Стрелки Часов

      Если вы представите себе огромный материк, что простирается больше чем наших два, то это и будет Севасвятые Земли. Великие и необъятные, словно всё это большая Европа в темные века, непроглядные и страшные, как темный подвал с надобностью спуска.И тогда человечество познало ненависть того, кого оно оскорбило своим невежеством.Карл Эмбер Второй поднял восстание на объединение всех народов, всего материка и неизведанных островных территорий. Эти войны шли так долго, что неизвестно откуда все стартовало, но известно что потомки Эмбера Второго, что звались как и он, продолжали его дело не хуже. Как всё было объединено, власть стали разделять между семьями военных и успешным политиков тех временем, стараясь сделать так, чтобы только сильные люди могли править, но под четким надзором и контролем. Карл Эмбер Второй Двадцать Второй застал времена бурления социальных масс, когда народ устал от вечного издевательства чинов, восстания существовали всегда, но на его век выпала самая ужасающая из любой предыдущей - Корсанская,Лазинская,Дазанарийска, ПоследовательскоЗенЗиданская, Маразанская, Святая Революционная Война. Регионы с национальной ставки поднялись, миллиарды людей встали на эту войну, но и революция закончилась через пару лет. Этих двух лет хватило на полное испепеление и изничтожение ресурсов, мир не стал пустотным или погребенным, но острая нехватка, буквально, плодородной земли сыграла ощутимую роль. В эти страшные времена существовал район Энгельсов, он находился в регионе Тиасопль. Владение семьи Энгельсов распространялись на многие километры, сам род был знатных военных, хотя это и стерлось в свое время и они перешли на наемнический труд. Династия их запутана, но по итогу есть два четких наследника: Юнеро Энгельс и Эрл Энгельс,которые являются прямой кровью Ситина Энгельса и ИнесситыДерок. По ныне, Инессита погибла при обрушении здания администрации, а позже Ситин нашел себе юную (уже к слову нет, но то было так давно) Бэллу Кэрсин, дочерь рода Кэрсин, что был захвачен Энгельсом, когда тот переживал не лучшие годы после смерти жены, Он пощадил её и взял к себе в жены. Для других из семьи это стоило дорого, так как Бэла оказалась не глупой аристократкой, а умной и хитрой девушкой, что невзлюбила внутри весь род Энгельсов. В их поместье, перед «ночью Стрелок», на втором этаже, за двумя ламинированными дверьми сидела на краю огромной кровати Юнеро, девочка лет семи. Сама она выглядела как лиса, четкое и не пухлое лицо, слегка прикрытые серые глаза, тонкие губы и такой же нос, что слегка загибался вверх. Фиолетовые прямые волосы, достающие чуть до плеч и темное детское платье в горошек, на шее плотно подвязан чокер, бархатный и с сапфиром посередине – такое, по словам местных слуг, выглядело чересчур мило, словно отвлекающий маневр для усыпления бдительности окружающих. Жизнь с опытной лгуньей Кэрсин, заставила ту ощутить надобность в ожесточении сердца, ударившись в литературу жестокую, прямую и холодную, изредка почитывая стихи знаменитых «Папских Романтиков». Влияние агрессивной среды вывело в ней черту скептицизма, заставляя сомневаться во всей правде, что помогло избавиться ей от наивности, чуять и осознавать тонкости взрослой лжи. Замкнутость и уход от реальности для обращение к своему «Я» слегка плохо на неё влияли, но лучше чем внешняя среда (с её же слов). - «Посредством воли своей и смерти своей прошлой, я буду объяснять всем вам, низшим, суть. Стрелки часов вам будут в помощь. Семьи всех семей и королевств, моих регионов и подконтрольных мне территорий обязаны выдвигать ради их же собственных интересов кандидата, полностью вашего рода и полностью от жены и мужа династии, что исходят от линии семьи. Кандидат и будет руководить войной от своей стороны, позже – всем миром. Я унаследовал вам то, что вы давали нам на протяжение всех веков – знание войны и революции, так боритесь же за своим места и страдайте, как страдали все. Коль вы, сукины дети, захотели власти, держите её войною в длину всех ваших восстаний людских. И тот унаследует её влапища, что убьет всех кандидатов других семей и регионов, или кандидата вы лишите всей семьи, ведь мертвый род, это бремя и метка. Одна семья, из сотен, тысяч, мне неважно, эта ужасная и порочная власть достанется ей и будет править так, пока другие не взойдут на её место. Но, не хочу я видеть как опять сольется всё то в бред, на это я устанавливаю, семьи идут как мишени, а указателем – Стрелки часов. Каждый час, есть каждая семья, две каждых семьи, три, но не являются всеми сразу, лишь после того как останутся три семьи это правило уходит, воюйте как хотите,. Это мое вам указание и завещание, недовольных расстрелять или сослать в Ад, к чертям. Подпись: Император Всея Мира, Карлъ Фон ЭмберII – XXII” - причитывала это девочка шепотом, ругаясь и шипя, выказывая всё недовольство текстом. - Чертов безумный старик… после своей смерти оставил после себя ужасную историю, а потом и полмира в хаос войны погрузил! Ах! Письмо это почитают аристократы с явным чванством, хранят в музеи, да плюнуть на него и разорвать! - даже столь громкое заявление она процедила полу-шепотом, боясь что её услышат. «Расстреляют или сдадут в рабство меня, за такие слова, но как же быть?» - размышляла Юнеро, с отвращением раздумывая о нынешней семье. - Да и какие же сейчас правят то?Иставальцы? Небось на Двадцать второго вздыхают томно, на портреты любуются? Фанатики безыдейные! – это был обычный сеанс вымещения злости, по причине того, что внизу шел прием других семей перед войной, словно им требовалось собраться вместе, перед тем как резать спины друг друга. Это требовалось чтобы не проявлять эмоциональность и презрение внизу, Энгельс младшая знала о том, что ей придется появиться внизу, её ждали гости, так как считали будущей принцессой семьи. Титул девочке не нравился совсем, словно тот подчеркивал исключительно глупость и целомудренность носителя, но не его личные качества, как ярлык. – Аргх! За что мне все это? Почему не то, как в «Искуплении дерева»? Где все те, кто как Орагой? Те, кто не может смириться с несправедливостью этого беспросветного мира? Девочка убрала книгу под кровать, желая поскорее забыть о том, что она прочитала, стараясь не зацикливаться на бреднях прошлого, которые отражаются поныне. Спасение души лежало в уединение от вечных походов к другим семьям, светским вечерам и публичных казней, к которых Энгельс младшую приучали с раннего детства, ожидая её понимание продолжения будущего дела семьи. Контакты с другими детьми заканчивались намного хуже, Юнеро не выносила их и старалась делать вид что тех не существует, изредка уделяя внимание совсем уж отдельным личностям, по типу Матапа Сэдрова, но это лишь отступление от правил. Многие дети изначально представляются чрезвычайно избалованными, бывает и до дрожи жестокими, из – за изначальной привязанности к родительской (чаще всего преступной) деятельности, подразумевая закончить их дело династии. Но под кряхтение и шипения, в комнату девочки зашел камердинер двадцати семи лет, с еврейскими чертами (хотя евреев здесь называли «Лазанийцами», так что лучше исправиться), Лазанийскими чертами лица, сам был тощий и высокий, со слегка трясущимися руками, пока тело плотно облегал фрак, в кармане, на груди которого лежали часы. Его тон был в нос, пока при разговоре он поджимал губы. - Миледи Юнеро… – даже несмотря на свое положение в семье, единственного кого он боялся, была эта девочка, ощущая как её маленькие и выразительные глаза изрезали его. Энгельс резко перестала бить подушку и моментальное притворилась что ничего этого не было, присев на край кровати вновь. - Слушаю, - это напугало Лазанийца еще больше, поскольку произношение её было таким, словно это не было обычное «слушаю», это была прямая угроза, но легкая улыбка и прикрытые глаза успокаивали его, сбивая ощущение опасности. Мужчина поклонился и протянул руку на дверь выхода, стараясь не пересекаться взглядом с наследницей. – Чего надобно, Домад? - Ваша мачеха настояла на том, чтобы вы спустились вниз и показались, поскольку она считает неприемлемым ваше отсутствие, госпожа. Гости ждут только вас. Юнеро вздохнула, размышляя над надобностью этого движения, но выбора изначально не было, иначе вышло бы гораздо хуже. Она вскочила и аккуратно встала на носочки, обходя слугу, выход был перед её лицом, выход на святилище разврата и лжи. А улицы тихие, мертвые и темные. Никого не было, все боялись зимы, все боялись некого человека, что как центр действия не дает разрастаться преступности в районе Энгельсов. Ходить одному было опасно, группой еще опаснее, чем больше шума – тем сильнее была отдача от «героя», о нем даже писали в газетах, но истина происхождения остается закрытой. «Военный и наемник, человек которому нечего терять» - так обзывала пресса данное бедствие, хотя никто даже лица его не видел. Но никто не хотел с ним разбираться, эта та справедливость, которую Энгельс младшая не поддерживала, отрицая «руки в крови», поднимая вопрос цикла насилия и бесполезности таких методов. Но никто не слушал бы её, обычную и зазнавшуюся аристократку школьного возраста. Многим легче следовать традициям, словно они единственный вариант выхода из отчаяния, никто кроме прогрессивных писателей и безумцев не старался критиковать и мешать. Простите всех людей, что пытаются оправдать эту мерзость, словно общие суды не помогают ничему, хоть это и правда. Эту реальность покрывает невидимая нить курков, по нажатию которых все сходится в единое место, этот курок был нажат сегодня. Щелчок. Тихий и яркий, глаза у неё заслезились, это как начало сна. Юнеро стояла посреди огромного банкетного зала, сотни глаз начало преследовать её, стараясь выбить из колеи. Им удалось. Пробил холодный пот, что скрывался за короткой челкой, ни одного духа не хватило бы, чтобы заставить себя взглянуть в ответ. Столы выставленные в ряд с разных сторон, покрытые белоснежной скатертью, где через каждых четырех гостей поставлены подсвечники, хотя весь зал освещали банкетные и роскошные светильники .Алкоголя было больше чем еды, никто не стеснялся сокращать его запасы, поскольку для каждой семьи, что находилась здесь, времена настали тяжелые, такие «пиры» давали ощущение богатства и превосходства.Народ разношерстный: семьи победнее пришли в праздничных костюмах, все по форме и стилю, пока семьи побогаче наоборот оделись менее презентабельно, выражая понимание насчет их богатства и отрицали выставочный показ. Сделалась нереальная тишина, ощущение единоначатия у каждого вызывало смешанные чувства, просто каждый в зале понял: «Сейчас стоит помолчать» - вот такое пронеслось в голове почти у всех, кто не проникся этим чувством, начали следовать за большинством, итогом стало всеобщее молчание. Это лживые уступки этики, когда ничего святого ни в ком из них не осталось. - Спасибо! – тонкий и мягкий голос прорезался среди массы людей, на всё помещение скрипнул стул, отзываясь эхом в ушах девочки. Кэрсин обошла легкой походкой огромный стол, кивая по пути всем, кто обращал на неё внимание. На ней было длинное платье, с открытыми плечами и глубоким вырезом, из атласа. Правую руку закрывала длинная и тонкая перчатка до плеча, шею подчеркивала цепочка, на которой был вставлен изумрудный камень. На плечах висел толстый и тяжелый пиджак. При взгляде на неё кровь сворачивалась, взгляд был холоден, пока улыбка широка и добра. - Спасибо всем, кто пришел или не пришел, это важный момент для каждого из нашей семьи! – последние слова были словно выдавлены из груди, с тонким оттенком яда. Этот яд отравлял слух каждого, от чего Юнеро стала злиться и сжимать тонкие ладошки в кулак, стараясь прикусить губу, но все время прекращая из – за боли. «Чушь экая!» - процедила себе под нос девочка, выдыхая с тяжестью. – Вы бы знали, как тяжелы последующие войны за правление… каждый раз мое сердце содрогается от осознания, что стоит опять мятежу подняться и некому будет защитить наш дом! Бедный Ситушка давно перестал возможность говорить, так сложно желать ему здоровья, когда я вижу, как он страдает… Девушка развернулась к Энгельс младшей, взглянув на неё с жалостью в глазах, напускной, каждый мог её заметить и от такого факта поверить в чистоту намерений. Юнеро не смогла взглянуть ей в глаза, оставаясь при своем и просверливая пол взглядом. - Зная бедственное положение, я верю только в одного члена нашей семьи, это в мою молодую дочь Юнеро Энгельс Младшую Ситин, многие из вас её знают, многие видят впервые или только слышали о ней. Она прямая наследница, поскольку то желание моего ovse’liva, поэтому она должна взять на себя обязанность в этом году! Как мне не хотелось признавать, но эта ноша упадет на неё. - с настороженностью, Белла встала за спину к Юнеро и положила руки ей на плечи. Тишина оборвалась, только три человека в этом зале поняли, к чему этот монолог вёл, Эрл Энгельс вернулся с военной школы для контроля над ситуацией в семье, зная бледную вражду между хранительницей и «малым углем». Тишина прервалась остро, удар по столу с криком развернули всех в другую сторону. Сам Эрл был высоким юношей со светлыми волосами, его можно сразу обозвать истинным Тавтанцем, волосы густые, ярко – голубые глаза которые подчеркивал небольшой лоб, нос был острый и узкий. - Да что же такое! – он вскочил, отбросив стул на пол, и расталкивая людей стал пробираться до центра, где стояла сестра и мачеха. – Что же не так, Эрлушка? – вопросила с удивлением Кэрсин, положив руку на грудь, высматривая его с широко раскрытыми глазами. - Она даже от молока не отвыкла! Ты хочешь её послать на эту мясорубку? Да как такое вообще в голову такое может прийти? Взгляни на неё, она же вся бледная! – сцена начала пугать и гостей, но хуже всех было девочке с сапфиром на шеи, она видела свое будущее, и впервые смерть пугала больше всего, чем когда либо.Не напрасно, ведь есть запрещенная тактика в этой «игре», её порицают многие семьи, но знают еще меньше, поскольку насчет её законности идут споры по сей день. Детей, что достаточно умны и могут хотя бы считать, отдают как кандидата – позже убивая или заказывая убийство, такое избавляет семью от войны, из которой не сбежать.Эрл узнал о такой стратегии от местного офицера, у которого убили младшего брата, но он отчаялся пытаться что либо с этим сделать, поэтому поведал как узнал, что у него есть младшая сестра.Юнеро узнала так же от Эрла чуть позже, буквально полгода назад. Сердце остановилось, не хотело качать кровь, ведь смешно казалось это всё? Пока у человека забирают силой человека, они начинают театр. «Толпа начинает верещать, мачеха не может смириться с этим» «Кэрсин» - Не моя вина! Вина отца, что пожелал себе сильную наследницу, да как так можно говорить мне, когда я сама отрывая от сердца прощаюсь с ней! «И теперь Эрл» - Прощаешься? Ты уже готова принять её смерть?! Как так может быть, бесчеловечно и ужасно! Ты о ней подумала?! «Кэрсин с язвительностью, впрочем… как всегда» - Я о ней думаю больше всех, как ты не понимаешь! С ней всё будет хорошо, у нас есть чем защищаться! Хватит превращать столь хороший сбор в политику! Но щелчок оборвал представление, захотел вырезать их ссору, очнулась Юнеро сидящей на скамейке в маленьком саду, брат отвёл её подальше от толпы, чтобы та смогла подышать холодным, свежим воздухом. Всё время холодело, так как началась Пурга Могша, скоро настанет зима, которую нельзя будет пережить, не имея дома с дровами. Сын Ситина пощелкал перед лицом сестры, стараясь увидеть свет в глазах, тогда она и проснулась от короткого сна. - Что… - слезы с глаз Юнеро стекали сами по себе, грозясь замерзнуть по пути, Энгельс старший вытер их, поглядывая за спину время от времени. – Не бойся! – воодушевленно заявил Эрл. Он всегда был готов защитить сестру от кого либо, в её глазах он был рыцарем что защитит, не невинный, но и словно раскаявшийся перед Богом. Его улыбка успокаивала, не давала поводов сомневаться в истине. - Я решу эту проблему, от начала и до конца… - девочка, слушая его, медленно кивала и старалась собраться с силами, к горлу подступил тяжелый ком, который не выблевать, ни выкашлять и не проглотить, её немного душило. - Что со мной… что со мн… - она не выдержала, Юнеро вырвало за скамейку, ком вышел и пошли слезы и рыдание, стало впервые страшно. «Мне никогда не было так страшно» - эти мысли следовали за кадрами публичных казней и пыток, как наследница её присутствие требовалось на всех, вопли чужих и вид измученных тел не пугал, пугала возможность оказаться на их месте при любом неповиновение. Эгоизм взял вверх над чувством великого и высокого.Эрл изменился в лице, испугавшись такой реакции, он надеялся что из – за возраста это не пройдет до неё, но ошибка стоила многого. - Ничего не будет! Родная! Ничего! – ему даже не хотелось объяснять почему, парень понимал о безразличие к поддержке фактами, нужно сначала успокоить сердце. Как только Энгельс старший развернулся, его встретила пуля, никто не слышал выстрела кроме сестры, сад был далеко от дома и был окружен сотнями кустов и лазеек. Девочка закричала, но удар в глаз успокоил её нрав, шелковый мешочек был надет на голову. Дальше шел только бред в испуганном детском разуме, но этот бред закончил сон полностью, не осталось ничего кроме реальности. Реальность жестока, яростна, она не будет никого жалеть. На Энгельсом районе, на границе между районами, у самого перехода на главную дорогу к Лазанийии, был магазин кондитерских изделий, который пытались вскрыть пару молодых воров, мальчишки лет пятнадцати, чуть моложе Эрла. - Давай… давай! – лидер группы прошипел, то и дело извиваясь перед замком двери. Услышав такое громкое заявление, напарник ударил его по спине и шикнул в ответ. - Оно никак не хочет поддаваться, это, блять, хорошая идея была вообще сюда идти? – взломщик бубнил себе под нос так быстро, что рядом стоящий парнишка ничего не понимал, кивал и подгонял его пинками в щиколотку. Они промучились еще минут семь, перед тем как замок пал, и дверь в пыльный магазинчик открылась. Они ловко прошли внутрь и принялись за работу, вынося все, что можно было продать на местном «базаре». Вышли они через полтора часа, радуясь и пируя над новым заработком, поскольку никто даже и глазом не повяжет, зная о страхе перед зимой и улицами в такие времена. Правда на выходе, главного с мешком встретил только удар в лицо, да такой, что он отлетел назад и врезался в напарника, который под весом главного пошатнулся и упал назад на ближайшую в стенд. Звук стекла заполонил магазин. Во весь голос затрезвонила сигнализация. Взломщик закричал, проклиная мужчину в проеме за сломанный нос, второй же стонал и держался за руку, Нанесший удар зашел внутрь и увидев что главный пытался достать из куртки нож, подбежал нанеся удар ногой по лучевой. Она хрустнула, почти что лопнула изнутри, в то время как того подняли за грудки и пару раз прошлись лбом по сломанному носу, это практически вырубило вора. - Попались. –голос незнакомца звучал довольно звонко, но и хрипло одновременно. Он откинул парня со сломанным носом в сторону, переходя на его напарника. Собрав осколки от стенда, мужчина прошелся ими по лицу, оставляя глубокие порезы и стеклышки внутри, как стоны перешли в вопли, напавший решил успокоить его, начиная методично бить в лицо, придерживая за волосы. Удар за ударом превратили лицо в кашу, опознать было бы уже невозможно, из раза в раз разнося кровь по всему магазину, только когда ноги мальчика перестали дергаться он перешел на последнего, смотря на зачинщика взлома и поправляя синюю бандану у носа. Последнего выжившего мужчина в бандане поднял за куртку у лопаток, подтянув ближе к витрине. – День у вас не очень. – это должно было звучать как ироничное замечание, но по итогу вышло обвинением. Приложив со всей силы вора к витрине и разбив её на неровные осколки, торчащие из основания. Он обхватил мальчишку у шеи, со всей силы опустив горлом на эти осколки, проехавшись по всей длине витрины. Он не мог ни кричать, ни стонать, ничего, лишь глухие и булькающие звуки из потерянного тела. «Слишком много крови, надо будет штаны почистить…» - мысли человека, что это сделал, совсем отличались от ситуации, он относился к этому более спокойно, хотя внутри тошнило и становилось хуже. Если вы можете назвать его имя, значит вы тот, кто находился в его кругу, для других его имя стало пустым местом, кличка заменила всё что ему дали родители. Но для близких друзей и врагов у него есть полное имя – Джеймсон Замальский ...... ; Мужчина около тридцати лет, взглянув на него у каждого появится мысль о его расовой принадлежности. Маразанцев очень легко узнать по их слегка смуглой коже, карие глаза, темные как смола волосы. Пусть сейчас это и не видно, но лицо его полностью покрыто мелкими шрамами, все они давние, кроме шрама у подбородка и левого глаза, они кровоточат и норовят разорваться. Для него этот вечер из многих других, грохот стычек не шел уже целый год, дела уложились, несмотря на надвигающийся шторм, жизнь шла спокойно и не требовала много. На районе Энгельса он известен как «Тремоло», поскольку история получение этой клички слишком долгая и менее прямая к делу, упустить детали не будет зазорным. Его влияние и давление на все структуры криминальной части и «чистой» довольно велико, он следит за этим районом из – за проживающей здесь подруги Сахи, что является Реконтанткой двадцати семи лет. От родного дома считайте он дальше чем кто либо, другой материк отделяет его от гнезда где тот рос. С места правосудия Замальский отошел, перед этим вынес два тела детишек на улицу и оттерся от крови на перчатках, ближе к парку «Святому Тису», это не то место где можно спокойно посидеть и вид у него, честно говоря, ужасен и испорчен, если постараться можно найти тела и оружие от стычек, что здесь происходили столь давно. Деревья иссохли, милые кустики заменились на шиповники. Когда Джеймсон заселился здесь, то думал о временах года, которые плохо влияют принципиально на местною природу, и как уроженец более теплых земель, ожидал лета для единения с самим собой в расцвете. Каково было разочарование бывшего солдата, год сухости и цветов наступил, а парк не изменился, все настолько безжизненное, что по итогу Тремоло полюбил это место. Сидя на полуразваленной скамейке, мужчина размышлял об этом дне, практически последнем дне перед очередной потасовки аристократии между собой, заказы будут, да только сердце все дальше и дальше от этих дел, тело и разум со временем устают от такой жизни, возраст потихоньку бьет в следующие siroka, словно игнорируя theda. «Сколько забот, сколько дел…» - перечисляя их, становилось немного не по себе от загруженности в такие спокойные дни, размышляя о возможности сократить их вдвое, игнорируя не самые важные. - Ладно, просто домой… - это устроило внутренний мир, откликнулось приятным ощущением. Тремоло встал, отряхнувшись, как резко за кустами кто – то зашумел. Перепугавшись, мужчина достал пистолет из кобуры на поясе, сделав три выстрела. Спустя время, как оглушающий шум ушел , вернулся тихий скулеж. Трудно сказать о мотивации в этом случае, дикий страх и выбитые в молодости нервы дали о себе знать, придется завершать начатое, пока восприятие давало в тошноту еще сильнее, не от вида обстрелянной собаки, скорее от её быстрой кончины без ведомой на то причины, стыда нету, остался страх. Протянувшись за скамейку, тельце билось в судорогах и молило о пощаде, требовалось дать четвертую пулю, но они стоили денег, смерть стоит ничего. - Уж потерпишь, прости… - усталость ложилась тоннами, адреналин с прошлой потасовки и ощущение паники не давало вырубиться на месте. Джеймс порылся внутри нор из которых билась кровь, не ручьем, просто буйно вытекала. Как палец коснулся раны, животное взвыло.Лицо Тремоло скривилось от этих звуков и свело скулы. Ошметки пули и наконечники вышли при давлении, гильзы быстро собрались и Замальский отошел от кустов, продолжая путь дальше к дороге, за которой в двух километрах находится дом. Путь был длинным и медлительным, лишь черный фургончик военного прототипа заворачивал вдалеке во двор, это оживило Замальского, дал ему новый заряд страха и неизвестности, что уклонял его от сна. К удивлению для наемника, через такое большое расстояние, он отчетливо видел лысую, с тупым выражением лица, голову, которая осматривалась каждый раз по сторонам, удерживая револьвер на руле. В мыслях сразу провертелись все варианты развитий события, в такое время обычный люд сидит в домах и молится о хорошем тепле и быстрой зиме, еще чуть – чуть и дышать без респиратора будет опасно. От последних драк и убийств помогают забыть новые, это ощущение которое не сбивается ни водкой, ни наркотиками, только водой и желанием дальше вершить «правосудие», продолжая давить на все мафиозные и внутренние дела аристократских. Вязкое и темное, оно лепится и старается облепить всё вокруг. Это не безумие. Это желание жить.Каждый раз все приходилось повторять, Замальский вставал и каждый год, каждый «стрелочный» год начинал убивать, ради собственной жизни и спокойствия рассудка, хотя он даже не сходил с ума, лишь думал что сходит. Наемник остановился у заворота за дом, что замыкал всю коробку из восьми четырехэтажных домиков, здесь простелены свежие следы от шин. Выбило в себя уже между двумя бугаями, что держали на земле полуголую девочку, с оборванным платьем в горошек и оголенной грудью. Сам Тремоло не мог видеть картину полностью. «Что? Блять, надо будет режим сна наладить, это ненормально, как я тут, нахер, вообще оказался?» - резкие провалы в памяти не сулят хорошему, словно этого не должно быть. При обдумывании вся картина вернулась, ничего страшного и не случилось, для себя, Тремоло просто прошелся до своего жилого блока, завернул за здание и увидел эту сцену. - Вы, обмудки, что тут творите? – злобно окрикнул их Джеймсон, осматривая эту сцену с небывалой широтой зрачков и тряской в руках, которая усилилась от адреналина. – Ты, толстяк с тупым ебалом, отойди и дай посмотреть что вы там укрываете. – он знал ответ. - Слышь, смелый, иди своей дорогой, нам еще один труп не нужен. Риг, ди покажи ему выход к небесам. – Риг Озвальск кивнул, тот и правда отличался заячьей губой и вмятым носом, пока огромное квадратное лицо выражало всю «глубину» личности, хотя в массе и силе ему сложно было уступить. Девочку от взора тот прикрывал огромной тушей, подходя медвежьей походкой к наемнику. Как только бугай подошел, схватив Замальского за воротник, тот в ответ резко загнул ногу и из ботинка достал выкидной нож. В живот Рига стали сыпаться удары лезвием, один за другим, даже когда он вскрикнул и силы начали покидать его, он покатился назад и упал на землю, но мужчина с ножом не отцепился, упал за ним и продолжил бить в живот, пока кровь уже не выходила, а вылетала вокруг. Закончил первую часть представление хрип Джеймса, что взял нож обратным хватом и стал бить уже в грудь почти мертвому охраннику. Последний его вздох услышали все вокруг, писк как у той собаки, разницы нету, поэтому мужчина встал и убрал нож обратно, осматривая место убийства, не обращая на последнего внимания. Земля, покрытая тонким слоем снега окрасилась в буро-красный, заполонила все вокруг тела, с кусками мяса и остатками костей, тело забавы ради разложилось в форме креста. Напарник Рига запаниковал и отбросил девочку, схватившись за свой нож, в панике осматривая пути отступления на случай тяжелого ранения. - Доставай… свой нож! – голос напарника дрожал,таких случаев для, уже бывших, них не существовало никогда. Впервые заработало правило выживания и иерархии силы. Осмотрев кровавый нож, наемник отбросил его под ноги последнего педофила. – Ты что творишь?! Жить не хочется?! Уходи, пока позволяю! - Нож на нож – глупо. - «Он последняя жертва на сегодня» - то решил для себя Замальский, становилось все хуже от каждой жертвы, сон давил на голову, отдых требовался всем, кто дожил до этих неспокойных времен. Пока Джеймсон рассуждал в голове, устало глядя на противника, тот подскочил и решил пырнуть лезвием в горло. Тремоло перехватил удар и остановил почти у кадыка, обхватив ладонь с ножом, крепко сжимая. Сломать её не получилось, недооценил плотность. По итогу наемник отпустил руку охранника, ударив по неё повторно и выбивая нож вдаль. Пока жертва отступала, взору,наконец попал объект вожделений двух амбалов, как Джеймс увидел детское тело, его перемкнуло.Резкий подскок к последнему бугаю, обхват за челюсть и вбитый внутрь кадык, удар между ног опустил того на колени, задыхающегося. – Могли бы, пидорасы, шлюху заказать, мусор. – еле разборчиво и через силу прошипел Замальский. Финальным ударом стали два выстрела в ноги, у коленного основания, как жертва упала на колени, стараясь не кричать от резкой боли, Джеймс ударил нижней частью рукоятки ему по голове. Как та слегка по инерции ушла назад, мужчина приставил дуло ко лбу и сделал выстрел. Бугай упал, на выстрелы же сбежались глаза, все интересовались происходящим, ужасаясь и убегая внутрь. Запыхавшись, Замальский сплюнул на труп, пялясь на силуэт девочки.Обойдя тела и слегка пригнувшись над фиолетоволосой, Тремоло вытянул из чокера сапфир, сам он был закреплен на серебряной монете. Сзади стояла подпись: «Тем, чье сердце боится, но чье тело не сломается. Тригордар Энгельс Типов»; Когда мужчина прочитал про себя эти слова, потерялся дар речи, он подозревал о её статусе при первичном осмотре, да даже эти туфельки, не все аристократы могут позволить себе такую работу. «Тригодар… он Энгельсом был?Да что тут, нахуй, происходит?» - разум кричал о большой ошибке в фактах, словно то что он знал в прошлом, оказалось слишком ложным. Убрав сапфир во внешний кармашек на груди, бывший военный навис над Юнеро, каждую секунду раздумывая что с ней делать. - Скажи мне, аристократка, куда я влип? – он снял бандану, оголив оставшиеся шрамы, потирая подбородок тыльной стороной рукой. Но для неё сон закончился только сейчас, окончился бредовыми видениями. Как она сидела у костра с человеком в противогазе, общалась с ним и шутила. Но глаза, в размытом силуэте, разглядели шрамы, глаза над ней глядели с яростью и непониманием, словно она виновата в чем то, Энгельс младшей хотелось кричать, но для крика не осталось сил. Она лишь протянула вверх маленькую ладошку, сжимая её в кулак, когда зрение подставило голову наемника. «Рыцарь?....» Эта ночь длиннее всех, эта ночь стала показательным страхом и ужасом. Никто не заслуживает таких мучений.