***
Расплачиваюсь мелкими купюрами и выхожу навстречу Лэствиллской прохладной ночи под неодобрительное кряхтение пожилого таксиста — всю дорогу он читал нотации о том, что в столь подозрительные места по ночам соваться не стоит, тем более — юной девушке. Содрав с меня приличную сумму, он уезжает, а я не двигаюсь с места, отчаянно вдыхая воздух перед последним рывком. Здесь он пахнет горькой полынью и цветами, и я наслаждаюсь им, пока практически вслепую бреду к главному входу. — Уже соскучилась? — меня встречают у входа и явно не собираются пропускать без боя. — В покоях твоего друга недостаточно мягкие перины, принцесса? — Пусти, — я дёргаюсь вперёд и впервые решаюсь посмотреть кому-то в глаза. Его глаза, как всегда, насмешливы и всего на каплю насторожены. А через секунду вспыхивают неведомой мне искрой. По губам волной ползёт улыбка. — Конечно, — Ноэ галантно открывает передо мной дверь. Самодоволен, как всегда. И…разочарован. Моя смута под ребрами жалит и обдаёт горячим паром; непослушные пальцы сводит судорогой, хочется сбежать. Что. Я. Здесь. Делаю? Новые владения Влада сыры и холодны — я никогда не любила такие места. Навевают первобытный ужас, пугают лабиринтами комнат и неизвестностью подземелий. Уют дома Лео манит меня обратно, и так хочется сдаться, вновь вызвать такси, задремать в машине под негромкий поп… — Налево, на второй этаж по лестнице и прямо, — хрипло вещает Ноэ за спиной, и я с недоумением разворачиваюсь к нему лицом. — Комната Влада. Налево, второй этаж, прямо. Киваю рассеянно, принимая совершенно неинтересную мне информацию и резко сворачиваю направо, попадая в небольшую гостиную, где ласково трещат поленья в камине. Аромат кедра вызывает улыбку. Ноги еле держат от усталости. — Интересно… — тянет Ноэ, который тащится следом — я знала. И эта глупая догадка отзывается ухмылкой. Он обходит меня, касаясь рукавом пиджака моего бедра, усаживается на велюровый диван и скрещивает руки. — Итак?.. Нет сил вымолвить и слово. В груди начинает разливаться холод, который не устранит ни один камин. Молчу упрямо, будто бы так нужно, одёргиваю брючину, не решаясь… Не решаясь. — Мисс Бёрнелл, прошло пять минут, а вы не заинтересовали меня настолько, чтобы шляться по моей комнате, — он лениво поглядывает на часы. — И ваши желания не настолько волнуют, чтобы за чашкой чая рефлексировать по этому поводу. — О чем ты? — вместо голоса вырывается хрип, а ноги ведут ближе к нему. Боже, где взять силы? — Твоим притворством разит так, что у меня началась аллергия, — Ноэ довольно потягивается и закладывает руки за шею. — Я чувствую твою энергию. И она пахнет похотью так, что не нужно быть нечистью, чтобы её распознать. Я знаю, почему ты сунулась сюда посреди ночи, поэтому повторю в последний раз. Налево. Второй этаж. Прямо. Мне хочется рассмеяться в лицо его мнимой проницательности, но руки тянутся ближе; я касаюсь левой ладони Ноэ, как завороженная. И точно не готова к такой реакции. Его глаза блестят ненормальным блеском всего секунду — и он вскакивает с дивана, в мгновение ока прижимая меня к стене. — Ты — существо похлеще меня или Влада, — он горит, безумствует и злится. — Захороводила Короля, и тебе всё ещё мало? Маленькая человечишка решила, что ей хватит сил, чтобы добить всех вокруг? Убирайся. Сейчас же. — Выгони меня, — я шепчу это в раскрытые от гнева губы, пока моя отвага продолжает таять, как сахар, под этим взглядом. Что, если… Что, если? Но «если» не происходит. И Ноэ так отчаянно-серьезен, что из меня выбивает весь морской и травяной воздух. Губы, что я так желала, касаются моей щеки, раскаленным клеймом оставаясь там навсегда. Мне мало. Мне всегда будет мало. Краткий поцелуй в мягкие губы — и он отстраняется. Мы дышим сначала кислородом, затем углекислым газом друг друга несколько минут. Его лицо возле моего. Его разные глаза смотрят прямо в душу. И я не в силах разорвать этот контакт. Его разные глаза разнятся больше, чем я могла бы представить. В циановом — черные крапинки, в карем — золотистые искры, и это откровение без слов пленит меня без возможности возврата. Я зла. Я так зла на себя за глупую опрометчивость. За отчаяние. За влечение. За страсть, с которой я приникаю к его губам, которые отвечают мне тем же. Наш поцелуй — со вкусом самого смертельного яда, тающего льда и пепла от непотухающего костра. Ноэ тянет меня за пряди волос и касается раскаленными ладонями шеи. Мне кажется, будто я плыву на волнах цианового моря, и это не лишено смысла — сильные руки Ноэ тянут меня в сторону незаметной двери. Чуть слышный скрип, и этот звук — звук последней умирающей частички моего благоразумия. Я теряюсь в узком помещении и голова идёт кругом, пока мои пальцы упрямо стягивают топ — но в этом никто мне помогать не планирует. Разные глаза наблюдают за мной, а горячие руки не тянутся вперёд, будто давая последнее право на выбор. И я не собираюсь его упускать. Долой светлые брюки — и в ту же секунду ладони Ноэ приникают к моей груди, избавляя от бюстгальтера и захватывая грудь в свой плен, пока я нетерпеливо, будто ребёнок с обёрткой рождественского подарка, расстегиваю пуговицы его рубашки, желая коснуться тонких ключиц. Но сильная рука перехватывает мой подбородок и разворачивает в сторону зеркала напротив, приподнимает голову, заставляя вглядеться в собственное отражение. — Смотри на себя, посмотри… Где ты видишь свет? Я вижу лишь закушенную губу и блестящие глаза. Вижу сияние в районе солнечного сплетения, что гаснет с каждой секундой. Я вижу… Я вижу то, что я хочу. Сдираю с Ноэ рубашку, оставляю следы светло-розовой помады на его ключицах, пока он показывает каждоё своё движение в отражении, двигая руками по бедрам. Момент — и плотная ткань с его плеч летит прочь, а в ответ я получаю лишь заливистый смех. Он смеется, он даёт мне иллюзию власти, и я это понимаю. И меня это устраивает. Момент — и я оказываюсь на мягких простынях, пока его руки властно скользят, знакомясь с моим телом, пока его губы целуют мой влажный от жара камина и страсти живот, пока его пальцы стягивают с меня остатки одежды, пока мои бедра подаются вперёд… Пока его пальцы исследуют меня внутри. Пока он вновь приникает к моему рту с отчаянным азартом и крохотной каплей нежности. Пока я плавлюсь, подобно воску, пока я чувствую себя неизмеримо счастливой. Мгновение — и Ноэ оказывается внутри меня, сплетает наши ладони вместе; двигается неторопливо, наращивая темп и страсть, беспорядочно касается моих волос и висков, а я хочу сгореть прямо здесь и сейчас. Я хочу быть ещё ближе — и делаю это, притягивая ноги ближе к бедрам, подаваясь вперёд не единожды. Я — пламя, он — бензин, вместе мы — токсичный дуэт, что отравляет воздух. Так наивно тянусь к его мягким губам, и он не в праве отказать — кусает тонкую кожицу, проводит языком по зубам, шепчет то, что я не в силах распознать. Мне хочется быть кинестетиком. Мне хочется вспыхивать от каждого касания, сходить с ума от любого прикосновения. Я не буду себе в этом отказывать. Я царапаю его шею в сладостном бессилии, касаюсь спины; хочу узнать это тело полностью за каких-то ничтожных несколько десятков минут, пока Ноэ впивается пальцами левой руки мне в сосок, а правой касается низа живота, против воли выбивая краткие стоны. И я знаю, что весь он сейчас — лишь иллюзия. Иллюзия, подобная Владу. Но позволяю вновь и вновь делать это без остановки, пока прерывистые вздохи наполняют узкую комнату до предела, до отказа. И каждый из них — мой. Тугой узел сжимается внизу, а с губ моих срывается стон — и мне хотелось бы потерять в нём имя, то самое имя, что все эти дни заполняет моё сознание, не давая надежды на передышку. Прямо сейчас. Прямо здесь. Прямо в его горячие губы. Ноэ… Но я сдерживаюсь, жмуря глаза от экстаза и водопада чувств к тому, которого полюбила так скоро и несвоевременно… Так резко. Кусаю губу до крови. — М-м-м-м… Н-н-н-н… — смотрю прямо в разные по цвету радужки, с головой выдавая свои чувства, пока эти затуманенные глаза напротив, будто пьяные, отдают столь же сумасшедшей нежностью, но не видят ничего вокруг. Я стону, пока Ноэ гладит моё бедро, прижимает его ближе к своему животу и кончает спустя несколько секунд, зубами сжимая мою нижнюю губу. И его ухмылка превращается в трагедию, что рушит целые города. Но лишь на мгновение. А на ее место приходит сытое удовлетворение.***
Она спит, разметав покрывало и прикрыв лишь часть левой ноги. Спит беспокойно и поверхностно, и сейчас мне не на руку разбудить это прекрасное, смертное создание. Разворачиваюсь к зеркалу и поправляю рубашку, пока в голову лезут непрошенные мысли — Лайя, что сметает предмет одежды, а через полчаса смотрит сонными глазами так нежно, держит за руку перед тем, как уснуть… Нет. Не думай. Не сейчас. Не бери в голову. Всё сыграно, как по нотам самой талантливой композиции — недоумение и краткое отчаяние. Непонимание, будто это не я её сюда позвал… Будто всё это, включая скорый отъезд её дружка Лео — не моя игра. Приятные бонусы в виде молодого тела — просто неожиданное поощрение. Тогда почему так гадко? Выхожу из собственной спальни, нарочито оставляя дверь открытой. Мои ноты не закончились — они продолжаются бесконечным произведением. Улавливаю шаги. Раз, два… Влад врывается в гостиную, желая выдать несколько добрых слов по поводу своего заканчивающегося гостеприимства. — Поздновато ты, — салютую стаканом с неотпитым виски, пока его глаза скользят, нащупывая неладное. Шаг вперед — и Лайя в моей постели безмятежно предаётся своим интересным снам, являя его взору обнаженные бёдра. — Ты!.. — руки прижимают меня к каменной стене, но я всё это предусмотрел. Кроме импульсов угрызений совести. — Что ты наделал?! — Вот видишь, — вкрадчиво шепчу Владу на ухо, отхлёбывая из стакана тошнотворный напиток. — Стоило одному монстру оттолкнуть её, и она сразу же сбежала к другому. Ты ведь не в обиде? Смеюсь заливисто и натужно. Рука Влада слабеет и отпускает меня, пока по лицу разползаются новые трещины. Это хорошо. Спи сладко, прекрасная хранительница Света Души, он более никому не пригодится. Прости, милая Лайя, но мир, полный нечисти, нуждается в Короле. И я верну им его любыми жертвами. Но прямо сейчас тебе не нужно об этом знать. Ядовитую усмешку вдруг сметает горечь во рту.