Клятва Верховному заклинателю

Церемония торжественного назначения Верховного заклинателя требовала обстоятельной подготовки, требовала времени. Нужно было дать последним холодам схлынуть, а теплу войти в силу, посеять урожай, дождаться, пока он поспеет, собрать его, отпраздновать конец сезона, встретить и проводить праздник середины осени, — церемонию назначили вскоре после него, в благоприятный по звездам день. Лань Сичэнь спрашивал себя: долго ли это? Посмотреть глазами простого народа — так достаточно, многое успеет перемениться. А глазами заклинателя — один миг. Сорванный ветром с ветки лист падает на землю — сезоны сменяют друг друга. Имя будущего Верховного заклинателя уже не было тайной, его избрали на прошедшем совете, еще в пору малых снегов, и теперь предстояло столько дел. Когда Не Минцзюэ спросил: «Ты ждешь этого дня?», — Лань Сичэнь даже не смог честно ответить. Ждал, пожалуй, как любой заклинатель. Ждал как первый сын клана Лань, обязанный лично присягнуть следующему Верховному заклинателю. Грядущая церемония уже оставила видный след на всей заклинательской жизни: каждый так или иначе испытывал предчувствие перемен и ясно осознавал это. — Как ты полагаешь, это достойный выбор? — спросил его Цзинь Гуанъяо, скользя пальцем по краю пиалы с виноградным соком. Они проводили совместный дружеский вечер на открытой веранде за фруктами и сладостями. Недавно отцвели последние персики. Луна стояла высоко. — Мне сложно ответить тебе, А-Яо, — напомнил Лань Сичэнь с улыбкой. — Ты ставишь меня в неудобное положение. — Прошу простить мою нескромность, Цзэу-цзюнь, — тут же отозвался Цзинь Гуанъяо, глаза его смеялись. — Однако я прошу тебя отбросить любые сомнения. Важнее всего для меня твоя искренность — и уверенность, что ты останешься искренним со мной до самого конца. Уверенность, что хотя бы на твою откровенность я могу полагаться. Его речи подкупали — как будто мягко гладили саму изнанку души. Лань Сичэнь не мог понять, отчего же так происходит каждый раз, но любые слова Цзинь Гуанъяо с пугающей силой отзывались в нем. «Досадная сердечная привязанность», сказал бы дядя с неодобрением, только дядя в последнее время почти ни с кем не говорил. — Что ж, — осторожно начал Лань Сичэнь и заглянул в собственную пиалу, как бы надеясь отыскать в ней знак. Желание продолжить тему было почти неодолимым. — Не мне судить, достойным ли был этот выбор: каждый, имеющий право голоса, принял решение, и его итог известен. — Не кажется ли тебе, что решение это было... не вполне добровольным? — Не мне судить, — повторил Лань Сичэнь. — Я плохо знаю главу Цзинь, нам прежде не доводилось вести личных бесед, которые выходили бы за круг интересов ордена или клана. Я полагаю, что поскольку орден процветает, Цзинь Гуаншань достойный глава. Я, разумеется, не могу согласиться со всеми его поступками и готов многое поставить под сомнение, но таковы правила моего ордена, и не в моем праве порицать правила ордена чужого. — Как ты аккуратен в выражениях, — вздохнул Цзинь Гуанъяо и покачал головой. — Признаться честно, прежде я думал, что тебе вовсе чуждо такое увиливание. Лань Сичэнь улыбнулся немного виновато и повел плечом: — Ты сын будущего Верховного заклинателя, А-Яо, сын человека, которому я принесу клятву верности, которого буду защищать и за которым буду следовать до конца моей земной жизни. Его единственный наследник. Наша дружба много для меня значит, но как могу я ответить на твой вопрос так, чтобы остаться искренним и не уронить достоинство моего клана? Правда такова: я совсем не знаю, что за человек Цзинь Гуаншань, но это ничего не изменит. Цзинь Гуанъяо помолчал немного, потом посмотрел на Лань Сичэня пристально и серьезно. — Я думал, особенность вашего клана проявляется иначе. Лань Сичэнь помедлил. — Не вполне, — ответил он наконец. — Лань Ань сказал: дети клана могут иметь лишь одну сердечную привязанность на всю жизнь. Лань И сказала: сильнее всего мы тогда, когда защищаем наше сердце. Ты помнишь, что с открытым выражением эмоций в клане Лань непросто. Мы следуем по пути сдержанности, чтобы воспитать в себе умение контролировать любой душевный порыв — чтобы он не ослепил нас в неподходящий час. Цзинь Гуанъяо кивнул. Лань Сичэнь отставил пиалу в сторону и сцепил пальцы в замок. — И в сражении мы можем быть много отчаяннее других: наша кровь дает нам возможность сберечь то единственное, что так дорого нам. — Именно поэтому когда-то старший сын клана Лань стал отличным подарком Верховному заклинателю, не так ли? — напряженно спросил Цзинь Гуанъяо. — Да, — согласился Лань Сичэнь. — Это было давно, сменилось много поколений. Тогда времена требовали отчаянных мер, и ордену Гусу Лань нужно было покровительство Верховного заклинателя. — Отдать наследника как породистого щенка... — пробормотал Цзинь Гуанъяо с непривычной злостью, и Лань Сичэнь улыбнулся, потянулся к нему рукой, накрыл его ладонь, привлекая внимание. — Это объяснимо и понятно. Очень по-человечески, если вдуматься. К какой бы праведности ни стремился наш орден, мы все еще говорим о политике, которой занимаются люди. Родилась настоящая традиция. — Из-за которой ты вынужден будешь связать всю свою жизнь с человеком, которого даже не знаешь! — Цзинь Гуанъяо сжал его руку, потянул ближе, чтобы коснуться плечом плеча. — Ты говоришь: сердечная привязанность, это же... Это же бесчестно! Мой отец — он далеко не благородный человек, он не сможет по достоинству оценить то, что достанется ему в руки. Он смотрел на Лань Сичэня темными глазами, мерцающими и злыми; в них было столько ярости и столько силы, что перехватило дыхание. — Нет, — вырвалось у него. Цзинь Гуанъяо хищно прищурился, и Лань Сичэню пришлось пояснить: — Связь и клятва не тождественны сами по себе. Не знаю, сумею ли достаточно точно объяснить. Связь спонтанна — это чувство, которое не может быть подчинено правилам и клятвам, его нельзя взрастить по чьему-то умыслу или намерению, это то, что происходит само собой. Почти с каждым человеком, только с детьми клана Лань немного иначе. Клятва Верховному заклинателю — это долг старшего сына клана Лань. Хорошо, если клятва и связь ведет нас к одному и тому же. Но так случается не всегда. — Вот как, — удивленно сказал Цзинь Гуанъяо. Теперь его лицо выдавало живейшее любопытство. — Получается, твой дядя... Лань Сичэнь покачал головой. — Я не знаю. Связь не лишает нас воли, какие бы слухи ни ходили. Вэнь Жохань был страшной угрозой для всего мира заклинателей, и мой дядя сделал свой выбор. Преступил ли он только клятву или еще и связь, — мне неизвестно. И этого, полагаю, уже никто не узнает. — Что ж, — Цзинь Гуанъяо опустил взгляд на их переплетенные руки. — А ты, Лань Сичэнь? — Я совсем не знаю, что за человек Цзинь Гуаншань, — мягко повторил Лань Сичэнь. — Но это не помешает мне исполнить долг моего клана. — И твоя связь? Лань Сичэнь сглотнул, посмотрел на свои колени и как-то случайно неосознанно погладил большим пальцем тыльную сторону чужой ладони. — Я, разумеется, не связан с твоим отцом, — сказал он неловко. Цзинь Гуанъяо ничего не ответил. Лань Сичэнь кинул на него взгляд: он выглядел задумчивым, хмурился и напряженно смотрел в пустоту. Таким Цзинь Гуанъяо обыкновенно становился, когда ему нужно было принять непростое решение и продумать разные варианты. Таким он порой становился во время сложных партий вэйци. Лань Сичэнь невольно подумал, что достойный человек именно так и должен принимать решения — тщательно взвешивая все доступные варианты. Они помолчали. Ночь становилась холоднее, луна меняла свое положение на небосклоне, с востока тянулись темные тучи, обещая дождь на рассвете. Они сидели рядом, соприкасаясь плечами и все еще не размыкая рук. Было в этом долгом и до сих пор длящемся прикосновении что-то очень волнующее, что-то тайно радостное. Вдруг Цзинь Гуанъяо произнес: — Ты бы принес клятву любому, кто оказался бы на месте моего отца? — Да, — без промедлений ответил Лань Сичэнь. — И ты останешься с ним до конца, — сказал он. Это не было вопросом, так что Лань Сичэнь просто кивнул. — И следующий Верховный заклинатель будет связан клятвой со следующим наследником клана Лань. А ты сможешь отойти от дел. — Если буду жив. — И сможешь заняться чем угодно? Лань Сичэнь коротко улыбнулся. У Цзинь Гуанъяо было так мало времени на обучение в мире заклинателей. Он появился в жизни Лань Сичэня как раз в пору самой жестокой нужды, и, если подумать, весь мир заклинателей обрел Цзинь Гуанъяо тоже в минуту самой острой необходимости. Но иногда Цзинь Гуанъяо мог не знать очень простых вещей, нечасто, но — иногда. — Редко когда Верховный заклинатель покидает пост по своей воле, намного чаще его забирает смерть — естественная или насильственная. Мой дядя тяжело переживает случившееся, он сильно переменился. Не знаю, сумеет ли он найти себе занятие по душе, сможет ли обрести покой? Пока мне сложно загадывать, чем кончится мой собственный путь, и в любом случае подобное гадание — дело неблагодарное. Цзинь Гуанъяо неуловимо помрачнел. — А если бы ты мог выбирать — что бы ты выбрал тогда? Лань Сичэнь оглядел его лицо: мягкие изящные черты, в которых можно отыскать столько нежности и кротости, что недолго и позабыть, чем прославился этот человек; изгиб улыбчивого рта; пылающие темные глаза. Он подумал, что будь у него выбор — он бы выбрал путь обычного странствующего заклинателя и предложил бы Цзинь Гуанъяо разделить этот путь с ним. Но они оба были связаны условностями и правилами. Лань Сичэнь с сожалением посмотрел на их сомкнутые ладони и убрал руку, взял пиалу, бездумно покрутил ее. — Сложно сказать. Возможно, я вырос из тех лет, когда мечты скрашивают досуг; мой выбор сделан, и я не буду о нем сожалеть. Цзинь Гуанъяо улыбнулся ему невесело, но с какой-то странной решительностью, уверенностью. — Полагаю, ты прав, — он тоже взял в руки пиалу, и они выпили.

***

Когда зацвели гортензии, по всему миру заклинателей пронеслась неожиданная новость: глава ордена Цзинь скончался. Причину смерти замалчивали, об этом шептались украдкой, с неприязнью или испуганным неодобрением. Лань Сичэнь вдруг осознал себя растерянным и неготовым к таким переменам. Не Минцзюэ расхохотался и с широкой улыбкой заявил: «Что ж, так ему и надо, неужели ты не рад?» Лань Сичэнь не мог радоваться чужой смерти, тем более смерти человека, к которому мысленно пытался привыкнуть с самой зимы. Он чувствовал смятение и неуверенность и больше всего хотел как можно скорее поговорить с Цзинь Гуанъяо. Разговор, думал он, сможет многое прояснить, успокоит его душу, даст ему почувствовать верное направление. Они встретились только на совете, собранном из необходимости выбирать нового Верховного заклинателя. На лице Цзинь Гуанъяо была написана сдержанная скорбь. Лань Сичэнь знал, что они с отцом так и не сумели в достаточной степени поладить, однако Цзинь Гуаншань долгие годы оставался путеводной звездой в жизни Цзинь Гуанъяо. Лань Сичэнь вспомнил их первую встречу и как тогда еще Мэн Яо вскользь обмолвился о том, что желает заслужить отцовское признание, что отец его занимает видное положение в одном из великих орденов. В то время Лань Сичэнь мог только надеяться, что удача улыбнется этому отважному бескорыстному юноше и что судьба вновь сведет их. Отчасти так и случилось. Лань Сичэнь улучил момент в самом конце, уже после совета, когда измотанные главы кланов расходились по гостевым покоям Башни Кои, а новый хозяин остался предоставлен самому себе и неотложным делам. Они еще раз обменялись ритуальными фразами приветствий, и Цзинь Гуанъяо отвел его к беседке в пионовом саду. — Надеюсь, никакие заботы не торопят твоего отъезда, — начал Цзинь Гуанъяо, и в голосе его зазвучала тихая усталость. — Мне бы хотелось поговорить с тобой наедине, но сложно найти укромное место даже в Башне Кои, когда здесь столько дорогих гостей. Лань Сичэнь невольно усмехнулся и покачал головой. — Как ты справляешься со всем этим, А-Яо? Столько всего упало на твои плечи в мгновение ока. Могу ли я чем-то помочь тебе, как-то облегчить твое бремя? Цзинь Гуанъяо улыбнулся, шагнул ближе. — Твоя доброта трогает мое сердце, я благодарен тебе за одну только поддержку, что ты оказываешь мне. Я не посмею просить большего. — Мне было бы в радость помочь. Хоть что-нибудь, что я могу для тебя сделать. Лицо Цзинь Гуанъяо, хранившее глубокие следы утомленности, посветлело. Он протянул руки вперед и коснулся холодными пальцами ладони Лань Сичэня, подошел почти вплотную, заглянул в глаза. Лань Сичэнь встретил его сияющий взгляд. — Ты сможешь защищать меня всю земную жизнь, а твои слова уже помогают мне так, как ты не можешь себе представить, — сказал он проникновенно, и Лань Сичэню отчаянно захотелось поцеловать его в этот миг. Он переплел их пальцы и ответил: — Я буду следовать за тобой до конца нашего пути. ...Близилась церемония торжественного назначения Верховного заклинателя; ждать оставалось недолго.