Нас называли бандой.
Мы представляли из себя то, что многие люди понимают под словом "подростки". Будто бы все трудности и причуды подросткового возраста со всего света были собраны в трех людях. Трудности, причуды, а также буйства, приколы, бойкоты, споры, непослушание, ссоры с родителями, местами замкнутость, но не со всеми. Все это были мы.
- Итак, начинаем соревнование, кто громче хлопнул дверью, когда ему сказали, что не купят новый плакат, "и так места мало".
- У меня тогда кружка с комода упала и разбилась.
- У меня гитара в углу задребезжала.
- У меня отец с работы прибежал, сказал, что у них в больнице пациент только что в себя пришел, три года в коме лежал.
- Безоговорочно, Син.
Друзьями мы были такими, каких ещё стоит поискать. Дружили с самого первого класса. Как увидели друг друга на линейке, так и поняли, что предназначены друг для друга.
-Дочь, я тебе подругу нашла.
-М?
-У нее, по-моему, даже больше металла и нашивок на кожанке, чем у тебя.
-Тогда купи мне новый чокер.
-Только через мой труп.
-Хорошо, я подумаю над вашим предложением.
-ДОЧЬ!
-Да, мам?
Общались только особыми знаками и шифрами, которых не понимал никто, кроме нас. Прямо на уроках обменивались записками, не боясь, что учителя прочитают. Взрослые лишь пожимали плечами, не разобрав, что к чему в этой странной бумажке. Мы же, конечно, понимали все.
- Чай,
Тортик,
Огурчик,
Водичка,
Пиво,
Ягоды,
Тарталетки,
Омуль,
Маринад? Ужасное сочетание, Эми. Что в пятом? Три с половиной.
-Спасибки.
Наши, собственные шутки, часто сводились до одного слова, внезапно услышав или сказав друг другу которое мы начинали безудержно смеяться, заставляя прохожих подумать, что мы были сумасшедшими. Впрочем, нам было абсолютно все равно, что люди думали о нас. Нам не нужен был больше никто, кроме нашей компашки.
-КУРТКАбейн.
-Куртка.
*взрыв смеха на задних партах*.
Даже имена у нас были подходящим друг для друга - Эми, Бетти и Синтия (битломанам привет). A, B и C.
-Сколько раз нас "величали" алфавитом, Бет?
-Сейчас принесу калькулятор.
И, конечно, у нас была общая страсть.
Музыка. Мы готовы были слушать музыку месяцами напролет неотрывно. Просто собирались около проигрывателя и смотрели, как завораживающе безостановочно вертится пластинка.
- Моя муха быстрее проехала круг.
- Конечно, ты ведь посадила ее ближе к центру.
- Это ничего не значит.
- Это значит учи физику, дорогуша.
- При чем тут физика?
- Да без понятия.
А пластинок у нас было действительно много. У каждой из нас. В школе мы решали, у кого встречаемся грядущим вечером.
- У моего папы завал на работе, он может убить всех, кто приблизится.
- У нас мама ремонт затеяла.
- Сииин?
- А у меня брат заболел.
- У тебя нет брата.
- Блин, думала прокатит.
- Вот и отлично, значит, решено.
А остальные тащили целый мешок "пищи для проигрывателя и меломана". Мы любили слушать музыку именно на пластинках. Это приносило, по нашему мнению, какую-то особенную, таинственную и в то же время манящую атмосферу, в которой мы сидели, естественно, предварительно заперев на замок дверь, чтобы ненароком никто из родителей не ворвался и не нарушил нашей идиллии.
Да и слушали мы, конечно, не абы что. Хотя четкого вкуса в музыке у нас не было. Просто называли это все одним словом "рок". Прижилось, и все. Даже если по жанру это был совсем не рок, как, например, Майкл Джексон. Любили и поп, и метал, и гранж, и глэм, и панк, и, естественно, рок - и зарубежный, и русский. Это был Майкл, Modern Talking с ABBA, Nirvana, Linkin Park, Metallica, Scorpions, Green day, The Beatles, Queen, Виктор Цой, Король и Шут... Бесконечное количество жанров, поджанров и, собственно, групп.
- CCR.
- Creedence Clearwater Revival?
- Скоро Controlnaya Rabota.
- ЭП.
- Элвис Пресли?
- Нет. Это Пи... Окей.
Не знаю, можно ли сказать, что выглядели мы соответствующе тому, что мы слушали, но одевались и красились мы стопудово не так, как все. Вообще, у нас в классе было только исключительно два цвета теней - ярко-ядрено-блевотно розовый и черный. Как можно догадаться, никакие оттенки розового мы не переносили. Зато очень любили красить волосы друг другу. Краситься приходилось дома самим, потому что денег на парикмахерскую родители не давали, да и вообще не одобряли наш внешний вид.
Мы просто обожали кожанки, ремни, чокеры, браслеты-напульсники, высокие сапоги... В общем, выглядели как "типичные рокеры".
- Девочки, я купила нам всем краску в баллончиках.
- У меня есть что покруче.
- Что?
- КРАСКА ДЛЯ ПРИНТЕРА! Чернее любого баллончика!
- Распаковывай, чего стоишь!
Нет, мы не постоянно ходили с угольно-черными волосами. На самом деле, цвет волос был еще одним критерием, по которому мы друг другу идеально подходили. Я, Эми, была чистой блондинкой. У меня были длинные прямые светлые волосы. У Бетти волосы были ярко-ярко рыжими и ниспадали на плечи причудливыми завитушками, в которые все так любят обычно тыкать пальцем, как у Мериды из диснеевского мультика. Синтия же была брюнеткой с "плотным", насыщенным каштановым цветом волос. Многие люди всегда восхищались нашими шевелюрами и негодовали, когда мы красились. Но нам было все еще абсолютно до лампочки.
Но самое главное, что нас объединяло - да-да, даже больше музыки - это приятное ощущение свободы внутри, когда мы были вместе. Если по отдельности мы иногда стеснялись чего-то, пугались того, что нас могут отругать, назначить наказание и потому следовали правилам, то когда мы собирались вместе, все это будто бы мигом улетучивалось. Где-то это даже могло попахивать анархией, мы тогда не задумывались. Мы становились еще более безбашенными и буйными, а инстинкт самосохранения сразу же исчезал. Мы могли гулять допоздна, даже до утра следующего дня, мы могли залезать на крыши и прыгать с них, мы могли кидаться камнями друг в друга и забрасывать глиной всех тех, кто подходил к нам со словами "Ну вы же девочки". Не боясь, что матери запрут нас дома до конца лета, что отберут гаджеты, что запретят общаться друг с другом. Знаем, проходили. Столько раз уже говорили нам, что плохо влияем друг на друга. Просто мы понимали, что поодиночке мы станем никем и потеряем все счастье в жизни, которое было. Мы мечтали прожить так всю жизнь, делая то, что захочется. Не работать, а если и работать, то только там, где действительно нравится. Всегда в ужасе убегали мы от тех людей, которых окрестили офисным планктоном - с кислыми минами, скучными и однообразными занятиями и "прекрасной" перспективой умереть где-нибудь в одиночестве, потому что кое-кто не успел даже найти себе пару, впахивая на скучной работе. Решили, что никогда не станем такими. Деньги не стоят того, чтобы превращать жизнь в однородную текучую массу непонятного цвета без начала и конца мучений.
Эта свобода была символом нашей бесконечной дружбы. Ее нельзя было как-то охарактеризовать или описать, это просто было то, что витало в воздухе между нами и вызывало ощущение незаменимой легкости и радости. Как бы это странно ни звучало, хотелось взлетать от того, что, казалось, сейчас можно делать абсолютно все.
А больше всего на свете мы ненавидели собирать волосы. Да-да, из всего, что можно ненавидеть, мы выбрали именно резинки и расчески. Мы считали, что это противоречит нашей свободе, в принципе, так оно и было. Мы были полностью убеждены, что анархия - жизнь без правил и против системы - уж совсем не сочетается с аккуратными хвостиками, косичками и пучками. Мы могли ходить по улице, то и дело сбрасывая назад лезущую в глаза челку, волосы могли мешать нам заниматься обычными делами, но даже тогда мы бы ни за что в жизни, слышите, никогда, не нацепили бы даже ободка. Конечно, были выговоры. Конечно, грозились исключить из школы. Конечно, вызывали родителей. Но кому выгодно исключать учеников из обыкновенной дворовой школы, когда даже мы с нашими принципами жизни, расставляющими приоритеты явно не в пользу выполнения домашнего задания, учились лучше практически всех остальных ребят? Правильно, никому. Так мы и проучились до конца школы.
А что потом?
А что обычно бывает потом? Потом родители отправили нас в разные вузы. Образование же намного важнее крепкой многовековой дружбы, правда? Я отправилась в Москву, в чем не было никакого смысла, ведь особых способностей у меня к учебе не было. Бет уехала в Санкт-Петербург, в один из лучших университетов, и, надо сказать, заслуженно, ведь она умудрялась учиться даже с нашими вечными гулянками допоздна и пропусками школы. Син же осталась здесь, в нашем маленьком городке, потому что у нее с обучением было все еще хуже чем у меня, и за границей она была даром никому не нужна.
- И почему биография музыкантов всегда запоминается лучше, чем формулы по алгебре?
Естественно, мы общались. Звонили друг другу при первой же возможности, писали смс, отправляли посылки с подарками на День рождения. Приехать не было ни времени, ни денег. Четыре года обучения в университетах пролетели незаметно за нетерпеливым ожиданием возвращения на родину и встречи с лучшими друзьями. Но не тут-то было. Оказалось, что "жизнь только начинается, что возвращаться в наш крохотный городок нет смысла, и что езжай-ка ты работать в Париж". Ну что, круто. Она уже мне и работу нашла. Замечательно.
А может, не так все и плохо? Зарплата вроде неплохая. Должность - что-то вроде дизайнера, как раз нужно включать фантазию, все как я люблю. Единственное, что меня держало здесь, это...
- Мам, а девочки не приезжали?
- Я их не видела.
- Странно.
- Не пробовала позвонить?
- Звонила. Они не отвечают. Похоже, номер телефона поменялся.
- Ты пока езжай. Если они объявятся, я тебя обязательно наберу.
Я вздохнула.
- Ладно. Все равно спасибо.
***
Все, что я запомнила за эти пару дней пребывания в Париже - это то, что здесь ужасно грязно. Везде лежат какие-то мусорные мешки, валяются грязные бутылки и обрывки непонятных бумаг... Как будто здесь не убирались лет сто... Ну блин, это же столица! Могли бы хотя бы мусор собрать. К ним же туристы со всей планеты съезжаются! Эйфелева башня? Да ничего особенного, у нас водонапорная покруче была, с нее можно было прямо в реку прыгать. Лувр? Лувр - да, Лувр - вещь! Правда, возле Моны Лизы такая толпа, что уже как-то и не хочется никакую Лизу смотреть...
Понедельник. Оказывается, час пик бывает не только в транспорте, но и на улицах тоже. Самая главная улица столицы Франции - Елисейские поля, буквально кишела людьми. Все куда-то спешили, а тех неповоротливых зевак, что останавливались и собирались сфотографироваться с Триумфальной аркой, мгновенно сбивали с ног. А я между тем шла устраиваться на работу.
В начале сентября на улице еще будто стояло лето, солнце палило нещадно, было очень сухо, и тротуары, и дороги покрылись мелкой песочной пылью, которая вечно лезет в глаза и стоит столбом, когда вокруг много людей. Так было и сейчас. Мимо меня с шумом промчался велосипедист. Я крепко зажмурилась и зачем-то изо всех сил чихнула. Открыв глаза и вновь устремившись вперед, мне показалось, что в толпе мелькнули какие-то знакомые лица. Я пригляделась. Так оно и было. Это были Бетти и Синтия! Наконец-то, а то я уже боялась, что мы долго еще не сможем встретиться, а они, оказывается, тоже здесь, в Париже! Я ускорила шаг. Перейдя на бег, я мигом подскочила к ним и хотела обнять, пока они еще не поняли, кто это, но тут же остановилась как вкопанная. Нет, такого не может быть... Нет-нет-нет...
Я пошатнулась и чуть не упала прямо на мостовую. Я уже не помнила, как ко мне подбежали Бет и Син, как они подхватили меня под руки и отвели в тенек, на скамейку, как принялись расспрашивать, что случилось... Я еще раз молча и внимательно оглядела подруг. Так и было. Мне не показалось. Длинные каштановые волосы Синтии были заплетены в тугую французскую косу, а Бет... Просто немыслимо... Бет выпрямила свои чудесные изящные кудри... И постриглась под аккуратное офисное каре.
Пару минут я не говорила ничего, лишь пялилась на прически девочек. Те в свою очередь, похоже, поняли, куда я смотрю и начали смущенно переглядываться между собой.
- Эми?
Я не ответила. Медленно опустив голову, я уставилась в землю.
- Эми? - снова повторила Син.
- П-почему? - только и могла выдавить из себя я, не поднимая взгляда.
- Так надо было.
Я ошарашенно взглянула на нее.
- Надо было, значит? Зачем же?
- Ну, нас не приняли бы на работу...
- А где вы работаете?
Девушки снова запнулись.
- Вон в том высоком здании.
- А должность?
- Менеджеры.
Замечательно, просто замечательно.
- Вы хотели там работать?
- У нас не было выбора.
- Выбор есть всегда... - у меня задрожали губы. Мне вдруг стало очень страшно смотреть подругам в глаза и что-либо им говорить. Что еще изменилось? Что еще из того, что мы копили в себе годами они разменяли ради посвящения в ту массу людей, которые не оставляют после себя никаких следов на планете, лишь кучу переписанных бумаг, да пару никому не нужных подписей? "Нас не приняли бы на работу..." Значит, надо было найти другую работу, где нужны именно такие люди, как ты, где твой характер приветствуется, а права не ущемляются...
Раньше мы были безбашенными, буйными и неординарными, а сейчас? Что я вижу сейчас? Пару людей, таких же, как все, совершенно обычных. Они не выделяются из толпы, на них даже не обращают внимания. Наше мировоззрение, наши взгляды на жизнь, наши мечты улетучились, будто это был счастливый сон, который надолго остается в памяти. А я? Я все эти годы бережно хранила в себе тепло дружеских сердец, то, чем мы жили, о чем мы думали и чем дышали. Я все еще мечтала жить без правил, как раньше, не подчиняться никому и уж точно не стричься по первой просьбе какого-то левого начальника. Мне всегда казалось, что внутри, на сердце, у меня выгравирован символ анархии, настолько это состояние души мне казалось правильным и единственным возможным. Я осталась такой, какой была с первого класса.
- Понимаешь, Эми, в жизни не все так просто...
- Только не пытайся говорить со мной как моя мать! Мне и так этого достаточно! Если бы вы хотели остаться такой, вы бы остались. Похоже, вы этого просто не хотели. Мне не понять, простите.
Все наши жизненные принципы былого времени будто незаметно просочились сквозь пальцы, ускользнув между камней. Для меня это было предательством. Я не понимала, как можно жить, подчиняясь кому-то, по чьим-то правилам и под покровительством. Как можно делать не то, что тебе хочется? Как можно слушаться кого-то, боясь высказать свое мнение и быть будто верным псом, всюду следующим за своим хозяином?
А ведь нас еще называли бандой.
***
Наверное, здесь нет хорошего героя, как нет хорошего конца. Есть только три лучшие подруги - две реалистки и одна девушка, навсегда оставшаяся с мечтами ребенка и со стремлением жить без правил.
