как Антон повторил то же самое по голому члену. Размашистым движением облизал, как леденец, мягко обвёл языком головку, помогая себе рукой. Эта картина буквально сводила Рому с ума. Мало того, что член бесился, так ещё и мозг плавился: Антон Петров мне отсасывает. Ебучий Антон Петров. Очкарик. Задрот. Ботан. Просовывает руку себе в штаны быстро надрачивая и неглубоко берёт в рот. Роме этого вполне хватает: ему никогда нормально не отсасывали, до этого момента он даже не представлял каково это. Для него секс был механическим действием. Он ловит себя на мысли, что хотел бы помочь Антону кончить, обхватить его член и быстро надрачивать, пока пацан будет громко извиваться в руках и жалобно просить «Пожалуйста!». Он не мог сдержать стон, жалобный, поистине сучий, когда сам Антон застонал с членом во рту, жадно толкаясь в свою ладонь. Оставалось совсем немного, когда Рома насильно оторвал одноклассника от себя. Его губы были пошло-красными, как спелая черешня. Антон всё понял, хотя в его глазах, кажется, промелькнула нотка разочарования. Он быстро поднялся, спуская свои штаны до колен. Их члены были почти одинаковыми — отметил Рома. Их было слегка сложновато уместить в ладони, но видя, как закатились глаза Антона, он очень постарался. Прижал стволы друг к другу, ритмично надрачивая, не в силах отвести взгляд от лица напротив. Зверь. Демон. Кончая, Антон, с хрустом выгнулся и застонал, словно не боялся что его услышат и его взгляд — пустой и пошлый — остановился на хищных чертах парня напротив. От этих пустых глаз Рома кончил тоже. Быстро, вспышкой, наблюдая за пляшущим демонами-зверями. Аж протрезвел.