Лосгар

Пламя и пепел. Багровые отблески разливались по темному полотну фьорда, и в глубине его чуть покачивались отражения догорающих, тлеющих остовов некогда белоснежных лебединых ладей тэлери. В неровном мерцании огненных сполохов стянутая рябью гладь чудилась алой. Совсем, как... Кровь? Нельяфинвэ отвёл глаза. Взгляд его, скользнув по линии берега, задержался на высокой фигуре, неподвижно, словно каменное изваяние, застывшей над водой. Было в ней что-то зловещее, сильное и гордое, отчего хотелось повиноваться и следовать, что бы ни приказал этот властный, тяжелый взгляд. — Амбарто! — звонкий, как натянутая тетива, возглас заставил Нельяфинвэ оторваться от созерцания и обернуться. — Кто-нибудь видел Амбарто? Встрёпанный, огненно-рыжий нолдо, совсем ещё юный, почти врезался в него с разбегу. Он часто дышал, взгляд его метался по сторонам. Нельяфинвэ поймал его за локоть и удержал. — Успокойся, — он развернул Амбарусса лицом к себе и мягко сжал его плечи. — В чём дело? — Амбарто... — сдавленно выдохнул юноша, и старший феанарион увидел, как лицо его заливает мертвенная бледность. — Он... Не сошёл на берег вместе со всеми. В последний раз я видел его там, на корабле. Нельяфинвэ почувствовал, как воздух становится вязким и тяжёлым, и сердце будто остановилось, а потом ухнуло вниз. Он бросил быстрый взгляд на отца, и ему показалось — или померещилось в неверном свете факелов? — как тот вздрогнул, словно от холода. Юный нолдо до побелевших костяшек вцепился в его рукав и устремил взгляд в ту же сторону. — Ты разбудил его? — голос его дрогнул и сорвался. Феанаро не удостоил сына ответом — даже не взглянул на него. Молчание становилось тем более тягостным, чем дольше оно затягивалось. Казалось, время замерло, и даже темнота вокруг стала гуще. — Ты разбудил его? — теперь Амбарусса почти кричал, и тогда Феанаро повернулся к нему и посмотрел прямо в лицо. Юноша отшатнулся — тёмные глаза отца полыхнули пламенем, подобным тому, что ещё вздымалось над чёрной толщей воды. — Тот корабль я сжёг первым, — глухо уронил он. Липкий, холодный ужас окатил Нельяфинвэ ледяной волной, комом подступил к горлу. Разом пересохшие губы шевельнулись, словно пытаясь что-то сказать, но сорвался только короткий прерывистый вздох. Он вдруг с пронзительной ясностью осознал — или почувствовал, — что в этой беспросветной тьме случилось непоправимое, страшное — и между ними и теми, кто остался там, на землях Благословенного края, легла новая стёжка необратимой беды. Нельяфинвэ привлёк к себе вздрагивающее тело брата, заходящегося в плаче, и крепко обнял, чувствуя, как по его собственным щекам струятся, оставляя мокрые дорожки, слёзы. Феанаро, рваным движением плотнее запахнув у горла плащ и бросив короткое «выступаем», развернулся и зашагал прочь.