ID работы: 10768569

Среди снегов

Джен
G
Завершён
63
Пэйринг и персонажи:
Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
63 Нравится 4 Отзывы 10 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Примечания:
      Его разбудила боль. Длительная, ноющая, она пульсировала в голове, в руках, отдавалась в спине и скатывалась к ногам, не отпуская ни на минуту. Хотелось плакать и в носу пощипывало, но он знал, что нельзя, всё равно никто не придет, не утешит, не погладит по голове. Такие бездомные бродяжки никому не нужны.       Не открывая глаз, он попытался свернуться клубочком, как делал это всегда, спасаясь от боли и холода, но что-то мешало, что-то тяжёлое, большое и тёплое, мешало перевернуться, слегка прижимая сверху. Попытавшись это что-то откинуть, неожиданно оказалось, что левая рука не двигается, как и нога, туго чем-то замотанные, а сам он лежит на чём-то мягком и удобном.       Сердце от страха сжалось. Он помнил россказни мальчишек постарше, что иногда с улиц исчезают дети-попрошайки, а потом их или не находят вовсе, или спустя пару месяцев всплывают они где-нибудь в канаве возле квартала богачей. Он одним из них быть не хотел! Но руки и ноги не слушались, а голова болела и кружилась словно чем-то одурманенная. Точно! Наверно, что-то дали! И в воздухе лекарствами пахнет!       Изо всех сил дернувшись, попытался хотя бы свалиться с кровати, хоть что-то изменить в будущей вероятно незавидной судьбе, не намереваясь и боясь останавливаться.       - Тише, мальчик, тише, - женский голос, мягкий и глубокий раздался совсем рядом, почти над ухом, а по волосам нежно прошлась чужая ладонь. И сердце вновь замерло, недоверчиво притаившись в груди. – Ты болен и ранен, я нашла тебя почти погребенного под лавиной. Отдыхай мальчик, набирайся сил, утро ещё не пришло…       Руки, немного холодные, но нежные, осторожно гладили волосы, иногда задевая в темноте лоб или уши, и он послушно замер, затих, наслаждаясь этой неожиданной лаской, забирающей по крохам боль. Он не знал, что будет потом, возможно женщина не врала и правда нашла его под лавиной, - хотя какая лавина посреди города? – или же он станет развлечением для какого-то толстосума, а она просто не хочет его пугать и утешает. Наверное, это не лучшее решение, но он просто закрыл глаза и поддался дрёме, продолжая ощущать чужую ладонь на своей голове.

***

      Оказалось, она и правда его нашла, ну или украла и принесла к подножью заснеженной горы, сломав парочку костей. В любом случае, его не планировали продавать куда-то или выгонять, ведь за порогом небольшого, но уютного домика начинались бескрайние снежные поля, из-под которых тут и там торчали чёрно-серые острые пики камней. В целом, можно было сказать, что ему очень сильно повезло: выжить, попасться ей на глаза и быть достаточно упрямым, чтобы идти на поправку. Была только одна деталь, которая сильно беспокоила – это был не он. Вернее, он, но сильно старше, словно его не только лавиной накрыло, но и время исказилось. Однако Госпожа говорила, что время не причём, просто из-за удара по голове часть памяти потерялась и, что как только он её найдет, то узнает почему пошёл к горе и, что вообще с ним случилось. И ей хотелось верить, ведь она была самым удивительным человеком, встреченным в жизни.       Её длинные белые волосы, украшенные серебряными шпильками и частично уложенные в причёску, а частично распущенные доставали почти до колен, сливаясь цветом с точно таким же белым кимоно, расшитым голубоватыми, причудливыми узорами, словно завитушки на замёрзших лужах. И он совершенно серьёзно подозревал, что Госпожа одна из тех загадочных заклинательниц, про которых то и дело судачат на рынке, потому что нельзя работать по дому и готовить, оставаясь безупречно чистой. А она оставалась. Ни на рукавах, ни на вороте не было ни пылинки, ни соринки, не то, что он, не расплескает, так измажется весь, потому что руки трясутся и работают кое-как. И каждый такой раз плакать хотелось, ведь вкусно-вкусно, а он почти половину супа на себя разлил, и стыдно, и прибить себя хочется, чтоб еду не переводил, раньше ведь никогда так хорошо не ел. А она только смеётся и по голове гладит, и в миску ещё подливает супа. И от этого только сильнее плакать хочется.       Лекарства у неё горькие, вязкие, но действуют хорошо, за пару дней почти все синяки сошли, а рука с ногой в лубках завёрнутые почти нормально начали двигаться. Но двигаться не хочется, хочется остаться в этом доме посреди зимних полей, и не из-за вкусной еды или мягкой кровати, а из-за рук, что мимоходом гладят по волосам, что осторожно подтыкают одеяла на ночь, что обнимают во время кошмаров.       А в кошмарах только кровь и блики ножей. В кошмарах страшно и горько, словно в сердце всадили нож. В кошмарах мужчина, зовущий себя приёмным отцом с доброй улыбкой и холодными глазами. Туда не хочется возвращаться, но каждое пробуждение его встречают добрые руки и жизнь уже не такая паршивая. Да, его утешают как ребенка, но он не против, наверно у него такого в забытой части жизни не было, не было и в той, что помнил и уж точно не будет в последующей, так что моментом надо пользоваться. И он пользуется: ластиться, как уличный кот - нагло и нервно, вдруг оттолкнут да выкинут, старается помочь, чем может – перетирает травы одной рукой, получая в награду похвалу и парные булочки, и в целом старается не доставлять неудобств.       Единственное, что он не делает – не вспоминает. Не вспоминает свои обрывочные сны-кошмары, не перебирает вещи, в которых был, в поисках ответов, не просит Госпожу рассказать, где и как чуть не умер.       Он проживает каждый день как последний, вбирая всё тепло, всю ласку которые может получить. Ходит за хозяйкой дома по пятам, как только встаёт с кровати, лепит с ней снеговиков, как только заживает рука, катается с горок, когда исчезают последние последствия травм. И чувствует себя невероятно счастливым в этом застывшем зимнем царстве.

***

      Воспоминания открываются резко, наплывами, словно кто-то роняет ширму, вываливая на него куски из ощущений и чувств, переплетенных с образами. Он тонет в них, барахтается в сладковатом запахе крови и чувстве глубокого удовлетворения, сплетённого со звонким перебором струн.       - Хочешь я расскажу тебе сказку? – он прижимается к Госпоже, как потерянный ребёнок, хотя уже несколько дней осознаёт себя не то мужчиной, не то юношей, но она гладит его по голове точно так же, и точно так же смотрит старыми и мудрыми глазами, хотя её лицо остаётся молодым и прекрасным.       - Да, - то ли хрип, то ли скрип, в горле сухо, но отстраниться нет ни сил, ни желания, в её руках тепло и уютно, и страхи с кошмарами-воспоминаниями остаются где-то во снах.       - Давным-давно, когда на месте гор ещё были равнины, родилось у царицы-зимы три дочери, по числу месяцев. Старшая стала той, что сменяет золото осени серебром снегов, средняя, стала приносить самые долгие ночи и метели, а младшая, отдавать снега на водяные косы. Но длилось так недолго. Царице-зиме что, сиди себе во дворце на краю мира, да вьюги посылай, а вот дочери всегда в мир шли, несли с собой эти вьюги, укрывали землю снегами, чтобы по весне впитавшаяся вода как следует промочила почву, заметали реки и леса, чтоб поспали да отдохнули. Много работы, много забот, знай сменяли одна сестра другую, уходя обратно к матери-зиме.       Но не по нраву было это средней сестре. Старшая прощалась с господином-осенью с его золотом и багрянцем листвы, младшая здоровалась с госпожой-весной с её ручьями да зелёными почками, а у средней было только серебро льда, да белизна снега, что во дворце, что в мире. И чем дальше, тем сильнее она злилась, что ничего кроме зимних сугробов не видит, тем сильнее становились морозы, забирая своим ледяным дыханием жизни животных и людей. И тогда взмолились её сёстры матери-зиме, чтобы она забрала силы у средней, потому что люди только ей стали молиться, только ей приносить дары, чтобы смиловалась она и сдержала гнев, и совсем позабыли о двух других сестрах, в зависти своей тоже обозлившихся.       А царица-зима, посмотрев на дело дочерей своих, на людей, что лишь среднюю дочь почитали, взяла, да отняла силы у всех троих, чтобы проучить, и отправила в мир людей, учиться уму-разуму. Старшая с младшей поскитались, да вернулись, не вынеся без своих сил, бросились в ноги матери-зиме, моля простить, да смилостивиться, и так и застыли ледяными фигурами у ворот дворца, лишь ненадолго возвращаясь к прежней работе, а вот средняя, так и не вернулась, и по ныне скитаясь среди людей.       - А почему она их заморозила?       - Не знаю, может потому, что и про неё люди забыли и перестали почитать? Поди разбери, о чём такие создания думают. Спи, мальчик, утро ещё не скоро.

***

      Се Ван. Король-Скорпион. Теперь он помнил кем был.       Руки сами заплели косы, а чёрные одежды легли на плечи. Не стало мальчика-бродяжки. На его месте появился глава Скорпионов, держащий в страхе многие школы боевых искусств. И кажется, что всё вернулось, разложилось по местам в когда-то разбитой голове, но что-то всё равно изменилось, срослось. В груди больше не болело отравленной стрелой, не жгло смертельным ядом. Теперь на месте кровоточащей раны, нанесённой приёмным отцом, остался только белый след.       - Благодарю вас Госпожа, ваши навыки врачевания воистину удивительны и достойны восхищения, - он кланяется со всем почтением, на которое способен. Знает, что этого ничтожно мало за всё то тепло, в котором он смог отогреться за долгие-долгие годы одиночества, и в тоже время знает, что большего она не примет.       Он всё ещё не знает её имени, он всё ещё не знает кто она, у него лишь её сказка-история про снежную деву, но в пронзительно-синих глазах отблески времени, которых он не видел даже у Старейшины Е Байи. Наверно, для неё он и правда «мальчик», и даже будь у него седина и борода по колено ничего бы не изменилось.       - Я рада, что смогла помочь, - нежная и прохладная ладонь гладит по склонённой голове, а на губах всё та же добрая улыбка. И Се Ван не хочет возвращаться. Он, как и мальчик-бродяжка, хочет всё бросить и остаться среди этого белого царства в маленьком домике, пропахшем лекарственными травами и супом. Но там, за порогом, ещё остались незавершённые дела и не отданные долги, он не может вот так просто взять и всё бросить на произвол судьбы, даже если все убеждены, что он благополучно сгинул под лавиной. Просто не может и всё. Даже если дела и долги уже не имеют смысла…       - Я… я могу когда-н… - горло сжимает. Король-Скорпион - великий и ужасный боится спросить и боится услышать ответ. Слишком часто он обжигался о доброту приёмного отца, чтобы взять и поверить в бескорыстность и заботу.       - Возвращайся, мальчик. Возвращайся сюда если захочешь. Пожалуй, я проведу здесь достаточно долго времени, - белоснежные рукава кимоно оборачиваются вокруг черного ханьфу, и Се, словно ребёнок, прячет слезящиеся глаза у неё на плече.       - Вы даже не знаете кто я.       - Ты дитя, подаренное снегами. Для меня этого достаточно.       Он уходит из её дома с котомкой на плече и покоем в сердце. Здесь, в домике среди гор, будет ждать женщина, принявшая его своим ребенком. Не потому, что это выгодно, а потому что она нашла его и подарила жизнь. И он к ней обязательно вернётся. Не сразу, конечно, ему и правда стоит уладить множество дел. Впрочем, для бессмертных время течёт иначе, а потому Госпожа, возможно даже не успеет заскучать.       И всё же Се Ван, Король Скорпион дивится иронии собственной жизни, ведь он всё время слепо бежал за приёмным отцом, терпя обиды и предательства, выполняя бесконечные поручения ради крох внимания и заботы, чтобы в итоге судьба бросила его под ноги женщине, которая отдала ему всё это просто так, походя, просто за то что он появился в её жизни.       И, пожалуй, впервые он чувствовал себя целым…
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.