Любовь на расстоянии 9 метров

— Екатерина, вы вообще меня слышите? Какой новый семестр? Какие тесты? У вас ребенок пробыл в коме полтора месяца. Да вам радоваться надо, что последствий так немного. И это с учетом того, что со здоровьем у девочки и так не очень. — Сквозь какой-то шипящий шум начали все четче пробиваться отрывки фраз. Голос матери сразу подействовал как будильник, а голос мужчины… Его я словно не знала, мозг не мог найти в памяти лицо, которому он принадлежит, но могу поклясться, что я его уже слышала, и не раз. — Да, Екатерина, вы меня правильно поняли, я посмотрел ее историю болезни. Вам еще первый приступ, когда ей было всего двенадцать лет, уже должен был о многом сказать, но вы его проигнорировали, и что из этого вышло? Почти восемнадцатилетняя девушка с сердцем ребенка. — Кто вы такой, чтобы сыпать такими обвинениями в мой адрес? — Человек, который сделал все, чтобы вытащить ее с того света. Я чувствовала боль, но боль странную. Она не была режущей или лишающей чувств. Она была тягучей, ноющей, и почему-то безумно приятной. Глазам, словно поставили минимальные настройки резкости, все вокруг было одним светлым пятном. Во рту была безумная сухость, сопровождаемая лютым желанием выплюнуть трубку, которая не давала сомкнуть зубы. Бессвязное мычание сопровождало мои жалкие попытки покрутить головой и понять, где я вообще нахожусь и что происходит. Пытаться пошевелиться было бесполезно, тело сейчас существовало только для передачи болевых ощущений, а в остальном, словно голова в воздухе. Резкий крик матери спровоцировал боль в голове, словно вбили гвоздь. — Знаете, что… — каждое слово колокольным звоном отражалось в ушах. — Как ее мать, я хоть сейчас могу написать заявление и забрать ее. — И везде, куда бы вы его ни принесли, вас там пошлют, куда и посылаю я! Екатерина, идите домой! Эта девочка здесь на особых условиях. Аппаратуры и препаратов, которые были необходимы для ее жизнеобеспечения в коме, сюда было закуплено на несколько миллионов долларов. Она только на короткие промежутки начала просыпаться, но это не значит, что она приходила в сознание. Екатерина, я никуда ее не отпущу, пока полностью не буду уверен в том, что она восстановилась. — Говорите что хотите, но вы всего лишь врач, пусть и владелец клиники. Сегодня же вечером я заберу ее вместе с полицией в обычную городскую больницу. Затихающий стук каблуков еще некоторое время отражался молотом в голове. — Сергей Сергеевич, есть реакция. После этих слов последовал грохот открывающихся дверей. В глазах замелькало сразу три силуэта, мне не хватало сил рассмотреть лица, но уже четко виднелись фигуры двух мужчин и одной женщины в белых халатах. — Игорь, реакция на раздражители. — Скомандовал голос, который все четче всплывал у меня в памяти, но почему же без лица. Резкий яркий свет, резанул мне глаза, порывом головы я вызвала сильный приступ боли и издала звук сдувающийся покрышки. — Есть реакция, она в сознании. Яркий свет, скорее всего фонарика выключился, а вместе с ним и картинка, которую пытались разобрать мои глаза, и опять этот шум: шорох листьев или помехи на радиостанции. Как бы я ни старалась напрячь свой разум, шум не уходил, он, наоборот, накатывал все с большей силой, пока по щелчку не исчез. — Доброе утро Маша. — Голос как спасательный трос вырвал меня из этого темного, шумящего кошмара. Я открыла глаза и увидела мужчину, которому принадлежал голос. Наконец-то мозг смог сопоставить звук и изображение. Мужчина, лет тридцати или тридцати пяти с крупным телосложением и плечами шириной в шкаф, стоял возле меня. Темно-русые, короткие волосы были аккуратно уложены на правую сторону. Лицо было очень грубым, даже пугающим, словно у этого человека не существовало его милого выражения. Но глаза… глаза все спасали. Светло-голубые, они сияли добротой и теплом, они словно говорили тебе: «Все будет хорошо, девочка моя, только не переживай». — Я Вас знаю? — Я шарахнулась от самой себя, вернее от своего голоса. Пожилая старуха при смерти разговаривала с мужчиной вместо меня. Некоторые буквы было сложно выговаривать, а попытки говорить громче не увенчались успехом. Связки не были рассчитаны на такое напряжение в данный момент и просто хрипели. — Меня зовут Сергей. Я твой лечащий врач. Я часто разговаривал с тобой, пока ты была в коме, твой мозг мог запомнить голос и проецировать его в воспоминаниях. — Сергей аккуратно взял мою руку и немного сжал ее пальцами. Его руки были грубыми, но от них исходила странная энергия, мне не хотелось, что бы он меня отпускал. Может во мне говорил страх опять оказаться в темноте. — Ну вот, пульс уже гораздо отчётливей, скоро пойдешь на поправку. — Силы моей руки хватило, только чтобы сжать два его пальца. — Прошу не уходите… — Меня затрясло. Страх, провалиться, накатил на меня, я не вынесу больше этого чувства. Когда ты понимаешь, что ты живой, но вокруг тьма. Ты не можешь с ней справиться. Ты пытаешься позвать на помощь, но не можешь произнести и слова, ты пытаешься пошевелиться, но тебя нет. Есть только твое сознание, которое начинает блуждать в закоулках твоих кошмаров, перебирая фрагменты, которые мучают тебя. — Мне страшно. — Шепот, смешанный со слезами, завис в воздухе палаты и, кажется, еще какое-то время присутствовал возле меня. — После почти двухмесячной комы это нормально. Через пару дней чувство тревоги уйдет. «Двухмесячной комы?!» — Фраза врезалась мне в голову. В глазах начали всплывать ужасные образы, а по телу словно прошелся импульс. Машина Настиного отца. Квартира Алексея. Бетонный, ледяной пол. И… и грузовик. — «Этого не может быть!» — Ты что-нибудь помнишь? Например, последнее перед тем, как проснуться. — Голос… голос матери. Она кричала что-то. — О да! Такое сложно забыть, даже я буду теперь ее помнить, мне кажется до самой смерти. Ты как раз проснулась в тот момент. Точно. Недели две назад, был такой хороший просвет в сознании. Но я не об этом, может помнишь что-то чуть раньше? — Нет… — «Грузовик, я помню грузовик. Но он не мог оказаться там! Зачем бы ему там быть? Значит мне это привиделось… А тогда как я сюда попала?» — То есть, ты не помнишь, кто тебя сюда привез? — Сергей ходил вокруг моей кровати и постоянно смотрел мне в глаза. — Он о тебе спрашивал… Часто. — Это невозможно! Он же не мог… Вы знаете. Откуда вы знаете? — Слова хаотично и несвязно прыгали у меня в голове. Ничего не сходилось. У меня не получалось сложить события в хронологический порядок. Да, я помнила грузовик, но нечетко, в виде пятна, которое пролетело мимо и дальше пробел, пустота. — Я ничего не помню, ничего не понимаю… — Давай я расскажу о том, что Я знаю, может быть, тебе это как-то поможет составить более четкую картину, потому что мне сейчас нужно понять, есть ли у тебя какие-то провалы в памяти. — Сергей подошел к окну, отодвинув жалюзи он приоткрыл форточку и сел в кресло рядом, подмяв под себя халат. — Свежий воздух не помешает, согласна? Я неуверенно мотнула головой. Сейчас свежий воздух волновал меня меньше всего. Я просто пыталась хотя бы вспомнить какой был месяц и посчитать, какой идет сейчас. — Он привез тебя в полпервого ночи. — Сергей наклонил голову, сложил руки на коленях в замок и очень важно начал свой рассказ, словно был спикером министерства. — У тебя были серьезные повреждения, шла сильная потеря крови. Мы сделали все необходимое, чтобы стабилизировать твое состояние, но все равно через пару часов ты впала в кому. Состояние ухудшалось с каждым днем, началось развитие пневмонии, ты провела без одежды, на холоде около трех часов. Еще хуже обстояли дела с сердцем. В тот вечер в твой организм с алкоголем попал и сильный наркотик, а после был веден и внутривенно, причем такая доза, что мне кажется, что там особо не заморачивались, просто вкололи все что было. Сердце начало отказывать. Мне пришлось запросить твою медкарту и там я увидел, что у тебя в двенадцать лет сердце остановило свой рост. После общения с твоей матерью, я понял, что ты не знаешь о данной проблеме. Все те разы, что ты принимала за панические атаки, были перебои в работе сердца. И я начал понимать, что в моей клинике нет необходимого оборудования для твоего жизнеобеспечения из-за данной особенности твоего организма. Я думал, что не смогу с ним связаться после того вечера, но он в тот же день, как я забил тревогу, заказал экстренный самолет из Израиля со всем необходимым оборудованием для тебя и полным пакетом препаратов. В начале были идеи о твоей транспортировке в Израиль или США, но на тот момент, твое состояние было крайне нестабильным. Поэтому за последующие пару недель моя клиника превратилась в самую высокотехнологичную во всей России. Некоторую аппаратуру я даже не видел в глаза. Так же сюда по приглашениям начали прилетать врачи со всего мира, которые специализировались в кардио и нейрохирургии. Но все обошлось, через несколько недель твое состояние стало улучшаться. Уже в начале Февраля ты начала просыпаться. Сначала приборы фиксировали несколько секундные волны сознания, но постепенно они стали увеличиваться. Ты запомнила крики своей матери, потому что именно в тот день первый раз полностью пришла в сознание, пусть и всего на пару минут. На самом деле, во всей этой истории меня больше всего удивил тот факт, что он сам, лично несколько раз связывался со мной и спрашивался о тебе, а также попросил сообщить, как только ты придешь полностью в сознание. Воздух в комнате звенел. Сергей замолчал и сидел неподвижно несколько секунд, грустно смотря на меня. «Как она могла?» — Только один вопрос сейчас меня волновал. Как моя мама могла скрыть от меня такое, завуалировав это под психосоматику и панические атаки? Ведь это же не шутка. Сколько раз за эти годы мое сердце могло отказать, когда я сама пыталась справиться с приступом, думая, что мне страшно? Я закрыла лицо руками. — Это не честно… — Я предполагала, что никто кроме одеяла не услышит данное высказывание. Мозг очень плохо работал. Я забыла, что в палате все еще присутствовал Сергей. Я вспоминала каждый момент за последние пять лет, когда у меня немели конечности и сердце начинало рвать грудь. Так же, особо четко, в памяти вырисовывался тот день в 2012, когда все это и началось:       Был такой спокойный и теплый Июньский вечер. Я стояла на балконе и вдыхала свежий запах улицы после дождя. Моего роста еле хватало, чтобы видеть всю улицу через открытое окно. Мама была в командировке и меня уже три дня никто не мучал со списком чтения на лето. Разбитые, игрой в Стоп Землю во дворе коленки ныли, но все было хорошо. Я не услышала из-за шума машин, проезжающих по лужам как ко мне подошел отчим. Я помнила только, что меня тогда резко вжало в стену. Руками я пыталась отодвинуться от стены, но когда человек весит в три раза больше тебя, то шансов не остается. Его рука обхватила мои волосы, и он резко отдернул мою голову назад. Его «поцелуи», если их можно было так назвать, моей шеи превращались в укусы, которые начинали ныть. — Будь умницей, не шуми. Ты же не хочешь расстраивать мамочку, верно? Представь, как она будет кричать если узнает об этом. Не рассказывай маме, хорошо? Я помнила каждое слово, каждую интонацию, каждый звук этой фразы. Это ведь был уже не первый раз. В тот день я решила посопротивляться. Мне было так страшно и противно, когда он, своими шершавыми пальцами раздвинул мои губы. Его плечо в этот момент перекрывало мне рот, и я в приступе паники укусила его. Вкус крови сразу спровоцировал приступ тошноты, и как только я почувствовала, что тиски ослабли — рванула в ванную, чтобы закрыться там от него, но не успела. Он, схватив за руки, швырнул меня на диван. Именно тогда, когда он навис надо мной огромной тенью, я почувствовала, что начинаю задыхаться. Ритм сердца сбился, а конечности превратились в холодные, бесполезные отростки. Страх парализовал каждую клетку моего тела. Затуманенным взглядом я еще какое-то время могла различать, как он стягивал с меня летнюю футболку и юбку. Через какое-то время я очнулась уже в палате и видела через штору как обеспокоенная мама о чем-то разговаривала с врачом. — Мария. — Я вздрогнула, осознав, что все-таки не одна нахожусь в палате. Слезы скатывались по рукам на простыню. — Я не знаю, зачем твоя мама так поступила. Последние пару лет скрывать это от тебя было бессмысленно, но возможно у нее на это были свои причины… Я, вроде, рассказал тебе все, что знал сам. Может у тебя остались какие-то вопросы? — Когда меня выпишут? — Я понимаю, что ты хочешь домой, но у тебя были очень серьезные повреж… — Я НЕ ХОЧУ ДОМОЙ... Поэтому и спрашиваю. Сколько я могу еще побыть здесь?— Сергей тяжело вздохнул и крепко сжал мою руку. — А сколько ты бы еще хотела? — Как можно дольше… — Ну, еще месяц я обеспечить тебе смогу точно. А дальше… Я думаю, мне уже не хватит сил, сдерживать твою мать. Отдать ему должное, я не знаю, как он это сделал, но не одно отделение полиции не приняло от твоей матери заявление о насильном удержании тебя здесь. — Вы думаете это он сделал? — Я в этом более чем уверен. Ладно, тебе нужно отдыхать, а я тут загрузил тебя такими не легкими разговорами. Скоро у тебя начнутся восстановительные терапии и будет становиться легче. А пока, если почувствуешь себя плохо, сразу жми на кнопку. — Сергей указал на маленькую черную кнопку над изголовьем кровати. — Хорошо, спасибо. Дни тянулись медленно и очень тяжело. Мне фактически пришлось заново учиться ходить. В теле постоянно была слабость. Рука безумно ныла и не хотела разгибаться. Моим пропитанием были только бесконечные обезболивающие препараты, которые мне кололи четко по расписанию. За три недели все возможных восстановительных процедур и приблуд я перезнакомилась с половиной медперсонала клиники. От скуки я разговаривала со всеми обо всем подряд и в ответ узнавала о каждом немало. Так, однажды ночью, спустившись на первый этаж, желания спать не было совсем, я словила пару ругательств в свой адрес от девушки информационной стойки — Полины. — Соловьева! — Сквозь тишину всего первого этажа крикнула девушка. — Вы меня знаете? — Тебя вся клиника знает. А ну марш в палату, новогоднюю смену всю поломала. Я мало что поняла из этого, но пришлось идти в палату. В последствии, конечно, санитар Павел, объяснил мне, что появилась я здесь в новогоднюю ночь, очень неожиданно и шумно. По его словам, меня привез какой-то «долбанутый чувак» на черной фуре, который разгромил пол двора. Подытожил Павел это все тем, что у таких нужно права силой отбирать и не пускать за руль. Меня это весьма позабавило. Также Сергей, мой врач, оказался очень хорошим человеком. Он очень много разговаривал со мной, чтобы я не начала сходить сума от того, что ты целыми днями лежишь в палате после процедур и ничего особо не можешь делать. Так же он очень помог мне с матерью. Мне удалось его уговорить не пускать ее сюда, под предлогом того, что я еще не проснулась. Я еще была не готова к встрече с ней. Я была очень зла на нее, и почти каждую ночь плакала от обиды. Но все равно настало время, когда Сергей начал готовить меня к выписке. Было шестнадцатое Марта. Белая розочка, подаренная мне санитаром Пашей на Восьмое Марта, уже совсем завяла и стояла в вазе опустившая бутон и пожухлая, передавая мое душевное состояние. Я прекрасно понимала, что ждет меня дома. Мама все эти недели копила в себе ярость, и как только она встретится со мной взглядом… это будет либо второе пришествие Христа, либо второй взрыв на Чернобыльской АЭС. Я тяжело вздохнула. За окном было уже темно и валил красивый, крупными хлопьями снег. Зима в этом году решила под задержаться. — Как ты? — В палату вошел Сергей. — К выписке почти все готово. Осталось только посетить психолога, так что накинь куртку, он в соседнем корпусе. — Да все хорошо… Стой, сейчас? Зачем мне к психологу? У меня же все нормально, ну правда. — Еще с детства не любила психологов. Мама затаскала меня по ним до такой степени, что я могла уже сама писать пособия по психологии для подростков и их родителей. — Так, я не понял, кто тут врач, ты или я? Давай, давай, быстренько надела ботиночки и курточку и прокрутила в голове все свои тяжелые воспоминания. По моему опыту, девушки очень тяжело переносят такие потрясения. Я с лицом великомученика собрала последние силы и сползла с кровати. Закатив демонстративно глаза, я впихнула левую ногу сначала в правый ботинок, через секунду поняв это, впихнула ее уже в нужный и от балды накинула на себя куртку. Соседний корпус был совсем близко, через задний двор шагов пятнадцать — двадцать. Еще что-то бурча, я послушна шла за Сергеем по коридорам, надеясь придумать что-то остроумное, чтобы отделаться от этого похода. Ну запасным вариантом было, конечно, довести самого психолога до дурки. За много лет мама породила во мне столько загонов и страхов, что хватит на всех психологов мира и еще чуть-чуть, пожалуй, останется. Перед двустворчатыми дверьми во двор Сергей остановился и пропустил меня вперед. Я вышла бочком, ожидая, когда выйдет Сергей, но он просто захлопнул за мной дверь. — Эй, ты что?! — Я уперлась руками в дверь. Но железо было холодным и руки сразу обожгло. Дверь была уже закрыта с другой стороны. Я выдохнула и обернулась. Предо мной, занимая почти весь двор, стоял красно-синий грузовик, с которого каскадами скатывался таявший снег.