***
Все четверо вышли наружу, только после того, как Призрак надел на них кандалы, прикрепленные к каждому левому запястью и с примерно десятифутовой цепью между ними, так что они сделали поезд, как группа невежественных детей в поездке из детского сада или вереница мулов, привязанных к уздечке фермером. Это была уступка, что Макмиллан не позволил бы им выйти на улицу, не сделав этого, поэтому они сделали это, натянув куртки, чтобы защитить от радиации, и шарфы, чтобы защитить свои легкие, если шторм разразится, пока они были на улице. Наконец, Дуайт опрыскал их духами, чтобы скрыть их запахи, хотя никакое искусственное соединение не могло действовать сильнее, чем то, что предоставила природа. Они рискнули выйти через парадную дверь, Дуайт повел их через песчаную пустошь. Серые, мертвые деревья стояли вокруг палаток и навесов, построенных в тени Поместья, их обитатели были в безопасности за кирпичными стенами, которые граничили с владением. Сразу за железными воротами, которые оставались открытыми до захода солнца, находился рынок с несколькими прилавками, торгующими различными товарами, такими как инструменты, еда и безделушки. Отряд омеги змеился между стойлами, Дуайт впереди, останавливаясь здесь и там, чтобы посмотреть на то, что было собрано из внешнего мира. Некоторые предметы вызывали чувство ностальгии, другие — любопытство. Один продавец, в широкополой шляпе, с пушистыми седыми волосами и мрачным взглядом, уставился на Дуайта с того места, где он сидел перед коллекцией оружия. Лавкой мясника управляла высокая, широкоплечая женщина в ужасной белой маске, которая рубила дичь топором. Ее помощник, молодой человек с толстыми руками, с любопытством наблюдал за ними. Дуайт увидел, как Джейк и Клодетт взволнованно смотрят на компактный радиоприемник. Джейк вертел его в руках, в его глазах светился восторг, когда он обнаружил, что он работает. Продавец в киоске, добродушный альфа с темно-карими глазами, отдал им его бесплатно. Клодетт выглядела вне себя от радости и поспешно поблагодарила мужчину. Дуайт улыбнулся, предпочитая видеть своих спутников в покое, свободными от вечного беспокойства и задумчивого альфа-мастера. Он снова обратил внимание на стойло мясника, обнаружив, что ее помощница с любопытством наблюдает за ним. — Что это? Группа неженатых омег, в городе, в полном одиночестве? — раздался странный высокий голос, и Дуайт оглянулся, чтобы увидеть высокого, хорошо одетого альфу, приближающегося к ним. На нем было длинное пальто, доходившее ему до колен, а на губах застыло угрожающее выражение. Джейк встал перед Клодетт, и поэтому внимание мужчины переключилось на него. Он протянул руку и провел пальцем по подбородку Джейка. Его кожа, там, где она виднелась из-под рукавов, была скрючена и облеплена металлическими инструментами, похожими на провода. — О, что бы я мог сделать с такой милой кучкой омег, как эти, — объявил альфа и издал возбужденный смешок, тесня омег ближе. Окружающий сброд ничего не делал, очевидно, из первобытного мышления, что если омега вышел без сопровождения, они, безусловно, заслужили все, что с ними случилось. Кроме того, Дуайт признал, что именно этот альфа был врачом поселения, поскольку у него была особая привилегия делать любые абсурдные вещи, которые ему нравились. — Оставьте нас в покое, — сказал Дуайт, шагнув вперед и встав между доктором и его подопечными. Доктор оглядел его с ног до головы с маниакальной ухмылкой на лице. — Мы здесь с разрешения Макмиллана. — О, как вы все прекрасны, — усмехнулся доктор, — как бы я хотел увидеть, как вы извиваетесь. Он потянулся к руке Дуайта, но тот отдернул ее. Со смехом он вместо этого потянулся к Квентину, который стоял у плеча Дуайта, и отстранился от прикосновения, кротко протестуя. — Ладно, хватит! — раздался крик издалека, и Дуайт, обернувшись, увидел помощника мясника с поднятыми кулаками. — Дэвид! — предупреждающе рявкнул мясник, приказывая ему не вмешиваться, и мужчина отступил. Несколько других альф и бет парили вокруг омег, которые теперь все стояли в кучке, как нервные птицы. Они, казалось, спорили, стоит ли вмешиваться, и Дуайт мог только с отвращением и ужасом разглядывать их лица. Почему им никто не помогает? Это было постыдно. — Макмиллан не одобрил бы, если бы узнал, чем ты угрожаешь, — предупредил Дуайт. — Ты же не хочешь, чтобы тебя выгнали, заставили пробираться в Пустоши, не так ли? Доктор ухмыльнулся, выражение его лица из радостного превратилось в смертельно опасное. — Я не боюсь этого мальчика. К тому времени, как он поймает меня, я получу то, что хочу… — он снова потянулся к Квентину, прежде чем, быстро, как молния, его рука была оторвана нависшей фигурой Призрака. Призрак появился из самого воздуха, повалив доктора на землю. Пока они сражались в центре рынка, Дуайт взял омег и побежал обратно через ворота, вверх по подъездной дорожке и в особняк.***
Когда Макмиллан узнал, что произошло, он не сказал ни слова, а вместо этого просто наблюдал, как омеги съежились и оправились от ужаса, вызванного их выходом на улицу. Хотя выражение его лица под отвратительной маской было непроницаемым, Дуайт отчетливо чувствовал, что он злорадствует. — Тебе повезло, — сказал Макмиллан, поймав Дуайта в коридоре по пути из ванной, после того как омега закончил смывать грязь рынка с его кожи. — Если бы с ними что-то случилось, что могло повредить их ценности, я бы убрал разницу из твоего тела. Дуайт просто посмотрел на него и захлопнул за собой дверь спальни. В течение нескольких дней альфа был найден для Клодетт. Ее жар приближался; по ее собственным оценкам, он будет на ней в течение недели, и в это время она будет отправлена со своим избранником. Ее кожа была раскрасневшейся и теплой, а тело с большей готовностью становилось скользким, что заставляло ее чаще менять низ. И, кроме того, ее запах был очевиден: он заставил Дуайта чувствовать себя спокойным, но тяжелым, когда он столкнулся с ее ароматом, запахом сирени и ванили, успокаивающим, делающим его мягким, готовящим его к перспективе спаривания. Клодетт, однако, была менее успокоена; на самом деле она казалась испуганной—часто плакала и съеживалась на своей кровати. Альфа, выбранный для нее, был хозяином местной Фермы Холодного Ветра, и его союз с Макмилланом обеспечил бы снабжение Поместья продовольствием. Однако альфа также был уродливым, ужасным существом с наклонной походкой, искривленным позвоночником и лицом, способным напугать даже самого закаленного путешественника пустошей. Однажды ночью Дуайт наблюдал через дверной проем, как Макмиллан успокаивал Клодетт, омега сидела у него на коленях в спальне и тихо плакала в платок. — Он…отвратителен, — простонала Клодетт, шмыгая носом в рукав. Голос Макмиллана был мягче, чем Дуайт когда-либо слышал, когда он гладил девушку по спине. — Только снаружи, — объяснил он, — внутри он добрее, чем ты думаешь, я обещаю. Он не может помочь той форме, в которой родился, — он нежно укачивал Клодетт у себя на коленях. — Он будет прекрасным альфой для тебя. Ему нужен только ребенок, которого он мог бы любить и лелеять так, как не делали для него его родители. Это его единственное желание. Не могли бы вы скрыть это от него? Дуайт отвернулся от сцены и прислонился спиной к стене. Какой лжец. Он был искусным манипулятором, которого интересовало только его собственное богатство. Для него люди-омеги или любые другие — были просто объектами, которые можно использовать и обменивать, и все же он убедил их в обратном. Что он сказал, чтобы завоевать непоколебимую преданность Призрака или любого из охранников, которые патрулировали его прекрасный город? Дуайт мечтал когда-нибудь стать таким же сильным в своих словах, как Макмиллан. Несколько ночей спустя, пока омеги спали, Клодетт просто увели под покровом темноты. Макмиллан разбудил ее, собрал ее вещи — на самом деле, только одежду и этот причудливый и маленький радиоприемник — снял с нее ошейник, в последний раз провел рукой по ее волосам, а затем передал ее альфе. Дуайт надел очки и босиком прокрался к двери, чтобы увидеть, как чудовищный альфа мягко положил руку ей на спину и увел ее. Макмиллан поймал его на шпионаже. Дуайт сердито посмотрел на него. — Ты чудовище, — прошипел он. Макмиллан выдохнул: — Тебе должно так повезти.***
Когда Макмиллана не было дома, Дуайт путешествовал по дому относительно свободно, хотя охрана Призрака у входной двери была безупречной с тех пор, как произошел инцидент на рынке. Тем не менее, он бросился к двери, когда кто-то постучал, стремясь соприкоснуться с внешним миром, пусть и кратким. В дверях стоял помощник мясника — Дэвид, если Дуайт помнил. Дуайт мгновенно почувствовал запах пота, крови животных и альфа-феромонов, впустил его в фойе и забрал у него посылку. Облученное мясо пахло совершенно свежим, как будто тварь в сложенном газетном пакете пиналась только сегодня утром. Дуайт отложил его в сторону, чтобы отнести в магазин, считая это метафорой того, что он не хотел рассматривать слишком близко. Однако молодой альфа не ушел после того, как его работа была закончена, а вместо этого завис в фойе, переминаясь с ноги на ногу. — Я не думаю, что рядом есть другой омега, — спросил Дэвид, почесывая затылок, — тот, с вьющимися волосами и большими глазами? Квентин? Дуайт приподнял бровь, но все равно позвал его. Затем он наблюдал, как Квентин вышел вперед, почти сияя, когда заметил нового альфу. С соседней позиции, все еще чувствуя, что ответственность Макмиллан возложил на него, Дуайт слушал, как они разговаривали приглушенными голосами, рука Дэвида в конце концов упала на руку Квентина, сказав: — Я скучал по тебе. Они знали друг друга? — Почему ты ничего не сказал? — шепотом спросил Дуайт той ночью, когда они лежали в постели, но еще не спали. Они говорили шифром даже в этом уединении, избегая компрометирующих деталей. Для этого не требовалось детектива; просто осторожное обнюхивание их объединенных запахов показало, что Дэвид и Квентин были парой, спаренной во всех отношениях, которые имели значение, даже если они не были связаны или связаны узлом, и, конечно, не были отмечены — такая вещь, такая очевидная, как знак спаривания на шее, должна была появиться в ежедневных проверках Макмиллана. — Потому, что это не имеет значения, — объяснил Квентин, вытирая слезы. — Макмиллан никогда мне этого не позволит. Он…не сильный альфа, он просто какой-то парень. Не имеет значения, чего я хочу. Уже нет. Макмиллан. Дуайт кипел от ярости на хозяина дома, своего хозяина, альфу. Дуайт не увидит, как еще одна из его подопечных будет похищена ночью, ее существование будет стерто, а ее запах медленно рассеется из комнаты вместе с тем, что осталось от ее памяти. Через несколько мгновений он сформулировал план. Под покровом темноты он разыграет его. Дуайт проинструктировал Квентина собрать свои вещи, скудную коллекцию, как это было, и сбежать через заднюю дверь, без охраны всего на несколько минут в самую глубокую ночь. Что касается их молчаливого стража, Призрака, Дуайт выскочил через парадную дверь, сразу же преследуемый крадущимся призраком. Он бегал кругами, огибая знакомый двор, тщательно изучив его географию, бросая тоскливые взгляды из окон особняка, уводя Призрака как можно дальше от пути выхода Квентина. Пока он бежал, пока его легкие не горели, а ноги болели, Дуайт мысленно представлял, как Квентин воссоединяется со своей парой, находит его в квартале торговцев и быстро расстается с ним отсюда, на восток, в сторону Леса, как велел Дуайт. Он представил, как они вдвоем наслаждаются запахами друг друга, делятся теплом холодными ночами в пустыне, сидя у костра. Он представил, как они завершают свою любовь на пике жара, что было вполне естественно. Когда Призрак, наконец, догнал его и потащил обратно за руку, Дуайт едва сопротивлялся, хотя вряд ли смог бы, даже если бы захотел, настолько изнурительной была погоня при лунном свете.***
Макмиллан был в ярости. Это не имело значения; Квентин ушел, освободившись. Он мог бушевать сколько угодно. С размеренным, кипящим гневом и тяжелой походкой он втащил Дуайта в спальню и бросил его на кровать. Дуайт попытался вырваться, и руки Макмиллана обхватили его запястья, прижимая его обратно к матрасу. Постельное белье было в беспорядке, потревоженное недавним использованием Макмиллана и от того, что он поспешно оторвался от отдыха в шуме. Простыни пахли им, железом и землей, потом и кожей. — Полагаю, ты очень гордишься собой? Отправить молодого на верную смерть? — прорычал он сквозь маску. Этот ублюдок спал в ней? Дуайт зарычал на него в ответ, его лицо покраснело и от усилий, и от пронизывающего холодного ночного воздуха. — Ему лучше быть там, чем торчать здесь с тобой, — выплюнул Дуайт. Макмиллан вскарабкался на кровать на коленях, раздвинув колени Дуайта своими, и в ужасающей демонстрации силы потянул Дуайта за запястья так легко, как будто он ничего не весил, притянув его к изголовью кровати. Он тяжело опустился на землю, тазом навстречу омеге, надавливая на него с намеком, что заставило Дуайта прикусить язык, чтобы скрыть звук. Он не даст неуклюжему альфе ни удовлетворения от своего страха, ни подчинения. — Я должен показать тебе, каково там, снаружи, — прошипел Макмиллан, жар его дыхания, слегка едкий, просачивался через рот маски, которая висела своей неровной улыбкой прямо над подбородком Дуайта. — Научу тебя, каков реальный мир для омеги. Продам тебя какому-нибудь ненормальному, помешанному на похоти военачальнику альфы, который будет держать тебя в клетке и трахать до тех пор, пока ты не сможешь встать, — пробормотал он и двинулся вперед бедрами, перемежая свои угрозы несколькими сильными, быстрыми толчками, от которых тело Дуайта содрогнулось. — Любой альфа был бы лучше тебя, — прошипел Дуайт и плюнул в маску Макмиллана. В ответ он потряс Дуайта за руки, сжимая его запястья в каменной хватке. — Вот так? Может быть, мне следует просто взять тебя себе, — он задумался, голос был мертвенно тихим, — это меньше, чем я должен, теперь, когда ты стоила мне одного из моих инвестиций. Я должен сделать тебя своей. Дуайт сжал челюсти: — А почему бы и нет? Макмиллан еще мгновение смотрел на него, а затем, к легкому удивлению Дуайта, отстранился. Он отпустил Дуайта и встал, разочарованно качая головой. Когда он подошел к двери и жестом указал на нее, он не потрудился скрыть растущее возбуждение между ног, значительную шишку под его спальной одеждой. Дуайт мельком увидел его, пока лежал, переводя дыхание, и быстро отвел взгляд. Альфа махнул рукой, постучав костяшками пальцев в дверь, сигнализируя о появлении Призрака. Призрачная фигура проводила Дуайта обратно в его комнату, и пока он лежал, распластавшись поверх одеяла, перегревшись, он игнорировал резкий спазм в животе, когда представил Макмиллана над собой.***
Жар Джейка начал проявляться в течение нескольких недель, и Макмиллан, казалось, работал с особой энергией, чтобы найти ему пару. Кожа омеги покраснела почти постоянно, и его запах, насыщенный и остро-сладкий, заполнил спальню. Призрак еще пристальнее следил за ними обоими, сердитая, тревожная фигура следовала за ними по залу, как тень, прячась в углах залов. Заинтересованный альфа был быстро найден, тот, кому Макмиллан, по-видимому, был в большом долгу, неопределенная природа которого, по-видимому, имела жизненно важное значение для их дальнейшей безопасности. Альфа был еще одним молчаливым, задумчивым чудаком в белой маске, который щеголял в облегающем комбинезоне и в одиночку приехал в Поместье из соседнего поселения под названием Хэддонфилд. Он выглядел вершиной ужаса пустоши, подумал Дуайт, наблюдая, как они с Макмилланом односторонне беседуют о вопросах торговли и брокерской деятельности. — А ты не боишься? — спросил Дуайт у Джейка, который, казалось, не был в восторге от предстоящей продажи. — О Майерсе? — ответил Джейк. — Нет. В нем не было ничего страшного, кроме, может быть, чувства моды. Дуайт сглотнул. Он нашел молчаливую, семифутовую фигуру, которая никогда не говорила и которая постоянно держала нож на бедре, очень пугающей. Он не был уверен, то ли Джейк просто пытался скрыть свои чувства ради Дуайта, то ли предстоящая жара лишила его некоторых запретов. В любом случае, медленно закипающий страх охватил Дуайта при мысли о том, что он увидит, как последний из его товарищей сдается. Может быть, это был страх остаться в одиночестве, или, может быть, дело было в том, чтобы столкнуться с этим миром только с Макмилланом в качестве компаньона. — Но что, если… — прошептал Дуайт. Он сцепил пальцы на коленях и заговорил тихим голосом — А что, если ты ему безразличен? Что, если он просто видит в вас объект, средство для достижения цели? Джейк удивленно поднял бровь. Его взгляд, как обычно, был смесью сочувствия и сардоники. Как ему удавалось так замечательно контролировать свои эмоции, было загадкой для Дуайта, который в последнее время не чувствовал ничего, кроме гнева, печали, отвращения и беспокойства, колеблясь между настроениями, когда над головой включался свет. — Тогда я убью его и убегу, не знаю, — невозмутимо произнес Джейк, пожимая плечами. — Я сделал это сам, я могу сделать это снова. Дуайт попытался рассмеяться, но у него вырвался сдавленный смешок. Ему было жарко, лихорадочно, голова кружилась, легкие, казалось, не вдыхали достаточно воздуха при каждом вдохе. Он потер руки и обнаружил, что кожа горячая на ощупь, и беспокойство засело у него между висками. Джейк протянул руку и коснулся двумя пальцами подбородка Дуайта, приподняв его вверх. — Похоже, ты скоро выйдешь отсюда, — сказал он, изучая раскрасневшееся лицо Дуайта и расширенные зрачки, — у тебя тоже начинается жар. Всего через две ночи Джейка забрали. Дуайт сел и стал наблюдать за церемонией, когда его ошейник расстегнули и отложили в сторону, а сверток с одеждой передали в руки его нового альфы. Это было похоже на обратное похищение, подумал Дуайт, почти больной от нервов, наблюдая за обменом через дверь, приоткрытую лишь на щелочку. Джейк ушел, хотя ушел с высоко поднятой головой и бесстрашием, которому Дуайт мог только надеяться подражать, когда придет его время.***
Остаток ночи, казалось, тянулся бесконечно, растягиваясь тонкими нитями, как смола, самые черные часы превращались в серое утро и, наконец, бело-голубой дневной свет, Дуайт не спал все это время. Он лежал, свернувшись на боку, покусывая большой палец, крепко обхватив рукой живот. Его свело судорогой, на лбу выступил пот, щеки горели, а руки дрожали. Макмиллан вошел в комнату и одним быстрым рывком сдернул с него одеяло. — Мне вряд ли нужно вас осматривать, — сказал он, — у вас такой сильный запах. Через день у тебя может начаться течка. Дуайт сел. Он не смотрел на Макмиллана, вместо этого опустив голову и плотно сжав ноги. Слизь стекала между его ног, смачивая кровать под ним. Ничего такого, с чем он не мог бы справиться, подумал он, хотя прошло почти тринадцать месяцев с момента его последнего цикла, и это внезапное возрождение немного раздражало. Мало того, что он чувствовал себя физически затронутым, но его эмоции также были горячими и холодными, и ничего между ними. — Теперь ты продашь меня, как скот, верно? — Дуайт фыркнул, его голос был едким. — Меньше, чем скот. Как кусок мяса. — Я бы выбрал самого отталкивающего покупателя, — ответил Макмиллан, занимаясь тем, что взбивал соседнюю кровать, и каждое движение простыней по воздуху разносило феромоны по комнате, в которой Дуайту было невыносимо душно. — Тот, кто погубит тебя окончательно. Дуайт судорожно вздохнул. Жар быстро накатывал на него, голова кружилась, а мысли сужались, как будто он наблюдал за миром через крошечную замочную скважину, а не через окно. Он положил руку между бедер. Запах железа и древесного дыма, кожи и мужского пота забивал его чувства, соединяясь с его собственными подтверждающими омега-феромонами, и он чувствовал запах лилий и свечного воска, асфоделей и зеленых листьев. Он глубоко вздохнул. — Тогда сделай это, — сказал Дуайт, покорно, но вызывающе. Если его собираются сделать пешкой в руках жадности Макмиллана, он не уйдет спокойно. — Будь я проклят, как ты проклял моих друзей. — Я спас их, Дуайт, — настаивал Макмиллан, — от гораздо худшей участи. Вы не знаете, что в сердцах альф, особенно сейчас, когда Коллапс позволил проявиться худшим их частям. Эти носители были бы привязаны к стойкам для размножения прямо сейчас, если бы не моя избирательность. Дуайт покачал головой. Он не хотел этого слышать. — Теперь я-все, что у тебя осталось. Ваша единственная оставшаяся инвестиция. Ухмылка Макмиллана была почти слышна. — Разве не этого ты хотел все это время? Взгляд Дуайта метнулся к нему. Альфа маячил рядом, протянул руку и нежно погладил Дуайта по щеке. Его ладонь была широкой и удивительно мягкой, он баюкал в ней голову Дуайта, поглаживая большим пальцем влажные завитки на виске. Дуайт вырвался. — Никто…не заслуживает того, чтобы быть у тебя под каблуком, — ответил Дуайт, его тело на полной скорости бросилось в жар, теперь его сердце бешено колотилось, чтобы догнать, изматывая его. Он устал бороться, жить каждый день в страхе за то, что может случиться с его друзьями… Но чего ему теперь бояться? — Кроме тебя, верно? — Макмиллан ответил в своей лаконичной, непринужденной манере. Он скользнул руками по щекам Дуайта, кончиками пальцев касаясь чрезвычайно чувствительных мест на шее, прямо под нижней челюстью, заставляя Дуайта дрожать. Несмотря на свои более высокие рассуждения, Дуайт обнаружил, что погружается в прикосновение, склоняется к рукам, запаху. Запах Макмиллана окружал его тонкими завитками, как ткань, покрывающая его, полоска за полоской. — Ты ведь этого хотел, не так ли? Быть единственным? Вот почему ты отослал молодого. Ты бы выгнал их всех раньше, если бы мог, не так ли? — Макмиллан объяснил, и Дуайт закрыл глаза, наслаждаясь запахом альфы: густым, как смола, сладким, как вино, и грубым, как земля. Кончики пальцев, которые казались гладкими, нагретыми камнями, заставляли его кожу покалывать. Когда он снова открыл глаза, то обнаружил, что его переносят в объятия альфы, поднимают с кровати и прижимают к теплой широкой груди Макмиллана. Он свернулся в объятиях, обхватил руками шею альфы и глубоко вдохнул. Этого ли он хотел? Макмиллан отнес его в свою спальню, и его запах, который жил там, почти ошеломил. Если бы его не несли, он упал бы на колени, его кости превратились бы в желе от сильного присутствия этого человека. Хотел ли он остаться с Макмилланом наедине? Неужели желание отослать других омег было скорее эгоистичным, чем бескорыстным? — Я не поэтому… — Дуайт покачал головой, — мы не объекты. Я не объект… Макмиллан опустил его на кровать. Постельное белье было в беспорядке, наспех свалено, как гнездо. Дуайт лежал на спине, положив голову на кучу простыней и подушек, погружаясь в запах. Его жар был почти в полном разгаре, и он уже был так поражен, что едва мог двигаться с того места, где он был помещен, за исключением того, чтобы медленно вращать бедрами, чтобы облегчить некоторую глубокую боль. Слизь стекала из него горячими струями, пропитывая его шорты, которые крепко держались на бедрах. Макмиллан опустился одной ногой на кровать и потянулся к нему, проводя руками вверх и вниз по его разгоряченным бокам. Наверху он прижал большие пальцы к соскам Дуайта через рубашку, описывая маленькие круги на затвердевших бугорках. — Может быть, я возьму тебя, а потом отошлю, — поддразнил Макмиллан, злобно и в то же время игриво, — подержанная омега все еще стоит королевства. Дуайт покачал головой. Нет. Не бросай меня. Макмиллан усмехнулся: — Посмотрим. Он забрался на кровать и склонился над Дуайтом, прижимая их тела друг к другу, бедро к бедру, нога к ноге. Дуайт почувствовал, как его бедра подсознательно раздвинулись, и потянулся к грубой, покрытой шрамами коже плеч Макмиллана. Феромоны изматывали его, но в нем также было осознанное желание. Возможно, за то, чего он хотел с самого начала: чтобы с ним обращались как с любовником, а не как с игрушкой. Макмиллан был эгоистичен и лишен чувства юмора, но он также был разумным, и его руки были нежными. Или, может быть, Дуайт сошел с ума, его интеллект помутился от всплесков естественного обезболивающего, проносящегося через его системы. Макмиллан толкнул его раз, другой, третий, заставив Дуайта ахнуть и прикусить губу. Он чувствовал жёсткое давление твердости Макмиллана на свою бедренную кость и желал этого в другом месте. Его живот болел, сводило судорогой, и он чувствовал себя удивительно пустым. Он так долго был без него и не уверен, что забыл о всепоглощающем желании тепла, и теперь оно накатывало на него волной за волной нетерпеливого желания иметь альфу внутри себя. Не просто альфу, нет. Макмиллана. Дуайт закрыл глаза, но в темноте ощущение стало еще сильнее, пока он не начал медленно подниматься в твердости Макмиллана. Он опустил руку и попытался снять шорты, задыхаясь и протягивая руку, когда Макмиллан отстранился, пальцы Дуайта последовали за ним. Альфа несколькими рывками стащил шорты с омеги, поднес мокрую одежду к носу и глубоко вдохнул запах. Еще одним быстрым движением он задрал белую футболку Дуайта под мышками, обнажив бледную грудь, раскрасневшуюся в розовый цвет. Дуайт потянулся мимо собственного возбуждения к Макмиллану, но был перенаправлен, Макмиллан переместил руку на его бедро. Он двигался очень медленно, обнажая свой член по дюйму от пояса, позволяя резинке соскользнуть, а затем прилипнуть, а затем снова скользнуть по изгибам его твердости. «Большой», — бесполезно подсказал разум Дуайта, думая о том, насколько большим он может быть с раздувшимся узлом, почти вдвое шире, если пропорционально. Макмиллан обхватил пальцами темный ствол и сделал несколько поглаживаний, другой рукой крутя и дергая сосок. Дуайт приподнял бедра, раздвинув их как можно шире, позволяя Макмиллану заложить лодыжки за бедра. Руки снова схватили его за запястья, но на этот раз без гнева или злобы, на этот раз с уверенной, абсолютной страстью. Дуайт вздрогнул, прикусил губу и выдохнул, когда Макмиллан вошел, но ничто не могло подготовить его к тому, что альфа-член скользнул внутрь. Он продолжал смотреть в черноту ужасной маски, пока Макмиллан медленно продвигался вперед, заставляя мышцы Дуайта раскрываться вокруг него, кольцо за кольцом, пока он пробирался внутрь. Дуайт начал тяжело дышать, втягивая воздух в легкие, но не отрывался от безглазого взгляда, пока, в конце концов, не выдохнул, когда его напряженные икры и согнутые пальцы ног смягчились, и его бедра безвольно обвились вокруг бедер Макмиллана. — Вот так, — прошептал альфа низким чувственным и мягким голосом, словно успокаивая кого-то, кто сильно пострадал, — вот так. Теперь ты наконец получил то, что хотел. Дуайт сделал глубокий вдох, выдохнул, когда Макмиллан вошел глубже, и вскоре задал медленный, неуверенный темп. Дуайт, с другой стороны, чувствовал себя нуждающимся и спешил, принуждение его тепла мешало сосредоточиться на чем-либо еще. Он застонал, уткнувшись подбородком в плечо и приподнимая бедра с каждым медленным тантрическим скольжением. Член Макмиллана был большим, но его проход был подготовлен с помощью слизи, избыток которой окрашивал его внутреннюю часть бедер в блестящую шерсть. Макмиллан овладел им медленно и глубоко, каждое размеренное движение позволяло Дуайту чувствовать и привыкать к его изгибу, размеру и чувственному скольжению. — Прелестно, — задумчиво произнес Макмиллан, — внутри у тебя так тепло. Какую сделку я мог бы заключить, предложив вам в качестве оплаты… — Нет, — твердо возразил Дуайт, дергая бедрами, ударяя пятками в спину Макмиллана, притягивая его ближе. От этого движения член Макмиллана вошел в него глубже, пока все еще дремлющий узел не стал кровоточить у его края. — Я…никуда не собираюсь, — сказал Дуайт, задыхаясь от слов, когда его широко распахнул наступающий вал. Дуайт дышал, гоняясь за собственным удовольствием, меняя угол наклона ног, пока не нашел нужное место и не замер, крича и впиваясь пальцами в ладони. Руки Макмиллана все еще крепко сжимали его, и он оставался приклеенным к Дуайту на коленях и локтях, решив наблюдать за каждой маленькой переменой в нем через эту ужасную маску. Повинуясь прихоти, он приподнялся и лизнул кривые зубы, прежде чем задохнуться и упасть назад, согнув спину под непристойным углом. — Т-там, — выдохнул он, напрягаясь, его твердость выпрыгнула из живота, когда Макмиллан ускорил шаг, сильно барабаня по месту, пока Дуайт не заплакал. Это было слишком много, все сразу, и все же он не мог насытиться. Его видения ненадолго исчезли, и он издал бессмысленные стоны и стоны удовольствия, пока не достиг своего пика, глубоко вдыхая в грудь, его член несколько раз ударил по животу. Он упал на спину, без костей, звезды летели мимо его глаз, его мышцы расслабились, чтобы принять растущий узел. Макмиллан врезался в него в более жестком темпе, заставляя кровать скрипеть, альфа предлагал ему серию шепчущих комплиментов, называя его теплым, мягким, красивым. Дуайт наслаждался вниманием, полностью сосредоточенным на нем; ему не нужно было делиться этим ни с кем другим. Макмиллан сосредоточился на нем, его глаза слабо мерцали сквозь маску, рот тяжело дышал, горячее дыхание дул сквозь маску. Внутри своего тела Дуайт почувствовал, как узел начал набухать, и с неистовым дыханием Макмиллана, второй волной экстаза, на этот раз вызванной чувством принадлежности, окситоцин затопил его синапсы, когда он содрогался, хрюкая с каждым толчком, который загонял узел глубже, пока он полностью не вошел, и Макмиллан рычал от оргазма. Он резко выдохнул, когда кончил, дернувшись вперед несколькими резкими толчками, прежде чем отступить и просто двигаться по медленному кругу, убедившись, что его узел полностью вошел. Дуайт вздохнул от удовольствия, проведя тыльной стороной ладони по лбу, чувствуя предательскую лихорадку, которая скоро заставит его кататься по простыням и умолять об этом, как помешанный на похоти сумасшедший, но сейчас он чувствовал себя приятным и согревающим прежде всего. Альфа был привязан к нему, и Дуайт не собирался отпускать его, по крайней мере, до тех пор, пока его узел удерживал их вместе. Макмиллан подобрал и подложил под поясницу Дуайта подушку, и омега выпрямил ноги ровно настолько, чтобы ему было удобно в течение следующих нескольких минут, зная, что сколько ему придется оставаться в таком положении, это будет смерть на спине. Макмиллан присел на колени, положив еще одну подушку между ягодицами и лодыжками, чтобы спасти суставы. «Это действительно следовало сделать это в более удобной позе», — рассеянно подумал Дуайт, касаясь своей шеи. Он вспомнил ошейник, когда его пальцы коснулись черной кожи и простого скользящего замка. То, что раньше раздражало и откровенно унижало его, теперь было почти приятным аксессуаром, если он был единственным, кто его носил. Однако, к его удивлению, Макмиллан потянулся к нему, затем нажал на булавку, чтобы открыть и снять его. — Почему? — пробормотал Дуайт, наблюдая, как с его шеи сняли ошейник, который так долго удерживал его, оставив после себя легкое прохладное облегчение. Макмиллан отложил ошейник и, к еще большему удивлению Дуайта, одним быстрым движением снял маску. Она соскользнула с его лысой головы, и он уронил ее на кровать, открыв лицо, которое, в отличие от слухов, было мужественным и странно красивым, в грубом смысле, отмеченное длинным рваным шрамом, который рассекал его губу и подбородок, но с небольшим количеством других уродств, подобных тем, которые создавала радиация. Дуайт с благоговением уставился на него, прежде чем протянуть руку и провести пальцем по лысому подбородку, ощущая наждачную бумагу — тонкую шероховатость кожи и твердость челюсти. — Мне нужно место, чтобы дать тебе кое-что получше, — объяснил Макмиллан, наклоняясь ближе. Его нос коснулся пульсирующей точки на шее Дуайта, прямо под ухом, и мягкое, как перышко, прикосновение заставило Дуайта упасть в обморок. Губы коснулись его шеи сбоку сбоку, следуя за мышцей вниз, устраиваясь на месте в том месте, где горло соединялось с плечом. Дуайт не поверил своим ушам, но потом почувствовал, как зубы альфы впились ему в шею, и это было так естественно и убедительно, что Дуайт почти потерял ход своих мыслей. Макмиллан крепко держал свою плоть, давление жгло, когда кожа покрылась синяками и сделала овулярную отметину, превратившуюся в рубец через несколько секунд после того, как ее отпустили. Дуайт вздохнул, прижимая руку к челюсти Макмиллана, притягивая его к своей шее.***
Бизнес Макмиллана «омега» превратился в спасательную операцию по настоянию Дуайта, хотя первый утверждал, что у него не было ничего, кроме добрых намерений для своего выводка. Посещение фермы Холодного Ветра показало, что Клодетт и ее альфа на самом деле были теплыми и игривыми, и с совершенно здоровым ребенком на подходе; и хотя Джейка и Майерса можно было назвать как угодно, но не «теплыми», по отдельности или вместе, их отношения казались достаточно справедливыми. Дуайт знал Джейка достаточно хорошо, чтобы понять, что он краснеет только тогда, когда действительно впечатлен и не хочет, чтобы кто-нибудь об этом знал, и он был розовощеким практически все время в Хэддонфилде. Отныне они будут собирать омег только для того, чтобы найти им безопасных и подходящих партнеров, как тот, которого нашел Дуайт.