* * *
— Мистер Принц, задержитесь. Я, пропустив однокурсников, отошел от двери и уселся за ближайший стол, недоумевая, для чего понадобился декану. Вроде ничего предосудительного не делал. Неужели из-за Маклаггена? Флитвик подождал, пока класс опустеет, и спустился с кафедры. — Мне хотелось бы поговорить про ваши отработки с профессором Снейпом, — декан, ловко вскочив на лавку, уселся прямо на парту. — На моей памяти вы единственный студент моего факультета, получивший от него настолько длительные наказания. И если в отношении самовольной отлучки я нахожу его решение правомерным, то что касается конфликта с его подопечными, я, признаться, в растерянности. — Я первый не сдержался и начал драку, — выдал я заготовленный ответ и приготовился к дальнейшим расспросам. Флитвик вздохнул: — Я в курсе подробностей, мистер Принц. И все же считаю ваше наказание несколько избыточным. У меня на эту тему с профессором Снейпом был разговор. К моему великому огорчению, убедить своего коллегу уменьшить время отработок не получилось. Я, право, не ожидал, что история с Гойлом будет иметь такие последствия. Прочистив горло, я покаялся: — Я вел себя непочтительно потом тоже. — Вот как? Северус об этом не говорил. Это все объясняет. Ну что же, остается пожелать вам быть терпеливым и постараться найти общий язык с профессором Снейпом. Но если нужна будет помощь, обращайтесь. Меня еще никто не обвинял в том, что я бросаю своих студентов в беде. — Благодарю, профессор... Отработку мне Северус назначил до конца января. Только на Рождество и в день празднования Нового года он благосклонно разрешил отдохнуть. Все остальное время я был отдан на растерзание Филчу. Что-то полезное, конечно, елозя тряпкой, я вынес и под присмотром завхоза. Например, обнаружил скрытый переход с третьего этажа на первый недалеко от служебного выхода. Он был спрятан за гобеленом и представлял собой квадратный колодец, внутри которого находилась винтовая лестница. Еще наконец нашел Варнаву Вздрюченного и научился у него нескольким новым крепким словечкам. Его картина одиноко висела в коридоре седьмого этажа. Видимо, отсутствие поблизости картин-соседей и постоянное лицезрение одних только троллей в балетных пачках совсем испортили его характер, и он стал общаться исключительно нецензурно. Лишь после трех недель наказания Северус смягчился и позволил вернуться в лабораторию. Не описать словами мое состояние. Я был невероятно счастлив и оттого, что Северус меня простил, и оттого, что с котлами всяко интересней, чем с шваброй и Филчем. Вот как сейчас. — ...Щепотку молотого рога единорога. Щепотка — это, скорее, привычка или дань традиции. На самом деле зельевары давно используют специальные мерные ложечки, с помощью которых и отмеряют нужные «щепотки». Следуя указаниям, я добавил в варево нужное количество порошка и медленно помешал два раза по часовой стрелке. Зелье приобрело синий цвет. Значит, все идет как надо. Чуть повернулся к Северусу: — Теперь омела, две штуки? Он кивнул, но заметил: — Да, но в этот раз ягоды мелкие, бери три. Действительно, совсем крошечные. Бросил три ягоды и стал помешивать уже против часовой стрелки, пока цвет не изменился на зеленый. Я почувствовал удовлетворение. Вот и все, противоядие готово. Ему лишь осталось настояться два часа, и можно разливать по флаконам. Северус сам погасил огонь и только хотел закрыть котел крышкой, как внезапно дернулся. — Мордред! — скривившись, он потянулся к левому предплечью. — Как не вовремя! — Сомневаюсь, что такое в принципе бывает вовремя, — во мне мешались сочувствие к Северусу и неприязнь к ситуации в целом. — Если ты о зельях, то я доделаю. — Хорошо, с Костеростом, надеюсь, справишься, — согласился он, — а то будет жаль, там целый чан заготовки. И не забудь — котел большой, все по рецепту, но ингредиенты — в двойном размере. Все, кроме скарабеев, вместо десяти возьмешь восемь. — Понял, сделаю. Тебя дождаться? — Не стоит. Северус стремительно вышел, а я перешел в другую часть лаборатории и занялся Костеростом. Вот как так? В школе официально есть профессор зельеварения, а большую часть зелий для Больничного крыла варит Северус. Где, спрашивается, справедливость? Из-за этого и отработки прежние. Закончив, никуда я не ушел. Северус вернулся, когда до отбоя оставалось всего лишь полчаса. Был он очень задумчивый и какой-то изможденный. Молча проверил приготовленное мной зелье, устроил ревизию флаконам с противоядием, которые я тоже успел заполнить. Мысли его блуждали явно в другом месте. Понимая, что он мне все равно ничего не расскажет, тем не менее поинтересовался: — Большие проблемы? Очнувшись, он ровно произнес: — Почему не ушел? — Потому что беспокоился. — Иди, тебе пора. Все демоны разом! Несмотря на видимое безразличие, его голос отдавал таким сожалением, что просто так взять и уйти я не мог. — Северус, если можно чем-то тебе помочь, я готов... Он не ответил, прошел из угла в угол, потом оперся о разделочный стол и застыл. — Что, даже Дамблдор не в силах что-то придумать? — снова подал я голос, подумав, что после Лорда Северус вроде как обязан отчитываться перед директором. — Дамблдора не будет до конца недели, — Северус раздосадованно хлопнул ладонью по столешнице и признался: — И связаться с нужным человеком я могу только напрямую. — Есть вероятность, что ты себя подставишь, да? — догадался я. — Может, я смогу... — Нет! — ...Аппарировать умею ведь, если что. Н-да, слишком категоричное «нет». А аппарировать я действительно умел. Северус меня еще летом научил. И получалось у меня довольно легко — видимо, сказались частые перемещения, когда я жил на Гриммо. Так что после дня рождения я спокойно собирался получить разрешение на аппарацию. — Не говори глупостей. И правда, глупо. Северус меня просто из замка не выпустит. — Но что-то же можно сделать, раз это так важно? — Можно. Если все будут уверены, что я в Хогвартсе. — Я так понимаю, исчезнуть тебе надо прямо сейчас? Он не ответил, но я понял и так. — Северус, — с намеком сказал я и выдержал многозначительную паузу, — а я как-то пил Оборотное зелье с папиным волосом. — Не выдумывай. Я хмыкнул: — Это не выдумка. Он сам разрешил, когда я самостоятельно сварил Оборотное и ни разу его не испортил. Могу поклясться. Все так и было, я не врал. Был я тогда, конечно, поменьше ростом и весом полегче, но хорошо помнил странные ощущения не своего тела. — Мерлин, что я делаю? — еле слышно пробормотал Северус. Взгляд его затвердел. — Так, ладно. Твоя задача — дойти до Больничного крыла, оставить у мадам Помфри зелья и на какое-то время задержаться. Сегодня там несколько игроков после неудачной тренировки. Вопросов не задавай, молчи. Старайся даже не кивать. Помфри твоя молчаливость не удивит, слизеринцев тоже, а остальные не имеют значения. Главное, чтобы тебя увидели те, кто там будет. — А если они спят? — Это вряд ли. Двое из них полночи будут мучиться, восстанавливая свои сломанные кости. — Понятно. — Хэдриан, — Северус посмотрел строгим взглядом, — все серьезно. От твоих действий будут зависеть жизни. Твоя, моя и тех людей, которым требуется помощь. — Я понимаю, — тихо сказал я, — если бы тогда нас тоже кто-нибудь предупредил или помог... — голос мой слегка дрогнул, но я тут же взял себя в руки. — Сделаю все как надо, как ты скажешь, — и чуть веселее закончил: — К тому же я тебя уже изображал, не впервой... ...Думал, что будет хуже. Но нет, просто было ощущение, что меня внезапно потянули в разные стороны. На самом деле, чем лучше и качественнее Оборотное зелье, тем естественнее будет ощущать себя выпивший его человек. Конечно, если комплекция совпадает, то разница не будет заметна вообще. Стоит ли говорить, что наше зелье являлось самым качественным? Так что я быстро освоился в новом теле. — Пройдись. Выражение лица посерьезнее... Неплохо, но не то. Так... Статейку про белокрыльник помнишь? — Помню. — Теперь представь, что ее автора поставили тебе в пару на зельях. — Ни за что, — я скривился. — Вот теперь нормально. Вспоминай этот момент, когда будешь на людях... Уловка оказалась неплохой и хорошо выручала, когда я вдруг задумывался и забывал, под чьей личиной нахожусь. Повезло, что это было вначале и никто меня не видел. Благодарность мадам Помфри, почтительность слизеринцев, практически осязаемый страх двух маленьких гриффиндорцев, тоже оказавшихся на больничных койках, только с сильной простудой... Необычное это ощущение, когда окружающие видят в тебе другого человека. Я в точности выполнил указания Северуса. Кроме покалеченных спортсменов меня видели и слизеринские старосты, решившие проведать однокурсников. Нарушением это не считалось, старосты могли еще два часа после отбоя перемещаться по замку. Я все время молчал, разве что кашлянул разок, чтобы угомонить не заметивших меня громко спорящих игроков, выясняющих, что было не так с новой тактикой для загонщиков. Едва я, прошептав пароль, вернулся в кабинет, как кожу начало покалывать. Действие зелья заканчивалось: волосы стали укорачиваться, а сам я словно съеживался. Сняв мантию Северуса, я направил палочку на одежду: — Фините. Свитер и черные джинсы перестали быть сюртуком с брюками и вернулись в исходное состояние, за ними последовали ботинки, выглядевшие мужскими туфлями. Напряжение, в котором я был весь этот час, меня наконец отпустило, и я ощутил невероятную усталость. Не в силах ей сопротивляться, лег прямо на лавку и, подложив под голову свою ученическую мантию, мгновенно уснул.* * *
Это было в корне неверно, — размышлял Северус, когда со всеми предосторожностями под дезиллюминационными чарами покидал пределы замка. — Нельзя было использовать несмышленого мальчишку. После первого раза Северус дал себе зарок остановиться и не подвергать «сына» опасности. Но теперь с ужасом и презрением к самому себе понимал, что с большой вероятностью воспользуется его помощью еще не один раз. И если чудовищный план Дамблдора сработает, то человек, безгранично доверяющий Северусу, в дальнейшем будет просто необходим. Но как донести до него правду, Северус не имел ни малейшего представления. Скорее всего, мальчик после того, что произойдет, от него отвернется и, конечно, будет прав. Мордред! Все еще настолько зыбко и туманно, в любой момент его роль может быть раскрыта со всеми вытекающими, вплоть до Авады, последствиями, а он строит планы на будущее! Но пока есть возможность, в его силах, по крайней мере, постараться научить мальчишку хитрить и выживать. Иначе по незнанию подросток с бушующими гормонами и обостренным чувством справедливости может что-нибудь вытворить и поставить свою жизнь под угрозу. Лучше Северус будет держать буйный нрав Хэдриана под контролем и с помощью шпионских игр направлять в полезное русло. А теперь ему надо выпить свое Оборотное и встретиться с человеком из Ордена, чтобы предупредить о нападении на семью весьма значимого маглорожденого аврора. И сделать так, чтобы со стороны спасение выглядело случайным. К сожалению, это был именно тот случай, когда Северус не мог связаться с Орденом Феникса напрямую, например, через ту же Макгонагалл, не рискуя себя подставить. И ему, как бы это ни звучало странно, довериться Принцу было намного безопаснее. Ибо огромнейшим плюсом являлось то, что о его роли никто не знал...* * *
Проснулся я в кровати. Самой обычной хогвартской, с балдахином. Только вместо синего цвета преобладал зеленый. И обстановка, конечно, совсем другая. Крепко же я спал, раз не заметил, как Северус перенес меня к себе. — Проснулся? Поторопись. Как приведешь себя в порядок, проведу тебя наверх, спустишься вместе со всеми на завтрак. Я стал выбираться из-под одеяла. На мне оказались только трусы с майкой. Верхняя одежда, чистая и выглаженная, лежала рядом на стуле. На спинке висела мантия. Отлично. Спросил: — Расскажешь, как все прошло? — Прошло все удачно. Тревога оказалась не ложной, хотя была большая вероятность обратного. — Что-то вроде проверки на верность? — Что-то вроде, — кивнул он, — но одно не исключает второго. — Как все сложно-то. Северус сел на освобожденный от одежды стул: — Теперь ты. — Ну, что сказать, — начал я, зашнуровывая ботинок, — мне кажется, нормально, но насколько — не знаю, — выпрямившись, потянулся. — Наверное, лучше тебе самому посмотреть. — Хотел тебя попросить о том же. Северус не стал использовать легиллименцию, а просто, заставив сосредоточиться на вчерашнем вечере, выудил воспоминания с помощью заклинания и закупорил во флакон, чтобы посмотреть потом в Омуте памяти. К слову сказать, посмотрели мы потом воспоминание вместе, и Северус подробно разобрал мой маленький выход. Особенно обратил внимание на положение рук и характерные жесты. Как оказалось, когда мне некуда девать свои верхние конечности, я прячу их за спину или стремлюсь засунуть в карманы, в отличие от Северуса, который складывает их на груди или, если мантия распахнута, цепляет большой палец правой руки за ремень поясной кобуры, предназначенной для палочки. А ведь кобура у меня такая же. Надо будет потренироваться. К походке претензий почти не было. Скорее всего, когда я догоню его в росте, буду ходить почти так же — телосложение-то у нас похожее. Но мне не хватало легкости и бесшумности, и здесь ничего пока поделать было нельзя, и талант к подражанию был совершенно ни при чем. В силу вступали другие нюансы, которые вырабатываются у человека годами. У Северуса привычка к скользящему бесшумному шагу — результат постоянных тренировок как мага-боевика. Но в целом увиденное его удовлетворило. Были у нашего спектакля и другие интересные последствия. Северус посчитал, что мне надо научиться лучше ориентироваться в замке и узнать некоторые его хитрости. И, забегая вперед, скажу, что к концу учебного года я узнал столько о внутренней планировке Хогвартса, сколько не узнал за все предыдущие годы. Уверен, что даже на волшебной карте Гарри не отображалось и половины тех скрытых проходов, что показал мне Северус. К некоторым пришлось вызубрить пароли. Теперь я знал, что нарисованная дверь недалеко от Больничного крыла вовсе не нарисована, а специально зачарована и ведет прямо в подземелье к кабинету декана. Еще одна дверца, блуждающая по второму этажу центрального корпуса, которую не мог открыть никто из учеников, на самом деле предназначалась для профессоров. От ее положения зависело, в какую часть замка она открывала мгновенный переход. И что примечательно, дверь подчинялась приказам и могла передвинуться на нужный участок стены. Мои приказы она, к сожалению, игнорировала, зато при произнесении пароля разрешала пользоваться той позицией, в которой находилась в данный момент времени. Когда она, например, была между двумя рыцарскими доспехами, я мог выйти из ниши рядом с таким же доспехом у поворота, ведущего в Большой зал; если же находилась под картиной, изображающий африканский пейзаж, то принимающей стороной становилось ростовое зеркало недалеко от учительской. Особенно мне понравилось, что дверь открывала путь к башне Равенкло. В этом случае надо было дождаться, когда она окажется у большого портрета основательницы нашего факультета. Так что теперь знаю, что скрывает невзрачный гобелен, свисающий с потолка напротив входа в нашу гостиную. А еще на этих своеобразных экскурсиях, когда никто не видел, Северус устраивал мне всяческие каверзы. То выбивал палочку из рук, то ноги заклинанием склеивал или вообще повязку на глаза наколдовывал, да так, что и Фините с первого раза не срабатывало. Я, конечно, поначалу возмущался и жутко злился, обвиняя в подлых приемах. Северус лишь усмехался: — Это еще не самые подлые, и пока еще абсолютно безобидные. Имей в виду. Я хотел было повозмущаться дальше, но, поразмыслив, заткнулся, решив, что у Северуса есть веская причина для подобных действий, и на простое развлечение с его стороны это совсем не похоже. И все же как-то раз не выдержал и поинтересовался: — Для чего это все? Мы как раз находились в одном из скрытых переходов. Северус сел на ступеньку и приглашающе похлопал по поверхности. Я примостился рядышком. — Знаешь, Хэдриан, можно прекратить. И для меня такой вариант, признаться, даже предпочтительнее. Живи, учись. Но от общения со мной придется отказаться. — Но почему? Ты не хочешь, чтобы я был рядом? — Исключительно в целях твоей безопасности. Не буду лгать. Дальше будет, скорее всего, гораздо хуже. И тебе же лучше, если ты окажешься от меня как можно дальше. Но знай: что бы ни случилось в будущем, как бы все ни повернулось, я всегда буду на твоей стороне. Только пообещай не лезть на рожон и не делать глупостей. Для тебя главное — доучиться. Надеюсь, когда ты закончишь Хогвартс, все закончится. — Что закончится? — Война. Я подскочил как ошпаренный. — Война, да?! Демон тебя побери, Северус! Ты... ты на переднем крае, а у меня, кроме тебя, никого! И ты хочешь, чтобы я отсиживался в стороне? — О будущем не беспокойся. Все, что я имею, останется тебе. К тому же я тебя чуть не убил. Забыл? — Теперь это не имеет значения! Все равно, что было в прошлом. Во мне сидела незыблемая уверенность, что я не просто поступил бы так же, но и вряд ли бы вовремя остановился. Тем более от исхода войны зависело благополучие и другого человека, который стал мне небезразличен. Не отступлю! Мое «обучение» продолжилось. Я пытался отомстить ему такими же методами, но ничего, конечно, у меня не получалось. Зато под конец я практически краем глаза и на слух мог определить очередную его подлянку и вовремя среагировать: ставил невербальное Протего или просто уворачивался и прятался. Ну и книги, куча старых и новых учебников по ЗОТИ плюс пособия из библиотеки Северуса, из которых я заучивал кучу заклинаний, с помощью которых мог себя защитить. Не хватало только полноценной практики. Того времени, которое Северус мог на меня выкроить, было катастрофически мало — у него и своих забот хватало. Но когда мог, то порою так выматывал, что я потом еле двигался, и почти не оставалось времени на общение с однокурсниками, домашние задания бы успеть сделать. Возможно, именно поэтому он заставлял учить много, а отрабатывать лишь несколько заклинаний, но так, чтобы до автоматизма. Иногда казалось, что Северус вовсе не ставил цель подготовить себе помощника, а пытался отвлечь меня от чего-то другого и, словно отдыхая, отвлекался сам. Сейчас, оглядываясь назад, мне кажется, что так оно и было на самом деле. В общем, в любом случае скучно эти месяцы мне не было. Жаль, что и весело не было тоже. И всему виной оказались не только откровения Северуса, но и встреча с Дамблдором. Записку от директора с указанием времени и паролем мне передал хогвартский лесничий и по совместительству профессор по уходу за магическими существами — Рубеус Хагрид — одним солнечным совершенно замечательным днем, когда мы с Гермионой были у Черного озера. Она сидела на коряге с учебником в руках, готовясь к следующему занятию, а я, решив размяться, стоял у самого берега и пулял в озеро камешки, предварительно делая их плоскими, чтобы они могли отскакивать от воды. Настроение было превосходным — мне очень редко удавалось оставаться с Гермионой наедине да еще иметь возможность с ней погулять. Я время от времени оборачивался и улыбался, глядя на ее сосредоточенное лицо. Впрочем, когда она поднимала голову и мы встречались взглядами, моя улыбка становилась еще шире, потому что не оставалась безответной. Хагрида я не знал ни раньше, ни теперь, так как на его занятия не ходил. Если честно, язык не поворачивался называть полувеликана профессором — слишком уж не по-профессорски он выглядел и разговаривал. Мне говорили, что он безобиден, но я все равно напрягся, увидев направляющегося в нашу сторону получеловека. А как тут не напрячься? Огромный, лохматый, одежда частично из шкур, большой арбалет за плечом, за пояс заткнуты шкурки каких-то грызунов. Остановившись, он спросил: — Вы чой-та не на уроке? — его добродушный тон совсем не соответствовал устрашающим габаритам. — Здравствуй, Гермиона. — Привет, Хагрид, — тепло, как очень хорошему знакомому, ответила Гермиона и встала с коряги. — У нас сейчас нет урока, следующий только после обеда. А Гарри и Рон на тренировке. — О как, понятно. Денек справный, — кивнул Хагрид Гермионе и пригладил огромной пятерней свою гриву, затем обратил внимание на меня: — Туточки тебе записка. От директора. Ты ж Принц? — Да. Хагрид порылся в своих широченных карманах и вытащил смятую бумажку. Расправив, протянул мне. Это оказалось действительно послание от директора. — А как он узнал, что мы здесь? — поинтересовалась Гермиона. Хагрид рассказал, что директор только что был у него в хижине и, выяснив, что лесничему надо к озеру, попросил об услуге. — Хороший человек Дамблдор, — невпопад закончил свой рассказ Хагрид. Послание меня совсем не обрадовало. После нашего знакомства откровенных разговоров больше не было и к себе он меня ни разу не звал. Поэтому я понятия не имел, что нужно директору, и не ждал от встречи с ним ничего хорошего. В назначенное время я подошел к горгулье. — Кислотные леденцы. От несуразного названия аж во рту зачесалось, и я подумал, не подложит ли мне директор какую-нибудь горькую пилюлю и чем-нибудь ее подсластит? Или, наоборот, угостит чем-то сладким, но приправит горечью? Тряхнув головой, прогоняя нелепые ассоциации, я ступил на лестницу, ведущую к кабинету. От предложенного чая и сладостей я отказался и теперь сидел за столом напротив директора и выслушивал его пространную речь о тяжелых временах, чувствуя себя очень неуютно. Мне не нравилось такое длинное вступление, не нравилось мое здесь нахождение, не нравились мои предчувствия и совсем не нравилось то, что я видел. А видел я весьма нехорошую вещь. Во время монолога Дамблдор иногда жестикулировал левой рукой. Правая безжизненно лежала на столе, рядом с ней была палочка. И от этих двух неподвижных предметов я не мог оторвать взгляд. Про палочку я просто подумал, что она необычная и, возможно, где-то я ее видел. Зато ни разу не видел, как директор ей колдовал, и это наверняка что-то значило. Но больше всего заинтересовала рука. А ведь в начале года, когда директор опускал на мою голову Распределяющую шляпу, именно эта рука, насколько я помнил, была в перчатке. И, скорее всего, уже тогда перчатка являлась не только декорацией, но и специальным коконом с лечебным зельем внутри. Я ведь даже знакомый запах зелья уловил, только был так взволнован, что в тот момент эта деталь вылетела из головы. Гребаные демоны! Вот для кого Северус готовил зелье и постоянно пытался его улучшить! Но ведь прошло уже столько времени! Я, сын колдомедика и темного мага, прекрасно понял, что означали ссохшиеся пальцы и до сих пор не вылеченная чернота. Внутренности словно сковало холодом. — Вы умираете, — перебил я, мрачно взглянув на Дамблдора. Он вздохнул: — Увы, есть вещи, над которыми мы не властны. — Это произойдет скоро, да? — с горечью спросил я. И по его слабой улыбке догадался, что не просто скоро, а очень скоро. — И что будет? Со всеми нами, с Хогвартсом? На что-то же вашей власти еще должно хватить? — Не так много, как хотелось бы. Но я сделаю все возможное, чтобы школа осталась в надежных руках. И тешу себя надеждой, что человек, которому достанется это тяжкое бремя, хотя бы в одном из вас нашел поддержку. Я понял, что ничего не понял. Это я директору и высказал, заодно спросив, при чем тут я. — Когда придет время, ты все поймешь, Хэдриан. Я в этом нисколько не сомневаюсь, — Дамблдор откинулся на спинку стула. Создавалось впечатление, что разговор выпил из него последние силы. — И очень тебя прошу держать наш разговор в тайне. У меня не нашлось слов на ответ — я лишь кивнул. Внимательно оглядел сидящего передо мной человека: жутко усталый, сильно постаревший, держащийся явно на одной силе воли. Любую болезнь терпеть трудно, а подобные проклятья — и подавно. — Вот, возьми. И прости, что не мог отдать тебе это раньше. Дамблдор выложил на стол узкий длинный футляр, предназначенный для хранения палочки. Сердце пропустило удар. Неужели она? И не ошибся. — Футляр специально зачарован, и твоей палочке не будет грозить опасность при близком соседстве со своей сестрой. Но только если она останется внутри футляра. Поэтому постарайся не доставать ее без лишней надобности. Я открыл крышку и провел пальцем по гладкому черному дереву. Сколько раз я видел, как точно такой же палочкой творит заклинания Северус, и сколько раз невольно воображал, что у него та самая, моя палочка. Ревности я не испытывал, скорее наоборот, усиливалось чувство общности и родства. — Ну, здравствуй, — прошептал я и, взяв в руку, взмахнул. Полюбовавшись наколдованными светлячками, я с сожалением убрал палочку обратно, а футляр спрятал в кошелек на шее. — Спасибо, профессор, что вернули ее. Эта палочка много для меня значит. Я могу идти? — Удачи тебе, Хэдриан. Особой радости от возвращения палочки я не испытывал — ее сильно перебивало ощущение надвигающейся беды...