Разговор

      Боль в груди не утихала. Временами она оставляла больного лишь для того, чтобы потом с ещё большей сильной обрушиться на него, подобно гигантской волне в океане. Приступы случались всё чаще, и врачи, постепенно теряя всякую надежду на успешное излечение больного, разводили руками, ссылаясь на его возраст, ранения, полученные в ходе многолетней успешной военной карьеры и профессиональные заболевания, не обошедшие его стороной. Фельдмаршал чувствовал, что физические силы вытекают из него подобно реке — медленно и неотвратимо, приближая конец его пути. Да, воля его была тверда, но что она значит, когда тело подобно древней иссохшей мумии, не способной на подвиги, доступные во времена юности!       Сидя в кресле, Михаил Богданович Барклай де Толли, один из лучших русских полководцев, предавался размышлениям. Вот он совсем ребёнком покидает уютный родительский дом, чтобы направиться в дом своего дяди — полковника Вильгельма фон Вермелена. Вот он 19-летним юношей поступает в Псковский карабинерный полк и начинает свое восхождение по карьерной лестнице. Вот он становится военным министром России в 1810 году и начинает готовить русскую армию к дальнейшей возможной войне с Наполеоном Бонапартом — французским императором, не знавшим поражений и буквально стёршим в порошок Европу. Самое тяжёлое воспоминание — ссора с любимцем русской армии Пётром Ивановичем Багратионом, грязные сплетни за спиной, обвинения в трусости, предательстве, измене и нерешительности. В дальнейшем — унизительная замена его на Кутузова и отъезд из армии. Крики взбешённой толпы: «Смотрите, вот изменник!» и летящие в карету камни. Словно лучик света в этом царстве тьмы — письма жены с необходимыми словами поддержки и любви, заверения его любимой девочки, что он со всем справится и всё будет хорошо; приписки его любимых племянниц, которые неизменно ждали его приезда домой.       Михаил устало прикрыл глаза. Смерть, которую он так искал на Бородинском поле, теперь была где-то рядом, ее ледяное дыхание, казалось, все сильнее наполняло дом. Фельдмаршал всё чаще замечал заплаканные глаза Елены Ивановны; временами, просыпаясь посреди ночи, слышал её сдавленные всхлипывания. Тогда он крепко обнимал её и говорил, что все обойдётся, что они проживут вместе ещё много лет... Лина, его племянница, однажды вовсе разрыдалась у него на плече, не веря, что скоро потеряет такого близкого ей человека. Боль, ненадолго оставившая Барклая, вернулась вновь. Он закусил губу, дабы не закричать на весь дом. Внезапно перед глазами промелькнула яркая вспышка и потом наступила темнота. Всё тело внезапно наполнила небывалая лёгкость, которую он не знал никогда. Темнота постепенно рассеялась, и мужчина увидел перед собой яркий свет, словно бы идущий из конца тоннеля. Врачу, заглянувшему в комнату своего подопечного, осталось только зафиксировать смерть.       Михаилу не оставалось ничего другого, кроме как идти на этот свет, надеясь, что это ещё не конец. Он, дойдя до конца и зажмурившись, смело сделал шаг вперед. Полководец оказался на абсолютно пустой лужайке, где не было ни деревьев, ни травы. Ярко светило солнце. Барклай решил пойти дальше. После минуты ходьбы вдалеке вдруг показалась странно знакомая фигура. Мужчина прищурился, но не смог понять кто это.       Тем временем фигура, заметив его, направилась ему навстречу, и Барклай с трудом сдержал свое изумление. Загадочным незнакомцем оказался его самый ярый противник — князь Пётр Иванович Багратион.       Фельдмаршал, не дойдя до него пары шагов, безвольно опустился на траву. В голове пронеслись воспоминания 6-летней давности и их странный разговор во сне. Багратион уселся рядом. Некоторое время прошло в молчании. — Вот мы и встретились, Пётр Иванович...Так неожиданно и быстро...Я так много не успел сделать. — Здравствуйте, Михаил Богданович. Позвольте спросить, о чём вы так жалеете? — О многом. Что не успел сказать своей жене, как я её люблю. Что так и не смог пойти по стопам вашего любимого учителя Александра Васильевича и тоже стать генералиссимусом — оставался один шаг и... — Я тоже о многом жалею. - сказал князь. — Вы? — Барклай аж поперхнулся — Вам-то о чём жалеть? Успешная военная карьера, множество наград, признательность и расположение высоких особ, красавица - жена. Уважение самого Суворова, в конце концов! Разве этого мало? — К моему огромному сожалению, да. Я наделал немало ошибок, от осознания которых теперь мучаюсь в этом мире. Вы ведь помните наш последний разговор? — Да. И скажу честно — я так и не смог простить вас. — спокойно сказал Барклай. — Вы ведь взрослый человек, и осознавали, что вы говорите и кому. — У меня нет слов для оправдания, — ответил Багратион, — и я вас понимаю, Михаил Богданович. На вашем месте я бы тоже не смог простить.       Барклай не ответил. Воспоминания, спрятанные, казалось, в самой глубине души, неожиданно нахлынули мощным потоком, терзая душу и вызывая слёзы на глазах. Полководец закрыл глаза, но это не помогло. Слёзы полились наружу и Михаил опустив голову, закрыл лицо ладонями.       Багратиона как-будто окатили ледяной водой. Он робко дотронулся до плеча собеседника и притянул его к себе, шепча слова утешения. — Поплачьте, поплачьте. Может быть, легче станет. Через пять минут рыдания прекратились. — Знаете, Пётр Иванович, — спокойным, хотя и немного срывающимся голосом произнёс Барклай. — Мне действительно стало легче на душе, и этот камень обиды будто бы растворился... — Что ж, могу сказать, что мне приятно это слышать, - ответил Багратион. — Знаете, князь, может быть, я и не простил вас до конца, но теперь я ставлю себя на ваше место и понимаю вас и ваши действия 6 лет назад. Я готов.       С этими словами Барклай-де-Толли резко поднялся, увлекая за собой Багратиона, и направился вместе с ним по лужайке, стремясь узнать, что находится дальше. Пётр неожиданно немного хитро улыбнулся, как бы догадываясь, что в дальнейшем ждёт Михаила. Дорога заняла около десяти минут, так горизонте вскоре показались неизвестные очертания. Всю дорогу собеседники молчали. — Кстати, Пётр Иванович, вы случайно не знаете, где мы находимся? — будто очнувшись от глубокого сна, спросил Барклай. — Случайно знаю, Михаил Богданович, — немного лукаво улыбнулся грузин. —       Поскольку наш земной путь подошел к концу, мы направляемся туда, куда по мнению наших соотечественников, направляются души — в Рай или в Ад. — Вот как, — немного скептически хмыкнул его собеседник. — И куда же вы попали на этот раз? Багратион тихо рассмеялся. — В рай конечно. И я уверен, что вы тоже туда попадете. — Будем теперь вместе сидеть под кустами, вдыхая божественные ароматы роз, и спорить до хрипоты, чья же стратегия оказалась верной, — не удержался от сарказма Барклай.       Они остановились, какое-то время молча смотря друг на друга и, не выдержав, расхохотались. И Михаил, и Пётр так и не заметили наблюдающего за ними человека. Седой старичок с блестящими глазами тихо перекрестился и произнёс одними губами: "Вот и славно. Нечего таким выдающимся людям и успешным полководцам ссориться, даже если они такие разные. Эх, надо бы уговорить Петрушу познакомить меня с его сегодняшним собеседником. Михаил Богданович — достойный человек, и, господи, я многое узнал о его жизни, наблюдая за ним с небес. И как же хорошо, что от их былая ненависть друг к другу растаяла. Они прямо так дополняют друг друга. Воистину, Барклай-де-Толли и Багратион — лёд и пламя!"