Ночное безумие Петербурга

       — Алиса! Алиса! — раздаётся приглушённо, словно во сне.        Алиса оборачивается к окну.        Алекс поглядывает через плечо, не заметил ли его кто из прислуги, и зовёт ещё раз, беспокойно крутя головой. Он взволнован, и Алису пугает этот блеск в глазах. Она никогда не видела Алекса таким.        — Что произошло?        — Нам нужно срочно идти! — выдыхает он ей морозным дыханием в лицо, не давая опомниться. Повисает на створке балконной двери, не удержав равновесия и подавшись вперёд слишком сильно. — Это связано с Матвеем.       — С ним что-то случилось? — Алиса сама не замечает, как вцепляется в лацканы его пальто. — Его арестовали?        Произносит с нарастающим чувством ужасного, поднимающимся откуда-то изнутри. Она ведь говорила, что это плохо кончится!       — Нужно торопиться! Где твои вещи? — Алекс шепчет почти с истерикой в голосе, рвано, ломанно, надрывно.       — Сейчас, сейчас! — рука, как назло, не лезет в рукав накидки, а шапка не находится на привычном месте. Впопыхах Алиса забывает надеть вторую перчатку, и слезает с балкона вслед за мужчиной, обдирая ладонь грубой верёвкой.        Прыгает в сугроб под окнами, увязая почти по колено, Алекс её как редиску с грядки выдёргивает — только быстрее, быстрее, быстрее! Он протягивает руку — и бегом, бегом! Две тени скользят по ночному Петербургу, сворачивая с людных улиц в проулки — подальше от жандармов. От бега Алисины щёки горят, морозный воздух наждаком дерёт глотку, заставляя кашлять и задыхаться. Она терпит до предела.       — Подожди! — взмолившись, она выдёргивает руку из хватки, сгибается вдвое, пытаясь отдышаться. Алекс нервно оглядывается по сторонам, однако выглядит куда спокойнее, словно трущобы придают ему уверенности.       — Матвей… Я его… Он там? — Алиса слова выталкивает через силу, точно горло сузилось до миллиметрового диаметра, не выпуская ни звука.       — Увидишь, — кивает Алекс на её недосказанный вопрос, разглядывая её лицо. Должно быть, результат его удовлетворяет. — Дальше пойдём пешком.        Он снова берёт её за руку, точно маленькую девочку, и ведёт сквозь неприметные улочки, загаженные проулки и полумёртвые парадные, подслеповато щурящиеся огарками свечей. Держит крепко, словно боясь, что она убежит, оступится или поскользнётся среди этих сомнительно чистых мест: Алекс оглядывается ежеминутно, точно ожидая погони, и нервно дёргается от лая дворовых собак.       — Здесь.        Это место кажется ещё угрюмей и неприятней улиц, по которым они шли. Мрачная, тёмная подворотня, кажется, только для убийц и воров и была создана строителями. Старая, облупившаяся тумба с афишами прошлых лет почти полностью перегораживает проулок с одной стороны, горки мусора, обломки досок — это место как будто вообще не существует. За тот час, который они проводят в ожидании Матвея, Алиса не замечает ни одного прохожего. Как будто города здесь нет, а стены — картонные декорации, забытые кем-то больше века назад.       — Матвей здесь? — Алиса устаёт ждать, устаёт молчать, устаёт томиться неведением. — Он придёт сюда?       — Он не придёт. — Алекс смотрит поверх её головы, и голос его звучит странно, потусторонне. Пугающе.       — Но ты же… — Его взгляд заставляет Алису поперхнуться словами, прикусив язык, боясь отвести глаза или хотя бы шевельнуться.       — Неужели ты правда поверила во весь этот спектакль? — Алекс улыбается. Смотрит на неё с улыбкой сумасшедшего, и только по глазам ясно, что он здоров. — Ну и дура же ты, Алиса.        Она вздрагивает, точно от пощёчины. Алекс видит это, но даже не делает попыток её успокоить, наоборот, заливается диким, безумным смехом, что отскакивает от брусчатки, градом обрушиваясь на нежные плечи. Впервые Алиса осознает, что здесь он может сделать с ней, что угодно, что её никто не услышит.       — Подумать только, как легко купить женщину на сострадание. — усмехается Алекс, ощериваясь. — Стоило мне упомянуть старину Матвея, как ты тут же сорвалась спасать его от неизвестной угрозы, — он кривит лицо, изображая испуг и волнение, и только сейчас до Алисы доходит, почему он не смотрел ей в глаза всё это время — вранье бы раскрылось мгновенно! Да он же элементарно её похитил, а боялся он не за Матвея, а за то, что кто-нибудь из дворовых мог заметить его и сорвать план!       — Видишь ли, — продолжает он, придвигаясь вдруг к ней вплотную и нависая сверху страшной тенью. — Дело в том, что я терпеть не могу две вещи: буржуазию и игнорирование. Ты чудом сумела обойти первое, но так глупо попалась на втором. Неужели мои взгляды тебя так напугали? — он с улыбкой заправляет выбившуюся прядку Алисе за ухо, и её передёргивает от этого прикосновения. — Потому что я сильно сомневаюсь в том, что Матвей знает о таком понятии, как «брачный договор», и возможном пункте о зафиксированной измене одного из супругов. Так почему же ты до сих пор боишься оставаться со мной наедине?       — У тебя есть пара, — цедит Алиса куда-то в его шейный платок, стараясь не смотреть больше в глаза.       — Не путай понятия «подруга» и «подружка», моя дорогая, — хмыкает Алекс ей над ухом, вдыхая запах её волос. Вся Алиса пахнет книгами и уютом, тем запахом, который он помнил с детства и который почти забыл. Титанических усилий ему стоит сдержаться и не намотать эти волосы на кулак. — И, всё-таки?       — Я люблю его. — «его, а не тебя», звучит в её словах. Он смеётся пронзительным холодным смехом.        Алекс за подбородок приподнимает её лицо, заставляя смотреть на себя, только в глаза, точно проверяя, не лжёт ли она. Большим пальцем Алекс нежно поглаживает бархатную кожу щеки.       — Любовь… какое красивое и глупое чувство. Никогда не понимал различия между любовью и страстью. Любовь подразумевает влечение, страсть вмещает в себя любовь к данному объекту, а влечение не более, чем импульс, подталкивающий к действию.        Алекс резко наклоняется, впечатывая Алису поцелуем в стену. Грубые руки тянутся под полы накидки, стремясь скользнуть под неё. Алисе удаётся вырваться спустя кажущуюся бесконечностью минуту, и Алекс мажет губами по щеке, не успев отстраниться от желанных губ. Алиса бросается в угол с тумбой, в заведомый тупик, лишь бы только подальше от него. Хриплый смех Алекса заливает подворотню.       — Ты смела, Алиса, — он осторожно прикасается к следу от пощёчины, потирая красноватый отпечаток ладони. — Почему же ты бежишь от меня, как настоящий трус?        Она сама не понимает, как пролезает в узкую щель между тумбой и стеной. Алекс по ту сторону досадливо щёлкает зубами, самую малость не дотянувшись рукой до меховой опушки.       — От судьбы не уйдёшь, — заговорщически шепчет он и в ту же секунду видимая половина его лица исчезает в темноте подворотни, когда Алиса бросается наутёк по незнакомым пустым улицам, пока он движется наперерез через лабиринт проулков.        Алиса бежит, не разбирая дороги, чисто из принципа, наперекор ему и его предрассудкам. Она верит, что выход где-то рядом, что к каждой двери есть ключ, а в конце любого туннеля виден свет.       — Это глупо — бежать от судьбы, Алиса! — голос Алекса разносится по улицам ночного Петербурга, эхом отскакивает от стен, рикошетом бьёт по брусчатке, и Алисе кажется, что город хочет, чтобы она заблудилась в нём. — Ты всё равно будешь моей! — голос раздаётся откуда-то слева, и Алисе кажется, что она видит знакомый силуэт конькобежца в разрывах мелькающих домов. Она бросается в противоположную сторону. Врезаясь в тёмный силуэт всем телом.       — Почему ты не хочешь быть моей? — выдыхает Алекс ей в ухо, в последний раз прижимая к себе, впиваясь пальцами в талию. С визгом она бросается прочь, оставляя Алекса холодными колючими глазами глядеть ей вслед.        Его смех безумной лавиной разливается над спящим городом.