Дуальность

~*~

Вдалеке от казарм немногочисленными источниками света были звёздное небо, предостерегающе меланхолично светящие по малой площади фонари на территории, вдали зияющий Заполярный дворец; да снежный покров, очерчивающий проложенные многочисленными следами — и окурками в излюбленных солдатами зонами — тропинки. — И что она? — сквозь тихий женский голос слышится притуплённый стук ногтя по сигарете. — Сказала, что за такие «дерзости» меня лишат любой прибыли, перетекающей в наследство от их нового дела, — второй девичий тон переходит на усмешку, — Как обычно. — Верх разума: требовать от Фатуи всё своё время посвящать не своей ответственности. И чего твоя мама добивается, Даш? — девушка хмурится, смахивая спавшую русую чёлку, щекочущую концами верхнее веко, — Что ты начнёшь улаживать этот вопрос с кем надо? — Я знаю? Я не знаю, — Даша, как её назвали, приглушённо рыкнула от раздражения и вновь затянулась, — А твоя что-нибудь отправляла тебе? — Только мольбы вновь появиться на пороге нашего — извините — её поместья, — раздражённая пауза, — Мне нравится, как она прикрывается моими прошлыми проблемами с ментальным здоровьем, хотя, при этом, доселе никогда на них внимания не обращала. Она всегда будет считать меня своим продолжением, и не более, да? Требовать от меня искренности, а потом забывать о ней на следующий же день: «Александра, ты ведёшь себя как бесчувственная скотина», — вздох, — И вместе с этим отец старается делать вид, что ему не всё равно на взрослую дочь на фоне новой семьи. Устала я находиться между молотом и наковальней. — Сказать нечего, — и то верно. — Всем сказать нечего, — Саша задумчиво склоняет голову на бок, — Как и мне сделать: со службы я никуда уже не уйду. — Почему? — тянет с привкусом сочувствия, серьёзно, всматриваясь в отсвечивающий фонарный свет значок сержанта на груди подруги. Кажется, с этого момента её начал волновать диалог. — После Фатуи сложно будет привыкать к другому, хоть и более, вероятно, комфортному, — странное объяснение, правдивое на четверть, — Я просто чувствую, что что-то упущу, если уйду. Даша молчала, не горя желанием — и мыслью — копнуть в суждение глубже. Показалось? — Вторая проблема после семейного бытия — Предвестники, — Саша продолжает, имея нездоровую жажду высказаться до конца, — Не то что мне сложно понять их методы, но, разве нельзя действовать более мирно? Без создания международного клейма «Фатуи значит зло»? У Снежной есть и дипломаты, и ресурсы. Почему все планы Царицы заключаются в постоянной антагонистической таинственности? Цель настолько высока, что ей нет права называться своим именем? — Я в этом не разбираюсь, — Даша шмыгнула носом, — Спросила бы у своего «друга». — Очень смешно, — девушка бросает выжженный окурок себе под ноги, носком ботинка втаптывая его в снег, — Обязательно спрошу, как только его, в общих чертах, можно будет назвать другом. — Я могу только посочувствовать, что ты всё это со мной обсуждаешь, — смена темы, — Когда там твоё повышение в офицеры? — Как только Восьмая вернётся из Мондштата. Меня туда не послали как раз из-за трудностей с переквалификацией и заполнением бумажек. В крайнем случае, из-за брезгливости. — С чего бы это? — девушка следом потушила свою сигарету, — Из-за того случая? — Видимо, — Саша начала смеяться, — И спорной дружбы с человеком, постоянно коверкающим имена Предвестников. Даша засмеялась, прикрыв рот для большей тишины. Работало это слишком плохо. Мороз в эту ночь был на редкость щадящим, однако, изредка подрагивать заставлял. Замёрзшая под обрывом морская гладь, слегка и ненадёжно укрытая снегом, казалась ещё более загадочной. И смертоносной для тех, кто осмелится бросить ей вызов. Благо, о таковых говорят, зачастую, только в былинах. По-волчьи скулящий ветер никогда не уносил слова вдаль, не запоминал чужих надежд, но всегда удерживал душу в реальности своими когтистыми, жгущими кожу объятиями. Потому забываться в мыслях было тяжело. Саша, проморгавшись от наваждения ночного уклада жизни Снежной, вновь обращает внимание на подругу, чьи приглушённо-русые локоны выбивались из наспех сделанного пучка, развеваясь с обрамляющей лицо до щёк чёлкой; она явно в своих раздумьях нашла какую-то чёткую нить повествования. Значит, обрела её до затишья в диалоге. — О чём думаешь? — Тебя, как мне известно, с повышением должны будут отправить на долговременную миссию, — Даша обернулась, — Волнуюсь просто. Мы и так видимся реже, чем хотелось бы. — Не знала об этом. Не задумывалась, точнее, — девушка виновато берёт руку в руку, сжимая приятную кожу на перчатках; не любит ни давать надежд, ни оставлять без них, — Из какой командировки я не выбиралась живой? Тем более, мне не дадут задание настолько громоздкого масштаба, чтобы свою жизнь подвергать чему-либо. Красноречивое молчание, напряжение не снимающее. — Сходим вон туда? — игнорирование оптимизма, указ пальцем в сторону севера: располагался там небольшой остров, обставленный соснами, сломанными лодками и большими сугробами, — Давно хотела предложить тебе. — Не прилетит ли нам за это? — Не первая сонная ночь, подруга, справимся. А я с тобой хочу время провести. Благо, до полуночи времени было предостаточно, значит, и до рассвета — тем более. — Каждый раз убеждаюсь, почему ты владеешь именно Анемо, — улыбка, освещающая и греющая. Даша прячет взгляд за локонами. Развернувшись, Саша аккуратно берёт подругу за руку, проследовав с ней к самому быстрому спуску с горного пика. Снег выразительно хрустел под толстыми ботинками, назревающая на огромном открытом пространстве вьюга властно вынуждала останавливаться и кутаться одной в меховой воротник форменной куртки, второй в шерстяной шарф. Кровь бурлила азартом и детским интересом; любопытством, маленькой шалостью, выразительным протестом холодам. Даша спускалась первая, точно и уверенно прыгая с уступа на уступ, редко, едва ли поскальзываясь, но сохраняя равновесие. Саша же, не совсем полюбившая за почти три года службы полосы препятствий, повторяла путь медленнее, часто огибая опасные места срезами. Запрещено не было. — Ты там как? — девушка на последнем спуске протянула руку подруге, помогая ей удачно спрыгнуть на вновь ровную, рыхлую поверхность. — Спасибо, — Саша на пару секунд нагнулась, упирая ладони в колени, переводя сбившееся дыхание, — Всё в порядке. За день измоталась. Идём дальше. Зевак-рыбаков — да и вообще зевак — у прибрежья, по подъёму ведущем к базе Фатуи не встречалось по понятным причинам, а собачьи упряжки, как развлечение и способ передвижения весьма популярный даже в вечно кипящей народом на площадях и театрах столице, поэтому, до места назначения были сооружены и уже засыпаны снегом вполне устойчивые тропы. Видимо, пользовались ими не так часто, но, по доброй душе-таки сделали. Ровным, уверенным шагом преодолевался метр за метром. Море жило своей беспечностью и под покровом льда. Мерцало своими, понятными лишь глубине узорами, гримасничало и повторяло ночное небо до неописуемой схожести, завораживало знакомыми всем силуэтами под ногами: вызывая дежавю, воплощая сладкие сны, обращаясь кошмарами. И всех, кто стоит у таких по-настоящему мифических картин неосторожно долго, поглощают пугающие из фольклора чудовища и грехи в сердцах. Внушают с детства; верить или нет, вопрос риторический. Почти пришли. — Ветер здесь ужаснее, чем на самой тропе, — жалуется Саша, повысив голос, перебивая вьюжный свист, — Даш, сделай что-нибудь, не то мы на твой остров вообще не заберёмся! — Сейчас, — военный тон подопечного командующему: без сомнений. Девушка эффектным жестом вытягивает правую руку; на предплечье мятным огоньком образуется элементальная энергия, в считаные секунды окружив подруг плотной Анемо сферой, отгораживая от ветра. Не медля, обе плавно и бойко преодолели последнюю преграду. Прекратив действие стихии, Даша плутовато хихикнула. — Вот мы и здесь, — хруст пальцами, — Перекурим? — Давай на обратном пути, — усмешка, — Мы не знаем, что здесь может происходить или произойти. Нельзя расслабляться. Саша, помедлив, развернулась, восхищённо блеснув глазками: — Знаешь, только ради сие вида сюда стоило дойти. И почему мы раньше здесь не были? — Иногда начинаешь присматриваться к ближайшей местности только устав от неё. А жажда изучить наступает и вовсе — в разы позже, зачастую конкретно в чьей-то компании, — выдох инеевым паром, — Всё-таки, мы знакомы только два года. Без меня бы ты пошла сюда? — Сомневаюсь, — Саша хмыкает, готовясь произнести давно заученный ответ, — До тебя у меня не было ни желания жить, ни хороших друзей. Сама знаешь. — Ладно, — скрывает искренность, — Пойдём. Высокие деревья, надломленные под ветром, кокетничали собравшимся на их толстых ветвях снегом, видневшейся сверкающей изумрудной нитью хвои и не опавшей желтоватой листвой. Живность в такой глуши не водилась, зимующие птицы не слетались в воркующие своры; и, всё же, периодически, бренную тишину прерывал треск сухих веток, что инстинктивно заставляло если не оборачиваться, то моментально напрягаться. Но, чем дальше идёшь в самой Селестией забытое место, тем больше сюрпризов. Весьма красноречивый ландшафт сменился будто бы полем боя: выгоревшие берёзы и сосны, разворошённый, неровно лежащий покров, терпкое послевкусие элементальной энергии и остатков слаймов в воздухе. Давно исчезнувшее, едва ощущаемое. Девушки в унисон обернулись с немым вопросом на румяных лицах: «Что здесь случилось?» Неподалёку вскрикнула доселе незамеченная ворона. — Архонты, — Даша дёрнулась, — Как же… — Пугающе? — закончила Саша, — Бывали уже в таком, — ирония. — Ты про миссию на границе? — Девушка, не уловив юмора и на удивление быстро пройдя шагов десять, резко присела на корточки, во что-то всматриваясь, — Только подобный вид был от нас. — От тебя, точнее, — встаёт рядом, — Надо же было додуматься совместить пороховые бочки и рассеивание прямо на склоне горы. Ты чуть не угробила половину нашей роты. Даша подняла голову, поправив волосы. В метрах трёхстах, навскидку, над верхушкой леса рассеивался чёрный плотный дым. — Ты делу тоже не помогала, — ухмыляется, задумчиво всматриваясь вдаль, — Из-за твоих взрывов, валунов откололось только больше, и, если бы меня не откинуло не пойми куда, я бы не разбила свой шеврон. Он мне стоил потом целое состояние. — Зато, всё обошлось, и мы управились быстрее. А твой треснутый значок давно было пора заменить, — Саша никогда не упускает шанса поддеть безобидно, поддеть прямо и непонятно. Даша и не обижается, прекрасно зная контекст, — Что-то не так? — Давай вернёмся, пока в новые неприятности не влипли, — девушка выпрямляется, поманив подругу за собой. Не доходя до последних рядов деревьев, Саша остановилась, показательно потянувшись к боковой сумке, державшейся застёжками на корсете, также пафосно достала оттуда в малой степени смятую пачку сигарет со стальной зажигалкой, на поверхности которой был нацарапан незамысловатый знак. Подруга её помедлила, утвердительно кивнула и ловкими движениями выхватила пачку, доставая себе прикурить. Первый щелчок зажигалки — лицо Даши осветил сначала юркий огонёк, затем скрыл табачный дым. Второй — Саша немного согрела и руки, и алый от мороза вздёрнутый кончик носа. Затишье; вновь в мысли. Так, чуть-чуть, перевести дух. Вид становится определённо лучше, когда отвлекаешься: мысли о возвращении или отлучении. То, каким ты чувствуешь себя крохотным, по сравнению с этим величием цивилизации. И прекрасно знаешь, что эта цивилизация может тебя посчитать как за угрозу, так и своего верного протеже, что готов стать угрозой другим. Саша, каждый архонтский раз, как размышляла о таком результате своих действий, на долю больше обычного чувствовала себя особенной. Слишком везучей в тех обстоятельствах, что жизнь ей подбрасывает. Как удаётся ровно стать на ноги при падении в пропасть более глубокую, чем было, как в ней возможно находить нечто прекрасное — держать осанку, будто так и должно — также радоваться и переживать, перепрыгивать и перебивать свою голову, не дерзя в хвастовстве полученным. Может, поэтому, все родственники по маминой линии и считают её достойной дворянкой независимо от возраста. Да, всё действительно выглядит так, как и должно быть, пока не капнешь глубже. По её желанию. — О чём думаешь? — знакомая фраза. Даша — проницательна, как бы ни казалось обратное. В любом её действии читалась неозвученная благодарность, если дело касалось дорогих ей людей. Просто молчать ей вразумили, как обязанность. С этим ничего сделать нельзя было, как бы не старался. — Возвращаться надо, — и вновь окурок летит в снег, — До полуночи не так уж и долго. — Ты права, — повтор, — Справишься без меня с ветром? — издёвка. Девушка в ответ закатывает глаза, широко улыбается; сверху, ближе к крылу носа, на щёчках появляются ямочки. Вполне редкое явление. От берега чужого до берега родного расстояние сокращается быстрее, в полной тишине: в хорошем настроении. Даша, не желая заканчивать путь, жестом останавливает подругу на конце прибоя: — Жаль, что наше маленькое приключение вышло таким коротким и, — подбирает слова, пока вся жизнь застыла ради момента, — Скомканным, что ли. — Ну, ужасно, — без задней мысли отвечает Саша, тут же спохватившись. Девушка разражается искренним хохотом, подруга — вслед за ней. — Я хотела сказать, — смех нескончаем, когда неожидан, — Что, да, плохо, что так вышло. — Так даже лучше, — отсмеявшись и вдоволь похлопав ладонью по ноге, воодушевлённо внимает Даша. «Ведь именно это и даёт нашим воспоминаниям особенность.»

~*~

Синьора не обращала никакого внимания на ярко звучащий остаточный табачный аромат от формы относительно новоиспечённой офицерки; то ли ей нет настроения критиковать чужие устои, то ли попросту всё равно. Удивительно, учитывая, с каким пристрастием к этому обычно сталкиваются Фатуи, пересекшиеся с ней взглядами единожды, или же как-то в увидевшие в пылу своих дел её статный силуэт, готовый внести свои корректировки в происходящее. — Почему именно я? — Саша заметно продрожала, всё ещё топорно реагируя на происходящее: вести монолог никогда не решалась, кого бы ни видела перед собой. Но не начать — допущение в юной наивности. Восьмая изящно поднялась из-за стола, тяжёлым шагом подступая к девушке. Кабинет внимал каждому движению Предвестницы, повторяли её элегантность и опасность: даже от множества свечей веяло неприятным, колким холодком, пробирающей холерой. Каждый миллиметр интерьера хранил свой секрет, держал в узде своего личного демона и, казалось бы, пробирающим шёпотом утверждал свою принадлежность всем идеям и мыслям Царицы. — Сколько бы преданных людей ни было подле тебя, — наигранно, тягуче, как свежая кровь по коже, — У стен останутся уши. Тебе всё ясно? Так говорят и в Ли Юэ: было предсказуемо сослаться на место миссии, очевидно, как провалиться под треснувшимся льдом. Вопрос сейчас — лишь непрактичное умение сделать шаг навстречу. — Да, госпожа, — кратко, неуместно. Здесь и молчание оборачивалось из моры в любой бесценок, ни стоящий ничего. Саше страшно, действительно страшно, когда ватная нега мыслей вырисовывается в принятие серьёзности того, на что она согласилась. От мёртвой хватки сжимающего органы давящего чувства тревоги, засиял Глаз Бога, над грудью закреплённый ремешками на куртке девушки. Не существует такого исхода, в котором бы этого никто не заметил. — Выполни свою работу, — на языке Синьоры это, возможно, означает «не волнуйся». Только видно, как её забавляет такая картина: Вечно сдержанная Фатуи, несдержанная в редких обострениях белого каления против тех, кто пойдёт против неё, волнуется, как в тот же день, когда ей дали шанс отстаивать интересы Царицы. Саша поспешила прижать ладонью свою драгоценность ближе к сердцу, медленно развернуться; выйти за дверь, высоко держа голову. Времени взбалтывать и отметать кричащие думы не было. Если её увидят в таком месте в остатке стресса, станет только хуже. А ведь кое-кто весь день не появлялся у отправного крыла. — Тихо, — личный приказ: жёсткий, вкрадчивый шёпот, в голове кричащий. Убедившись в ровном сердцебиении и утихшем даровании богов, девушка, удерживая в лице вполне нечитаемый вид, последовала к кратчайшему пути в отправной пункт — через запасную лестницу. Коридоры базы с каждым этажом всё больше походили на театральный зал, и, сегодня, Саша в этом убедилась. Со всех сторон на тебя смотрят замысловатые маски, прикрытые полупрозрачными атласными шторами картины великих талантов разного времени, изысканные цветы различных сортов, шикарные диваны и аутентичные подсвечники с лампами. И у такого большого перфоманса почти никогда не видно зрителей, элегантно сидящих за этими предметами роскоши, наслаждающимся возможностью провести досуг за занимательным диалогом точь-в-точь как на праздничном балу. Внешность обманчива. Проще следить за своими четырьмя стенами, чем за десятками живых и дюжиной лишь обличающих. Даже в крыле обычных военных знают об этом, однако, весьма часто дают послабления в пользу командного духа. Актёрски блистающее помещение сменилось освещаемой солнечным светом лестничной клеткой. «Сложно представить, чтобы большинство Предвестников проходили сквозь тоже самое,» — уголки губ загадочно приподнимаются, выдавая витание в облаках с потрохами. — Что-то ты не спешишь к отправлению, — чужая игривость почти отвлекла твёрдый шаг от следующей ступеньки. Пронзительный взгляд морских глаз, патлатые короткие рыжие волосы, созвездия веснушек на щеках, выразительный шрам на переносице. Да, Чайльда Тарталью невозможно не признать в тот же миг. Но, что он-то забыл на этой базе? — Здравствуй-те, — дыхание остро спёрло до боли в горле, что Саша подавила, — Обоюдно, — уже мягче. — Не стоит формальностей, Александра, — Чайльд пользуется ступором девушки, в пару шагов нагоняя её шаг по лестнице, — Я, между прочим, слежу за тем, чтобы все мои подчинённые были в нужное время в нужном месте. — Это повод следовать за ними по пятам? — девушка поморщилась от эхом прозвучавшей полной формы своего имени. Пользуются этим или нет, её не волновало. В её языке костей меньше, всё-таки. — Что можно сделать, если некоторые коллеги проблемны, — Тарталья плутовато усмехается. — Хорошо, — Саша дышит одним носом, не имея возможности дать напряжению вырваться томным вздохом. — Всё в порядке? — Да, — полправды, — Волнуюсь. Никогда настолько далеко не уезжала от Снежной. — Не советую бояться путешествий, — Чайльд на мгновение принимает почти искренний обеспокоенный вид, — Твоя задача всё равно проста. — Наблюдать за тем, куда и кому идут денежные расходы банка Снежной со свободным графиком, — Саша трактует, между слов вставив издёвку, — И улаживать все вопросы с Цисин. Мне нравятся эти разносторонние применения службы. — Может, повезёт, и поучаствуешь в какой-нибудь юридической разборке, — парирует. — Ради этого я и стала офицером, да? — открыто вбрасывает, наблюдая. — Вполне разумная награда за твои, — Тарталья осекается, не найдя нужной реплики в ту же секунду, — Твой подвиг. На это девушка неопределённо хмыкает, кладя одну руку на сумку, придерживаясь за неё в некоем жесте безопасности. Предвестник глухо ухмыляется. «Подвиг, ага.» Конечно, на деле банк не больше, чем легальная сторона её командировки, но и нелегальная по «официальным планам» настолько мизерная, что шутки шутками не являются. Лестница подошла к концу и перед Фатуи предстал вид приглушённо освещённого узкого коридора, заполненного различными кладовыми и запертыми на замки дверьми на улицу. Впрочем, в этом крыле больше жизни, чем на самом верху, благодаря честности. Редкое качество у тех, кого военные дела затягивают с головой. Для Саши исчезает весь мир, ибо пользоваться своим маленьким путём к Предвестнику, зачастую, себе дороже — никто не хочет оказаться на двух поводках сразу. Но, если нет никакой опасности, почему бы и не дать волю самодеятельности? — Чайльд, — что-то глухое в нутре заставляет заговорить, дождаться, пока Предвестник переведёт на неё свой взгляд, — Если будет свободная минутка в Ли Юэ, позовёшь? — Могла бы и не начинать, — прерывает Тарталья, многозначительно отвернувшись, вхарактерно для себя выдержав пафосную паузу перед тем, как взглянуть в полное нескрываемой грани до разочарования и волнения лицо собеседницы, — Я сам хотел предложить. Девушке хочется ответить, однако, ей уже хватило внеплановых диалогов. — Иди вперёд, — логично: до конца безлюдности немного, — Свидимся, как свидимся, — Чайльд исчезает в одном из лабиринтов ответвлений. Саша не верит в происходящее даже при всех сошедшихся звёздах и новых обстоятельств относительно хорошего общения с Одиннадцатым. Относительно. Для всех злых языков-то давно хорошо, для них — относительно. Опять же, времени на расследования нет. Подождёт. Раз он изъявил свою готовность и самому сделать первый шаг — не забыл о необходимости людям иногда прояснять происходящее. Воспоминания сами прокрутятся в первое же одиночество и спуск курка мушкета мыслей. Она застёгивает короткую куртку, ненадолго впиваясь пальцами в мех. Ей хотелось поговорить с ним с того самого момента, как ей объявили о повышении. И, вот, это случится. О чём ещё мечтать? Может, и не зря она тратила своё время в командировках не на весточку с сувениром подругам, а на то, чтобы ходить хвостом за Тартальей, кое ни для кого секретом не было и зачастую становилось объектом шуток внутри её круга общения. Послышались голоса, помещение ожило в самой лучшей и мирной своей манере: первая дюжина посылаемых в Ли Юэ наводила порядок в своих головах и провизиях. — Вот и ты, — встречает её генерал, проводящий какие-то махинации со своим снаряжением, — Ничего не забыла? — Могу только извиниться за опоздание, — разряжает обстановку, — А, так, я готова. Сколько займёт путь? — В худшем случае — три недели. Но, не волнуйся, валиться с ног от усталости не будешь, маршрут стандартный, однако, щадящий. Хотя, — сальная ухмылка, — Если будешь лезть в каждую перепалку… — Моей целью будет вмешаться только если возникнут проблемы у других, — ровно прерывает Саша. — Тогда можешь попрощаться с путешествиями со своей Дарьей, раз уж готова сунуться в любое пекло ради каждого кретина. — Она и без меня продолжит выделяться, не переживай, — девушка опасливо повела бровями; мужчина только сухо рассмеялся. Через полчаса Саша оказалась по ту сторону базы, с непривычки морщась от хлада после нескольких суток в здании. Благом будет оправдать ответственность, возложенную тем самым промороженным кабинетом. Как говорится в кругах Искателей: «к звёздам и безднам!».

~*~

Порт Ли Юэ прекрасен настолько же, насколько утончённо описан в любом путеводителе. В нём сосуществуют в чёткой гармонии все известные грани страны контрактов и моры: зоркие взгляды торговцев, выискивающие интерес в твоём туристическом виде, кипящая работа стройки, безмятежность главных «ушей» города — детей, и, одна из самых обсуждаемых в кругу поклонников легенд и живописных красот — море. Здесь сложно чувствовать себя лишним или окружённым бесконечным зудящим шумом; каждый находит себе чёткое место. Однако, в этот час, было даже на диковинную редкость пустовато. Совсем скоро начнётся Церемония Сошествия. То, ради чего она — нет, в принципе Фатуи — объявились в Ли Юэ большим количеством. — Не пойдёшь туда? — в полтона ворковала Надя, стоящая рядом. — Меня и не пустят, — с усмешкой отвечает Саша, приподнимаясь на носочках, держа сомкнутые за спиной ладони, — Может быть, позже, прогуляюсь рядом, как ты на смену соберёшься. — Цисин в этом году на взводе, так что, аккуратней, — предупреждение вкрадчиво, как и интуиция вышеназванных. — Интересно, — делает вид, как будто и не так уж заманчиво, любопытно, — А что думает твой друг по переписке насчёт этого? — Всё, что угодно, но не надобность познакомиться, — Надя грустно вздыхает, выражая неприязнь к этой теме, — Да и не надо, наверное. Служебные романы вызывают больше презрения, чем поощрения в наших рядах. Я проблем не хочу. — Уверена, что не стоит попробовать? — кое-кто не любит промедлений, — Серьёзно, Надя, и я, и ты: мы можем легко узнать, кто стоит на дневной смене в банке. Разве это того не стоит? — А если не стоит? — что она умела делать лучше всего, так это одной интонацией заканчивать невыгодный для себя разговор. Саша тут же замолчала, исподтишка вглядываясь в маску девушки: та едва видно покраснела. Об этом ей намекнуть, конечно, она не решилась. У солдат было удивительное свойство в любой паузе — всегда находилось, о чём помолчать, независимо от присутствия диалога до этого. Каждый немо предавался своим тяготам или покою, и каждого в этом понимаешь. Только Саша молчать не хотела, хоть и умела. — Чем так ужасны служебные романы? — хочешь познать чужой ум — задай скудоумный вопрос. — Для Фатуи — твоей ненадёжностью, лёгкой отдачей нужным манипуляциям, для нас — риском потерять то самое, чем дорожишь больше всеобщей цели. Ведь этот человек всегда будет на виду у опасностей, даже среди «своих», — Надя проявляла искренность по-своему, ведь голос её не менялся, — Все ради чего-то приходят к нам. Либо защитить, либо найти, что защищать. — Наводит на мысль, что Предвестники именно поэтому и сживаются друг с другом, несмотря на откровенную разношёрстность, — Саша отвечает словцом на словцо: прекрасно знает, что необходимости сплетен у собеседницы не будет. — Многие солдаты с тобой не согласятся. Думать бы мне также смело, как и тебе, — девушка приятно удивлена и между тем напугана чужой девиацией, — Ты всегда была такой? — Да, — ответ уверенный, уже давно понятый и принятый где-то в глубине сердца, — Раньше я сомневалась, но, теперь знаю. Невысказанное остаётся таковым, и Саша даже не знает, почему именно. Надя украдкой смотрит на Глаз Бога, осознавая: — Я поняла, почему так, — лаконично. Девушка заставляет себя не отворачиваться, заставляет себя кивнуть. Небо торжественно засияло позади них; знак подан. Саша кивает ещё раз, покидая Надю. «Скоро мой выход.» Девушка теряется среди переулков, огибая компании уличных котов и малолетних беспризорников, в момент безлюдности Ли Юэ изучавших возможности получить что-либо на даровщину. Не ей сейчас вмешиваться в вопросы воровства. Недолгими махинациями с маршрутом среди волнами нарастающей всеобщей паники в геометрической прогрессии, Саша оказывается у чёрного входа в банк. Отстучав по двери простенький ритм, она прождала едва ли минуту, прежде чем ей открыли. Обменявшись приветствиями с дежурной, девушка поспешила в жилую зону здания, ловкими движениями доставая по пути из сумки ключи от апартаментов, рефлекторно открывая дверь, нервно дёрнув ручку раньше положенного. Оказавшись по ту сторону, Саша рывками расстегнула дополнительные поверх молнии застёжки, случайно царапнув ногтём по гладкой поверхности Глаза Бога, скинула куртку на пол, расшнуровала ботинки за рекордное время, рвано выдохнула от объявшего сквозняка. — Надо было закрыть его, когда выходила, — жалуется, подходит к окну, начинает вслушиваться. Да, снаружи начались беспорядки. Люди встревожены, Миллелиты проявляют это за всех: громко и неказисто в высказываниях приказывают, перекрикивают друг друга также резко, как и замолкают. Если постараться сильнее, можно услышать саму Нин Гуан. Ею Саша в некоторой степени восхищалась, и, была бы возможность, посетила бы уже закончившееся мероприятие только ради неё. Как иногда бывает: хочется взглянуть на один лишь вид обсуждаемой персоны вживую, чтобы понять, какую ауру источает последняя. Только, так и так, возможности никогда не будет. На ней ярлык, что заставляет косо смотреть каждого, и оно красуется в одном лишь виде; принадлежность к Фатуи. К самым известным террористам Тейвата. Со своей колокольни ей было уже всё равно — талант и руки знали больше своей крови, нежели чужой. — Соберись, дура, — одёргивает себя она, — Смотри и слушай. Еле видные фигуры, прячась от лишних глаз, двигались по карнизам: одна на корточках, другая на уровне плеч первой, активно жестикулируя и облетая её круг за кругом. — Это они? Саша в несколько широких шагов дошла до заправленной одеялом постели, взяла с неё небольшой блокнот — размером с полторы ладони — перелистнула сразу половину листов, останавливаясь на том, где была изображена по сверху выведенному неровным почерком описанию девушка с неровной по длине прядей стрижкой, цветами в волосах и ореховыми глазами. «Примечание: её компаньоном является неизвестное маленькое существо.» Недолго складывая равные значения теории и практики, Саша ровно заключила: — Они, — пара шагов назад, задвижка штор почти до талого, — Пора идти. Девушка садится на постель, кладёт блокнот на положенное место, опускает голову. Колеблется, моргает; уже нет.

~*~

— Легенда или нет, но, они в это верят. Подношения Адептам оставляют на границе Заоблачного предела, — убаюкивающим, многообещающим и самым мирным своим тоном направляет Чайльд, — Мне не нужно верить: я знаю, что Адепты существуют. Саша поднимается по красной лестнице медленно, в практически гробовой вокруг банка тишине. Послышался другой, верещащий, схожий с детским разбалованным тон: — Стоит признать, что Фатуи отлично информированы. Только, — явно желает поставить свои условия, — Зачем нам отправляться на поиски Адептов? — Мой маленький друг, у обычных смертных всегда найдутся тысячи причин, чтобы захотеть благословение Адептов, — интриган, — Богатство, здоровье, любовь, и так далее, и тому подобное. А вам нужна справедливость. Фатуи, про себя ругающаяся за каждый скрип старых ступеней из цуйхуа, чуть не сдержала ехидный смешок: она хорошо знает эту интонацию. — Справедливость? — загипнотизировано внемлет, судя по всему, компаньон нашумевшей в Мондштате героини. На круглое девичье личико пролился солнечный свет: все трое повернулись в сторону внезапного пополнения компании. Тарталья прикусил губу изнутри. — Цисин уже спустили своих Миллелитов, — вмешалась Саша, притворно обращаясь к и без неё осведомлённому Предвестнику, — Они будут искать убийцу среди всех зрителей церемонии. — А ты ещё кто? — вскричала, пренебрежительно встряхнув руками, — Очередная Фатуи? — Паймон, это некрасиво, — шикнув, вставила с инородным акцентом путешественница. — Встревать в чужие дискуссии тоже не очень-то вежливо, — надменно произносит Чайльд, переводя внимание девушек обратно на свою коллегу. — Простите, что мешаю Вам плутовать, господин Одиннадцатый, — небрежно и виновато улыбается, — И вы извините: но и начинать с того, чтобы представляться, было бы глупо. — Одна из Фатуи, — псевдо торжественно, отвечая такой же нежеланной официозностью, — Офицер Александра. — Для вас — просто Саша, — поспешила прервать Тарталью девушка, протянув руку путешественнице, искоса взглянув на Предвестника, позже склонив голову в интересе к взаимодействию с оной. Тот подмигнул ей. — Я Люмин, — осторожно, но твёрдо; она аккуратно пожала руку новой знакомой, — А это — Паймон, моя подруга. — Приятно познакомиться, — девушка выпрямилась, взглянув на маленького компаньона собеседницы, — Не волнуйся, у меня нет для вас никаких афер. — Мне почти обидно, — хмыкает Тарталья, — Так, ты пришла сказать, что Цисин настроены серьёзно? — И не только это, — надуто заявляет Саша, — Они уже хотят аудиенции с каждым ответственным за деловые вопросы в банке, так что, лучше тут вообще никому не задерживаться. Если Воля Небес того пожелает, то они до рассвета будут караулить меня у постели. — Значит, нам нужно поспешить в Заоблачный Предел, — задумывается Паймон, переглядываясь с Люмин. Та неопределённо пожимает плечами. — Мне только не даёт покоя вот что, — Чайльд взмахивает руками в недоумении, — Как простой смертный смог убить могучее божество? При всём-то могуществе Гео Архонта, способного уничтожить целые армии. — И реакция Цисин на инцидент во время церемонии, — Саша вскидывает брови; в свете сверкнул её пирсинг на левой, — Выглядит подозрительно. Крайне подозрительно, — нарочито чеканит. — Думаете, они покрывают настоящего убийцу и хотят свалить вину на кого-то другого? — предполагает Люмин. — Твои подозрения идут дальше моих, почётный рыцарь, — Предвестник складывает руки на груди. — Я предпочту остаться в стороне от сплетен, — Фатуи хмыкает, оперевшись ладонью о сумку. — Гео Архонт и Адепты совместно основали Ли Юэ. Я считаю, они смогут тебе помочь, — подитоживает Чайльд, — Отправляйтесь как можно скорее. Вам нужно найти их раньше, чем посланники Цисин. — А вы чем будете заниматься, многоуважаемые Фатуи? — негодует Паймон, топая ножкой в воздухе, — Почему всю работу выполняем мы? — У меня ещё есть множество незаконченных дел здесь, мой маленький друг, — Тарталья кладёт руку на плечо Саши, от чего та вздрагивает, — Удачи вам. Компаньонка, недолго сетуя Люмин о своей злости на этакую несправедливость, удалилась вместе с ней в сторону клерка Чжао. Путешественница тут же достала из рюкзака карту, планируя маршрут. На этом внимание Фатуи на них закончилось. Чайльд, легонько надавив указательным пальцем на девичье плечо, привлекая к себе, поманил девушку за собой вниз по лестнице, остановившись на ближайшем пролёте. — И какие же незаконченные дела у тебя тут есть? — повернулась в сторону Предвестника Саша, тут же опустив взгляд на ранее спокойно лежащую на собственном плече руку, обтянутую короткой перчаткой. — Ты же хотела провести со мной время, — объяснил Чайльд, — Так, вот, до конца дня — я весь твой. — Может, и желания будешь исполнять? — саркастически сомневается. — А у тебя они есть? — изображает наивность, хотя по глазам всё видно: вполне согласится с любым из них. — Для начала, прекрати называть меня Александрой, — тон наставнический, диктующий, — И не прикасайся ко мне со спины, пожалуйста. — Прости, — Тарталья издаёт сочувствующее «оу», — Больше не повторится, Саша, — произносит имя по слогам, произносит шелковисто. — Спасибо, — девушка пренебрежительно складывает руки на груди, — Так, у тебя есть план на прогулку? Я бы предпочла что-то за Ли Юэ, сам понимаешь. — Вообще-то, я хотел провести тебя по всем местным магазинам и новым друзьям в этом прекрасном городе, — тянет, — Ладно, я пошутил. Я как раз нашёл кое-что подходящее. Думаю, там будет очень красивый закат. — Хорошо, веди, — заканчивает Саша, пропуская Чайльда вперёд, сама же нагоняет и следует справа от него. — Держись рядом, — предупреждает он. В сердце девушки что-то ёкнуло; она почувствовала на самый короткий, что существует в Тейвате момент, искренность, кою обычно говорят не малознакомым персонам — орбитально наоборот. Потому промолчала, лишь тихо следовала шаг-в-шаг за ним. — И куда мы? — Нам за гору Тяньхэн, — Тарталья рукой в воздухе начинает обрисовывать маршрут, — Поднимемся по склону у «хижины Бубу», свернём налево и немного пройдёмся прямо. Придётся незначительно напрячься, склоны там крутые. — Не в первой, знаешь ли, — девушка драматично поднимает голову в самонадеянности. — И, всё же, скалолазание не твоя стезя, — подначивает. — Сочувствую, что ты якшаешься с такой неумехой, — Саша отвечает тем же, споткнувшись на последней ступеньке. — Мгновенная карма. Девушка не совсем поняла контекста фразы, но спрашивать не стала. Главная улица Ли Юэ источала смятение. Встречные отводили взгляд, Миллелиты заглядывали в душу, останавливали всех, кого считали подозрительными или же просто наводили тишину обнадёживанием боящихся, глубоко скорбящих. Правда, город всё ещё выглядел живым. Не лишённым ничего. Разве что, как будто стоял в ступоре, предзнаменующем напряжении. И дело даже не в людях — воздух стал суховат, погода душила зноем, благо, отступающим перед грядущим вечером. Саша в компании Тартальи чувствовала себя вполне умиротворённо. Уверенной в безопасности. Он не внушал ей сейчас никакого армейского притворства, как обычно есть и будет перед солдатами, не старался запугать её, воспользоваться всерьёз своим положением, воспользоваться тем, что он явно чувствует, какие действия от неё — просто так, случайно, какие — нет. Ей не хотелось думать, заметит ли из их кто-либо из своих, ибо обстановка позволяла быть убеждённой в том, что дальше банка никто и не выйдет. Некоторые вещи можно и отринуть ради пары часов спокойствия, разве нет? Всё же, время податливо тем, кто хочет выкроить его для желаний своей души. Поэтому и она отдастся такой возможности. Девушка поправляет сбившиеся ветром волосы, оглядывается: вокруг каменной тропы располагался искусственный пруд, усеянный кувшинками и золотистыми окунями, что принимали обильную кормёжку с чужих рук как должное. Стало посвежее. — Можно спросить? — прерывает молчание Чайльд, также почувствовав больше воздуха в лёгких, — Почему ты всегда ходишь справа? — Когда родители ещё жили вместе, у меня была собака. Бигль, девочка. Когда я с ней гуляла, всегда держала её строго справа — она обожала бегать из стороны в сторону и путать то меня, то моих друзей в поводке. Я и взялась за её воспитание, — голос ровен, сладок: предан воспоминаниям, — Всегда меня слушалась. — Вот как, — Тарталья наблюдает за блестящими от горькой радости ностальгии карими глазами Саши, — Что с ней сейчас? — Мать отдала её отцу, мол, сама не справляется со своей постоянной занятостью, а служанкам не доверяет, — огонёк почти потух, — Там её и в лес водят, и на охоту по сезону. Только я видела, что она тоскует по семье. Новая ей не нужна. — Звучит, как что-то, что вас объединяет, — Чайльд сразу отвечает на удивление, — Ты так об этом рассказываешь. Воодушевлённо. — А ты очень проницателен, — она нервно усмехается, — Да, я тоже понимаю, что «как раньше» уже не будет, и это редко, но удручает. С недавних пор я просто смирилась. — Не слишком ли ты откровенна сейчас? — знакомая манипуляция. — Мне всё равно, — Саша не так в этом уверена, как произнесла, — Это моя семья, моя память. Хочу — делюсь. — Не хочешь — не делишься, — подхватил он, — Знаешь, я ценю это. Только теперь у меня новый вопрос: что ты сделаешь ради семьи в таких условиях? — Всё, что только возможно, я сделаю только ради своей сестры по оружию и гражданских подруг. А, что касается кровных — по ситуации. Если я посчитаю, что человек заслуживает, для меня он уже мёртв. Если нет, то заступлюсь как смогу. В основном, держусь особняком. Чайльд что-то обдумывал, напрягшись. — Мы в этом с тобой не сходимся, или у тебя просто не было поводов сомневаться в своей семье? — А ты проницательна, — его смешок вышел напряжённым, почти хищным, — К слову, нам пора подниматься. Он ей слишком много позволяет. Тропинка от «хижины Бубу» с обычной каменной лестницы сменилась высокими подъёмами, заставляющими мышцы в бёдрах после недавней дороги изрядно заныть, а ступни напрячься. Впереди виднелись неизвестные для девушки руины, предназначение которых в прошлом ей было неинтересно. — Это точно того стоит? — сквозь отдышку. — Если не будешь мне доверять, я больше никуда тебя не поведу, — Тарталья терпеливо ждёт её. — Как будто другие разы будут, — Саша взобралась на небольшую травянистую поверхность у руин, огибая вслед за Предвестником их по краю. — Раз ты так думаешь, — поддерживает её за руку на неустойчивом уступе. — Больно надо, — медленно, но спокойно проходит и его. — И так ты со всеми Предвестниками общаться будешь? — заворачивает за гору, идёт по финишной прямой. — Извините мою грубость, господин Одиннадцатый, — вновь идёт справа, — Я приму любые ваши санкции на меня, мой род и моих единомышленников. — Ты перебарщиваешь. — Да, потому что с другими Предвестниками я и не собираюсь пересекаться, — ложь, — Мне хватает. — А что ты тогда делала перед дорогой в Ли Юэ? — на которой и подловили. — Меня вызвали для подтверждения всех документов, — она всегда легко сочиняла, — Знаешь, такое бывает, когда в Фатуи следят абсолютно за всем и перепроверяют, что оно так и есть. — Осторожней, — Чайльд выставляет перед ней руку, останавливая у небольшого обрыва, в котором безмятежно прыгало несколько геослаймов: как удобно для его личного сбора информации протекает путь, — Осилишь, или тебе помочь? — Даже на бессилии не позволю, — Саша фыркает, — Не хвастайся. — Не то чтобы в бессилии ты была способна отказываться, — опускает руку, отводит правую ногу назад, готовясь, — Догоняй. Девушка отступает на пару шагов от обрыва — подарок Селестии слабо засверкал — разбегается и прыгает, на мгновение исчезнув и появившись уже на другой стороне, твёрдо стоя на ногах. За своим спутником она понаблюдать не успела. — Далеко нам ещё? — нетерпение. — Ещё чуть-чуть прямо, и, — Тарталья ведёт её минуту, до верхушки холма, сам поджидает этот момент, — Всё. Что скажешь? Пейзаж открывался прекрасный: водопад, перетекающий в маленькое озерцо, руины чуть дальше, снизу, деревья по бокам уступов, стены из гор, сводящиеся в открытие вида величественной реки вдалеке. И солнце начинало садиться с полуденного пика на запад, постепенно приглушая, обогащая вид с пастельно жёлтого на канареечный, а дальше и на лимонный, мягкий оранжевый, и, в конце — добавит ноты розоватого. — Восхитительно, — мурлычет Саша, резко присаживаясь на нежный ковёр из травы. — Да, — Чайльд продолжает стоять рядом, поставив одну руку на бок, слегка улыбаясь. — Садись, — просит в неловкости. — С чего бы? — Так смотреть удобнее, — перебивает девушка, опираясь руками чуть позади себя, — И красивее. Тарталья, помолчав, тихо присаживается рядом, совсем рядом. — Да, ты права. Пока Саша меняет позу, нагибаясь вперёд, Чайльд смотрит на её абсолютно довольное выражение лица. Да, ради нескольких часов спокойствия стоит отринуть любое происходящее. — Так и впрямь красивее.

~*~

— Ты так думаешь? — девушка чуть сильнее сжала одеяло под холодными пальцами. — Я уверена, что тебе там делать нечего, — чёрные тонкие локоны объяли плечи женщины в её порывах. — Почему, мам? — Саша поднимается в защите, — Мне не будет лучше, если ты заставишь меня остаться. — А идти воевать будучи ребёнком — замечательно? Думаешь, ты первая такая? Тобой просто воспользуются и сплавят в жёлтый дом! — она восклицала с целью подчинить, а не быть выслушанной, — И безделушку твою заберут на опыты. Знаешь же, какие слухи ходят о Фатуи? Герои истинные, да? Девушка молчит, заправляя волосы за уши. — Глаз Бога — не игрушка, — слёзы наворачивались, оставляя в горле ком, в теле — озноб, — И, к тому же, меня не отправят на передовую, как только я там появлюсь. Что я сделаю со всем этим, в поместье? Ты дашь мне в руки оружие и обеспечишь тренировками? Разве не хорошо, что мне дают шанс реализоваться? — Только оружия нам здесь не хватало, — женщина заикалась, злостно поджимала тонкие губы, — Тебе образованием заниматься надо, развиваться. Ты больна, ты непригодна для Фатуи. — Ты пользуешься моими проблемами тогда, когда тебе выгодно, — заключает надрывным тоном. — А кто виноват-то? Ты ведёшь себя как, — подходит ближе, к не шевелящейся дочери, не в силах от помутнений агрессии договорить. Саша не уточняет, как кто. За свою жизнь она услышала достаточно эпитетов. — Ты совсем обо мне не думаешь, — презрение, — Считаешь всё это игрой, считаешь, что я тебе хуже хочу. Ты просто дрянь бесчувственная. — Я поеду в столицу, — в тихой истерике, — Если понадобится, отправлю письмо отцу, чтобы помог. Пощёчина. Матерь, стуча ступнями по полу, выходит из девичьей спальни, громко захлопнув дверь. «Ничего не меняется.» Девушка оседает на пол, бесшумно заплакав, позволяя горлу разрываться от внутренних штормов. Очки слетают со вздёрнутого кончика носа, глухо стукнувшись о прикроватный коврик. Она заставляет себя опереться спиной о бок постели, поднять голову в беспомощности и тут же опустить. Пока об этом напишешь друзьям весточку — бестолку, не помогут — пока об этом донесёшь, станет поздно. Станет хуже. Порывы ссоры сравнимы с порывами действий: — Нет, мам, сегодня вечером я уеду, — максимализм до мозга костей. Саша каждый день заводила разговор о приглашении вступить в Фатуи. Правда, её несамостоятельность в виде возраста в тринадцать лет вплоть до четырнадцати зависит от родителей. Отец, между строк спросивший, действительно ли она того хочет, дал своё согласие. Матерь же строптиво огрызается, сыплет все доступные её лексикону высказывания, лишь бы выразить обратное. Может, в её словах и была правда, только происходящее вокруг этого «пацифистского пути» угнетало больше, чем реальный шанс. Девушка встаёт у зеркала: полноватое тело в домашнем платье сжато искажалось в нём до отвращения. Холодные руки колебали юбку, затягивали шнуровки, поправляли незатейливый кулон с чёрным кристалликом на шее. Лицо было опухшим, отчаянным, до приторности наивным. В глазах виднелась далеко не устоявшаяся и не повзрослевшая решимость. Всё ещё противно. — Пора выгулять Малыша, — мимика не проявляет ни одной знакомой человечеству эмоции. Саша подходит к большому дубовому шкафу, со скрипом раскрывает его, интуитивно достаёт нужную одежду для маленького путешествия и подходящую для конной езды. Шероховатое платье сменяется сероватыми брюками, плотной рубашкой, жилетом и чёрным пиджаком. Самое то для брезгливой к тёплой погоде осени на севере. Вокруг жилетки вжимается в тело кожаный наружный корсет с небольшой сумкой, куда девушка заранее сложила всё нужное: документы, маленький блокнот, пара перьев и грифельных карандашей, письмо из столицы, Глаз Бога, бренчащий сверху всей кучи вещей. — И, — последний крепёж победно замыкается с характерным звуком, — Готово. Теперь пора наведаться к моему мальчику. Проскакивая по потаённым тёмным коридорам и неухоженным садикам, девушка доходит до конюшни, где хозяйку уже окликал кливлендский гнедой конь с белым пятном на длинной большой морде и копытах. Статный, высокий жеребец вышел из загона нехотя, но преданно всем желаниям Саши. — Привет, Малыш, — поглаживает коня вдоль его морды, от переносицы до носа, — Хочешь прогуляться? Животное никак сугубо утвердительно не ответило, послушно ожидало, пока его заботливо чистили, надевали сбрую с седлом, перед этим угостив любимым лакомством. Девушке усталость не помешала рьяно запрыгнуть на Малыша, как и не помешала поскулить от притупленной боли в мышцах бёдер и ступней, выравнивающих пятки на уровне носков. — Вперёд, солнышко, — обнажённые ладони сжали и потянули упряжку на себя, ноги стукнули по бокам коня, — Поехали! Ничем не отличающийся по ощущению жизни от городских улиц лес проносился пред взором то прогулочно, то галопом. Девушка, нагнувшись почти к самой шее жеребца, старалась не думать ни о чём, кроме заученного маршрута, хоть щёки и жгли слёзы. До ближайшего серьёзного аванпоста Фатуи дороги было часа четыре, потому Саша старалась срезать везде, где можно, сугубо из желания не плутать потом по потёмкам, скрывающим за собой любую жизнь в пугающей детскую фантазию темноте. — Чёрт, — выругалась почти про себя, — Я очки забыла. Было бы риторически спросить, вернётся ли она за ними. Но всё равно обидно.

~*~

Настольная лампа едва освещала что-то помимо мизерной рабочей площади. — Почему такую юную разбалованную аристократку, как Вы, понесло сюда? — хриплый голос офицера колебал пыльный воздух кабинета, — Сбежала из дома, среди ночи заявилась с просьбой отвести свою персону в столицу, каждому второму бухгалтеру тыкая в лицо своими бумагами и Глазом Бога. Мне продолжать? — А затем моя матерь устроила вам скандал, когда меня привезли обратно домой для сбора вещей, — девушка, держа руки на коленях, не утруждалась почестью не участвовать в описании происходящих с ней событий за последнюю неделю, — Пока не вмешался мой отец, которого тоже на уши подняли. — Единственная, кто всех здесь подняла, так это ты, — мужчина опёрся щекой о ладонь, — Завтра увидишься с другими новичками, сходишь на утреннюю тренировку. Раз так хочешь узнать взрослую жизнь, то, милости просим. — Что ещё меня ждёт? — её голос дрожал. — До твоего четырнадцатилетия — ничего, кроме физических нагрузок. Потом дашь торжественную присягу Царице, станешь официальным рядовым и считаться с тобой уже не будут. — Как скажете, — Саша одним тоном огрызается, тут же выражая страх за это, — Куда мне? — Тебя скоро отведёт один из сержантов, как только закончит батрачить, — мужчина сонно потирает переносицу, — Теперь избавь меня от своих вопросов, девочка. Сердце бешено колотилось у этой самой девочки, не до конца осознающей, во что она вляпалась за короткий промежуток времени. В голове сумбурно взвешивались все «за» и «против», ни в какую сторону не колеблясь больше, чем в другую. Ей хочется кричать от происходящей дереализации: перед глазами мутнело, темнело, помещение меняло свой интерьер в просвечивающихся во взоре видах, менялся лик сидящего перед ней мужчины — становилось не по себе. Она могла смириться с этим, когда такое происходило за одним столом с матерью, потому что отступление всегда находилось в свои родные покои, а, здесь, никто одну не оставит. Может быть, и хорошо? Как и говорилось, за ней действительно пришли. Некто не назвался, да и обратного не требовал. Девушка, скованно поднявшись со скрипучего стула, проследовала к двери, тревожно оступаясь и следуя за неизвестным, что выглядел раздражённым происходящим. Второй этаж ассоциировался у Саши с дорогим поездом, на котором она как-то каталась всей семьёй в далёком детстве до границы Снежной с дальнейшим походом до близлежащей страны, название которой давно стёрлось из памяти. Вуаль домашней атмосферы оправдывалась карикатурным полутональным освещением, отдыхающими от работы лицами, сидевшими за журнальными столиками в полной уверенности, что хорошая беседа возместит им сны. На этаже сплошь и рядом располагались кабинеты разносортных служащих, иногда совмещённые в один, различные статьи и любительские картины на стенах, благородный вид нетребовательных к уходу цветов в вазах из различных стран — скорее всего, привезены с отпусков для того, чтобы обставить коридор на радость глаза другим — краем глаза в полуоткрытой двери в зал конференций девушка заметила аквариум. Если к чему и стремиться, то к жизни в такой обстановке. — Кто здесь живёт? — тихо начинает. — В основном здесь ночуют трудоголики-дипломаты и юристы, — вздохнув, отвечает парень, открывая дверь на лестничную клетку для спутницы, — Офицеры, обычно, задерживаются по пути либо на миссии, либо просто едут домой, если живут недалеко. — Хотелось бы мне подняться до офицера. — Странные желания в последнее время у молодёжи, — неказисто цокает, — Один в Предвестники, вторая в офицеры. — Не знаю, как там по Предвестникам, — вздрагивание, — Но, хотеть получить повышение по службе — это плохо? — А чего тогда дрожишь, если тебе всё равно на приближённых к Царице? — ядовитая ухмылка. Саша промолчала, решив вместо неумелого парирования придержать дверь для собеседника на входе в первый этаж. Минут десять, и её привели едва ли не впритык к новому спальному месту. Повезло ли, если оно у окна? — Разберёшься, — закончил путь, — Если проснёшься раньше, чем начнётся твой первый день — сходи за всем необходимым. Начни с кабинета, который был возле лестницы на том этаже. Девушка сразу заприметила свой рюкзак у прикроватной тумбочке, достала оттуда смятую ночнушку, и, не найдя поводов для стеснения, переоделась на том же месте, что и остановилась. Дорожное из дома до столицы одеяние — ничем не отличавшееся от того, в котором она сбежала — сменилось дорогой тканью, закрывавшую почти обнажённое тело до коленей. Уже лучше. Матрас оказался весьма подходяще жёстким, подушка вполне качественной, а одеяло таким же тёплым, как и то, что обычно ждало её по ночам в поместье, потому уснуть было проблемой минут десяти. К сожалению, сигареты хоть и были с собой, но шататься за полночь в поисках выхода — не лучшая идея. Ночная гладь сменилась смятенным небом, освещаемым едва досягаемыми глазом солнечными лучами, которые, рано или поздно, но себя проявят. Неосознанный будильник прозвонил во сне слишком громким для спокойного подсознания звуком. У Саши от утренней прохлады стучала челюсть. Она встала часа на два раньше рассвета, сходила за новой постелью на смену старой, оставшейся после повышения одной солдатки до сержанта, которая задерживаться в этаком общежитии девиц не желала, как она поняла, получила необходимые ванные принадлежности, предметы личной гигиены на случай месячных, первые необходимые лекарства на тот случай, когда беспокоить фармацевта нет необходимости. Завершающие свою ночную смену ответственные лица встречали девушку то выжато оптимистично, то не упуская возможности уточнить детали весьма нагремевшего в узких кругах пока неофициального поступления на службу, то и вовсе молча водя вдоль своих коридоров, без трёпа выдавая всё нужное из ухоженных кладовых. Редко, но Саша становилась невольным слушателем отвлечённых бесед, когда её спутники встречали своих друзей. Как ни странно, максимум, что она в таком случае слышала в свой адрес — мягкое «милая Фатуи» и не менее заботливые наставления: со своими общаться, нос куда попало не совать, вежливости не лишаться, даже если тебя раздражают до скрипа зубов. Это явно стоило благодарностей и потерянного часа сна в кружке кофе на общей кухне офицеров. Сейчас же, она, наполовину одетая и вдоволь наевшаяся булочек из столовой за чужой счёт, сидела на узкой двухэтажной койке снизу, подложив под спину подушку и листая свой блокнот, в коем красовались случайные зарисовки плачевного качества. Ей оставалось только ждать всеобщего подъёма и чувствовать себя довольной от прохлады мятной пасты во рту и почти высохших, убранных назад ободком состриженных до мочек ушей шелковистых волос. — Чего не спишь? — сипло спросонья спрашивает одна из девушек, заприметив не спящую душу. — Надо было сходить туда-сюда, вещи получить, — спокойно разъясняет Саша, — Сколько до подъёма? — Не знаю, — она переворачивается, к собеседнице, — Как тебя зовут? — Саша, — почему бы и нет, — А тебя? — На перекличке узнаешь, Саша, — девушка, убрав длинные золотистые пряди с лица, вернулась к той же позе, что и была. Девушка не удивилась такому заместителю ответа.

~*~

— Стой смирно, — безобидно шикает на неё уже знакомая девушка, стоящая рядом, — Бесишь, малолетка. Саша молчит, сжимая ладони по бокам в кулаки. Без приталенной сумки было непривычно, зато в полном обмундировании так хорошо и тепло, что в такой одежде хотелось едва ли не спать. В открытом учебном полигоне царило волнение, что-то безропотно болтавшее что-то о важности сегодняшнего дождливого дня, который все стоически терпели ради чего-то. На дворе первое октября: новый месяц, вероятно, новые проверки. Саша наблюдает за приближающейся к ним фигурой, благо, место левофланговой в первом ряду это позволяло. Наградила же генетика достаточно высоким ростом. — Тише, дамы! — рявкнул генерал, встав перед выстроившейся коробкой, — Многие из вас, наверное, уже в курсе, что новичкам, давшим присягу Царице, полагается напутствие от сильнейших из Фатуи, а именно, Предвестников. С минуты на минуту к нам придёт самый молодой и смертоносный из них — Одиннадцатый. Всем бы вам быть такими же амбициозными. — И горячими, — раздалось полушёпотом позади девушки. — Скорее отмороженными, — подхватил тон более адекватный. Саша — в принципе не особо осведомлённая о Фатуи, насколько бы их организация не заходила далеко в своей монополии — мало что о знала о Предвестниках, кроме того, насколько театрально принято их называть и насколько абсурдны слухи об этом. Однако, об Одиннадцатом не услышать было нельзя. Юноша из деревни Морепесок, никогда не отличавшийся в детстве от самого обыкновенного ребёнка, внезапно прославился как эпицентр хаоса в любом месте, где бы ни появлялся. «Стоит ли этим гордиться и ставить в пример?» Её взгляд мутнеет, веки слегка смыкаются устало, вяло: мало интереса в том, чтобы наблюдать парад лицемерия. Чайльд Тарталья явился как с иголочки; развевающийся на редком ветру багряный шарф, полураскрытый по-пижонски пиджак, самодовольная юная ухмылка и свежий рваный шрам вдоль переносицы, на который, судя по всему, из тех же пижонских соображений, не накладывали швы. В то, что он звонко и торжественно говорил, Саша не вслушивалась: не выделяла для ничего нового и искреннего, как всегда было за школьной партой, на скамье в церкви и семейным ужином. Она, пользуясь возможностью услужливо подаренных ей начальством линз, вглядывалась в его глаза, по градиенту схожих с морем — такие же вечно холодные, в данный момент безжизненные. Думала о предшествующем этому не сколько со своей стороны, сколько с его. Вопросы отражались во взгляде, не сводящимся с чужого, направленного куда-то сквозь солдаток. Как смотрели на него те, она представляла, но не держала в голове. Всё бы ничего, если бы, в какой-то момент, На неё не посмотрели в ответ. В простодушные, тривиальные в проявлении ощущаемого, но сродни ему мёртвые карие глаза, схожие с мраком глубины. Она практически осязает, как он хочет придушить её, припугнуть. Но, пошевелиться и отогнать свои мысли не выходит от банального страха. Чайльд бесшумно хмыкает, как охотник, заприметивший статного и своевольного оленя, за которым придётся побегать, насколько бы сильно не было в твоих руках ружьё. Возвращается к своему монологу, обыгрывая своё внезапное молчание, как драматичный момент в представлении. Саша громко сглатывает, обхватив рукой прицепленный к бедру Глаз Бога, щипающийся своим теплом. Опускает взор до неприличия низко: Глаз Бога Тартальи сверкнул, как галлюцинация, плод сонного паралича: не поверишь в случившееся никогда. Девушка заставляет себя как можно незаметнее отвлечься на маску Предвестника. Внутри кипело раздражение: она не позволит ему смотреть на себя свысока, и заявит об этом, как будет шанс.

~*~

— Почему ты так смотришь на меня? — острое ощущение сверлящего взгляда отвлекло от ящика памяти в голове. — Чувствую, что обо мне вспоминаешь, — вбрасывает догадку Чайльд, — Такая неопределённость в глазах, сравнение с чем-то. — Как раз вспоминаю своё первое время в Фатуи, — Саша расставляет руки по бокам, откидываясь назад. — А честнее? — что-то в его голосе граничило с отравляющей хаотичностью, что, ещё немного, и испортит всю цель их совместного времяпровождения. — Честнее? — раздражительно садится обратно, позже и вовсе решив лечь на спину, подложив ладони под голову, — Наша первая встреча. Как ты заметил, что я смотрю тебе в глаза вместо того, чтобы слушать твои праведные речи на полигоне. Мне интересно, — терять нечего, — Расскажи мне, что ты тогда подумал. — Я, по-твоему, — Тарталья остановился, не досказывая «…помню, как впервые увидел тебя?». Девушка терпеливо выжидала, изредка поджимая губы и отводя взгляд на самый верх, коего достигали веки. Он понял: она не хочет заплакать. Но и исчезнуть ей не хочется не меньше. Выдох. — Когда я увидел тебя, три года назад, — он по-лисьи наклоняется в её сторону, выставив руку перпендикулярно телу, — Я, в каком-то смысле, занервничал, но, долго не хотел этого признавать. И очень долго не признавал, не искал сущности этого чувства и не вдавался в него. Всю мою голову занимала жажда крови, новый горизонт возможностей, пренебрежение к обычным солдатам — весь юный пыл. Были причины, чтобы не думать, в какой хаос меня затянуло. — И почему ты решил, что смутился тогда? — её страх стихал под честным Предвестником, но нарастало нечто другое: волнение за русло ситуации. — Потому что позже увидел, как ты выросла, — море в глазах отдавало приглушённые блики, — Я и сам изменился с того времени, сбавил обороты, но, — и шторм, столкнувшись со спокойным то ли дном, то ли потолком космоса, обратился штилем, — До тех пор, пока ты не вызвала во мне «это» снова, я не начал понимать. Твоя истинная сила. Крепкий стержень, благодаря которому ты следуешь, чему сама посчитала нужным. И, однажды, ты, не ставя на кон всё, что могла, доказала мне это. — Ты про тот случай, когда я бросила тебе вызов? — она опирается на лопатки, чтобы приподняться чуть выше. — Да, — ему, в отличие от Саши, было это вспоминать чуть приятней, — Ты ведь прекрасно осознавала, что не имела никакого шанса против меня. Что, вероятнее всего, ты так и не исполнишь своего желания показать мне, Предвестнику, какая ты на самом деле. — Но, в отличие от меня, ты ничего не предпринимал, чтобы после этого хотя бы поговорить, — затаённая обида. — А был ли смысл? — выкручивается, опять пудрит мозги. — Честно, Чайльд, — жёсткий, как сталь в её мече, голос. Предвестник по-настоящему удивился; его, как редкое явление, пробрало, и, с непривычки, он этого не скрыл. — Хорошо, — он напрягся, но не ради обороны, — Ты неприкрыто грезила о сказке, в которой тебя признают, каждую миссию увязывалась как бы невзначай за мной и, вот, в какой-то момент, как самая везучая сука, ухватила то, чего хотела. Заставила обратить на себя внимание за действительно взрослый поступок. Но не останавливалась мечтать. Я бы посчитал тебя дурой, — осекается намеренно. — Только не считаешь, верно? — Саша завелась, села на колени, разгорелась неутолимой жаждой. И тут же была вжата в землю за горло. Голова глухо стукнулась до звёздочек, отскочив от земли, насколько позволяла чужая хватка. Она успела только взвизгнуть: не сопротивлялась, не выдыхала со всей силы, не думала давить на жалость; сжимала землю под пальцами, всё внимание обращая на то, как сильно ей сдавливали глотку, как материал перчаток с зацепившимися в него маленькими кусочками камней впивался в кожу, под кожу. Тарталья молчал, не смотря на неё. Отпустил не так резко, как схватил, с отвращением взглянув то ли на девушку, то ли на свою ладонь. Саша, отдышавшись и придя в себя, поднялась в полный рост и в тот же момент двинулась вдаль шикарного пейзажа, подальше. Её шатало от шока и удара. Остановилась. — Если так и будешь решать все проблемы насилием, как тебя научили, — шлейф дерзких слов шёл шипастым стеблем розы, — Я напрошусь на то, чтобы ты убил меня. Потому что, по-другому, я не остановлюсь как раз-таки грезить; кому бы не хотелось прикончить неустойчивую духом Фатуи?— девушка зубами сняла перчатку, ощупывая шею и затылок, — Ты и сам ведь всё понимаешь. Всю ненормальность того, как Предвестник и офицер любуются хорошим видом, да? И всю ненормальность того, что она творит. Пальцы парой крапинок окрасились кровью. Таки царапнуло. Не медля, она пошла вперёд. «…не прикасайся ко мне со спины, пожалуйста.» Поэтому Чайльд и остался на месте. Он не смог ослушаться и в этот раз. Саша брела медленно вниз по склону, морщась от слепящего заката, что в кои-то веки вступал в свою власть. Всё, чего ей хотелось — выйти из поля зрения Тартальи, сесть у воды и обработать новые, неглубокие, но кровоточащие раны. Если первое дело принципа, то второе обычного чистоплюйства, к которому её принудительно приучали всю жизнь. И то, и то — плохо. Было словцо и браннее, только дальше дум оно не выходило. Дальше руин проглядывался лагерь Похитителей сокровищ, что, по непонятным причинам, существовал вблизи Ли Юэ, и, судя по скосившимся грязным полотнам поверх шалашей, довольно давно. Его Саша обогнула по логической границе, взгляд часового встретив своим тяжёлым, бескомпромиссным. Ей не до драк, браконьеру не до смерти. Не желая никого смущать своим присутствием у ближайшего водоёма, девушка, заприметив ещё один, следует к нему, как можно плавнее преодолевая сложные спуски, что не работает, и она падает больше, чем идёт. Ей обидно. Действительно обидно сталкиваться с разочарованием лицом к лицу, которое, при всём, не даёт ей никаких развилок: её настроение поставленной задачи не меняет, личностных целей — тоже. Оказываясь в импровизированной ловушке, импровизируй и местонахождение ключа с замком. Пока не работает. Саша опустила голову: её ноги оказались в прохладной воде. Пришла. Отходит назад, присаживаясь на сухую смесь песка с рыхлой землёй. Достаёт со дна сумки небольшой платок и флакончик дезинфицирующей смеси. Жидкость жжёт всё ещё мягковатые от тренировок подушечки пальцев, жжёт и шею с затылком; платок смачивается в кристально чистой пресной воде, справляется со своей задачей, вновь впитывая в себя кровь хозяйки. Ей стало морально легче от мысли незначительного, но самолечения. На самом деле, она бы хотела видеть его сейчас рядом. Такие желания людям свойственны и прописаны даже в брачных скрепах — и в горе, и в радости. Он всегда шёл ей навстречу, когда она пыталась подступиться. Сначала наигранно, с целью побаловаться с новой игрушкой, то отталкивая, то притягивая, то держа где-то между, готовясь к моменту, когда она потеряет голову. Но она не потеряла. Лишь становилась статнее, обретала те взрослые черты физические и осмысленно умственные, всматривалась в этого самодовольного мальчика, как в человека, которому она способна доставить проблем своей природной вкрадчивостью, умением залезать в сердце, привязывая к себе, кто бы не являлся перед ней, он позволял ей всё больше. Она не лучше, но сеет хаос в другом измерении и с наименьшей силой. И она его не боялась. И он начал делать шаги уже медленнее, но вдумчивее. Саша помнит каждую редкую миссию, в которой он присутствовал. Отдавал ей приказы, брезгливо держал за своей спиной и позволял наслаждаться его компанией. Только она и не наслаждалась. Она просто свыкалась с мыслью, что смогла бы, будь у неё иной статус. Такое глупое стремление: спасти. — Надо возвращаться, пока не стемнело, — девушка обнимает свои колени, — Свижусь с путешественницей. И её подружкой. Такая чувственная реализация: Чайльд всё ещё не может заставить себя пошевелиться, пока не сгущаются умерщвляющие прошедшее сумерки. У них всё время мира.

~*~

Завидев у главных ворот в Ли Юэ Люмин, Саша, потушив сигарету, подбежала к ней, тут же окликнув: — Путешественница, Паймон! — девушка помахала остановившимся путницам, — Вы вернулись. Как всё прошло? — Мы встретились в Заоблачном Пределе с Владыкой Лун, потом с Творцом Гор, Хранительницей Облаков, — гордо перечисляло существо, — И с очень вредным Охотником на демонов. Только нас успели встретить Миллелиты, но, мы с ними разобрались! — Молодцы, — хвалит Саша, — Люмин, мы можем пройтись? — Конечно, — её недоверие просочилось сквозь утвердительный кивок, но верх не взяло. — У тебя есть какое-то поручение для нас? — негодующе мыслит вслух Паймон. — Нет, мне ничего от вас не нужно, — прервала девушка, — Я просто хотела поговорить. Что ты думаешь обо всём происходящем? Люмин замялась, подбирая нужные слова на Тейватском. Помимо этого её волновало нечто другое, на что она не могла определиться, ссылаться или нет. — Думаю, она считает, что всё идёт против нас, — мечется Паймон, беспокойно глядя на подругу. — Да, — сухо подтверждает, вставляя неизвестные Тейвату междометия, — Это изматывает. — И вместо своих целей вы занимаетесь тем, что участвуете во всех местных разборках? — горькая усмешка. Люмин кивает, не сводя внимания с собеседницы. — А какие они у вас, собственно? — аккуратно интересуется Саша, — Слухи говорят, что вам нужно увидеться со всеми Архонтами, а вот почему, в ход идёт самое разнообразное: сила, слава, война. — Я просто хочу найти своего брата, — путешественница тревожно накручивает прядь на палец, через секунду прекратив. Не то чтобы она планировала доверять Фатуи, однако, одиночество — разрывающая штука. А Саша умела доставлять людям комфорт. — Кто виноват-то, что путешествие заводит нас то в разбирательства с Ужасом Бури, то в расследование смерти Гео Архонта? — негодует Паймон, — Ещё эти Фатуи, которые постоянно что-то замышляют; у нас никакого покоя! — Паймон, — окликает Люмин, — Она тоже из Фатуи. — Всё нормально, не волнуйся, — хихикает Саша, не обижаясь на такой детский гневный лепет, — Я даже отчасти согласна с вами: на месте мы не сидим и каждый наш шаг раздаётся как треснувший толстый лёд под ногами. Потому я и здесь, — решает заранее ответить на возможный расспрос, — Меня отправили сюда для первой миссии в качестве офицера. Ну, знаете, если я хорошо себя покажу, то так и закреплюсь. — И в чём же состоит твоя миссия? — Паймон складывает руки в боки. — Следить за банком Снежной, — девушка повторяет жест, — Разбираться с Цисин, присутствовать при визитах важных шишек, всё такое. — Звучит так, будто ты нам что-то не договариваешь, — путешественница смотрит в глаза девушке. — Некоторые тонкости и вправду конфиденциальны, — парирует она, — А некоторые сугубо локальны: если я захочу, я могу вмешаться в любую передрягу. Но, кроме вас, мне и помогать некому. — Не похоже, чтобы ты нам помогала, — существо надменно гримасничало, — То, что Цисин на взводе, нам мог сказать и ваш Предвестник. — Мог, — Саша молчит, пока они проходят вышеназванное здание, — Но, кто расскажет вам о самом Предвестнике? Люмин выглядела пассивной, а её подруга обрела свою детскую заинтересованность: — Вы все в Фатуи любите сплетничать друг о друге? — Почему сразу сплетничать? — девушка притормаживает чужой пыл, — Он, конечно, не самая примерная личность, как и большинство Фатуи, только, вдруг вам было бы неплохо отвлечься на что-то помимо своей беготни туда-сюда по всему континенту? — припоминает, — Мы с ним уже работали вместе, в основном, в пределах Снежной, правда. Удивительно: видеть его не тем, кто рвётся на передовую, а тем, кто сидит в подполье и выискивает информацию для других. — К чему ты? — подаёт голос Люмин. — К тому, что, на вашем месте, я бы относилась к его помощи, — тянет последнее слово, продумывая следующие, — Недоверчиво. И держа в голове мысль, что, если он не нападает, то просто подгадывает, когда это сделать. — Почему ты так в этом уверена? — Паймон вновь теряет нить повествования. — Потому что все, к кому он подлизывается, это понимают, — Саша цокает, — Его новый «друг», Чжун Ли, с которым он вас, возможно, познакомит, при нём обладает эмоциональным диапазоном сродни кор ляпису. Не то чтобы я считала, что в обычных обстоятельствах у него с этим дела лучше, но, знаю и всё. — Спасибо, — Люмин останавливается, — Буду иметь в виду. — Конечно, — подитоживает девушка, — Позволь проводить до банка. Мне пора на боковую, а тебе — к Чайльду. У него наверняка есть новая информация. Проходит минут пятнадцать, прежде чем девушка приводит путешественницу по ночному Ли Юэ к излюбленной красной лестнице. Во мгновениях темноты она даёт себе поникнуть, поволноваться. Затем вновь принимает нечитаемое выражение лица. — И вновь здравствуй, — встречает с натянутой улыбкой Предвестник, — Саша, как ты? Она видит, как ему хочется скрыть от любопытных глаз свою обеспокоенность. Ей сдавило в горле. — Уставшая, разве что, — девушка непроизвольно смотрит ему в глаза, показывает, что не обижена, хоть и неубедительно, — Оставляю их на тебя, — оборачивается к путешественнице с Паймон, — Всем спокойной ночи. Ещё увидимся. Дверь закрывается за ней, оставляя ситуацию в задуманное Тартальей. Ровный шаг колышет старые деревяшки, сонный зевок оповещает Екатерину о том, что она вернулась. — Привет, — выкрикивает, опираясь о перилла, — Я нужна тебе сейчас? — Добрый вечер, офицер, — девушка отвлекается от рассматриваемых отчётов, — Требуется Ваше согласие на завтрашнюю встречу с Эмиссаром Цисин, место можете назначить сами. Она прибудет после полудня. — Да, хорошо, я буду готова к тому времени, — зевок, — Я чуть позже схожу куплю себе чего-нибудь поесть. Тебе взять что-нибудь? — Если найдёшь это «что-нибудь» без множества приправ — буду благодарна, — заканчивает Екатерина, вновь упираясь в отчёты. Саша, выпрямившись и заставив себя не искушаться идеей подслушать, какими хитростями занимается снаружи Предвестник, проследовала в свою комнату, подготовив между пальцев соответствующие замку на двери ключи. Разувшись и педантично повесив куртку на крючок, девушка зажгла лампу на журнальном столике у кресла лежащей рядом зажигалкой, позже сняла перчатки, принялась ослаблять ремешки на корсете, после чего, захватив его с собой, поставила рядом с кроватью; сама же боком упала на мягкий матрас, упиваясь нахлынувшей эйфорией. — Чёрт бы побрал Чайльда, — не замечая озвучивания мыслей, она продолжает, — Чёрт бы побрал Чайльда. Была бы возможность вернуться в тот момент, когда Восьмая вызвала меня к себе, — безысходность, — Я бы всё равно не смогла возразить. Не смогла бы и промолчать, когда предложила ему встретиться, потому что он бы сделал это за меня. На что я здесь вообще влияю? Саша ненароком легла на спину и тут же рывком поднялась до положения сидя, шикнув от боли. Разодранная на затылке кожа неприятно щипала от контакта с чем-либо. — Разве что, на это, я бы могла ещё, — продолжает мысль, оглаживая пальцами рану, — Не стоило его подначивать. Признаю. Она легла на бок, отринув эти нелепые размышления. Почти. Голод брал своё: она поднялась с постели, нехотя закрепляет сумку обратно, достаёт из-под неиспользуемой для сна подушки кошелёк с монетами большим номиналом, выделяет себе достаточно для хорошего ужина, повторяет процесс со всей снятой ранее одеждой, выходит, не запирая дверь. Опасаться нет смысла; скрывать ей было нечего, как и кому-либо в ночи пробираться в её апартаменты. Как хорошо, когда город работает по ночам. Почти все лавки закрыты не были, из ресторанов доносился приятный запах местных блюд, а дневной гул жителей заменяли влюблённые парочки да отвлечённые беседы Миллелитов на дежурстве. Заказав в «Народном Выборе» для себя «Налетайку» и «Благоденствие» для Екатерины, Саша, довольная, возвращалась обратно, игнорируя требовательное вурчание желудка. — Катерин, — окликнула девушка, постучав лбом о потайную дверь и дождавшись размеренных шагов к ней, — У меня руки заняты, открой, пожалуйста. Екатерина открыла с некоторым вожделением, тут же выцепив у девушки один из пакетов с контейнером с едой: — Это мне? — Да, ты как раз взяла нужный, — с улыбкой утвердила Саша, — Там «Благоденствие»: рис, ягоды, морковь, чашечки лотоса. Я лично следила за приготовлением. — Спасибо, — девушка благодарно кивнула, аккуратней перехватив подарок, — За мной должок. Храни тебя Ледяная Императрица. — Я запомню, — поддержала девушка, — Спокойной ночи. Если не проснусь вовремя, отправь за мной кого-нибудь. Саша, предвкушая трапезу, в хорошем настроении зашла в комнату, за считанную минуту избавившись от обуви с курткой. — Почему лампа горит? — настороженно. Согласившись с мыслью, что она просто забыла потушить её, девушка снимает корсет с водолазкой, заменяя её на рубашку, повешенную на спинку кровати, подходит к широкому, высокому столу у стены. Но, интуиция никогда не подводит. — Это ещё что? — её внимание привлекла незатейливая коробочка в виде ракушки, обрамлённая синим с голубым бархатом и белым неизвестным драгоценным камнем в виде звёздочки. Открыв её, Саша увидела до боли знакомую серьгу с алым рубином. Рядом с коробкой лежала записка, которую, чтобы прочесть, понадобилось, поднести к лампе: «Прости меня, если ещё можешь.»

~*~

Три дня текли бурной рекой: девушка была погружена в свои обязанности во всю. Встреча с Эмиссаром помогла выиграть время до того, как всем Фатуи ментально связали бы руки за спиной в следующий же час. Бесконечные перепалки с Миллелитами отгораживали сотоварищей от необязательных санкций, пока главное действующее лицо — Люмин — и «детонатор» — Чайльд Тарталья — вдоволь крутились в нарастающем хаосе и абсурде. Чжун Ли же предпочитал свою роль не озвучивать, не вставлять между строк и не выделяться никоим образом, кроме присущего. Саша не имела ни времени, ни желания с ними пересекаться, сколько бы работы на себя по доброй воле не перенимала Екатерина, взамен посылая офицерку по различным нуждам; предпочитала исписывать чернилами листок за листком в письменном монологе к Даше, отвлекаясь на греющие душу отголоски атмосферы их времяпровождений. Всё, что ей было позволено — наблюдать, светить своей официозной формой застрельщика, каждый день проверять надёжно хранимую в сумке коробочку с символичной серьгой, и, ждать, ждать, пока Цисин окончательно не наступит им на пятки. И, вот, таки наступили. — С каких побуждений так рано встала, юная пташка? — увлечённо приветствовала Екатерина, впрочем, прекрасно зная, почему. Ей не привыкать к многозначительности Фатуи, когда их план идёт в гору. Не привыкать к тому, как они не скрывают грядущей радикальности в своих действиях. — Цисин уже рыщут по всему Ли Юэ? — она не медлила, не язвила демонстративными метафорами. — С минуты на минуту начнут, — шёпотом, проверкой, — Тебе стоит поторопиться, если хочешь успеть провести досуг там, где должно запыхавшейся офицерке. — Прикрывай, — приказывает Саша, отворачиваясь. — Удачи, — ей в спину. Как тот остров — с точностью наоборот выворачивается на изнанку, стоит делу зайти к самому интересному. Солнце лишь начинало восходить, не грея и не обнадёживая относительно мирно сопящий город, пребывающий на грани хаоса, не имеющего никакого конкретизирующего в себе обозначения. Тропа до Золотой Палаты от конца моста в город, не прогретая, лишь протоптанная, как и планировалась, держалась пустой; Саша из особой осторожности шла вдоль неё, скрываясь во всевозможных горных выступах, постоянно озираясь за спину, как на гору трупов; с холодным потом, со смешанным чувством неприязни и вожделением присутствия в шансе этого вида. Заводило ли её? За левым ушком слышится щелчок спрятанной в перчатке серёжки. С кем уж поведёшься. При девушке ничего, кроме Глаза Бога, верно закреплённого над солнечным сплетением, не было. Своего часа ждут копящиеся внутри силы, по большей части, общего с элементальными не находящие. Она всматривается в ворота: все Миллелиты, как и предполагалось, были рассредоточены по несколько далёким от Палаты зонам, в виду мимолётно брошенным «утечкам» нужными людьми, поэтому, полбеды — пройти до хранилища Экзувии — обошлись благополучно. Остальной частью являлось зайти в Палату, не потревожив ничьего покоя. Абсолютно бесшумно приоткрыв с помощью некоторой «магии» громадную, роскошно оформленную дверь, девушка, протиснувшись внутрь, сразу же услышала рабочую болтовню двух изнеможённых пешек Цисин, сторожащих всё, что находилось после длинного коридора. «Выбора нет,» — холодно проносится в голове девушки, — «Мне придётся в один шаг оказаться у Экзувии, если хочу сделать всё тихо.» От напряжения в теле из носа двумя струйками пошла кровь. — Что это было? — настороженно, сжимая копьё беления костяшек. — Ты о чём? — Миллелит с недоумением взглянул на сослуживца. — Кто-то был у входа. — Если бы кто-то был у входа, мы бы оба это услышали. Вот и поговорили. Саша, сдерживая больные всхлипы, сжималась, сидя у цели следующего, кто сюда войдёт, приходя в себя. Кровь, не сбавляющая ход кары за чрезмерное использование возможных сил за раз, впитывалась в перчатки, окрашивала белоснежную обшивку меха на запястьях, стекала по шее и капала на Глаз Бога, на пол. Опираясь спиной о железную ширму, за которой находилась Экзувия, она аккуратно выглянула: «Лучше я бы ничего не придумала,» — поддерживает себя, принимая исходное, затаившееся положение, — «Кто знает, что станет с этим местом, когда я дождусь того, зачем пришла.»

~*~

Из выжидающей настороженности, перетекающей в полудрёму организма для успокоения трепещущих нервов, вытягивает громкий стук дверей о стены. Явился — не запылился. У Предвестников есть весьма дурная привычка: в любое место в любой точке Тейвата заходить по-хозяйски. Чайльд, что неудивительно, исключением никогда не был. Она слышит каждый его взмах водяных клинков, неудовлетворённую ухмылку, чеканящий расстояние до заветного шаг. Люмин бы стоило поторопиться; чем он ближе, тем сложнее Саше держать своё дыхание ровным, неуловимым даже в миллионе отзвуков эхо. — Скорее! — бестактно нарушая тишину, вскрикивает Паймон, как только дверь открывается в третий раз на памяти девушки. Тарталья, обнажая клыки в несдержанной улыбке, прячется. Фатуи медленно выдыхает, собираясь с мыслями. — Это и есть Золотая Палата? — воодушевляется, словно пришла только поглазеть, — Внутри она ещё роскошнее, чем снаружи. Здесь так много моры! — Тронешь хоть одну монету — тебе крышка, — вполголоса предупреждает Люмин. — Так это ловушка, — разочарованно тянет компаньонка, — Если трогать нельзя, то, может, хотя бы посмотрим поближе? — Сначала проверим Экзувию, — отрезает путешественница. — Экзувия — очень важная штука, — в миг переключается Паймон, — Разве её не должен кто-то охранять, правда? «Три, два, один,» — ей проще отсчитывать. — Люмин, смотри, — она дёргает подругу за плечо, вынуждая посмотреть по бокам от себя, — Что здесь произошло? — Они без сознания, — пассивно заключает девушка, на редкость не горя в данный момент эмпатией к нуждающимся в помощи людям. Всё просто: они были мертвы. Паймон подгоняла путешественницу дальше и дальше, беспрерывно щебеча ей о своих предчувствиях и подозрениях. И чьи-то нервы попросту сдали. — Вам мало проблем на сегодня? — холодно обозначает своё присутствие Чайльд, — Ваша работа закончена, — игнорирует любой детский выпад в свою сторону, — Будь вы из Фатуи, вам полагалась бы награда от самой Царицы. Как жаль. Вы всего лишь жалкие ничтожества. «Не перегибаешь ли ты со своим эксцентризмом?» — в Саше разгорается желание занять первый ряд в этом шоу. — Похоже, мы вовремя, — хмурится Люмин, материализуя свой меч. — Ты правда хочешь меня остановить? Не переоценивай свои силы, — давит, — Цисин превзошли сами себя. Прекратить чеканку моры, спрятать Экзувию, — игриво тянет, — Я нашёл это скрытое место благодаря тебе, — темнит, отвлекая. — А ты правда думаешь, что найдёшь Сердце Бога в Экзувии? — хлопает глазками компаньонка. — Как один из Предвестников Фатуи, я обязан выполнять волю Царицы, — Тарталья ведёт свой, почти отстранённый от этого места монолог, не сильно вдумываясь в настоящее, — И она получит то, что хочет. Я бы не хотел прибегать к крайним методам. — Я не позволю тебе, — шипит Люмин. — А мне нужно разрешение? — парирует. «Порою действительно нужно,» — горчит себе в мыслях случайная — или не совсем — зрительница. Она пропускает заметки Предвестника о Восьмой для нагнетания мимо ушей: всё внимание занимал собственный гул сердца, свистящий, как кипящий чайник. — К Экзувии ты приблизишься только через мой труп, — тяжесть этого вызова оглушила всю Палату; никто не ожидал, что и её терпению придёт конец. — Как пожелаешь, — Чайльда поглощал азарт, невозможность отвечать за свои действия. Он засмеялся во всё горло, призывая свой верный лук для разминки. У Саши ёкнуло абсолютно противоположное от раннего чувство. Её Глаз Бога засветился, и в полураскрытой ладони оказался двуручный меч. Она встала, вполоборота позволила себе наблюдать за разворачивающимся сражением, стремительно набирающим обороты. Мора и золотые обрамления отражали каждый элементальный свет, эхом стукались друг об друга междометия и мимолётные, сбивчивые фразы Тартальи, дразнящиеся перед путешественницей. Сначала ленивыми атаками, затем — очередной перевёрнутой картой в его руке — Глазу Порчи Саша не удивлялась, потому и описывать ей было нечего, хотя, способности противоборствующей ему поистине удивительны — тут же покрываемой неизвестным ни ему, ни Люмин, козырем. Как он её не заметил, было, конечно, почти загадкой; она утвердила про себя мнение, насколько недальновидным и в прямом смысле тебя делает кровожадность. — Это было непросто предсказать, — сквозь маску его голос звучал ниже, а сквозь временную дополнительную силу — злее, — Ты опередила меня? — и зло это сказывалось на нём физически: миллиметры здания тряслись от могущества дарования Царицы, как только Предвестник перемещается в середину зала. Девушка раскрыла веки от вырисовывающейся картины. В венах упорнее кипел страх. Нет, она не может. Она не может действовать. — Тебе придётся за это заплатить, — нечеловеческий голос назначил новые правила боя, явно не намекая на пощаду в случае победы. Такого Чайльда она боялась. Она не могла заставить себя пошевелиться. На глаза наворачивались слёзы, кои особой, больной пеленой скрывали обзор. Внутри Саши все органы сковало сильнее, чем при встрече с Синьорой, сильнее, чем когда её душили: её час настал. Она могла только безжизненно лицезреть, как кожа и ткани одеяния Люмин рассекаются молниями, как Предвестник вот-вот проломит то ли пол, то ли чей-нибудь череп, как Паймон дрожит, выкрикивая невнятности, как кляксы и лужицы крови заполняют пространство. «Три.» Её нижняя губа дёргается. Поверхность трещит в разы громче. Она вспоминает, что говорила ей Синьора. «Два.» Слёзы не останавливаются, хотя, она уже на грани чего-то такого же ломающегося по площади, только в пределах сознания. Вот-вот всё обвалится. «Один.» Чайльд вновь выпускает мощнейший заряд энергии из огромного ока в своей маске. Пол проламывается будто бы в жерло ада. В голове щёлкнуло, как серёжкой за ухом. Саша, обхватив меч поудобнее, запрокидывает руки назад, со всей силы вскидывая его почти перпендикулярно Люмин. Разбежавшись, насколько позволяла дрожащая платформа, прыгает в обрыв, телепортируется в точку прямо над своим оружием, заносит ногу вверх настолько, насколько возможно. Чайльд, во второй раз скопив энергию, атакует, направляет её в сторону противницы. И девушка со всей дури вбивает заряженным элементальным ударом по рукояти меч глубоко в пол. Путешественница лежит под завалом, едва соображая, едва шевелясь. Компаньонка закрывает её тело руками, шарахается, как в метре от неё вновь приземляется что-то. — Что?! — непонимание то ли недосягаемости атаки Предвестника, то ли чего-то вне судьбы. И Тарталья, и Паймон, проморгавшись, видят: вокруг чужого оружия образован большой Электро барьер, не допускающий ущерба сквозь себя. Внутри же него, помимо двоих, на четвереньках стояла знакомая лишь одному в таком виде фигура. Весь мир замолчал. Но не её сердце. — Ты уже достаточно наворотил, Чайльд, — слегка выпрямляется, не поднимая головы, — Моей обязанностью является остановить тебя, — поднявшееся в свет лицо обрамлено блестящими дрожками из слёз и следов от крови, — Именем Царицы. А взгляд её был стеклянный. — Саша, — причина его досады была бы неясна даже по целому предложению, — Уйди с дороги. Не вынуждай меня делать то, чего я не хочу. Девушка едва смеётся, встаёт в полный рост, принимая боевую стойку; её перчатки засияли приятным фиолетовым светом. — Я не могу, — позволяет себе обернуться в сторону очнувшейся Люмин, — Приходи в себя. Я разберусь с ним. — Но ты не справишься с Глазом Порчи! — мечется Паймон, не решаясь подлететь ближе. Саша одними губами шепчет ментально понятно одному ему: «Зато я справлюсь с Чайльдом Тартальей.» Она бежит к нему навстречу, пользуясь коротким замешательством, через секунду уже уворачиваясь от рассекающих воздух молний. Прыжок-замах-перемещение в пространстве с бешеной скоростью; в её кулаках угрожающе сверкает Электро, то встречаясь с копьём до того момента, пока девушку не пересилят и не откинут в сторону, то едва касаясь, то чувствуя, как было близко. Прервав череду первых нападок, Саша, пригнувшись, скользит ботинками назад, переводя дыхание. — Ты не сможешь вечно сдерживать свой щит, — цедит как можно более отстранённо. Девушка несогласно рычит, подбегает, делая ложный замах: телепортируется, попадает кулаком в сердцевину маски, повторяет процесс всё более рьяно, чувствуя, как количество попаданий увеличивается. — Но, я продержусь дольше тебя, — кричит, когда Тарталья исчезает и появляется на другом конце поля, выпуская стрелы, заряженные Гидро. «Нет, я не дам тебе сделать это.» Поймав несколько выстрелов, Саша снова оказывается с противником лицом к лицу, игнорируя большую жгучесть инородного Электро, игнорируя геометрическую прогрессию своих ран. Она крутится вокруг него с рекордной для себя стремительностью, почти не пропускает ни одну его атаку, улавливает их ритм, втягивается в сражение. — Прости, — едва уловимо выдаёт Предвестник, прежде чем, подготавливая лук, в очередной раз уходит из поля зрения, — Выдержишь ли ты мою истинную мощь? Девушка отступает, а, пока она понимает, величественный силуэт кита возникает над их головами из импровизированного прибоя; она слишком далеко от барьера. Впрочем, траектория этой зверушки позволяет пойти в ва-банк. Саша концентрируется на единственной защите Люмин и Паймон, отходит как можно дальше, готовясь к худшему. Небесный кит вновь погружается в морскую глубину, взбалтывая волны до невероятных колебаний. Выдержало. А вот рукава девушки порвались, обнажая рваные царапины от губящих волн. В этот раз Саша сама перемещается подальше; ей надоело тянуть исход заканчивающихся сил. — Либо я, либо цель, — внемлет самой себе, перераспределяя всю оставшуюся элементальную энергию в кулаки. Чайльд ожидает её выпада, предугадывая, что она снова попытается его обмануть. Но она не попытается. Бежит напролом, напрямую, подпрыгнув до ровной траектории удара, для видимости «случайно» напрягая противоположную левому кулаку правую ногу. Тарталья направляет копьё ей прямо в сердце, готовясь через пару мгновений виртуозно развернуть его. Секунда. Конец копья, пропитанный могуществом Глаза Порчи, сталкивается с дарованием Селестии, Глазом Бога. Он трескается, вместо того, чтобы позволить оружию проткнуть носительницу насквозь, позволяет это сделать только заглушённому силуэту, неосязаемым человеческому телу Сила, оттолкнувшая судьбоносное от проклинающего, слишком высока; Саша тотчас теряет любое определение осознанности, пробираемая насквозь током. Барьер над путешественницей исчезает, и она спешит вместе с компаньонкой на помощь. Удар затылком об колонну с невероятной скоростью определённо станет для девушки смертельным. Но, он не стал. Чайльд, в мгновение ока принявший свой первоначальный облик, Тарталья, поймал её с противоположной стороны, проскользнув на коленях по инерции несколько метров спиной до возможного места смерти Фатуи.

~*~

Повисло молчание. Люмин не сколько не решалась — не могла подойти к пострадавшей. Предвестник склонился над жертвой обстоятельств, прижал к себе так крепко, как только мог: — Нет, нет, — умолял, словно помешанный, — Саша. Саш, очнись. Архонты… Он отклоняет от себя тело, касаясь трещины, разошедшейся по всему Глазу Бога, на коем виднелась засохшая кровь: его пальцы неприятно щипало. Девушка едва дышала, словно в наваждении: грудная клетка вздымалась не видно, но ощущаемо для того, кто обнимал её. — Живая, — с надеждой и дрожащими от страха руками произносит Чайльд, поспешно проверив пульс на её шее, — Саша, — восклицает; он только заметил на её ухе свой подарок. Это уняло все его мысли об осмысленности её действий. — Что с ней? — взволнованно, с глазами на мокром месте, щебечет Паймон, не до конца осознавая, — Ей нужно к врачу, как можно скорее! — Да, конечно, — собственнически, вспыхнув своей идеей, соглашается, — Только, закончу кое с чем. Тарталья заботливо берёт девушку на руки, обращаясь к Люмин уже не так воодушевлённо, как мог бы, пошло бы всё по-другому: — Я не смог предугадать и этого, — ровно начинает, — Но, одно я понял точно — вы не могли заполучить Сердце Бога раньше меня. И, к тому же, вы навряд ли имеете к нему какое-либо отношение. — Мы говорили тебе, а ты не слушал, — возразила компаньонка, — И смотри, к чему это привело. Она просто хотела, чтобы ты успокоился. — Вы о ней ничего не знаете, — отрезает Чайльд, — Саша не должна была присутствовать на нашем сражении, — он подавляет в себе просачивающуюся боль, — Тем не менее, ты себя проявила, даже сильнее, чем оценила тебя Синьора в Мондштате. И как такое возможно? Он соглашается и с настойчивым молчанием, ощущая, что Фатуи лучше не становится. — Главное, что ты знаешь правильный ответ, — заключает, — Видимо, Сердца Бога с самого начала не было в Экзувии. Это не более, чем отвлекающий манёвр. — Ты хочешь сказать, — начала Паймон. — Гео Архонт жив, — уверенно цедит Люмин, продолжив. — Видимо, божество торговли умеет виртуозно выходить за рамки контрактов, — ирония, — Настало время перейти к запасному плану. Я надеялся, что до этого не дойдёт. Ненавижу работать с теми, кто слабее меня. — Значит, Саша такая же сильная, как и ты? — компаньонка задумчиво складывает руки за спиной. — По крайней мере, она старается, — Чайльд опускает взгляд на искривлённое от недугов лицо, — Физически, да. В духовном плане, я не сомневаюсь, мы с ней на равных. Более чем, — его отвлечение сменилось сосредоточенностью, — Мир принадлежит сильным. Я избегаю общения со слабаками, которые считают иначе. — Так, что же ты собираешься делать, всё-таки? — Пробудить божество в каменном лесу Гуюнь, Осиала, Архонта Вихрей, — объясняет, — Моракс победил его во время Войны Архонтов, с тех пор удерживая своим копьём в море. Узрим, как Гео Архонт оставит город без своего защитника. — Но, как ты пробудишь древнее божество? — Не волнуйся, я уже всё подготовил, — Глаз Бога Чайльда засиял, вокруг него закрутилось множество Печатей Согласия, — Один из этих результатов исследования мы даже вручили вам. С силой Предвестников Фатуи, дарованной Царицей, сломать копьё Гео Архонта не составит труда. Энергия, применяемая Предвестником, усиливалась, вокруг Печатей образовывался водяной поток: — Посмотрим, не погрузится ли в смуту Ли Юэ, — явно исполнив задуманное, позволяет себе исчезнуть в нём вместе с Сашей, — Я не в силах запретить тебе пойти на дно вместе с жителями этого города. И поток этот остановился в достаточно знакомой Чайльду комнате: — Прошу, держись, — крайне методично кладёт её на диван, не рискуя пачкать постель, — О тебе позаботятся. Тарталья выпрямился, помедлил, прежде чем направиться к двери: присел на одно колено, наклонился над подрагивающим лицом. Пальцы одной руки, чуть-чуть касаясь скулы, двигаются к щеке. Вторая мягко снимает серёжку для предосторожности. Сердце делает кульбит. Аякс не решается и мимолётно коснуться девичьих губ своими. — Если ты меня простила, то, почему мы дошли до этого?

~*~

— Недолго же ты продержалась, — медленно вышагивая из стороны в сторону, разочаровано хмыкает Предвестник, слегка размахивая клинками, — И ради этого стоило бросать мне вызов, куколка? Саша обессилено лежит на животе, стараясь приподняться на ладонях. Абсолютное фиаско. Ей хватило десяти минут, чтобы уйти в аут, позорно украшая полигон своим расколотым надвое мечом и кровью. Отсутствие зрителей только отстрачивало её и без того не самую примерную личностную репутацию — а такая выходка влияла и на солдатскую — прямиком в помутнение среди сплетен. — Оставьте обращения для своих шлюх, — выругалась девушка, в кои-то веки сумевшая подняться на четвереньки. — Если весь твой энтузиазм оканчивается на грубости, — лицо исказила гримаса крайнего раздражения, — То ты не заслуживаешь силы, дарованной Селестией и возможности, дарованной Царицей. Ничего из этого. Беспомощная, жалкая и наивная, не признающая истины власти тузов этого мира, дура. Лучше бы, такие как ты, либо оставались пешками для достойных, либо умирали. От рук оных, естественно. «— В тебе ничего не изменилось, — при каждом удобном случае вещает в письмах матерь, — Ты никогда не заслуживала свой Глаз Бога.» Как иронично слышать множество интерпретаций одной вещи, что, впоследствии, отголосками напоминает о себе в тяжёлые моменты. — Да, — тянет Саша, озираясь на своё оружие, нервно выдохнув, — Вы потратили своё время зря, — в тоне поражения проскользнула надежда. Чайльд остановился, почти принял это за тему к размышлению, но, самодовольно заглушил такую перспективу. — Только, — стресс не позволяет улыбнуться, — Превосходство не у тех, кто, в вопросах выживания, тратит свою мощь на загнивание в унижениях и крови других. Настоящая исключительность — не бояться совершенствоваться путём ошибок, — девушка поднимается на ноги, тотчас грохнувшись на колени, попыток не бросая, — Если дело твоё, ты всегда к нему возвращаешься. Предвестник молчит, не воспринимая всерьёз чужие потуги. Девушка концентрируется: остатки элементальной силы брезгливо и непостоянно сверкали вокруг кулаков. «Я слишком часто сдавалась. Слишком часто давала себе погрязнуть в самоненависти, в чужом внушении, перетекающим в моё собственное. Мне плевать, если я выйду отсюда вперёд ногами…» — Я не сдамся, — Саша, не колеблясь, принимает боевую стойку по памяти с тренировок; впервые дралась без оружия в реальной необходимости. Упёртость у неё в обоих родителей. — Ты действительно считаешь, что способна что-то изменить? — отдалённо от интереса, растворяя в воздухе клинки в знак пренебрежения. Чайльд хмыкает, разворачиваясь отсюда прочь. Девушка разбегается, насколько позволяло измученное тело, инстинктивно рыкнув, прыгает, замахиваясь. Секунда: исчезает. Секунда: её кулак сверкает прямо у Предвестника перед лицом. Он рефлекторно и резко бьёт в мгновение материализовавшимся Гидро копьём — в пустоту. Саша точно появляется со стороны начала его атаки, ловит идеальный момент, чтобы ударить противника, не успевшего повернуться ничем, кроме головы, прямо в лицо. Сие, в виду истощённости накопленного в руке Электро, Тарталью отбрасывает, но не до падения: он оказывается в метре от неё, пригнувшись. Девушка перемещается вновь и вновь, больше принимая, чем попадая; свои плоды внезапное наступление, зато, даёт. Адреналин иллюзией восстанавливает весь пыл, накаляя его до предела, обнажает всё накопившееся мастерство. Саша, вместо Чайльда, бьёт ногой пол, создав значительный диапазон трещин в нём. Мечется по сторонам изворотливо, ещё быстрее выискивая оппонента. Наугад рассекает воздух, при первом же уловимом периферическим зрением движении телепортируясь. Более умелое распределение элементальной энергии, по ощущениям, наносит в разы больше ущерба. Противники пересекаются взглядами в одновременной атаке, метко направленной друг на друга. Девушка, не рассчитав траекторию, мажет наискось, проломив чужое копьё. Пользуясь моментом, Предвестник, не сдерживая начала своего удовольствия, перемещается раньше, чем она реагирует, в мгновение ударяет её по затылку, придавливает к полу так, что она оказывается под ним на спине, пока он, вдобавок ко всему, держит её руки у неё над головой, стоя на четверьнках; даже сквозь два слоя перчаток он чувствовал ещё не окончившийся поток Электро, в такт пульсу жаждущий вырваться наружу. Саша, не до конца пришедшая в себя, прекрасно видит и интуитивно чувствует его довольную улыбку. — Надо же, — всё, что способен выдать очарованный Чайльд, — Тебя действительно разозлили мои слова? Она не может ничего ответить; организм на грани потери сознания. — Бедняжка, — отпускает её руки, убедившись в том, что третий раунд она не попросит, — Ты в порядке? — Нет, — сухо, не имея сил на кашель. По сути, и словом-то не являлось: догадки воображения. — Доставлю тебя в лазарет, — обещает, — И оружейника предупрежу, что тебе нужен новый меч. Тарталья, сам отдышавшись, выпрямляется, подняв девушку на руки. Последняя едва удерживает ладони на животе. Рассвет был затянут серыми облаками, не проблёскивая сквозь непогоду мягкими лучами. Утренний снегопад, схожий с весенним, успокаивал душу, придавая природу атмосфере одинокой прогулке поутру в ленивом пробуждении. Он никак не смог бы пересилить свою гордость для нужных слов, даже если бы понял всё сейчас. Молча блуждал по дороге от самого дальнего открытого полигона в сторону базы, то и дело проверяя, не ухудшается ли состояние Саши. Та заставляла себя не закрывать глаза, запоминать каждую секунду этого тешущего неопределённого ощущения, схожим с победным. Что-то, что проявится чуть позже, но уже открыло свои двери. — Я впервые вымотался не от скуки, — в полтона, не нарушая устоявшегося немого понимания, — Во время такого спонтанного спарринга. Это не то, что он хотел сказать. И не то, что должен был. Впрочем, такую многозначительную часть нового тоже сложно далось высказать. — Знаешь, я погорячился, когда назвал тебя дурой, — отстранённо, заметив, что девушку рубило, — Беспомощной, жалкой, наивной, недостойной ничего из своих благ. Ты не заслуживаешь таких слов, определённо. «Ты не заслуживаешь того, как я с тобой обращался раньше.» Её рука соскользнула с тела, повиснув в судороге. Чайльд, как бы не хотел помочь, чисто физически не мог придумать ни одного способа; бессонные ночи давали о себе знать. Давало о себе знать и подсознательное, потаённое за тоннами предубеждений. То, что заставляло его выглядеть живее обычного, больше внимания обращать на окружающую тропу природу, её шум, её попорченную во благо производству красоту, погружаться тем самым в детство; те моменты, когда он любил рассвет искренне, обожал постоянно вглядываться во вдоль и поперёк изученное по дороге до берега, треща ведром и удочкой, моргая от сонливости и морщась от мороза. То, что заставляло его заботливо опускать взгляд, шёпотом интересоваться или констатировать, между делом делясь впечатлениями от такой теперь редкой в его жизни вдумчивой прогулки. То, что заставило его не использовать Глаз Бога для мгновенного перемещения в этот треклятый лазарет, позволить себе насытиться чем-то уже запретным его нынешнему укладу. Это, обычно, называют влюблённостью. Причина не сколько удачливости заснувшей у него на руках девушки — таковое ровно шло с ней бок о бок всегда по пятам, незаметно, дожидаясь — сколько его послаблений. Чайльд Тарталья понимал, насколько он слаб перед чувствами. Насколько будет слаб, когда и эти обретут в нём свои корни. — Смотри, мы почти пришли, — вновь проверяет, будет ли ответ, — И мне придётся оправдываться, почему ты в таком виде практически мирно сопишь у меня на руках. Надеюсь, догадаешься не трепаться языком. Ты же ведь умная девочка? «Без сомнений.» Лазарет весьма предусмотрительно был расположен вблизи стороны полигонов, и нанимали в такие самых квалифицированных медиков Снежной, предоставляемых солдатам независимо от статуса. Никто из них вопросов не задавал, если на то не было необходимости, но и твои ответы хранили также строго, как и своё молчание, если то не противоречило дисциплинарным нормам. Можно сказать, досье врачей на каждого пациента было ничем в сравнении с их памятью. Чайльд знал об этом не понаслышке, хоть и больше отправлял в лазарет, чем бывал сам. — Доброе утро, — мигом привлекает внимание всех, спиной открыв дверь. — Господин Одиннадцатый, — замялась главная медсестра, — Это? — Не волнуйтесь, не труп, — разряжает обстановку, — Нашёл её на полигоне, видимо, потеряла сознание от переутомления во время самостоятельной тренировки. Позаботьтесь о ней, пожалуйста, — Предвестник кладёт девушку на свободную койку. — Да, конечно, — женщина жестами согнала пару подчинённых к пациентке, — Что-нибудь ещё? Отрицательно помотав головой, Чайльд скрывается в коридоре. Прекрасно знает: просто так всё это не кончится.

~*~

— Александра, — подзывает к себе офицерка победно воркующую девушку, раскидывающую по карманам суммарно половину своей недельной зарплаты. — Сейчас, — вскрикивает Саша, тут же обернувшись в сторону голоса, — Не сглазьте мне козырные на руке, дамы, — отходит от импровизированного места азартных игр. — Бесишь, — безобидно ругается Даша. — Чем обязана? — сложив руки за спиной, интересуется девушка у внезапно посетившей её. — Давай отойдём, дело важное. Родной коридор сбавлял обороты волнения. — Тебя собираются повысить до офицера, — в тихой радости объявляет женщина, — Рекомендацию дал сам Чайльд Тарталья, — грязное любопытство пересиливает нормы, — Чем прославиться успела? — Не знаю, — искренне недоумевает Саша, — Честно, я не знаю, — просит не смотреть на себя так косо. Офицерке явно было, что сказать, и содержимое такого повествования не являлось чем-то позитивным и мотивирующим. Но, видимо, Предвестник хорошо намекнул, к чему могут привести слухи, потому что женщина не решалась выражаться. — Если Вы думаете, что это повышение я заработала нечестными методами ради низменных желаний — Вы ошибаетесь, — девушка, сообразившая о причине такого отношения, решила не замалчиваться, — Я никакого отношения к Одиннадцатому не имею. Верить ей не спешили. «Ну, конечно: сверстнический возраст, нередкие попытки затесаться где-то неподалёку на миссиях, внезапные рекомендации, — обречённость, — Меня не послушают.» — Посмотрим, как ты проявишь себя на деле — так и поговорим, — незаинтересованность, — В конце месяца тобой займутся. До свидания. — До свидания, — по вежливости отвечает Саша, несколько поникшей возвращаясь к своей компании. Может, проблематичность повышения она и предугадала, но, предшествующие причины — не особо. — Даш, пошли перекурим? — хлопает подругу по плечу, обнимая сзади, заглядывая в не самый удачный её расклад, — Наедине. Кое-что обсудить надо. — Доиграю только, — девушка фыркает, — Как тебе моя композиция из пятнадцати карт? — Веер у тебя что надо, — хихикает Саша, — А козырные все где? — Угадай, — поглядывает в сторону двух выбивших из игры, — Всё слили, чтобы потом завалить меня. Ладно, я сдаюсь. Потом отыграюсь, — за руку выводит подругу в коридор. — Я на улице подожду, — Саша направляется к запасному выходу. — Как скажешь. Курение в лестничном пролёте хоть и весьма опасливое последствиями взысканий занятие, однако, в лютый мороз альтернатив не находилось. Оперевшись о стену и тут же от неё отлипнув, девушка стоит, сложив руки на груди; не находит себе места. Ей нельзя рассказывать в этих стенах даже поодаль от них свои догадки — скорее правду, потому что другого объяснения найти было нельзя — кому бы то ни было. В этой тривиальной нити не сходилось: те, что проигрывали, никогда не получали одобрения, тем более от Предвестников. Всем известно, как они воспринимают подопечных, чего от них хотят и как далеко смотрят, общаясь с тобой. Подсказка: не стараются. Верить в лучшее — худшее, что можно предпринять. — Что ты там хотела мне рассказать? — Даша протягивает сигарету, свою методично держа в зубах. — Меня собираются повышать до офицера, — без лишних предисловий, — Но это полбеды. Знаешь, что самое интересное? — Что же? — девушка закуривает, делясь уже зажигалкой. Саша жестом просит подождать пару секунд, пока не затянется. — Рекомендацию в офицеры мне дал Одиннадцатый, — вскидывает брови, наблюдая за реакцией. — Это тебе так сказали? — недопонимание. — Сомневаюсь, что была необходимость врать, — девушка пожимает плечами, — Без понятия, почему конкретно я и за что. — Мне кажется, что ты врёшь. — В плане? — Саша волнуется, какую часть её слов подозревают. — Что-то же было? — Даша наобум задумывается, припоминая все подвиги подруги. — Да, — тянет девушка, сомневаясь в правильности таких действий, — Но, там всё сложно. Я сама не ожидала, что всё так кончится. — Ладно, не говори, — затяжка, — Всё же хорошо? — Если не считать того, что я не понимаю, как теперь к нему относиться, — даёт понять, что этим дело не кончится, — Я знаю, как это звучит. Только дело не связано никак с тем, о чём ты могла подумать. — Я ничего и не думаю, — зато честно, — Стоит ли мне верить слухам? — Надеюсь, до этого не дойдёт, — омерзение, — В любом случае, нет. — Дойдёт, учитывая, что начальство всех сейчас загружает, — грустно констатирует Даша. — Значит, у других времени потрепаться не будет, — оптимистично парирует. Покончив с обсуждением насущного, подруги предпочли далее заняться одним из любимейших дел — полежать в постели, подумать о своём, посмеяться от души, что, на удивление, лёжа случается слишком часто. Вся женская спальня была усеяна враждующими друг с другом запахами сигарет, духов, крови, старых книг, импортными шампунями и пропотевшей формы. В ней царил уют и порядок, каждый личностный кусочек стены и тумбочки был заполнен вдоль и поперёк всем, чем угодно: от сувениров вплоть до солдатского снаряжения. С течением времени службы такое вовсе не удивляло. — Холода сейчас прямо как в нашем городе, — Саша укутывается в оставшийся мизерный кусочек одеяла, в основную часть которого была завёрнута её подруга. — Это точно, — извинившись, Даша делится дополнительным теплом, — А я-то думала, что в столице всегда жалобы на погоду высосаны из пальца. — По большей части, так и есть, — заключает, — Надо бы как-нибудь наведаться в родные края, не думаешь? — Можно, но через пару лет, — энтузиазм, — И что мы будем там делать? — Я бы заглянула в свои прошлые школы, проведала бы любимых учителей. Как ни странно, обе они преподавали литературу, — девушка про себя ухмыляется, — Покажу им свои текстовые зарисовки, может, оценят. И бывших подруг навещу. Будет мне напоминанием, от чего к чему я пришла. — Звучит справедливо, — Даша присаживается, вытянув ноги вдоль кровати, — А мне и идти некуда. — Со мной — найдёшь куда, — Саша улыбается, глядя на неё, — Это ли не главное? Так что, как только, так сразу. Девушка молча утвердительно кивает. Является ли домом место, куда возвращаешься под предлогом что-то вспомнить? Где твоё чувство ностальгии обостряется до приятного, несмотря на всю тернистую дорогу через боль, утраты и разочарования? Такие ли родные земли твоего рождения, если заставляют тебя всеми фибрами их не любить? Наверное, не является. Ведь дом — не место. Дом — люди.

~*~

Нега бессознательных воспоминаний постепенно рассеивалась, оставляя после себя некую отчуждённость; ей не нравилась эта явная грань памяти. Мало что изменилось, когда Саша открыла глаза. Как была темнота, так она и осталась: задвинутые в комнате шторы совсем обличали ночь. Только голова болела. Всё тело затекло, каждую конечность притуплёно ломило и сводило, несмотря на тщательные обхаживания со стороны местных медиков. В горле колоссально пересохло, а желудок требовал к себе внимания до ярой тошноты. Наученная горьким опытом, девушка не решалась шевелиться прежде, чем сможет хотя бы наполовину прийти в себя. В прошлый раз её попытки проигнорировать недееспособность едва не закончились большей травмой. В полюбившейся спальне стоял явно выветренный, но устоявшийся запах запёкшейся крови, следы элементальной энергии, холодным потом оседающие на коже, чьи-то приглушённые духи, гарь от потухшей со временем лампы. Помимо мягкой и умиротворяющей постели, с лазаретом в Снежной различий не наблюдалось. Саша невольно напрягла руки, пытаясь подняться до положения сидя: глубокие шрамы на чувствительно тонкой коже над костью ныли в полное рвение, упрашивая сдаться на полпути. Чтобы не сползти обратно до горизонтального положения, она, стиснув зубы, начала отталкиваться ногами, добиваясь своего. Взгляд — и без того неясный от запотевших линз — моментально заполнился тонной чёрных точек от напряжения, в ушах зазвенело — вот вам и минусы гипотонии. Неприятно оперевшись головой о стенку кровати, девушка измучено смотрела на шторы, кои так и хотелось раздвинуть. «Всё равно не засну, пока не сделаю это,» — говорил в ней всё ещё подсознательный страх темноты совместно с желанием самодеятельности. Оклемавшись, Саша с трудом поднесла ладони к лицу, протерев глаза; мало чем помогло. Ощупала шею в поисках двух постоянно звенящих на шее кулонов, уши — в поисках разных серьг. «Надеюсь, Чайльд забрал её себе, — интуитивная уверенность, — А где мой Глаз Бога?» Девушка слегка напрягла кончики пальцев, простонав от странной болезненности своей же силы: на столе знакомо меркнуло лиловым приятным светом. Тягота к рвоте заглушилась тем фактом, что ей и нечем. Саша прокашлялась от жжения в глотке, охрипнув. Воды поблизости не находилось. Тем не менее, контроль над телом возвращался, а, значит, пора бы и обеспечить себе все удобства для сна. Уставшие от нагрузок, обнажённые и холодные ноги соприкоснулись с таким же не прогретым холодным полом. Подняв со стола свою драгоценность, Саша лёгкой походкой подходит к шторам, одной рукой раздвинув их наполовину: ночной свет города, едва доходящий до её восточного окна, успокаивал. Она поднесла Глаз Бога поближе к единственному источнику освещения: на нём красовалась внушительная вертикальная трещина по всему диаметру, ответвлениями очерчивающая изображение своего элемента. Девушка аккуратно оглаживает белёсые впалые линии подушечкой пальца, задумавшись о чём-то. Просторная мятая атласная рубашка, вплотную сидящая лишь на широких от любви к плаванию и двуручным мечам плечах, укутывала тело до бёдер, скрывала бинты на руках и животе, узорами повествуя о состоятельности хозяйки. Давно пропахшая напрочь всеми любимыми развлечениями Саши, давно любимая и возимая в каждую командировку. Не видела она только обстоятельств, в которых в ней спали. Совсем не грела. Электро током ударило руку, зарядом доходя до ключицы. Вскрикнув, девушка ненароком уронила Глаз Бога на пол, сжав ладонь от невыносимого ощущения и испуга, рывком присев на колени. Стало только хуже. Сознание вновь мутнело, слёзы — удивительным образом не заканчивающиеся — жгучим теплом увлажняли шею. Саша боялась касаться сверкающего признания Селестии; впрочем, уже и не только её, судя по всему. В какой момент всё пошло не так? Наверное, в тот, когда она решилась. На что именно — вступить в Фатуи или бросить вызов одному из Фатуи дважды — предполагать можно было бесконечно. Ей было не свойственно жалеть о чём-либо, но, думать об этом чём-либо — всегда и везде. Она могла бы отделаться тем, что просто выполнила бы свою работу, параллельно позорясь. Понемногу, где-то там, где-то тут, не терзаясь каждый раз, когда находилась рядом с целью, причём, причинам по разным. «С другой стороны: если бы могла, меня бы и не посылали никуда,» — туманное озарение, не принявшее форму необходимого для рефлексии в виду ядовитого давящего в голове. Со спины послышался тихий, не желанный быть услышанным, стук. Не подозревающий о пробуждении, вежливый. За ним последовал и едва уловимый скрип двери. Саша закрыла глаза в страхе, не решаясь по привычке повернуться. — Архонты, — рефлекторно выдал знакомый голос, замявшись, — Тебе нельзя вставать, — наспех разувшись, не бренча кучей побрякушек, как обычно. Девушка молчит, осознавая, что её карма за случившееся только началась. Чайльд пытается помочь ей встать, пока не встречает сопротивления. Это заставило его отпрянуть. — Не надо, — не с первой попытки благодаря сухому кашлю от хрипоты. Её прорывает на больший плач. Предвестник садится на колено, опасливо не решаясь ничего делать. — Прости меня, — его гложет. — Я сама виновата, что ввязалась во всё это, — она опускает голову, вытирая лицо и громко шмыгая носом: смотрит на него сбоку, тут же отвернувшись, — Ты должен был убить меня. — Ты и не хотела умирать — тактично, как старший брат. — Поэтому меня теперь сечёт мой же Глаз Бога? — её агрессия мгновенно притупилась по неясным до конца причинам. Зато, она наконец развернулась к нему; он был без пиджака, в вишнёвой рубашке, видимо, решив навестить её во вне рабочее время, неофициально и тайком, — Он треснул. — Я видел, — Тарталья склоняет голову на бок, — Пожалуйста, вернись в постель: ты вся замёрзла. Саша попыталась опереться на не обожжённую ладонь, переставляя ноги так, чтобы подняться. Пошатнувшись и моментально будучи подхваченной за плечо Чайльдом, она села на постель, положив голову ему на плечо. Он лишь аккуратно обнял её, прижимая к себе. Девушка прикрыла глаза, почувствовав чужое тепло, замолчав. И тишину с ней весьма солидарно разделяли, большим пальцем оглаживая маленькие складки на ткани. — Восьмая тебе рассказала? — сердце застучало чаще. — Да, — кратко, не радуясь, — Я, отчасти, не удивлён, что она решила использовать тебя, как приманку, отвлекающую меня от собственного расследования и способную остановить, если я «заиграюсь» во всём хаосе. Стерва, — в полтона, без искры юмора, как то присуще. — Приманку? — недоумение, выражающееся в состыковке мутных, неправдоподобных ранее догадок, — Я знала обо всём: о Мораксе, об Осиале, о необходимости следить за тобой, но не о том, что меня были готовы обречь, — её занесло. — Не трать силы попусту, — облегчает, зарываясь носом в грязные волосы без брезгливости, — Нас обоих обставили. И это нельзя так оставлять. — В плане? — Саша мягко подставляется к нему, неуверенно вытянув вторую руку в явном жесте. Тарталья, оттягивая свою мысль, мягко берёт девичью ладонь, притянув к противоположному боку, соглашаясь с неозвученной просьбой обнять себя. — Что бы ты сделала, когда тобой манипулируют посредством привлечения в не те дела твоего человека? — Предвестник выпрямляется в спине от ощущения чужих пальцев, обхвативших его крепче. — Была бы с ним как можно ближе, — не ей темнить с таким подвохом, — Даже если обстоятельства сильнее меня, разлучаться и убегать от них — только предзнаменование чего-то, что уже не сможешь исправить. Это наивно, но, что ты сделаешь с этим? Позволишь кому-то и дальше быть твоим компроматом, при этом этот самый компромат не охраняя? Все ради чего-то приходят к пути совершенствования и объединения. «Все ведь ради чего-то приходят к нам. Или защищать, или найти, что защищать.» — Я люблю тебя, — на одном дыхании, нетерпеливо. Комната озарилась приглушённым голубым светом. Он сделал свой выбор: не отступать. Усомнится он вскоре и от обратного решения, что прекрасно понимал. Потому ступил по наименьшему сопротивлению, предав свой принцип, но сохранив справедливость. — Я тебя тоже люблю, Чайльд, — беззвучно рвано выдыхает, впервые обратившись к нему так. У окна сверкнула сиренева. Саша дёрнулась от притуплённой боли. — Всё хорошо? — Не сказала бы, — девушка выпрямилась, ведя плечами в разминке затёкшей спины: пришла в себя, — Моя связь с Глазом Бога нарушена от взаимодействия с твоим Глазом Порчи. Именно это и произвело трещину. Судя по всему, элементальная энергия смешалась и теперь конфликтует, словно отравленная. Такое раньше было? — Этого я не знаю наверняка, — Тарталья виновато чешет затылок, — Но, как вернусь в Заполярный дворец, постараюсь узнать, навести справки. Само создание и изучение Глаза Порчи в большей части засекречено в архивах даже для Предвестников. — И я стану для них новой подопытной мышкой, как только они узнают, — фыркает, — Я не смогу скрывать это. — Знаю, — складывает ногу на ногу, щиколоткой опираясь на колено, — Мы справимся. Я не дам тебя в обиду. — Ты никогда и не давал, — Саша глухо усмехается на чужое смущение, — Знаешь, о моём повышении так и не было слышно никаких слухов. Разве что, на меня косо смотрели все офицеры. Но, заговорить об этом не решались. — Признаюсь, я хорошо намекнул, что любое противодействие приказу или его обсуждение подлежит санкциям, — Чайльд гордо опёрся на ладонь подбородком, — Только не злоупотребляй моей защитой, идёт? Не то взыскание прилетит уже мне. — Обещаю, — неловко улыбается, — Ты скоро уйдёшь? — Я бы хотел проболтать с тобой хоть до рассвета, но, мне и впрямь нельзя задерживаться, как бы все ни были в курсе причинно-следственных в происходящем, — Предвестник поднимается с постели, протянув руку девушке. Та послушно встала следом, — Не переживай, вечером я зайду снова. Что-нибудь взять с собой? — Мою серёжку и какой-нибудь десерт из ресторана, — она довольно склонила голову на бок, переплетая пальцы их рук, — Соскучилась по сладкому за то время, что прошло с Церемонии Сошествия. — Как пожелаешь, — разъединил их ладони, разводя руки в стороны, — Спокойной ночи? Саша, благодаря разнице в росте примерно в половину головы, удобно обняла Тарталью за шею, прижавшись всем телом. Последний обнял её одной рукой за талию, второй за стан, прижимаясь щекой к колющим коротким прядям. — Спокойной ночи, Чайльд. — Отоспись хорошо, ирис, — отвечает он, переложив ладонь на девичью щёку, — К слову, моё имя — Аякс, — целует в лоб, покидая чужие покои, не оборачиваясь. — Аякс, — в ступоре от нового прозвища, про себя повторяет девушка, — А досье моё ты внимательно изучил. Пятого октября, почти семнадцать лет назад, её рождение было обозначено созвездием «Цветущий ирис» — цветком мудрости, духовности, уважения, хороших вестей и перехода из одного состояния в другое. Ей это более чем подходит. Саша, наощупь найдя в повешенной на крючке сумке контейнер для линз, умело сняла последние, облегчённо проморгавшись. Благо, никто её личные вещи не трогал — да и не было нужды. Подняв с пола утихомирившийся Глаз Бога, девушка кладёт его туда же, где взяла, позже с тихой радостью возвращаясь под одеяло, улёгшись на правый бок. «Жалко, что завтрак не будет раньше осмотра.»

~*~

— Доброе утро, — учтиво звучит от Нади. Проходной двор. — Привет, Надь, — Саша убирает карандаш под листок, закрыв блокнот, — Давно не виделись. — Я принесла тебе один отвар, — девушка присаживается на край постели, — Подслушала, что тебя мигрень беспокоит. — А ещё тошнота от таблеток, которые мне впарили, пока собирали кровь на анализы, — усмехается, — Убить меня хотите? — Я могу отпить немного, если не брезгуешь, — уголок губ приподнимается в издёвке. — Не стоит, — Саша принимает тёплый термос, принюхиваясь, — Твой рецепт? — Мне всегда помогало, — польщена, — Добавила немного местных трав, чтобы был покрепче, разве что. Стало лучше, надеюсь, — заинтересовано наклоняет голову, — Всё прошло настолько плохо? — Я думала, уже во всём банке каждому уши прожужжали насчёт того, как я влипла во многозначительный просак, — девушка отпивает, коротко промычав от приятного вкуса. — Не верю слухам, поскольку знаю тебя лично, — прямолинейность, — Мне и дела до них нет: в этом, к слову, мой друг меня поддерживает, хоть и с предрассудками. — Тогда, — садится поудобнее, — Я выполнила свою задачу, но, настолько спонтанным и проблемным способом, что это привело к «поломке» Глаза Бога — я не могу с ним взаимодействовать, то есть, любое, даже неосознанное проявление связи бьёт меня током. Скорее всего, это из-за влияния Глаза Порчи. По крайней мере, как вернусь в Снежную, этим займутся по полной программе, — Саша прикусывает губу, открыто выражая беспокойство, — Насмешливо говорят, что Дотторе это заинтересует. — Не хотела бы я такого слышать, — тихо соглашается, — Фатуи не помнят ни одного его эксперимента с людьми, которые заканчивались бы благополучно для последних, когда говорят о нём. Но и открыто оспаривать его деятельность никто не посмеет. Девушка молча продолжает пить отвар, не находясь со словами. — А что насчёт Одиннадцатого? — Всё также сложно, как и с Глазом Бога, — не видит смысла ни привирать, ни откровенничать, — Благодаря нему всё это и случилось. Моя элементальная энергия спасла меня, но забрала соответствующую цену. — Вот как, — в её тоне чувствуется сопереживание и сравнение. — Ты же не веришь слухам? — Раз какая-то часть их подтвердилась, можно сказать, что я уже знаю. — Спасибо, что заботишься обо мне, — Саша ставит пустой термос, — Очень вкусно. Надеюсь, будет полегче. — Могу приготовить ещё, если попросишь, — Надя наклоняется, забрав вещицу себе, — Отдохнёшь? — Зайду к тебе как-нибудь, — девушка показательно устраивается обратно, — Думаю, да. Удачи на смене. — До скорой встречи, — уходит, бережно закрыв за собой. Саша лежит, наблюдая в окне закатный свет; ожидание мучило. Взявшись за блокнот, она нанесла пару ленивых штрихов к множеству мелких зарисовок: портрет Даши, неудачная перспектива лежащего Глаза Бога, личный профиль, по памяти нарисованные Люмин с Паймон, различные растения и звёздная ракушка. Подобное содержание повторялось из листка в листок, редко откладываясь в памяти. В особые моменты рисовать было мучительнее, но, интереснее. Отложив не самое благое дело на данный момент, девушка встала, разминая спину до характерного хруста. Саша подняла с дивана стопку выстиранной и подшитой одежды, прислушиваясь к запаху стирального порошка, положила обратно всё, кроме своих тёмных расклешённых штанов, кои севши, но оказались на своём месте. Не застёгивая их, она сняла рубашку, надев спортивный топ, после возвратив первую в исходную и презентабельно заправив под низ, не застёгивая несколько первых пуговиц. «Стало комфортнее и теплее,» — покрутившись, заключает девушка. Дело осталось за малым: воспользоваться выпрошенным чайным сервизом и любимой вишнёвой заваркой, предусмотрительно припасённой при себе. За хозяйством время текло своим чередом, незаметно для занятой. Вот и послышался стук в дверь, чеканящий ритм одной из народных песен Снежной. — Да? — автоматически выдала Саша, закрыв крышку горячего чайника. — Добрый вечер, — Чайльд зашёл при полном параде с парой пакетов, — У меня вышло освободиться пораньше, поэтому, я сразу побежал по магазинам. Надеюсь, «Рисовые пампушки» тебя устроят. Ничего более сладкого я не нашёл. — Порадую тебя, ты не прогадал, — девушка встаёт, чтобы подойти и обнять Предвестника под подмышки, — А в этом маленьком что? — Подумал, тебе понравятся ароматические палочки с цуйхуа и глазурной лилией, — обнимает одной рукой, целуя в затылок, — Выглядишь гораздо свежее, чем вчера. — Помимо пыток в ходе осмотра меня отвели принимать ванну, — Саша надувает губки, заглядывая в счастливые голубые глаза, — Ты сам не голоден? — разжимает руки, перенимая пакеты. — Нет, но немного подъем у тебя, — разувшись и повесив пиджак с шарфом, Тарталья кладёт контейнер с десертом у чашек, расслабленно приземлившись на диван. Девушка ставит палочки в держатель, поджигая их. Встряхнув рукой с зажигалкой, последнюю закрывает и ставит рядом, отходит закрыть дверь на защёлку, после садясь прямо в незамедлительные объятия. — Ты так скучала по мне? — игриво интересуется Аякс, поглаживая её по спине. — Не дури, — мурлычет, — Дай мне расслабиться. Устоявшуюся идиллию ничего не прерывало: запах благовоний насыщал комнату гармонично с заваркой, чудесно сочетаясь с закатом. Можно ли мечтать о чём-то большем после пережитого в данный момент? Навряд ли. — И что будет дальше? — не спешила заниматься разлитием чая по пиалам. — В планах Царицы касательно Предвестников — Инадзума, — ровно объясняет, оглядываясь, — Насчёт нас я и сам не уверен: множество неизвестного, что с течением времени, что с тем, как будут вести себя Фатуи. Могу только точно сказать, что одну я тебя не оставлю. — Думаешь, это возможно? — Саша выпрямляется, занявшись отложенным, — Ты ведь не сможешь брать меня на каждую свою командировку, учитывая, что мне они и не светят в ближайшее время. — Но, я могу предложить тебе переехать ко мне, — Чайльд внимает тому, как она неумело разливает чай, то и дело медля, стараясь не перелить, — Что скажешь? — Так сразу? — девушка останавливается на половине своей пиалы. — Это всяко лучше, чем оставлять тебя в том офицерском общежитии на виду у всяких, — задумчиво мычит, — Сомнительных личностей. — Я ничего против не имею, — улыбается, возвращаясь к процессу, — Если ты уверен, что хочешь этого. — Видеть тебя чаще точно хочу. Тем более, я давно над этим думал. — Тогда не смею оспаривать твоё решение, — Саша опирается спиной о спинку дивана, — Я согласна. — Вот и замечательно, — Предвестник берёт чашу в руки, подув на вишнёвый чай, — Он из Снежной? — Да, люблю покупать его в одной лавке в столице, как выдаются выходные или отпуск, — девушка не притрагивается к своему, не очень горя любовью к кипятку. Явно взяв на заметку, Аякс немного отпивает, ставит пиалу обратно. Саша же двумя пальцами берёт угощение, приступив к трапезе. — Приятного аппетита, ирис, — радуется, увидев её довольное лицо, — А чего не палочками? — Спасибо. Не умею ими пользоваться, — протягивает пампушку ему, — Будешь? Чайльд в знак благодарности целует девичью ладонь, аккуратно откусывая. — Всегда так делаешь на свиданиях? — её щёки налились от такого жеста. — Не то чтобы я много за кем ухаживал, — красноречиво, — И не то чтобы у нас было свидание. Но, мне понравилось. Впервые вижу тебя смущённой. — В том и дело, что меня сложно смутить, — девушка отводит взгляд, доедая десерт. Аякс, воодушевшись такой реакцией, наклоняется, опираясь руками по бокам от неё. — Тебе не хватило? — нарочито пассивно склонив голову набок, отведя плечи назад от прикосновений по позвоночнику, — Аякс, прекрати. — Ладно, но, — смотрит на её уста, переводя взгляд выше, — Можно? Вместо ответа девушка сама поддаётся к нему, облизнувшись и положив ладонь ему на щёку. Чайльд, ухватив момент, накрывает её губы своими, начиная медленно, прерываясь на короткие лёгкие укусы, улавливает её немую просьбу, углубляя поцелуй. Нежно, тягуче, спонтанно для молодой крови и ласково. Как и обещал, Предвестник отстраняется, напоследок игриво и коротко чмокнув покрасневшие губы. — Не кусайся, — вытерев рот от слюны ладонью, комментирует Саша, — Не при поцелуе, хотя бы. — Это не испортило тебе впечатление? — беспокоится Чайльд, любуясь большим румянцем девушки. — Нет, всё хорошо, — усмехается, — Мне понравилось. — Мне тоже, — Аякс тянет её к себе, — К слову, ты просила меня ещё кое о чём. Подставь ухо. Она замечает периферическим зрением, как он достаёт серёжку из кармана, послушно ждёт, пока прозвучит глухой щелчок. — Это же твоя вторая, да? — Всегда мечтал подарить её кому-то особенному для меня, — рассматривает, — Тебе идёт. Даже если нам придётся расстаться, мне польстит, если ты продолжишь её носить. Саша ложится головой на его колени, обомлев, когда чужая рука начала гладить её по волосам — что она обожала. — Знаешь, я счастлива сейчас. — Я тоже счастлив, — Чайльд едва уловимо хмурится, — Ты ни о чём не жалеешь? — Нет, Аякс. Моя честь быть с тобой в это время.

~*~