Держи себя в руках

      Конечно, Гельмут сбежал из Рафта. Типа, могли ли быть в этом хоть какие-то сомнения? В этот раз без помощи Барнса. Возможно, ему помог его дворецкий. Дворецкие вообще подозрительные. Особенно те, которые выглядят, как добродушные джентльмены преклонных лет. Сколько всего они знают, какие навыки за свою долгую жизнь накопили, что скрывают за тонкой вежливой улыбкой? Баки помнил времена, когда только вышел тот роман Райнхар («Дом»? «Дверь»? «Двор»? Нет, кажется, всё-таки «Дверь»). Тогда его высмеивали. «Ха-ха, какое клише, убийца — дворецкий». Ага, и вправду клише, жизнь вообще только из них состоит. Этот дворецкий, может, и не убийца в отличие от своего барона, но уж точно помогает ему. Иногда убирать в доме и готовить ужины, иногда искать информацию, иногда, наверное, прятать трупы, иногда, видимо, сбегать.       Баки вообще-то удивлён. В смысле тем, что Земо затянул с побегом. Сержант ожидал, что мужчина сбежит под всеобщую суматоху, связанную с Моргентау и её последователями. Но нет, барон (сомнений быть не могло) всего-то подорвал тройку суперсолдат, но даже не предпринял попытку исчезнуть. Барнс бы подумал, что Гельмут — идиот, раз не воспользовался таким шансом, но уж слишком хорошо он его знал: у Земо явно был очередной хитроумный план. Ну, или он просто устал бегать. Так Баки думал до сегодняшнего дня, когда, спустя почти год, барон всё-таки исчез. Никакой шумихи, никаких рейдов на тюрьму — заключённый словно испарился.       Джеймс усмехается, выключая телевизор, где ведущая новостей в очередной раз повторяла приметы беглеца. В глубине души он злорадствует над правительством, которое в очередной раз показало свою несостоятельность. Ещё глубже он рад за барона. А в самой дальней частичке он надеется увидеть его вновь.       Сэму и Баки, конечно, приказывают его найти. Сержант лишь фыркает про себя: если Гельмут не захочет, его не найдёт никто. Ни Дора Милаж, ни парни в трико на побегушках у политиков, ни тем более спецслужбы. Он, чёрт побери, пропал из самой охраняемой и защищённой тюрьмы в мире — они всерьёз надеются его поймать? Нет, парни, это так не работает. Земо сам придёт к тому, кем захочет быть найден.       И он приходит. Спустя почти два месяца после побега. Поиски немного затихли, агенты перешли в режим ожидания, когда барон сам себя выдаст. Им даже в голову не пришло бы, что один из опаснейших преступников в мире может стоять на кухне Капитана Америки, заваривая один из своих безумно дорогих чаёв и угощая племянников символа страны рахат-лукумом.       – Здравствуйте, джентльмены. Давно не виделись, — произносит барон, даже не бросив в их сторону взгляд.       – Какого хрена, Земо? — шипит Сэм, в два шага подлетая к незваному гостю и разворачивая его к себе за плечо. — Хочешь подставить меня?       Гельмут обманчиво-покорно поднимает руки, как бы сдаваясь.       – И в мыслях не было, капитан, — тихо, почти робко говорит барон, но Барнс даже за пару метров чует, что, несмотря на всю эту якобы напуганность и смиренность, именно Гельмут сейчас хозяин положения. — Я подумал, что вам нужна моя помощь.       – О, да, нужна, — щурится Сэм. — И ты оказал нам неоценимую помощь, прийдя сам в наши руки. Очень мило с твоей стороны.       – Что ты знаешь? — вмешивается Баки.       Земо смотрит на него так, будто не знал, что тот всё это время был в комнате. А потом неловко приподнимает уголки губ, будто смущающаяся школьница, а не бывший полковник разведки. Сержант не выдерживает и закатывает глаза: какого талантливого актёра теряет Бродвей. Может, предложить правительству не сажать барона в тюрьму, а отправить работать в Голливуд? Там тоже на коротком поводке держат, ещё похуже чем в одиночной камере будет, зато такой талант не пропадёт. Со своим смазливым типажом Земо отлично вписался бы в роль какого-нибудь принца из диснеевской сказки. Всё равно они каждый год делают лайв-экшн ремейки на свои классические мультфильмы, наверняка для барона найдётся роль. Можно даже не принца. Какого-нибудь трагического злодея. Непризнанного гения, отвергнутого королём. Преданного прекрасным принцем друга, вознамерившегося отомстить. Круэллы, которая похищала щеночков, чтобы пустить на мех для своей вульгарной шубы. Да, точно, идеальная роль для этого пижона.       Странные, абсолютно бредовые мысли прерывает спокойный голос Земо:       – Я знаю, кто сливает секретные разработки оружия и гостайны, — он говорит это абсолютно буднично, чуть пожимая плечами.       – Отлично, вот в тюрьме и расскажешь, — строго говорит Сэм.       Гельмут лишь устало вздыхает и кивает. Барнс уверен, что до тюрьмы он не доедет.       Конечно, Земо исчезает по пути в тюрьму. Сэм едва не стонет от того, как его это всё достало. Баки делает вид, что не имеет к этому никакого отношения. Он не собирался помогать бывшему врагу, но ему нужна информация. Капитан слишком помешан на справедливости и честных методах. Как когда-то Стив. А потом Стив предал родину ради близкого друга. Земо даже не приятель Джеймсу, но тот зачем-то оправдывается перед самим собой, что без его помощи не обойтись. Пауэрброкер зашёл слишком далеко, а ни найти, ни остановить его так и не выходит. Гельмут точно что-то знает, иначе не стал бы заявляться в дом Кэпа. Поэтому Баки, как и более года назад в Берлине, устраивает заварушку, позволяя барону под шумок сбежать. Нет никаких гарантий, что Земо вернётся, но Джеймс почему-то надеется.       Земо оправдывает его надежды. Спустя пару недель он, как ни в чём не бывало, приходит к Баки домой. Сержант лежит на диване, закинув руку за голову, и невидящим взглядом пялится в потолок. У него выходной, и ему совершенно нечего делать, поэтому появление давнего соперника даже поднимает настроение.       – Доброе утро, Джеймс. Надеюсь, не помешал? — как всегда учтиво интересуется барон.       Барнс только хмыкает, принимая сидячее положение. Он бы предложил гостю чай или кофе, но уверен, что барон со своим утончённым вкусом не оценит залежавшийся чайный пакетик или мерзкий растворимый 3-в-1.       – Спасибо, — невпопад произносит Земо. — Я и так у тебя в долгу, но мне приятно, что ты продолжаешь помогать.       Баки усмехается:       – Заплатишь информацией о Пауэрброкере.       – Разумеется, — Гельмут мягко улыбается и садится в старое кресло.       Барон, изящный и галантный, настолько не вписывается в пошарпанный интерьер, что сержанту становится на мгновение стыдно. Но это чувство быстро проходит: с чего бы ему оправдываться перед каким-то злодеем. Проблема в том, что Земо не какой-то и уж тем более не злодей — скорее человек с собственным моральным компасом и кодексом чести, возможно, даже более правильным, чем государственные законы.       – Я знаю, кто он, — без лишних вступлений сообщает Гельмут. — Но тебе не понравится то, что ты услышишь. И твоему другу Сэму тоже.       – Я сам решу, понравится мне или нет, — холодно отмечает Баки.       По шее проходит неприятный холодок от осознания, что хозяином положения является Земо. Он не давит, говорит тихо и мягко, но его вальяжная поза, ленивая манера общения, сутенёрский прикид — вся эта естественная аристократичность выдаёт человека, который держит всё под контролем в своих руках, таких тонких и изящных, которые ни за что не сделают грязную работу, но легко укажут на цель тому, кто её выполнит. Барнс знает, он проходил через это. На вид хрупкие руки, которые он может сломать двумя пальцами, но за направлением которых какая-то часть него всё ещё готова последовать.       Невольно вспоминается их провальная операция в Мадрипуре, когда сержанту пришлось воскресить образ Зимнего солдата. Но воскресить ли? Разве эта его часть когда-нибудь умирала? Может быть, но точно не рядом с Гельмутом. Слушать его приказы было так естественно, так необъяснимо правильно. Он и безо всяких приказов его защищал. Тогда можно было оправдываться перед другими и самим собой, что он это делал ради общей цели. Но сейчас… Зачем помог сбежать? Вряд ли, конечно, барон выдал бы всю информацию на допросе, но разве они бы не справились своими силами? Пауэрброкер в США, у них уже есть зацепки. Да, Земо мог ускорить процесс, но, в целом, справились бы и без него. Просто, возможно, Барнсу не хватало своего хозяина.       – Что ж, — вновь обрывает его размышления Гельмут, наклоняясь ближе к сержанту, и тот невольно подаётся вперёд. Голос барона становится вкрадчивым, глаза опасно блестят. — Давай подумаем, Джеймс. Кто в Мадрипуре смог достать всю необходимую нам информацию? У кого хватило влияния, чтобы раздобыть её в городе, где все на стороне Пауэрброкера? Кто так рьяно помогал искать Разрушителей Флагов? После чьего возвращения в США начались утечки секретной информации?       Барнс почти не дышит, в горле образуется ком. Каждый новый вопрос всё отчётливее рисует вполне конкретный образ в голове. Но дело не только в догадке. Дело в самом Земо. Он сейчас так невыносимо близко, его медоточивый голос обволакивает, а красноречивый взгляд не позволяет двигаться на месте. Гельмут довольно, по-лисьи улыбается, удовлетворённый эффектом. Он и не догадывается, что далеко не Картер вызывает ступор у Барнса. Или догадывается? Ведь барон неожиданно протягивает руку, останавливая пальцы в сантиметре от чужого лица, словно не решаясь коснуться. Баки хочет податься навстречу, ощутить прикосновение, но не может: такой команды хозяин не давал. Улыбка на лице Земо становится шире, словно он читает мысли своего солдата, и он всё же проводит ладонью по заросшему щетиной лицу. Буквально секундное касание, которое одновременно успокаивает и напрягает. Успокаивает что-то тёмное, запечатанное в глубине души, но не тело, по которому разносится жар, который обычно чувствуется во время боя.       – Zhelanie, — почти выдыхает Гельмут на русском.       – Я же говорил, что не работает, — так же тихо произносит Барнс, доверчиво прикрывая глаза и бездумно потираясь щекой о ласкающую руку.       – А я и не пытался, Джеймс, — загадочно усмехается Земо и отстраняется.       А после и вовсе встаёт с кресла. Барнс открывает глаза, пристально следя за гостем. Тот неспешно направляется к двери и, не оборачиваясь, добавляет:       – Я дам тебе время переварить эту информацию. Прошу, не натвори глупостей, — в голосе чувствуется мягкая улыбка. — Сэм тебе не поверит, а Шэрон сбежит, если мы не будем осторожны. Я вернусь к тебе с планом. Скоро, — барон наконец оборачивается, кидая многозначительный взгляд на Барнса, и хитро улыбается: — До встречи, Джеймс.       Дверь закрывается за мужчиной, и Баки резко становится неуютно в квартире. Хочется догнать Гельмута, схватить за руку, втащить в квартиру. Возможно, ударить, вымещая бурю эмоций, а потом вымаливать прощение за дерзость, стоя на коленях. Но гордость не позволяет бежать за бароном. Тот сам вернётся, всегда возвращался.       Земо, конечно, возвращается. Не проходит и месяца. Все эти дни ожидания Баки проводит как обычно. Помогает Сэму ловить преступников или ремонтировать грёбаную лодку, в которой опять слетел двигатель. Через день посещает спортивный зал. По вечерам заказывает еду из уютного ресторанчика за углом. Однажды выбирается в бар с Уилсоном и Картер.       Он не выдаёт, что знает её секрет, и, в целом, достаточно легко смиряется с этим. Он её понимает. Девчонка отдала всю жизнь на служение родине, которая отвернулась от неё за практически незначительный проступок, заставив прятаться в местах, где выживает не сильнейший, а наиболее адаптированный. В этом смысле она молодец. Выкрутилась, не просто защитила себя, но и воздвигла вокруг себя уважение, репутацию лидера. Пожалуй, власть и сила застелили ей глаза, и она начала перегибать палку, торгуя секретными разработками оружия и провоцируя международный конфликт. С другой стороны, государство само сделало её такой. Нет в мире бо́льших злодеев, чем лицемерные политики. Кто, как не они, спровоцировали превращение преданного агента в человека, готового отомстить за предательство от своих же? Или взять Джона Уокера. Отличный, наверное, парень. По крайней мере, был, пока сенатор и его приближённые не промыли ему мозг, взвалив ответственность «символа Штатов», а после выкинув на обочину за то, что не оправдал ожидания. Или тот же Стив. Из-за помощи Баки его объявили врагом. Самого, чёрт возьми, правильного и хорошего парня выставили злодеем! Барнс думает о том, что сделают с ним, если просекут, что он покрывает заковианского террориста. Его относительно недавно признали неопасным. Связь с преступником легко перечеркнёт все его заслуги перед отечеством за последние несколько лет — тут и гадать не надо. Но Джеймс не хочет сдавать Гельмута, он хочет его оберегать. Барнс вдруг понимает тот поступок Стива. Только вот Стив видел в Баки друга. А Баки в Земо — что-то совершенно иное, что-то гораздо большее, чем хозяина.       И когда Гельмут снова появляется в его квартире, сержант пристально разглядывает его, силясь понять самого себя. Барон что-то говорит о своём плане, рассказывает, что Картер планирует завербовать Уокера, который тоже наверняка не прочь отомстить правительству, предлагает пока не втягивать в это Сэма. Но Барнс пропускает всё это мимо ушей, и Земо это замечает.       – Джеймс, — немного устало тянет он и присаживается рядом с сержантом на диване. — Ты сегодня совершенно не собран, — в голосе не слышится упрёка — только переживание, но Баки не верит, что оно натуральное. — Не хочешь поделиться?       – Уокер, — не к месту выдаёт Барнс, заставляя гостя искренне удивиться. — Ты же планируешь его убить. Он — суперсолдат. Ты сбежал из тюрьмы, когда понял, что Картер заинтересована в привлечении его на свою сторону. Очередной риск того, что из-за сыворотки пострадают невинные люди. Или что Картер будет использовать его кровь для создания новой сыворотки.       Гельмут удовлетворённо усмехается.       – Ты как всегда проницателен, Джеймс, — он одобрительно проводит рукой по его волосам, словно гладит собаку.       Это должно вызывать отторжение, но Барнс подставляется под ласку. Его давно не хвалили за какую-нибудь мелочь.       – Когда ты убьёшь меня? — абсолютно спокойно спрашивает Баки, прикрыв глаза.       Барон молчит, продолжая мягко перебирать короткие волосы.       – Я не хочу убивать тебя, — наконец отвечает он, наверняка улыбаясь.       – Но я тоже суперсолдат.       Гельмут поворачивает его лицом к себе, ждёт, пока он откроет глаза, и, глядя едва ли не в самую душу, ровным голосом говорит:       – Ty — moj soldat.       И Баки кивает, прежде чем потянуть Земо на себя и прижаться к его губам поцелуем. Барон улыбается в чужие губы, но не позволяет скромному касанию перерасти во что-то большее и встаёт с дивана.       – Всему своё время, Джеймс. До скорой встречи, — и он опять уходит, оставляя Баки Барнса и Зимнего солдата с чувством потерянности и опустошённости.       Барнса прозвали Белым Волком. А на деле всего-то преданная псина, которая едва не скулит в ожидании хозяина.              Земо его дразнит. Иногда он звонит ему, непринуждённо рассказывая о своих буднях и расспрашивая о жизни Джеймса. Иногда присылает подарки: книги, коробку конфет ручной работы, новую кожаную куртку, которая наверняка стоит больше всех его шмоток и прочих пожитков вместе взятых. А потом он приглашает его к себе. Ну, как приглашает — его (безусловно, не вызывающий доверия) дворецкий приходит к сержанту домой и просит проехать с ним. Они едут около двух часов, и Барнс машинально запоминает дорогу, хотя знает, что, если позже решит сам навестить Земо, того там не будет, ведь барон сам решает, когда хочет появиться в жизни Баки.       Гельмут встречает его, как подобает аристократу: вежливо рассказывает, где какие комнаты, предоставляет всё необходимое и просит не стесняться беспокоить его по любому поводу. Джеймс почти месяц живёт у него и, кажется, окончательно сходит с ума.       Всё это время они обсуждают, как лучше и незаметнее подобраться к Картер, иногда развязывают перепалки, Барнс в запале даже разбивает кружку. Но всё же он чувствует себя уютно. Ему комфортно рядом с Земо. Несмотря на патологическое недоверие ко всем вокруг, с бароном ему легко. Он не боится поворачиваться к нему спиной, не вздрагивает от прикосновений, открывает шею снисходительным ласкам, доверчиво закрывает глаза. Гельмут всегда остаётся хозяином положения, но Джеймса это устраивает.       Земо дразнит его, неплотно закрывая дверь в ванную, когда уходит в душ. Иногда с его плеча якобы случайно сползает халат, игриво оголяя светлую кожу. Он не закрывает дверь в спальню, переодеваясь, зная, что гость за ним наблюдает. Он всё чаще облизывает губы. Как бы невзначай задевает пальцами чужие бёдра. Иногда проводит пальцем по его губам, не разрывая зрительный контакт. И делает ещё много других вещей, которые распаляют желание Барнса. Сержант пожирает взглядом каждое движение, позволяет себе вестись на каждое поддразнивание.       Он не выдерживает, когда, в очередной раз постыдно подглядывая за бароном в душе, видит, как тот начинает себя ласкать. Джеймс, словно под гипнозом, заходит в ванную, не стесняясь быть раскрытым. Он обводит поджарое нагое тело тяжёлым мутным взглядом. Гельмуту это, кажется, доставляет удовольствие, он даже не пытается прикрыться.       – Я тоже хочу, — хрипло произносит Баки, протягивая руку к телу барона, но не трогая. — Коснуться.       Земо хитро щурится, чуть усмехается и снисходительно кивает:       – Коснись.       Джеймс на пробу проводит пальцами правой руки по его ключицам, плечам, большим пальцем обводит подрагивающий кадык. Делает шаг, другой, оказываясь в душевой кабине рядом с мужчиной, и не обращает внимание на мокрую одежду — только завороженно смотрит на свою руку на чужой коже.       Он смутно помнит, как несмело, словно спрашивая разрешение, трогал такое желанное тело. Как с него стянули майку, лаская в ответ. Как он прижал Земо к стене, приблизившись к его губам, но не смея поцеловать, пока барон не ухмыльнулся, одобряя действия солдата. Как бережно, но жадно оглаживал и сжимал крепкое тело мужчины, а после подхватил его под бёдра и понёс в спальню.       Баки приходит в себя, когда он раздетый лежит на кровати, а Гельмут восседает на его бёдрах, глядя сверху насмешливо и гордо, намекая, кто здесь руководит процессом.       – Я хочу, чтобы ты держал себя в руках, Джеймс. Не двигайся, — томно шепчет он, и Барнс послушно убирает руки с его поясницы, разводя их в стороны.       Земо довольно, сыто улыбается и, поддразнивая, обводит пальцами его головку, скользит рукой ниже, уверенно обхватывая член ладонью. Он делает это намеренно медленно, наблюдая из-под полуприкрытых век за сержантом. Барон прекращает свою ласку и тянется к тумбочке, доставая оттуда смазку. Он размазывает её по пальцам и не спеша касается себя. Обводит чувствительные мышцы, распределяя смазку, выдавливает ещё немного и вводит один палец, коротко выдыхая. Джеймсу сносит крышу от этого вида, он хочет прижать Земо к себе, зацеловать его кожу, оставляя собственнические метки, но лишь продолжает наблюдать, не шевелясь.       Гельмут неторопливо добавляет второй и третий палец, растягивая себя медленно и уверенно. Он внимательно следит, как Баки часто облизывает губы, как его кадык дёргается при каждом сглатывании вязкой слюны, каким диким становится его взгляд, как его руки сжимаются в кулаки в нетерпении, — и одобрительно улыбается, ведь солдат не нарушает приказ.       – Как думаешь, я достаточно готов, чтобы принять тебя? — интимно спрашивает Гельмут, заглядывая в синие глаза.       Джеймсу сносит голову от того, как похабно это звучит, особенно от всегда утончённого барона. Это заводит похлеще любых подглядываний и ласк, но он молчит, только продолжая смотреть, как пальцы двигаются в чужом нутре. Земо хмыкает и свободной рукой выдавливает немного смазки, заботливо согревая её в руке, прежде чем провести ладонью по напряжённому члену солдата, плавно скользя от головки к основанию и обратно, не забывая растягивать себя. Баки непроизвольно дёргает бёдрами, но тут же берёт себя в руки, сильнее сжимая кулаки и зубы. Ему ничего не стоит схватить Гельмута за бёдра и насадить на себя, выбивая стоны, но он не хочет ослушаться приказа. Земо одобрительно кивает и вытаскивает пальцы, приподнимаясь и притираясь влажным раскрытым сфинктером к горячему члену. Он насаживается одним плавным движением, вбирая Джеймса в себя полностью, срывая с его губ сдавленный рык вперемешку со стоном, и стонет сам, двигая бёдрами. Он даёт себе немного времени привыкнуть, лишь слегка покачиваясь, а после начинает неторопливо двигаться, доводя до предела. Барон ласкает своё тело руками под голодным взглядом Баки, сжимает мышцы вокруг его члена, срывая короткие стоны, и насаживается до основания каждым движением.       Гельмут берёт его ладони в свои и кладёт на свои бёдра, как бы давая разрешение, и Барнс жадно сжимает их, скользит по бокам, торсу, чужой возбуждённой плоти. Он едва себя контролирует, понимая, что, если забудется, легко сломает хрупкие человеческие кости. Поэтому он продолжает пожирать Земо взглядом. Технически он его трахает, но оба прекрасно знают, кто истинный хозяин положения. Барон задаёт темп, решает, позволить ли себя касаться, и может в любой момент встать и даже запретить Джеймсу снять напряжение. А сержант легко подчинится. Но Гельмут не прекращает, не убирает сильные руки со своего тела — наоборот, накрывает своими ладонями и ведёт вверх по коже, направляя, показывая, как ему нравится. Он гладит чужими руками свою грудь, ключицы, шею, чуть сжимая металлические пальцы на ней. Барнс покорно следует этим немым указаниям, сходя с ума от обилия ощущений, запахов, звуков. Земо его дразнит, распаляет сильнее, будто желая довести до безумия, до состояния животного, которым когда-то был Зимний солдат. И у него, чёрт побери, получается. Баки напряжён до предела, он хочет грубо, грязно, абсолютно не утончённо вбиваться в тугое горячее нутро, хочет оставить на белой коже метки, хочет затрахать барона до состояния, пока тот не отключится.       Гельмут блаженно улыбается, наблюдая за Джеймсом сверху. Он видит, что тот уже на грани, и наконец сжаливается, наклоняясь к сержанту и томно выдыхая на ухо:       – Можешь брать всё в свои прекрасные сильные руки, soldat.       И Барнс берёт. Он с животным рыком переворачивает Земо на спину, даже не выходя из него, и рвано, жадно вдалбливает его в упругий матрас. Его руки скользят по коже в желании дотянуться до каждого её участка, а потом металлическая рука обхватывает такую хрупкую на вид шею, ощутимо, но безболезненно сдавливая. И даже в этом положении Гельмут смотрит на него с насмешливым превосходством. Это не злит, но распаляет, и Джеймс остро целует чужие плечи, ключицы, шею, впиваясь зубами, втягивая белую кожу, а после вылизывая отметины. Он доводит Земо до оргазма, ловя каждый стон, каждую гримасу на его лице, и только потом снимает собственное напряжение. Но желание не проходит, тело всё ещё горит, и Гельмут благодушно позволяет ему продолжить. Барнс, изголодавшийся по чужой ласке, теплу, податливости, не выпускает его из постели до утра.       Наутро Баки любуется множеством своих следов, от бордовых до почти чёрных, на молочной коже и старается запомнить этот образ барона, ведь через несколько дней он возвращается к себе. Все оставшиеся ночи они спят в разных кроватях и делают вид, что ничего не было.       Барнс верит, что Гельмут вернётся к нему. Надо просто подождать, влиться в повседневность, не думать о нём. Он приступает к воплощению их плана. Находит нужных людей, собирает зацепки и улики, ненавязчиво подкидывает Сэму идеи и задаёт направление.       Земо приезжает к нему. Иногда через пару недель, иногда спустя полтора месяца. Они обсуждают и корректируют план, изредка непринуждённо болтают. Если Земо решает остаться на ночь, они обязательно оказываются в постели.       Кровать Джеймса узкая и скрипучая, матрас продавленый, а постельное бельё из обычного хлопка, но Гельмут не брезгует. Ему, кажется, вообще на всё плевать, его цель — доводить Баки каждый раз до состояния, пока тот не превращается в эдакого Зимнего солдата, только не с жаждой убивать, а с желанием владеть вполне конкретным человеческим телом.       У Барнса развивается рефлекс, как у сраной собаки Павлова, только вместо слюней на лампочку у него стояк при виде Земо. Однажды барон не может остаться надолго, но, видя почти несдерживаемое желание в голубых глазах, сжаливается. Джеймс готов к тому, что этот раз не продлится долго и он не успеет в полной мере насладиться чужим теплом, и даже к тому, что Гельмут может ограничиться лишь подразниваниями, но, когда барон опускается на колени на пол перед ним, сержант теряет дар речи. Земо смотрится так странно, обтирая своими брюками не слишком чистый ковёр, который стоит раз в двадцать меньше этих самых брюк, но, судя по всему, тому плевать — он увлечён лишь пряжкой ремня Баки.       – Держи себя в руках, Джеймс, — мягко просит мужчина, освобождая твёрдую, налившуюся кровью плоть от ткани, но для сержанта это приказ — не трогать, не двигаться, просто получать удовольствие.       Гельмут не тратит время на то, чтобы раззадорить Барнса рукой или языком — видимо, действительно спешит, — и сразу накрывает головку горячим ртом, но не разрывает зрительный контакт. Он умело вбирает ртом член до самого основания, иногда выпускает его, давая себе отдышаться и вылизывая языком, но даже на коленях, с чужой плотью за щекой Земо всё ещё выглядит главным, ведущим, хозяином. От этого осознания Джеймса ведёт, он сцепливает руки за спиной, чтобы не поддаться искушению коснуться барона. Тот доводит его до оргазма, не позволяя отвести взгляд, и сглатывает всё до последней капли. Земо сыто, вальяжно улыбается, словно не он только что во всю глотку обхаживал мужчину, но перед тем, как он уходит, Баки говорит:       – В следующий раз я хочу отплатить тебе тем же, — и тихо добавляет: — Если позволишь.       Гельмут с усмешкой уходит.       И в следующую встречу позволяет. В этот раз времени у них достаточно, поэтому барон оттягивается по полной, не давая перехватить инициативу, издевательски проводя членом по пухлым губам или шлёпая по щекам, прежде чем расщедривается на разрешение взять желанную плоть в рот. Барнс не так опытен в этом деле (вообще не опытен, если совсем откровенно), но Земо более чем удовлетворён его стараниями и преданным взглядом, который Джеймс не отрывает от тёмных глаз, и в награду позволяет отыметь себя прямо возле обшарпанной стены.       Так продолжается полгода, пока Сэм не начинает что-то подозревать. Он устраивает приватный диалог и в лоб спрашивает:       – Ты поддерживаешь связь с Земо?       Сержант ухмыляется — ты даже не представляешь какую, дорогой друг, — но вслух лишь произносит:       – Он изредка пишет. Даёт наводки.       Он показывает заранее подготовленные письма от барона. В одном из сообщений мелькает имя Картер, и это заставляет Уилсона забыть о первоначальной теме разговора.       – И давно ты знаешь? — глухо спрашивает Кэп.       – Две недели, — врёт сержант. — Не хотел говорить, пока не проверю лично.       Баки ожидает, что Сэм закричит, даже ударит. Но тот подозрительно тих. Кажется, ему тяжело переварить эту информацию. Джеймсу его искренне жаль: капитану, как и когда-то Стиву, пришлось столкнуться с неприятным выбором: давний друг или преданность убеждениям и правительству. Сэм молча уходит и не выходит на связь несколько недель. Гельмут тоже не объявляется. Джеймс продолжает следить за Картер и присоединившимся к ней Уокером.       Спустя ещё три месяца Сэм с Баки всё-таки выводят Шэрон на чистую воду. Уилсон долго разговаривает с ней, читает целую, мать его, лекцию о чести и морали, но агент давно поехала крышей: жажда мести и желание воссоздать сыворотку, воспользовавшись доверчивым Джоном, застелили ей разум. Картер отправляют в Рафт, измученного Уокера кэп приводит к Изайе, который, на удивление, проникается горем голубоглазого блондина.       Джеймс рад, что всё это закончилось, но скучает по Земо. За это время они ни разу не виделись. Несколько раз он получал письма. Один раз Гельмут ему позвонил и под конец разговора устроил секс по телефону, в красках описывая то, как именно хочет сержанта и что бы позволил с собой сделать, пока Барнс под одобрительное хмыканье ласкал себя.       Однажды к Баки приходят Дора Милаж и расспрашивают о Земо. Сержант почти не врёт: говорит про письма с наводками, что не видел его и понятия не имеет, где скрывается бывший барон Заковии.       Гельмут пишет ему ещё спустя месяц, когда его официально объявляют мёртвым. Это всего лишь открытка с адресом, тем самым, где всё началось. Но у Баки есть работа. Он вырывается только спустя ещё почти месяц, когда получает наконец законный отпуск.       Последние две недели прошли в почти беспрерывных сражениях. Его кровь кипит, и желание застилает глаза, но он помнит, что должен держать себя в руках. Барон ждёт его там же, где и обещал.       Барнс сдерживает себя ровно три дня, пока очередное заигрывание не доводит его до ручки, и сержант забивает на негласное подчинение.       Он прижимает Гельмута после душа лицом к стенке. Аристократичное тело скрывает только мягкий халат, коридор наполняет запах дорогого мыла ручной работы. Земо не возмущается — наоборот, будто только этого и ждал. Он всё ещё кажется хозяином положения, но в этот раз Баки будет играть по своим правилам и, теснее вжавшись в распаренное тело, выдыхает на ухо барона:       – Сегодня ты будешь держать себя в руках, Хель.       Земо вздрагивает, но покорно кивает, и Джеймс скидывает с него ненужный халат. Он ласково оглаживает молочную спину и бока, оставляет короткие поцелуи на плечах и лопатках, легонько прикусывает ухо и томно шепчет:       – Ты можешь открыть свой рот, только чтобы умолять меня.       Обычно бледные щёки заливаются краской, и Барнс удовлетворённо хмыкает. Он спускается поцелуями вдоль позвоночника, руками лаская грудь и подтянутый живот, становится на колени, сминая ладонями худые ягодицы и разводя их в стороны. Он покусывает то одну, то другую половинку и пальцем насухую проводит по сжавшемуся колечку мышц, выбивая резкий выдох, а после медленно, дразняще проводит по нему языком. Баки вылизывает его, как девчонку, щедро смазывая слюной, иногда чуть проникая внутрь, слушая тихие всхлипы, но Гельмут послушно не двигается — только царапает наверняка дорогущие обои короткими ногтями.       Джеймс отдаляется и сплёвывает на пальцы правой руки, медленно вводя сразу два. Он напоследок прикусывает мягкую ягодицу и поднимается, продолжая растягивать любовника. Свободную руку он кладёт на соблазнительную шею, и контраст разгорячённой кожи с холодным вибраниумом заставляет барона вздрогнуть. Земо поднимает голову, позволяя металлической ладони полностью обхватить шею, крепко сжимая, но не перекрывая воздух. Барнс оставляет лёгкие отметины на белых плечах, жарко дышит на ухо, растягивая чужое нутро уже тремя пальцами. Он позволяет себе насладиться этим ощущением: если барон и позволял себя разрабатывать, то недолго. Теперь же у Баки есть возможность отыграться, распаливая, раздразнивая, то и дело задевая простату.       – Как думаешь, ты готов принять меня? — томно выдыхает сержант и проводит языком по кромке уха.       – Пожалуйста, Джеймс, — стонет Гельмут, но не двигается, не пытается насадиться на пальцы, соблюдая правило. — Боже, я тебя прошу…       Барнс удовлетворённо хмыкает и медленно достаёт пальцы, размазывая остатки слюны по члену. Он одним уверенным, но аккуратным движением поворачивает Земо к себе и подхватывает под колени, разводя их в стороны и приподнимая выше. Поощрительно гладит по бедру и голени, чтобы Гельмут обнял его ногами и положил руки на крепкие плечи. Джеймс притирается членом между ягодиц, мнёт их, издевательски касается пальцами растянутых, сжимающихся мышц, вынуждая барона снова умолять, и наконец входит плавным движением до основания. Земо стонет на каждом толчке, откидывает голову, скользя затылком по стене, но не отрывает взгляд от синих глаз.       – Горячий, тесный и весь мой, — бормочет Барнс в искусанные губы и прижимается к ним.       Он целует влажно и страстно, так, как давно хотел, проглатывая чужие стоны. Ухоженные ногти впиваются в его плечи от переизбытка эмоций, но Джеймс прощает эту вольность, поглощённый чужой податливостью. Баки наконец сжаливается над любовником и кладёт руку на жаждущий прикосновений член, доводя барона до оргазма за несколько умелых движений.       Им следует переместиться, но до кровати далеко, и Джеймс, не снимая Земо со своего члена, относит его в гостиную на диван. Он садится, бережно удерживая в руках человека, и ласково гладит по спине и ногам. Гельмут открывает глаза, и его взгляд совершенно ошалевший, на грани безумия. Барнс понимает всё без слов и усмехается:       – Можно, baron.       Для Земо большего не нужно. Он с нечеловеческой силой вжимает сержанта в спинку дивана и объезжает его по высшему разряду, не давая ни шанса не кончить внутрь.       До утра они успевают опорочить не только несчастный диван, но и стол, барную стойку, подоконник, ещё две стены, шкаф, оказавшийся не в том месте и не в то время, и прикроватную тумбочку. На кровати в этот раз они только спят, вымотанные, но довольные.       Утро проходит по-домашнему. Дворецкий (который наверняка слишком много знает, ведь в гостиной идеально убрано, но делает вид, что нет) подаёт аппетитный завтрак с ароматным кофе. Земо читает очередную книгу. Баки лениво переключает каналы. В одном из выпусков новостей рассказывают про Рафт и упоминают о смерти заковианского террориста.       – Я трахаю труп, — не удерживается от смешка Барнс.       – А меня трахает столетний дед, — парирует Земо.       – Мне сто восемь.       – Ещё лучше!       Джеймс заливисто смеётся. Так уютно, легко и свободно ему не было с сороковых. Почему-то вспоминаются его бредовые сравнения Гельмута с Круэллой. Что ж, одного щеночка — скорее опасного, но приручённого волка — барон себе нашёл. Осталось уточнить один момент:       – Ты не пустишь меня на очередную свою сутенёрскую шубу?       Земо смотрит на него, изогнув бровь, словно силясь понять, в какой момент крыша сержанта отъехала, а потом, осознав эпитет к своему любимому пальто, оскорблённо фыркает и утыкается в книгу. Барнс не может сдержать очередной приступ смеха.