***
Локи резко отскакивает назад, уворачиваясь от клинка воительницы, и довольно усмехается. Сиф та ещё штучка, оставит без руки и глазом не моргнув. Через пару секунд размышлений, подавшись вперёд, Лафейсон, двигаясь быстро, прижимает девушку ногой к земле, приставляя меч к её горлу. — Вставай, красавица, — он слегка улыбается и подает ей руку. Брюнет оглядывает её снова. Он здесь уже почти шесть лет по земным меркам, а никак не насмотрится на тех, кого когда-то оставил. Сиф действительно изменилась, она стала увереннее, взгляд, тогда ещё мягкий, стал жёстким,…таким взрослым и несчастным. Она тяжелее всех переживала уход Тора. Когда он появился на площади, перед дворцом, та выбежала из массивных дверей первая, заглядывая за его спину, выдыхая после того, как поняла, что Трикстер прибыл один. — Ладно, Ваше Высочество опять победил, — она смеётся, отряхивая тренировочные штаны от грязи. —Фу, хватит меня так называть, — Лафейсон закатывает глаза, обходя девушку, стряхивая пыль с её спины. — Как дела там, внизу, в Мидгарде, как думаешь? — как бы невзначай спрашивает воительница, ощущая, как напрягся принц за её спиной. — Не знаю, — он отвечает только через несколько минут, тихо и резко. Локи, конечно, знает. Он никогда бы не смог оставить своего гордого львенка без присмотра. А ещё он скучает. Так, что сердце болит, рвётся на маленькие куски раз за разом, когда он остаётся в своих покоях, этой огромной комнате, пустой и холодной, и, закрывая глаза, всегда, каждый чертов раз, видит его. Поэтому он старается как меньше быть там: занимается дворцовыми делами, гуляет по городу, постоянно тренируется, будь то стрельба из лука, верховая езда, или фехтование — все как одно, смысл лишь в том, чтобы занять себя, устать до такой степени, чтобы не было времени думать о нем. Когда он гуляет в саду, взяв книгу из царской библиотеки, то обходит пруды и озера за милю, — Питер обожал вытаскивать его на пикники на берегу. Вечером, если ходит по городу, встречаясь с горожанами, то никогда не принимает от торговок на улицах любимые парнем лилии. Слуги и обитатели дворца давно привыкли, что с момента возвращения младшего принца на столах и пирах, будь то свадьбы или приёмы, не стоит ягод клубники ни в каком виде. На ярмарках и городских гуляниях не услышать звучавших до этого на праздниках скрипок, лишь нудное бренчание гитар и барабанные перестуки. — Ваше Высочество, проблема! — на тренировочной площади, спотыкаясь о брошенный принцем меч, появляется стражник. Мальчишка, белокурый, кудрявый, Базель звать, напоминает себе Трикстер, где-то с год назад вступил в отряды дворцовой стражи, на удивление, пройдя почти с лучшими результатами, и, сейчас, он, запыхавшийся, стоял ровно, но взгляд его выдавал напряжение, а густые брови подрагивали. — Срочно? Лафейсон оглядывает его, и вздыхает, кладя руку тому на плечо. Этот парень ему импонировал, он был достаточно умен, ловок, а главное — умел молчать, когда это так нужно. — Да, Ваше Высочество, срочно, — кивает и тараторит блондин.— Парень угодил в разлом между мирами. Его имя здесь не называлось, но этого и не требовалось. Приближенные прекрасно понимали о ком идёт речь. Драгоценный мальчик младшего принца. Царский алмаз — как прозвали его в народе, попал в беду. — Доспехи мне! — перекрикивая ужасно громко бьющееся сердце, машет Локи страже у дверей, не отрывая другой руки от груди, сжимая болтающуюся на рубашке брошь в виде змеи, которая когда-то была украшением на его костюме, в их первый Хэллоуин, и, не обращая внимания на всполошившихся воинов, несётся к мосту. Сиф, молча, слегка наклоняет голову, услышав шаги царицы за своей спиной, а та только улыбается, поровнявшись с ней. Женщины наблюдают за переполохом во дворце, бегающими туда сюда слугами, мгновенным сбором доспехов принцу, суетой и паникой. — Что думаешь об этом? — спрашивает Фригг, когда все понемногу успокаиваются, отправив Лафейсона к Питеру. — Это очень сложно объяснить, — вздыхает девушка. Царица кладёт ей руку на плечо, поглаживая, и кивает, приготовившись слушать. — Мы не были особо близки в детстве, Вы же знаете, но я всегда наблюдала за ним; не смотреть на Локи было невозможно — он всегда был самым интересным из всех асов. Сколько я себя помню, он ходил за нашей компанией, тихо, словно был чьей-то тенью, и всегда молчал, только поглядывал странно. Его не воспринимали всерьёз, он был меньше нас, всегда сидел за книжками, мы, действительно, ни разу не застали его с оружием в руках. В привычку вошло сравнивать его с Тором, таким ярким, активным, вечно улыбающимся глупым шуткам. А Локи был.....скучным? Да, наверное, именно скучным. Никаких догонялок в лабиринте в саду, воровства вишни с деревьев у окраины Асгарда, бессмысленного размахивания деревянными мечами, только книги, книги, книги. Это казалось абсурдным, зачем принцу, которому и так предоставляли лучшее образование, так много читать? А потом, когда мы стали старше, во время импульсивного решения Тора отправится в Йотунхейм, именно он нас и спас: если бы не предупредил Одина, не прикрывал мою спину от великанов, я бы сейчас не говорила с Вами. И умел он все то же, что и мы, так же сражался, поэтому и тихо сидел на наших тренировках — изучал технику, но к идеальному умению ведения, боя шёл его недюжинный ум. После этого я и начала замечать, что Всеотец нечестен, но это было слишком поздно, они с братом ушли, а я так и не смогла забыть те, полные боли, разочарования и отчаяния, глаза Локи, когда он прощался с нами в тишине ветхой хижины, что была нашим замком в далёком детстве. Сейчас же, он совсем другой. Может быть даже…чужой? В нем изменилось все, от взгляда, стиля в разговоре, до движений и манер. Он не обращает внимания на занимательные разговоры знати, не пьёт, любимую до этого, медовуху, болтает ни о чем со слугами, игнорируя господ, бесконечно бродит кругами по саду, но не выходит к озерам, будто воды, как бы глупо это не звучало, боится, словно огня, душит себя сожалениями, не стараясь ухватится за спасение, а утопая в них, специально приковывая себя к тяжелым глыбам, что тащат на дно, чтобы скорее оказаться в самом низу. О, Норны, его взгляд до сих пор, спустя столько времени, горит ярким пламенем любви, растопившем ледяное, по сплетням девиц Асгарда, сердце. Я не знаю этого мальчишку, но всегда, все эти годы, я видела его отражение в глазах Локи, и душа начинала болеть. Сейчас в нем нет того холода, который был до Мидгарда, он, — его душа, сердце и разум, — полностью остался на Земле, а сюда прибыла лишь тусклая оболочка прежнего амбициозного, знаменитого на все девять миров, принца.***
— Боже, Питер! — женщина, отнимая руку от сердца, несётся к упавшему наземь парню. Пит кряхтит, приподнимаясь на локтях с грязного пола заброшенного здания, сосредотачиваясь на странных ощущениях и тяжести во всем теле. Паркер уже год как закончил институт и прошёл стажировку у Беннера, получив соответствующие документы и удостоверения, поэтому мог официально выезжать с Джейн на экспедиции. Они приехали исследовать аномалии на этой местности и были удивлены тем, что показали им те дети. Только вот лезть в узкий проход между этажами в одиночку было плохой, — поправка, ужасной, — идеей. В том месте, куда он попал было темно, холодно и пусто. Ничего, кроме его пронзительного крика и маленькой сверкающей точки кроваво-красного цвета, манящей гипнотическим светом в свои ледяные объятья. Вблизи она была ещё ярче, такая красивая, излучающая свет, единственный свет, в этом месте, потому и казавшаяся безопасной. Питер не знал что это, но не думал, что переливающийся камушек, стоит подойти к нему ближе положенного, словно раскаленные иглы проникнет под кожу, застилая глаза красным полотном, в котором мелькают чужие лица, чей-то смех, крик ужаса, стон боли и громкий плач, метающиеся из крайности в крайность, заставляя упасть, сбив колени в кровь, расцарапав руки, и согнуться, хватаясь за грудь, пытаясь разодрать кожу, чтобы добраться до обоженного сердца, что вот-вот превратится в уголек. Боги, он не мог дышать, и действительно верил, что сейчас, в эту минуту, позорно умрет, в этом одиноком месте, где его не найдут, и думал не о не пережившей бы его гибель тёте, друзьях, а о событиях почти шестилетней давности, которые помнит, будто все произошло вчера. Вспоминал, как в тот день, хотел вернуться обратно, согласиться, сказать, что был дураком, что больше не боится.....больше не боится, что Локи уйдёт…Только было поздно, черт, было очень поздно. От Бога на той крыше остался шёлковый платок, которым были завязаны глаза, и проженный след от Биврёста. — Питер, встать можешь? — вокруг него вьются Тор и Джейн, сзади них видны ещё какие-то силуэты, но он не может различить, все плывёт, а голова идёт кругом. Слышно крики и ругань, ужасный, бьющий по ушам, звук сирен, все это складывается в дикий гул, становится ещё хуже, буквально давит на мозг. Паркер пытается вздохнуть, когда понимает, что он снаружи, рядом с друзьями, в безопасности и жив, но чувствует рывок, за предплечье, и резкий выброс энергии, который отталкивает от него схватившего его человека, а самого Пита впечатывает в ближайшую стену, выбивая весь воздух из лёгких. Питер стонет, и, кое-как, встаёт, еле держась на ногах, начиная оглядываться по сторонам, сначала недоуменно поднимает брови, заметив напуганные лица Джейн и Тора, а потом снова падает на колени, абстрагируясь от воя сирен, криков фельдшеров и детективов, пялясь в одну точку, на холодный, грязный бетонный пол заброшенного здания, на котором тряпичной куклой, без движения, лежит подошедший к нему офицер. Мужчина, пробивший своим телом железобетонные колонны, просто напросто не может остаться жив, осознает парень, да и внешний вид бедняги не сулит ничего хорошего: несколько открытых переломов, с торчащими костями, кусками мяса и обрубками рваной, свежей плоти, что разлетелись по небольшому радиусу рядом с офицером, заляпанные тёмной, бордовой кровью, хлынувшей из глотки, стены и пыльная одежда, неестественно согнутая шея и спина..... — Пит! — бросается к нему Тор, но останавливается, замирает в нескольких сантиметрах, слегка боязливо на него поглядывая, уводя, рвущуюся к пареньку, жену себе за спину. Паркера трясёт, он поднимает полные ужаса глаза на друзей и не может дышать от страха. Боги, он только что убил человека. Питер подносит дрожащую ладонь, в крови, к лицу, ощупывая щеки, оставляя на них красные следы, не находя и следа слез. — Я убийца, — на выдохе, шёпотом, в образовавшейся тишине, произносит он, голос срывается и дрожит.— Монстр. Друзья не имеют возможности помочь парню: полиция, которой глубоко плевать на душевные страдания молоденького паренька, отодвигает супругов, не подпуская близко, несмотря на их крики и просьбы, на мольбы о помощи и прощении, угрожая и им приписать преступление в случае сопротивления. — Гарольд, — мужчина в возрасте, видимо, командир, кивает на парня своему работнику, и садится в тонированный автомобиль, уезжая. — Пойдёшь с нами, — недоброго вида господин, в форме ФБР, подходит к нему, останавливаясь рядом, презрительно оглядывая сверху вниз, качая головой.— И только попробуй что-то выкинуть–прострелю черепушку. Питер заторможенно кивает, прикусывая до крови губу, прижимая руки к груди, хватаясь за кольцо, висящее на цепочке, как за спасательный круг, и вздыхает, поднимаясь, ощущая острую боль в ноге. Черт, кажется, вывихнул. Но не успевает он сделать и шага, как его и агента раскидывает в разные стороны дивный свет Биврёста, развергнувший тёмные, от туч, небеса. — Что за чертовщина? — взвизгивает кто-то из полицейских, поднимая своего коллегу с земли, и тут же вытаскивая пистолет из кобуры, направляя на силуэт в радужном сиянии. Локи, облаченный в тяжёлый хауберт¹, накинутый поверх холщовой рубахи и кожанных брюк, с длинным цвайхендером² наперевес, выходя из света моста, не стоит на месте, тут же оказываясь рядом с направившим на него оружие мужчиной, опрокидывая его на спину, прижимая к земле латным³ башмаков, надавливая на грудь. — Брат, хватит! — подрывается Тор, подбегает к Трикстеру, одергивпя того, поворачивая за плечо к себе и замирает, испуганно выдыхая. У Лафейсона всегда была очень мощная и сильная аура, но сейчас его магия бушует, а сам он, кажется, в бешенстве: зелёные глаза опасно сверкают в сумерках, челюсть крепко сжата, как и ничуть не дрожащая рука, прижимающая заточенное лезвие к горлу полицейского. Он резко сбрасывает руку брата, замечая, что лежащий на полу мужчина отключился и тут же оказывается около одной из машин полицейских, вырубая щитом или рукоятью одного за другим, не в силах себя контролировать, до тех пор, пока за его спиной не раздаётся вскрик Паркера. — Еще шаг и я выстрелю, — нагло вскидывает подбородок тот самый агент ФБР, приставляя револьвер к голове Пита, стоящего ровно, без страха, смотрящего чётко на принца. — Только посмей и станешь самым желанным гостем в Хельхейме, и попадёшь туда немедленно, — шипит Локи, подходя, словно хищник, все ближе, ловко прокручивая цвайхендер, опуская его на расслабленной руке, скребя лезвием по бетону. Агент начинает паниковать— уж чему чему, а воздействию на людское сознание Фригг его отменно обучила, и залезть в голову этому гаду было просто, осталось заставить его отпустить мальчишку. Тело Гарольда начинает дрожать, он сжимает челюсть, и понимает, что не чувствует контроля над собой, испуганно охая. Приходит осознание стопроцентного проигрыша и отчаяние накрывает с головой, он совершенно не думает, что творит и нажимает на курок, простреливая плечо Питеру. — Убью! — рычит Трикстер, разрезая воздух рукой, вспоминая заклинание из старинных книг, которые он в детстве читал, забираясь на крышу дворца, болтая ногами. Гарольд оказывается прижат к бетонной стене, а вокруг него танцуют всполохи изумрудного пламени, оплетая его, словно плющ, подбираясь к шее. Не остаётся возможности даже выдохнуть, не то что вдохнуть, а руки, так же прижатые к крошащемуся под такой силой бетону, он не может поднять, чтобы освободить себя из оков. — Отпусти его! — охрипшим голосом просит Паркер, придерживаемый под руку Джейн и Тором, с кровавыми разводами на грустно улыбающемся ему лице и пропитанной красным рубашкой с правой стороны, все с той же нежностью смотрит прямо в глаза. — Хорошо, — асгардец вновь взмахивает рукой, даже бровью не поведя в сторону Гарольда, и агент падает на пол, закашливаясь, оттягивая воротник от горла. А Локи, кажется, сам начинает задыхаться: впервые за шесть лет они стоят так близко друг к другу. Это кажется очередным его кошмаром, после которого он вновь проснётся в огромной пустой комнате. Лафейсон оглядывает парня с ног до головы и чувствует как по щеке катится одинокая слеза, когда замечает, блеснувшее, на вышедшем из-за туч, солнце, подаренное им, помолвочное кольцо.