Демоны — лишь отговорка, когда уже поздно.

      Это случилось. Кошмар, ставший для неё пожизненным проклятьем, случился, как бы Дафна не старалась этого избежать. Мефодий поддался тьме. Поддался соблазну и таки стал повелителем мрака, и с тех пор всё изменилось… Изменилось не только на земле, в стране, в Москве, но и в жизни его друзей и приближенных. В особенности изменилась жизнь Дафны, хранительницы Буслаева и его преданной любви.       Он стал подобным дьяволу. Девушка никогда не думала, что её родной, добрый, любимый Мефодий способен стать таким жестоким, безжалостным правителем нечисти. И никогда не думала, насколько он может быть грубым, бесстыдным любовником. Хотя, любовником его вряд ли можно назвать после того, как он сделал Дафну своей секс-рабыней. Он унижал её перед своими подчиненными, не стеснялся публичного секса, не позволял ей носить хотя бы некое подобие одежды, разрешая лишь изредка прикрывать самые интимные части тела — соски и промежность, а также открыто насмехался над её, казалось бы, бессмысленной и безответной надеждой на лучшее будущее. На будущее, в котором её всё ещё горячо любимый Меф способен понять, что всё, что он сделал с миром, ужасно. И всё то, что он делает с ней — тоже.       Однако юный повелитель мрака не понимал в первую неделю, не понимал во вторую и не понимал в третью. Ни в первый месяц, ни во второй, и Дафна могла бы смириться со своей участью. С ней то она смирилась, но вот с тем, что в Буслаеве не осталось ни грамма света — нет. Она свято и упорно верила в то, что его можно было вернуть, верила, что его доброта, совесть и всё то светлое, что она защищала в его душе, не сгинуло в пучине мрака в момент, когда он стал повелителем этого самого мрака.       Она помогала ему в его делах. Вынужденно подчинялась за неимением другого варианта, играла роль его правой руки, но не только той, которая выполняет роль заместителя и приближенного, а еще и той, что развлекает легко поддающегося эмоциям господина. Сегодня был подозрительно спокойный день, но оттого не легче, ибо это походило на затишье перед бурей, нежели на незапланированный выходной.       Дафна стояла перед зеркалом в комнате с приглушенным освещением. Задорная девчонка с чуть вздернутым носиком и улыбчивым личиком превратилась в кого-то иного. Её светлая кожа словно светилась в полумраке, вместо двух хвостиков теперь был один, а в качестве одежды на страже света была лишь одно несущественное нижнее белье — черные, кожаные стринги, которые тонкой полосой прикрывали половые губы и ложились между ягодиц, и того же цвета ошейник с кольцом для крепления поводка. В остальном же Дафна была полностью обнаженный, и нет, она совершенно не мёрзла. Кто знает, температура в помещениях была таковой или ещё что, но холодно ей не было. Лишь стыдно. Сколько бы времени она не провела, живя таким образом, стыд никуда не пропадал.       — Вас вызывает повелитель, — прозвучал голос кого-то из прислуги со стороны дверей, а затем звук шагов. Она была права, это было лишь затишьем.       Коротко выдохнув, Дафна опускает голову и смотрит на свою аккуратную, небольшую грудь, и берет в руки две продолговатые темного цвета вещи. Зажимы, цепочки, а на ней закреплены гирьки. Девичьи руки уже не дрожат так, как дрожали в первые разы, и девушка закрепляет зажимы на розовых сосках. Гирьки отяжеляют и за счёт того, что висят, причиняют боль, но не сильную: Даф привыкла. Привыкла к этой боли, привыкла к этим темным стенам, привыкла к своему новому образу жизни и привыкла к тому, что теперь ей придется идти босиком прямо в тронный зал и привыкла терпеть.       Девушка выходит в коридор и движется вперёд, стойко игнорируя взгляды стоящей на пути стражи и пары слуг, идущих по своим делам. Пока она идёт, гирьки раскачиваются в стороны, оттягивая за собой соски и причиняя неравномерно смешанную с удовольствием боль. Цепочки еле слышно звенят. Становится жарко, когда Дафна проходит в главный коридор, где приходится пройти в паре метров от стражи, и она каждый раз не понимает, от чего повышается температура: от стыда, от их плотоядных взглядов, пожирающих соблазнительное девичье тело, или от того, какое воздействие оказывает на её сознание и тело всё это вместе, включая зажимы на вставших сосочках и мучительное ожидание. Она стерпит эти взгляды, стерпит смешки, стерпит даже то, что знает, чего ожидать от Буслаева, но всё равно томится в опасливом ожидании.       Даф подходит к массивным дверям, и те отворяются перед ней, позволяя войти в огромное помещение. Босая стопа шлёпает по мраморному полу, и это — единственный звук, слышимый в тронном зале. Потому что Мефодий молчит. Он молча ждёт, подперев кулаком щеку, и смотрит на приближающуюся светлую исподлобья. Его взгляд мог бы напугать, но только не её.       Встав прямо перед троном, Дафна поднимает глаза на юношу. Тот выпрямляется и махает рукой, отгоняя от себя какого-то другого подданного, и с ухмылкой смотрит на замеревшую в прямом положении Дафну.       — Ты хотел меня видеть, — произносит она негромко и без видимых эмоций.       — Тебе нужно говорить прямо, чтобы ты сделала то, зачем мне нужна? — грубо рявкает Мефодий, чуть поддаваясь вперёд. — Для твоих нравоучений тебе напоминание не нужно, а для того, чтобы ублажить хозяина, с какого момента понадобилось?       Дафна поджимает губы, до сих пор не привыкшая к таким колкостям, и чувствует, как его взгляд опускается с её лица ниже, к плотно сидящему магическому ошейнику, к груди.       — Ты меня всё равно не слушаешь…       — На колени.       Его голос отражается от стен, и девушке кажется, что он бьёт её словно бы плетью, иначе чем объяснить её покорное перемещение к ногам Буслаева? Опустившись на колени, Даф поднимает глаза на Мефодия, но тот лишь снова усмехается, на этот раз насмешливо.       — Не смотри на меня так жалобно, — произносит он и смыкает пальцы на основании белокурого хвоста, притягивает её ближе и уже почти прижимает лицом к собственному паху, где под ширинкой уже проглядывается выпуклость, но вдруг останавливается. — А где еще одна игрушка?       Дафна сглатывает, осознав, что забыла. И ей на пользу это точно не пойдет.       — Бесхребетная дрянь, а какая непослушная… — вздыхает Буслаев и дёргает светлого стража за резинку для волос, срывая её, распуская волосы и другой рукой швыряет кляп рабыне в ноги. — Живо надевай. Или тебе помочь?       Девушка прерывисто выдыхает и, взяв кляп, представляющий собой расширитель для рта, медленно надевает, застегивая в рискующих запутаться волосах сзади. Она жутко не любила такие вещи, особенно сейчас, когда послышались шаги, приближающиеся к трону, а значит у них появятся зрители. Зрителей она просто терпеть не могла.       — Что надо? — спрашивает Мефодий, пока Дафна расстегивает замок на ширинке его штанов и пытается не думать о том, как выглядит со стороны.       И выглядит она как настоящая личная шлюха, вытаскивающая полувозбужденный член из-под боксеров повелителя мрака. Но ей даже не пришлось до него дотрагиваться, так как парень взял всё в свои руки: запустил пятерню в волосы девушки и резко притянул её к себе, ткнувшись головкой в раскрытые благодаря секс-игрушке губы и без труда проскользнув внутрь. Даф подавилась из-за того, что Мефодий сразу же уперся твердой головкой в основание её языка, ткнув светлого стража носом в ткань одежды и шумно выдохнув от приятных ощущений.       — Господин, в наши руки попало несколько светлых…       Дафна почти не слушает, о чем беседует Буслаев с посетителем, ибо полностью отвлекается на то, как резко он начинает толкаться в её уязвимое перед ним горло. Но разговор всё же слышит.       Юноша грубо стискивает между пальцами волосы девушки и тянет её голову то к себе, то от себя, насильно насаживая её по самое основание на свой налитый кровью член. Та упирается ладонями в разведенные в стороны колени, но помешать движению не может и жмурится, мычит, сдавленно кашляя. И спазмы мышц глотки посылают по проскальзывающему всё глубже члену приятные вибрации, вырывая из Мефодия низкое рычание и побуждая его удерживать голову девушки как можно дольше в одном положении. И она давится, пока из глаз текут мелкие слезинки, а по подбородку течет слюна.       — И для таких решений вам серьезно нужен я? Ты не видишь, что я занят? Пыточная пока не заполнена, так что пошёл вон, — фыркает Меф, чтобы посетитель убрался, и опускает голову, всё-таки ослабляя хватку и позволяя Даф отстраниться. Вдохнуть, в конце концов. — Ты словно навыки растеряла… Что за взгляд?       Дафна тяжело выдыхает, пока головка лежит на её чуть высунутом язычке, и ничего не может ответить, так и глядя с неугасающей надеждой в глаза Буслаева. Быть может, он мог бы остановить того стража мрака, сказать ему, что им незачем новые пленные, и отпустить их… Однако она натыкается на очередную недобрую ухмылку, которая сопровождается коротким смешком.       — А я ведь не держу тебя здесь, — произносит он задумчиво, поддаваясь бедрами вперед и поддразнивая самого себя тем, что упирается головкой в нёбо, но дальше не проходит, видя, как напрягается светлый страж в ожидании дискомфорта. — Ты могла сбежать, Даф. Но не делаешь этого. Знаешь, мне одновременно и нравится твоя слабость, и раздражает то, как ты легко ей поддалась… Твоя любовь ко мне похожа на болезнь, а ты так слепо ведёшься на это.       Дафна жмурит глаза, отчего влажные ресницы чуть слипаются и разлипаются, и вновь давится, кашляет, когда Буслаев резко насаживает её ртом на стояк. И уже сейчас он поднимается с трона, вынуждая приподняться и девушку, чтобы с помощью обеих рук установить быстрый, рваный ритм. Не обращая внимания ни на то, как она сжимает ткань его брюк, ни на то, как она мычит или кашляет от боли, Меф ускоряется. Ускоряется и чувствует, что вот-вот кончит, но вдруг толкается до упора, держит девушку силой несколько секунд и отстраняет её от себя.       Дафна заходится в кашле, пока влажный орган ложится ей на лицо, и жадно хватает воздух раскрытым благодаря кляпу ртом. Она не понимает, почему юноша не кончил, но догадывается, когда тот грубо дёргает её за волосы, заставляет подняться и встать на чуть подрагивающие ноги.       — Руки на трон, — звучит голос в приказном, тяжелом тоне.       Дафна не хочет этого. Но как она может воспротивиться толчку, подтолкнувшему её к трону и вынудившему упереться руками в сидение?       Несдержанно охнув, девушка рефлекторно приподнимается, но ладонь, давящая на поясницу, вынуждает выгнуться, и теперь она стоит в коленно-локтевой: согнутыми в коленях ногами на полу, а выпрямленными руками — на сидении трона. И это положение кажется неустойчивым, но подумать об этом Даф не успевает, ибо Мефодий прикасается к ней впервые за весь день. Она замирает, чувствуя настойчивое прикосновение к промежности сквозь тонкую ткань белья. Юноша проводит пальцами по трусикам, давит, проталкивает полоску ткани в щелку и трёт. Девушка мокнет, и Буслаев избавляется от трусиков, тут же вставляя в уже не девственное с момента начала его правления лоно. Пальцы вязнут в смазке, а светлый страж тихо выстанывает, опуская голову ниже уровня плеч.       И этого Мефу хватает для того, чтобы обхватить член у основания, шлепнуть им по влажным половым губам, вызвав едва заметную дрожь у партнёрши, и скользнуть всё ещё мокрой от слюны головкой по дырочке. Юноша наслаждается тем, как вздрагивают узкие, хрупкие девичьи плечи из-за его внезапного толчка, и сдавленно охает, когда стенки влагалища тесно обхватывают его ствол.       — Держись на ногах, — произносит Буслаев, обхватывая ладонями узкую талию и толкаясь до упора. — Я позволил тебе держаться на руках, а тебе и этого мало? Разбалованная девчонка.       Даже попытаться что-то сказать не выходит, потому что Меф тут же начинает движение. Как резко, глубоко и беспощадно толкался он внутрь узкой глотки, столь же резко, глубоко и беспощадно толкается он внутрь узкого, сжимающего его член лона. Одной рукой парень давит на спину чуть выше крестца, а пальцами второй сжимает упругую ягодицу, чуть оттягивая плоть и наслаждаясь. Наслаждаясь видом исчезающего до основания стояка внутри горячего тела, наслаждаясь пошлыми шлепками кожи о кожу, наслаждаясь звуком звякающих цепочек на раскачивающихся утяжелителях, что не были сняты с груди. Он привык к этому. Привык к покорности безнадежно влюбленной в него светлой, к её телу, жару, стонам.       А Дафна привыкла к Мефодию. И она послушно принимает его в себя, стонет, чувствуя глухую несильную боль при каждом ударе твердой головки о стенку матки. Слюна течет по припухшим губам, по подбородку и ниже по шее. Эта боль в купе с болью, вызванной прикрепленными к соскам гирьками, порождает усилившийся жар, всё новые волны возбуждения. Мучительного возбуждения.       — Хочешь кончить? — спрашивает Буслаев и, подхватив девушку под колено, закидывает его на подлокотник трона, отчего поза становится более неудобной, а Даф почти упирается лбом в его спинку. — Знаю, что хочешь. Но не можешь, верно, милая?       Парень цепляет пальцами край ошейника и тянет девушку на себя, напоминая ей о сути этой кожаной черной игрушки. Дафна измученно постанывает, сжимается, течёт, но дойти до столь желанного оргазма не может: магический ошейник, снять который было нельзя, попросту не позволит ей кончить без словесного позволения Буслаева. И он довольно, злорадно усмехается, слыша, как мычит девушка и как срывается на скулёж, когда он резко меняет ритм. Теперь Мефодий сжимает ладонями покрасневшие ягодицы, трахая бедняжку в невыносимом темпе, пока она вжимается щекой в мягкую спинку трона и заходится в жалобных стенаниях.       И даже в такие моменты Даф верит в то, что свет не до конца покинул его. Даже сейчас, когда трение сопровождается невыносимым жаром и физически ощутимой близостью к пику, она верит, что Буслаева заботит получаемое ею удовольствие. Ему не всё равно, и светлый страж упорно верит в это, всхлипывая от переизбытка чувств и ощущений.       — И умолять не можешь, — продолжает глумиться Меф, хватая крепче Дафну за бёдра и практически насаживая её на себя.       Он доводит обоих до состояния, вот-вот готового вылиться в яркий, полноценный оргазм, и замедляется, дабы отсрочить момент. И теперь удовлетворённо наблюдает за мелкой дрожью в теле девушки, ощущает, как сильно она сжимает его мышцами внутри, и всё же вновь набирает скорость, готовясь подойти к концу.       — Так и быть, — утробно мурчит Буслаев. — Сожми меня посильнее. Покажи, как сильно хочешь. Да, во-от так… Давай, кончи, Даф. Кончи от того, как тебя дерёт повелитель мрака.       Стоит ему разрешить, как Дафна срывается на более громкие, откровенные стоны и мгновенно сжимается сильнее. Сбитое, аритмичное дыхание сопровождается полны мышечным напряжением. С каким облегчением она кончает, блаженно выдыхает в протяжном стоне, и стенки влагалища сокращаются в оргазменных судорогах.       Это доводит и Мефодия. Он вдыхает сквозь сжатые зубы, рычит, толкается резче и выплескивается прямо на прогнувшуюся по инициативе самой девушки поясницу. Парень сминает ягодицы, шумно выдыхает, облегчённо усмехается и скользит стволом между красных, саднящих от бесконечных шлепков плоти о плоть и сжатий булочек. Дафне безумно жарко, её щеки горят, но не только от грубого секса, но и от стыда.       — Свободна, — хмыкает Буслаев, выпуская девушку из рук и с очередной ухмылкой наблюдая за тем, как она обессиленно падает на трон и пытается привести дыхание в норму. — Тебе, наверное, ужасно жаль, что очередной секс не пробудит во мне сострадание? Или милосердие с совестью? Хм, а может, тебе стоит поплакать, чтобы разжалобить меня?       Даф сглатывает слюну и сдерживает всхлип. Она не станет плакать только из-за того, что он так сказал. И даже если слова звучат с безразличной издёвкой, она вытащит кляп, приведёт себя в порядок и снова заведёт разговор о совести Мефодия. Затем он снова нагнёт её, трахнет, а после она снова попытается. И так день за днём, пока не получится…