Фрезия

- Отвратительно. Син Цю устало потер переносицу и вновь перечитал последний абзац. Увы, ему не показалось: тот действительно был ужасен. - Как безвкусно... - несколько жёстких взмахов пера вмиг перечеркнули предложение. Но на этом разошедшийся парень не остановился, зачиркав вдоль и поперёк уже всю испорченную страницу. - Чтоб я еще хоть однажды... Который раз за сегодня он зарекается больше никогда не спорить на желания? Книголюб вздохнул и откинулся на спинку стула. И как его угораздило проиграть спор? Знал же, с кем связывается... Он прикрыл глаза. А ведь вчерашний день начался на удивление неплохо. Погода была отличной: не сильно жаркой, с легким ласковым ветерком, самое то, чтобы отправиться с лучшим другом на поиски очередного духа. В этот раз даже не придуманного самим Син Цю, честно! Жители одной из деревень действительно жаловались на что-то потустороннее, что, однако, по итогу оказалось всего лишь проводящим ритуалы магом бездны. Они с Чун Юнем разобрались с ним не без труда, но и без особых проблем. Благо, что друг согласился пойти вместе - сам экзорцист с криомагом в одиночку мог и не совладать. Благодарность деревенских оказалось больше и теплее, чем они рассчитывали - книголюба они одарили одним любопытным сборником стихов (тем самым, что гордо красуется сейчас на полке над кроватью - против классических произведений отец особых возражений не имел), а Юня... А Юню достался невероятно уютный дорожный плащ, вышитый заботливыми руками местных престарелых умелиц. Бедный парень чуть не растаял, как пресловутое мороженое, пока его нахваливали и вручали подарок. В глазах Син Цю уже одна только эта картина стоила всех сложностей и усилий. Все стало... странным немного позже, когда они возвращались обратно в гавань скалистыми тропами. Первым, что заметил Син Цю, был запах. Такой глубокий, душистый, дурманящий и вместе с тем словно бы... свежий? Незнакомый. Он оглянулся, окидывая цепким взглядом окрестные камни. Чун Юнь заметил его замешательство. - Посмотри за тем булыжником. Запах идет оттуда. Книголюб благодарно улыбнулся ему, сходя с тропы и направляясь к указанному месту. Он уже привык к тому, что органы чувств его друга работали иначе, чем у обычных людей, будь то удивительный нюх, ясные кошачьи глаза, прекрасно видящие в полутьме, или... чувствительная к тактильному контакту кожа, которую тот прятал под плотными слоями одежд (от чего, что иронично, страдал сильнее, но уже от жары). Син Цю бы не удивился, если бы однажды дал экзорцисту вещь, например, Сян Лин - и тот тут же бы взял след. Надо будет как-нибудь попробовать... Если надумает попрощаться с эти миром, конечно. Рука у Юня, все же, тяжелая - ему хватит и одной оплеухи, чтобы лишить гильдию Фэйюнь младшего наследника. (А если серьезно, он уверен, что Чун Юнь никогда не поднимет на него руку, что бы он ни творил и как бы сильно его не вынуждал. На самом деле, Чун Юнь - единственное в этом мире, в чем он совершенно уверен. Единственная в его жизни константа) За булыжником действительно оказался источник аромата. Син Цю вдохнул всей грудью, с мягкой улыбкой рассматривая находку. Цветы. Пара высоких (с руку парня) стеблей, тесно жавшихся друг к другу на маленьком клочке свободной от камней земли. На каждом - соцветие из нескольких нежных цветков. Белоснежность лепестков резко контрастировала с грязной серостью окружения. Мечнику всегда тяжело давалась ботаника. Он пытался вспомнить, что это за цветы, но память услужливо подкидывала лишь разрозненные обрывки текстов и записей. Парня это раздражало: он не любил неопределенность незнания. Одна из всплывших в голове строк "загорелась" ярче других, и он ухватился за нее, чтобы не потерять лицо в собственных глазах. - Кажется, я знаю этот цветок, - задумчиво протянул он, чуть обернувшись к подошедшему другу, - он из того рода трав с ядовитым соцветием... - Неа. Он вскинул глаза. Чун Юнь легко опустился на корточки рядом с ним. В его зрачках искрилась улыбка, хотя черты лица были, как обычно, сдержанно спокойны. - В смысле "неа"? - Этот цветок не ядовит. - Крио-воин перевел на него взгляд и губы его таки тронула легкая ухмылка. - Это декоративное растение. Странно, что оно выросло здесь. Что-то в груди неприятно кольнуло. Син Цю никогда не считал себя гордецом, но он привык быть правым в любых спорах, если, конечно, они не касались магии, экзорцизма или бестиария монстров - вещей, в которых его друг был непререкаемым авторитетом. Ботаника в число перечисленных определенно не входила - и тут он был готов бороться за свою "честь" до конца. - А я уверен, - произнес он с нажимом, возмущенно поджимая губы, - что я прав! Минута тишины. Чун Юнь тихо рассмеялся. Книголюб чуть не потерял равновесие от неожиданности и удивленно посмотрел на друга. - Ты невыносим, - улыбнулся тот. - Но я правда уверен! - Тогда спорим? Син Цю задумался. Отказаться - значило признать собственную неуверенность и упасть в грязь лицом. Согласиться... он уже чувствовал, что проиграл. С другой стороны... это же Юнь-Юнь. Скорее небо упадет на землю, чем этот парень позволит себе что-то грубое или низкое. Экзорцист ждал, все с той же теплой полуулыбкой разглядывая нежные цветы. Мечник решился. - А давай! На что спорим? Тот поднял на него глаза. Син Цю не мог не заметить промелькнувшую в них хитринку. Улыбка экзорциста стала шире. Что-то в груди слабо потеплело - вечно холодный и скрытный друг редко проявлял подобные яркие эмоции, даже наедине. Но от этого только приятнее. Богатая жизнь наследника влиятельной гильдии позволила Син Цю еще ребенком осознать, что самое большое сокровище в этом переменчивом мире - чужое доверие. Даже если оно выражается всего лишь искренней улыбкой. - Давай на желание. Или боишься? Книголюб преувеличенно бодро вскочил, всем своим видом показывая, что ничуть в себе не сомневается и хочет побыстрее продолжить путь. - Не дождетесь, уважаемый экзорцист. Как узнаем, кто победил? Чун Юнь только хмыкнул в ответ на подобную показушную эмоциональность. Друг давно был для него открытой книгой, о чем знали (ну, Син скорее "догадывался") оба. Он склонился над цветами и аккуратно сорвал один из стеблей. Качнувшиеся бутоны словно бы зазвенели в воздухе, распространяя новую волну душистого аромата. Экзорцист поднялся, и они двинулись обратно к тропе. - Очень просто. Мне нужно зайти за заказом к травнику, он же нас и рассудит. Син Цю вздохнул, окидывая взглядом окрестности. Скоро начнет вечереть, а значит у них есть несколько часов, не более. - Надеюсь, это не займет много времени. Отец убьет меня, если я снова опазд..., - он запнулся, почувствовав мягкое прикосновение к уху. Рефлекторно поднятая ладонь нащупала нежные лепестки. Парень обернулся и во все глаза уставился на друга, который только что, абсолютно не меняясь в лице, заправил ему за ухо стебелек с найденным цветком. Чун Юнь встретил его взгляд совершенно спокойно, только чуть улыбнулся одними глазами: - В руках нести неудобно. К тому же... тебе действительно идут цветы в волосах. К своему стыду и непониманию, парень ничего не ответил на эти смущающие слова. Потому что неожиданно потерял дар речи. Очередной вздох. Син Цю потянулся, устало разминая затекшие мышцы. Спор он, естественно, проиграл. Это действительно был всего лишь милый декоративный цветок, не знамо как проросший на неприветливом горном склоне. Особенно если учитывать то, что в Ли Юэ такие не росли вообще. Травник Гуй, не без удовольствия рассматривающий их находку, выдал, в принципе, вполне реалистичную версию: этот горный проход иногда использовался некоторыми торговцами. То, что один из них во время перехода мог просыпать подготовленные для продажи семена - более чем правдоподобно. Вопросы вызывало другое - что он там делал? Этим путем следовали лишь при блокировке основного тракта очередной бандой похитителей сокровищ или группой хилличурлов. Однако сообщений о подобном, по информации Син Цю, не поступало уже давно. Откуда тогда? Ладно, это было не столь значимо. Важнее было другое - бивший по гордости проигрыш. Очень глупый проигрыш. Умный, по-настоящему умный человек не стал бы спорить о цветах с экзорцистом - человеком, что, в силу профессии, знает о травах немногим меньше травника. Син Цю в который раз забыл, что его друг хорош во многих вещах... Слишком многих, если быть честным. А если быть совсем откровенным - он был непозволительно прекрасен во всем, что напрямую или косвенно касалось экзорцизма. Травы? Ну конечно, он ведь сам варит отвары и готовит благовония, помогающие ему в работе. Выживание? Никто не сможет так же быстро найти место для ночлега, подходящие для бездымного костра дрова, еду и проверить округу на предмет незапланированных встреч с кем-нибудь опасным. Карабканье, плаванье, управление лодкой, основы плотнического искусства, Архонты, он даже читал древние тексты! В детстве! Те самые, что написаны на настолько забытых диалектах, что ничего, кроме пары чуть менее древних словарей, достать которые было тем еще испытанием, не поможет в расшифровке! И при этом он все равно полез в этот идиотский спор! Руки на автомате потянулись к лицу, чтобы потереть гудящие виски. Ладно, он не мог знать, какое желание загадает его друг. Тот никогда бы не попросил ничего, что могло бы оскорбить или навредить что самому Син Цю, что окружающим... но от этого его выбор не был менее подлым! Любовный роман, Бездна его задери! Любовный! Роман! Нет, ладно, он не потребовал прям конкретно его. Запрос звучал иначе: "напиши книгу в том жанре, в котором ты еще ничего не писал". Но кому, как не ему, было знать, что все остальные жанры мечник уже испробовал!? Именно Чун Юнь был первым, с кем он делился наработками и идеями, и последним, кто выносил окончательный вердикт по поводу качества итогового текста. Он буквально знал каждую его зарисовку, не то, что книгу, а некоторые, наверное, даже мог повторить наизусть - так часто помогал другу править их, подбирая более подходящие на слух варианты. Тогда, стоя в хижине Бубу, книголюб еще не понимал всей проблемы, напрочь забыв жанры (и, к своему стыду, даже некоторые сюжеты) написанных им текстов. Он просто всячески изображал страдания по поводу проигрыша, чтобы друг сжалился и отказался от желания. Но тот даже бровью не повел, забирая из рук Гуя белоснежный цветок и возвращая его на прежнее место - за тут же покрасневшее ухо Син Цю. Травник на это так широко улыбнулся, опираясь на стойку, и так проникновенно умиленно вздохнул, что мечнику не оставалось ничего иного, как спешно утянуть друга на улицу, боясь еще больше покраснеть под чужим взглядом. Поведение мужчины было странным, оно смущало и напрягало (поведение Юня отдавало не меньшей странностью, но какой-то... приятной?). Син Цю в очередной раз вздохнул, переведя взгляд на треклятый цветок, стоявший в узкой вазе на самом краю стола и мерно качнувший на сквозняке светлыми лепестками. Рука сама потянулась к нему, чтобы легко провести самыми кончиками пальцев. Нежный. Надо будет почитать о нем. Может, это поможет понять чужие поступки... Но сейчас ему нужно писать. Кисть снова подхватила отброшенное перо, быстро заскользила над листком... чтобы вновь перечеркнуть все написанное. Черт. Юноша со злостью смял испорченную бумагу и швырнул ее в угол комнаты. Фальшиво. Все его попытки отдают наигранностью, а персонажи - отвратительные актеры бедняцкого театра. Ну вот откуда ему знать, как ведут себя парочки? О чем они говорят? У него не просто никогда не было отношений - ему всегда было на них откровенно плевать. Ему не до этих соплей - мир сам себя не защитит, а подвиги сами себя не совершат. В его романах, конечно, встречались любовные линии, но никогда не выходили на первый план, будучи скорее чем-то вроде мотивации и поддержки для главного героя. Как прописывать акцент на отношениях, парень не знал. Да и, будем честны, вряд ли когда-нибудь узнает. В конце концов, его мемуары обречены не иметь любовной линии: в таких, как он – не влюбляются. Влюбляются в их деньги и власть… Архонты, да он даже настоящего лучшего друга нашел лишь одного! И единственные друзья, откровенно плюющие на его статус – и те появились в его жизни благодаря нему. Откуда тогда Син Цю иметь опыт в отношениях? Откуда ему знать, как их показывать? Списывать с брата и очередной его размалеванной пассии? Упасите Архонты, он еще не настолько отчаялся, чтобы называть любовью тот балаган, что разыгрывает старший. И вообще… Стоп. Он нахмурился сильнее и сжал губы в тонкую полоску. Ему нельзя думать о таком. Его это волновать не должно. Ладно... Ладно. Нужно успокоиться и попытаться представить себя на месте героя. Может, тогда дело пойдет легче. Син Цю снова откинулся на спинку стула, скрестив перепачканные чернилами руки на груди. Прикрыл глаза. Итак. Он - главный герой. Это не сложно, тем более, что он делал так довольно часто. Размытый еще образ легко лег на узкие плечи, маской осел на напряженном лице. Отлично. Теперь героиня. С этим сложнее. Нужно было представить кого-то невероятного, близкого к идеалу, в кого легко мог влюбиться что сам лирический герой-Син Цю, что читатель, взявший книгу в руки. Однако мечник никогда не задумывался о своем идеальном типе. Он нахмурился. Она определенно должна быть изящно-красива. У нее густые темные волосы, какие были у его матери, чтобы он мог заплетать их в аккуратную косу. Она статная, легкая и по-своему величественная, как госпожа Нин Гуан. У нее лучезарная улыбка, как у хохотушки Сян Лин. И определенно прекрасное чувство стиля: в ее распоряжении лучшие шелка и подчеркивающие прекрасные глаза камни в серьгах. Настоящая принцесса из чьих-то снов. Так. Отлично, уже что-то. Теперь романтичная ситуация и прикосновения... Хм... У нее определенно должны быть невероятно нежные руки... Ну же, это должно быть легче, чем продумывание образа. Всего лишь что-то милое... Он тряхнул головой, силясь представить. Вот он стоит со своей пассией на горном склоне. Вечереет. Где-то среди розовеющих облаков проносятся редкие птицы. Перед ними - сверкающее в последних солнечных лучах море, чье пение не слышно с такой высоты. Он хочет обернуться к своей любви, но в груди тепло-тепло от накатившего чувства комфорта, и сердце так сжимает от этой трепетной нежности, что он может лишь зажмуриться, вслепую находя чужую ладонь. Его руку сжимают в ответ и... это прикосновение слишком крепкое для тонких девичьих рук. Юноша распахивает глаза. Льдистый взгляд напротив - совсем рядом - теплый и какой-то... звеняще нежный? Чужая ладонь касается его лица и, одним до боли ласковым, трепетным движением, заправляет за ухо белоснежный цветок. - Тебе действительно идут цветы в волосах, Цю-эр*. Син Цю аж подкинуло на месте так, что он чуть не упал с жалобно скрипнувшего стула. Что? Что, пресвятые Архонты, это сейчас было? Он шокировано заморгал, сверля взглядом качнувшиеся на сквозняке бутоны. Это вина этого треклятого цветка? Его аромат затуманил его усталое сознание? Или он пытается ему что-то сказать? Что-то важное? Что-то связанное с (мечник зашелся неловким румянцем) его дорогим другом, неожиданно возникшим перед глазами? Что-то вроде... Он перевел задумчивый взгляд в окно. Полуденное солнце почти скрылось за облаками. Архонты! Встреча! Он совсем забыл о встрече! Парень подскочил и маленьким ураганом, достойным лучших обладателей анемо-вижна, пронесся по комнате, на ходу собирая разбросанные наработки и сносные отрывки, параллельно меняя перепачканную в чернилах рубашку и отбрасывая ее в сторону. Вечером уберет, если слуги не найдут раньше. Сейчас же нет времени - он опаздывал, совершенно непозволительно опаздывал. Быстрее, быстрее, быстрее, он так долго помогал Сян Лин все устроить, он не может так просто пропустить все веселье! Наскоро приведя себя в более-менее достойный вид, юноша буквально подлетел к столу, схватив книгу, что начал читать утром. Бросил быстрый взгляд на цветок на столе, коротким лёгким жестом добавляя в вазу материализованной стихийной силой воды, и выбежал за дверь. В ребра билось какое-то странное предвкушение... Хотя, может быть, это неловкость от недавнего мечтания осела внутри? Погодите. Мечтания? Он затряс головой, отгоняя подобные мысли. Это никакое не мечтание, всего лишь случайный образ. Он слишком много думал о споре из-за цветочка, вот и всплыло в голове. Совершенно ничего не значит, ведь так? Так? Ладно... Ладно. Все. Нужно взять себя в руки, ну. Пара минут - и основные торговые улицы остались позади. Син Цю, наконец, позволил себе чуть замедлиться, переводя дыхание. Он, конечно, был тренированным воином (и вполне заслуженно считал, что далеко не самым последним), однако спринт на расстояние в пол Ли Юэ - испытание даже для его подкаченных ног. Особенно в полдень. Дойдя до моста, парень окончательно перешел на шаг. Даже прожив в этом городе всю жизнь, он не мог отделаться от ощущения некоторого... диссонанса, настигающего его каждый раз, стоило только выйти за пределы центра. Такое странное, щекочущее нутро чувство собственного несоответствия окружению. Чуждости. Центр всегда был достаточно тихим. Столпотворения возникали разве что по большим празднованиям, вроде Праздника морских фонарей или Нового года, и то не длились долго, медленно, но верно перетекая в предпортовые улицы и предместья. В обычный день, тем более в середине недели, на площади перед гильдией можно было встретить разве что путников, прибывших из других земель по торговым делам, да многочисленные караулы миллелитов. И только вечером, с закатом солнца, когда спадала приморская духота, городская элита выползала из своих домов и контор на размеренный променад или деловую встречу в очередном претенциозном ресторане. И без того тихий, болезненно размеренный ход времени словно бы все больше замедлялся с каждым шагом по направлению к террасе Юйцзин, чьи ухоженные мощеные дорожки навевали нездоровую флегматичность. … Остальной Ли Юэ был совершенно другим. Никогда не спящий, вечно шумный и полный дел и хлопот - он взрывался какофонией звуков и запахов, стоило лишь приблизиться к этим узким, несколько обшарпанным улочкам. Шум, гвалт, крики зазывал - не затихающий ни на миг поток, сводящий с ума медлительных богатеев с верхних улиц, многократно усиливался в полдень и на закате, в самые прибыльные для торговли часы. Стоило одному уставшему за день торговцу закрыть лавку до следующего дня, как рядом открывал ставни его сосед, товарищ и соперник, и так - по бесконечному кругу. У тех, кто живет и работает здесь, нет многотысячных вложений, миллионных контрактов и прав на леность и ошибки - выживает и добивается успеха только тот, у кого есть хватка и сила воли. Трудолюбие и старательность - или нищета. “Многоуважаемый второй сын торговой гильдии Фэй Юнь, младший господин Син Цю”, выросший в достатке… Ладно, взращенный в редком богатстве, не привыкший (и слава Архонтам!) к тяжелому неблагодарному труду и достаточно влиятельный уже в свои юные годы, чувствовал себя здесь абсолютно неправильным. Словно чернильная клякса среди ровных рядов иероглифов. Как иронично, что его друзьями стали самые аккуратные и правильные из них. Чун Юнь, Сян Лин и Ху Тао, слишком странная даже по меркам верхнего города, пусть ее отнюдь не бедствующее бюро и находилось там, за мостом. Хотя, как бы… некорректно ни звучало, юная хозяйка агентства действительно не выглядела здесь чужой. Скорее наоборот, только тут, среди ярких всполохов и мельтешащих толп, она была… к месту? Словно бы вливалась в общий поток своим заразительным энтузиазмом и трудоголизмом на благо бюро. Может, дело в том, что она привыкла работать с обычными горожанами, может, в том, что, даже будучи наследницей семейного дела, начинала работу с самых низов, а может, все благодаря многолетней дружбе с хохотушкой Сян Лин, оказавшей большое влияние на каждого в их маленькой компании. Потому что Сян Лин - это, конечно, нечто. Мало кого Син Цю уважал так, как эту веселую, хрупкую с виду девушку, с энергичным характером и стальным стержнем глубоко внутри. Одна из немногих людей на его памяти, кто пашет ежедневно, без выходных и жалоб, до дрожи в очередной раз обожженных руках - и получает от этого немыслимое и искреннее удовольствие. Шумная, смешливая, невероятно терпеливая к бедам и ошибкам своих друзей, преданная и храбрая… и при этом неглупая, цепкая, как волчий крюк - было бы странно, не стань ее ресторан одним из самых известных в Ли Юэ. И это при том, что находится он в нижнем городе, в районах обычных горожан! Коммерческой жилке этой девушки можно было по-хорошему позавидовать - и он действительно восхищался ей, как равной. Если быть до конца честным, он восхищался ими обеими. И был бесконечно счастлив возможности быть их другом, за что ни раз мысленно благодарил звено, связавшее их всех вместе: Чун Юня. Син Цю казалось до одури ироничным то, что вся их бесшабашная компания познакомилась благодаря самому большому на весь город интроверту. Им было по пять, когда нелюдимый мальчик, поселившийся в полном одиночестве на самой окраине, начал приходить в “Народный выбор” почти ежедневно. Сян Лин до сих пор с теплой улыбкой вспоминает, что именно он был тем, кто оценил ее самый первый авторский рецепт. Им было по шесть, когда начинающий экзорцист встретился с пару дней, как младшей работницей бюро, где-то на заросшем склоне Уван. Слишком рано повзрослевшие, они нашли успокоение в разговорах о призраках за чашкой ароматной лапши. С тех пор ближайший к кухне столик ресторана бессрочно зарезервирован Ху Тао для их небольшой компании. Им было по семь, когда мальчик с льдинками во взгляде помог недавно поступившему в школу Гу Хуа хрупкому пареньку отбиться от хулиганов недалеко от городских предместий. Помог… и потащил на кухню к подруге, чтобы девочки помогли отпоить несколько струхнувшего книголюба успокаивающим чаем с мятой и шелковицей. У Син Цю, за его относительно недолгую жизнь, всегда было множество причин для того, чтобы полюбить эти цветы. Однако только после этой встречи он стал относиться к ним с непонятной окружающим нежностью. Хотя, это было далеко не единственным, что изумляло посторонних. Главной причиной удивления была его дикая, на самом деле, почти щенячья преданность “каким-то пустышкам из нижнего города”. За все эти годы Син Цю должен был привыкнуть к подобному, но до сих пор каждый раз непроизвольно поджимал губы, стоило только отцу или брату высказаться о его друзьях в подобном тоне. Хозяйка лучшего ресторана Ли Юэ, глава ритуального бюро, что занималось похоронами Властелина камня, и самый известный экзорцист региона не заслуживали ни грамма, ни толики этой уничижительности. Особенно высказанной в глаза. Благо, его друзья были, все же, понимающими людьми. Ху Тао и Сян Лин тогда только посмеялись в ответ на оскорбление - им ли волноваться о подобном, в самом деле. А вот Чун… ох. Мечник, как никто другой, знал, насколько тяжело его друг переживает чужое пренебрежение, насколько сложно ему мириться с безверием в его мастерство и потенциал, насколько он мучается каждый раз, когда его доброе имя подвергают сомнению. Однако в этот раз он… и глазом не повел. Только посмотрел в лицо старшему брату Син Цю, посмевшему опустить их компанию, с тем самым уверенным прищуром кошачьих глаз, после которого базы хилличурлов и щиты магов разлетаются в ледяные осколки. Тот стушевался и быстро ушел. И книголюб не мог осудить или поднять его на смех за столь скорый побег - и сам он словил толпу мелких мурашек лишь глядя на обманчиво-спокойного друга. А когда старший ушел, экзорцист взял Син Цю за руку, сжав его ладонь в своей, чуть мозолистой от постоянных тренировок, и попросил не переживать из-за прозвучавших слов - он, Син Цю, не имеет никакого отношения к мнению его родни, и не должен испытывать чувство вины за их поведение. Надо ли говорить, что мечник был близок к тому, чтобы беззастенчиво расплакаться прямо там, перед воротами Гильдии? И он бы совершенно точно разрыдался, если бы девочки, заметившие его состояние, не подхватили его под руки, и не увели все в тот же “Народный выбор”... да, пить уже упомянутый чай с шелковицей. Чун Юнь, уверенный, что ляпнул что-то не то, и обидел этим друга до слез, еще долго суетился вокруг, рассыпаясь в судорожных извинениях. Казалось, ничто на свете не сможет его успокоить - ни новая партия мороженого, буквально впихнутая ему в руки ухмыляющейся Ху Тао, ни зеленый чай с мятой, с любовью заваренный и остуженный для него лично Сян Лин… Разве что, возможно, искренние заверения самого Син Цю могли как-то уладить ситуацию... Но он был слишком занят, пытаясь чашка за чашкой залить слова, что застряли где-то в горле и упорно просились наружу. Книголюбу до дрожи в пальцах хотелось вскинуть голову и сказать другу: “Чун Юнь. Дорогой, добрый и понимающий Чун Юнь. Все в порядке. Все всегда в порядке, если ты рядом. Потому что…” - … ты настоящее чудо, лао Чун!* Да, именно это он и собирался тогда сказать. Это добродушное и вечно растрепанное снежное недоразумение определенно заслуживало… Стоп. Что? Син Цю замер. Он был почти у места встречи - “Народного выбора” - бессменного приюта их небольшой дружной компании. Оставалось лишь завернуть за угол и пройти немного вдоль домов. Их разделяла буквально пара метров - даже отсюда можно было учуять все те великолепные ароматы блюд, что разносил по округе влажный приморский ветер. Однако сейчас он доносил до застывшего книголюба не только запахи. - Даже не думай отнекиваться, гэгэ*, - продолжил звонкий девичий голос, - я все равно останусь при своем мнении. Так что тебе остается только смириться с этим… - Цзян лао*, - вежливо ответил до скрипа зубов знакомый голос, - тебе действительно не стоит называть меня так, правда. Я всего лишь делал свою работу - ни больше, ни меньше. - Но гэгэ!... Син Цю так и не понял, в какой именно момент он бесшумной тенью выглянул из-за стены, абсолютно бессознательно сжав руки до побелевших костяшек. Возможно, парень даже на какой-то миг перестал дышать - в голове вдруг стало пронзительно пусто, когда он неверяще уставился на парочку, размеренным шагом бредущую по улице в сторону виднеющегося в отдалении ресторана. Чун Юня он узнал бы из тысячи, из миллиона жителей Тейвата, даже реши экзорцист сменить свое профессиональное белое одеяние на что-то проще и темнее - по походке, по шагу, по ауре, в конце концов, так что личность парня сомнений не вызывала. Но кто это с ним? Книголюб пригляделся. Комплект из кокетливых темно-сливовых шортиков и пудрово-розовой блузы, покрытой узорами из распустившихся цветков, изящно, пусть и довольно сдержанно подчеркивал девичий стан. Наметанный взгляд торговца сразу приметил отнюдь не дешевый материал наряда - девушка в деньгах, судя по всему, не купалась, но при этом, мягко скажем, далеко не бедствовала. Длинные черные волосы, собранные в высокий хвост, качнулись в сторону, стоило ей вновь обернуться на экзорциста, и обнажили блеснувший на поясе пиро глаз бога. Это становилось интересным. Она продолжала что-то говорить (то и дело сокращая дистанцию между ней и Чун Юнем сильнее, чем, по мнению Син Цю, того позволяли рамки приличия), и он, мимоходом вслушиваясь в ее восторженный лепет, неожиданно осознал, кто же перед ним. Цзян Юйлань*, певица и флейтистка, не так давно появившаяся в Ли Юэ, и почти сразу попавшая в труппу чайного дома “Хэюй”. Молодое дарование, о которой так лестно отзывалась Юнь Цзинь, взявшая над ней шефство. На самом деле, Син Цю, наслышанный от нее о “бесчисленных положительных качествах” музыкантши, среди которых мелькали трудолюбие, широкий кругозор и любовь к чтению, давно хотел познакомиться с Юйлань поближе. Возможно, они бы даже могли найти общий язык на почве интересов и знакомств… Уже в паре шагов от дверей ресторана девушка громко засмеялась, в ответ на очередную тихую фразу экзорциста, и порывисто обняла его руку, прижимаясь. Син Цю еще не успел в полной мере осознать произошедшее, когда понял одну важную вещь: общий язык им, все же, не найти. Она ему совершенно точно не нравится. Абсолютно. Ни капли. Потому что Чун Юнь тихий, скромный, и до скрипа зубов вежливый (иногда книголюб даже сомневается, что “Галантный юноша” среди них именно он, а не друг), он не любит проявлять яркие эмоции при посторонних и терпеть не может излишний тактильный контакт с теми, кто не входит в узкий круг близких ему людей. Как какая-то малознакомая, наглая девица может лезть к нему с подобным? Син Цю понадобилось полгода, прежде чем его подпустили так близко! Кто она такая, чтобы так спокойно лапать его друга на глазах у всей улицы? Как она смеет виснуть на нем, добром и мягком Юне, не способном отшить и послать куда подальше даже таких наглых воздыхательниц?! … Воздыхательниц. Парень моргнул и мысленно повторил последнее слово. У Чун Юня… воздыхательница? Может быть даже… девушка? Наверное, что-то внутри книголюба таки закоротило от перенапряжения, ибо где-то в груди неожиданно кольнуло, отдавая вспышкой режущей боли во все тело. Снова моргнув, мечник перевел удивленный взгляд на свои сжатые в кулак ладони. А… а почему, собственно, он так распереживался? Личная жизнь друга, пусть и лучшего - все еще его личная жизнь, он, Син Цю, не имеет к ней никакого отношения, и лезть в нее ему не гоже… Может… Может, все дело в том, что она ему не нравится? Точно, это многое объясняет. Чун Юнь славный, мягкий и самую малость наивный, такого обвести вокруг пальца - раз плюнуть. Кто знает, что ей от него нужно? Кто знает, какая она на самом деле? И вообще - кто сказал, что она его заслуживает? На самом деле, если уж быть до конца честным, книголюб, собственно, и не знает никого, кто был бы достоин экзорциста… Кроме, разве что, подруг… но это другое! “Нельзя это так оставлять”, - подумал он, таки отлепляясь от стены, в которую вжимался все это время, боясь быть увиденным, - “Надо поговорить с ней и узнать, какова эта особа, и что ей нужно от нашего Юнь-Юня”. Уже подходя к ресторану, юноша вдруг вспомнил вчерашнюю историю с цветком. Ухо обожгло фантомным прикосновением нежных белых лепестков. Как он там назывался?... “Фрезия” - эхом отдалось в голове, когда Син Цю уверенно толкнул дверь, чтобы быть объятым целым облаком аппетитных ароматов и доносящимся из глубин помещения мягким смехом Чун Юня.