Глава 13. Уныние в обжорстве
7 июля 2021 г. в 18:45
Перед тем, как вколоть необходимую дозу транквилизатора M-99 (более известное его название — эторфин) для животных, приходится просчитать пропорции. Если все будет в порядке, и я не усыплю мисс Петерсон навсегда, то продолжительность ее отключки составит около пяти часов. А после этого возможен сон. Все будет зависеть от того, насколько ее тело истощилось и нуждается в отдыхе. Тонкая металлическая игла входит в нежную кожу на шее, как горячий нож в масло. София еще скулит, и ее тело трясет будто в лихорадке, но мне кажется, это самый гуманный способ успокоения. Не бить же ее по затылку?
Тело медленно успокаивается, транквилизатор начинает действовать, смешиваясь с кровью, и она почти засыпает, на самом деле я не знаю, что испытывают люди под действием препарата. Но вот что мне в нем особенно нравится: он продается в любом специализированном зоомагазине, но хранение вещества для употребления без лицензии Министерства здравоохранения является незаконным и предусматривает штраф в размере миллиона долларов или семь лет тюремного заключения. Удивительно, я могу усыпить им быка с должной лицензией, но не могу обезвредить девушку от нанесения телесных повреждений самой себе.
Ну, раз София сегодня мне больше не доставит проблем, значит, я могу принять душ и уже насладиться кружкой горячего чая, насыщенный день сегодня выдался. И я не знаю, что мне понравилось больше: встреча с детективом, появление Зодака, сперма, стекающая по лодыжке Розы, или сломанная практикантка, сломанная давно и серьезно.
Это далеко не первый раз, когда мисс Петерсон причиняла себе увечья, и мне очень интересно, что должно было произойти с ней в шестнадцать лет, что после этого события данные по ней все были практически стерты, нет фотографий из детства на школьных сайтах, нет фотографий с выпуска. Но ничего, несколько часов — и я обязательно спрошу у милой Софии о произошедшем. И что-то мне подсказывает, что ей придется раскрыть свои небольшие тайны, она в слишком щекотливом положении.
Уснуть в кресле за чтением книги — не самый плохой исход.
В апартаментах, которые я снимаю, на втором этаже только спальня и душевая. На первом — небольшая гостиная, ванная, кухня и кабинет. И сейчас я проснулся от того, что выронил книгу. Ну что ж, мисс Петерсон будет в отключке еще около двух часов, а на диване я спать не намерен. Уже немного жалею, что не оставил ее в библиотеке, но с другой стороны, у всех есть прошлое, и София просто еще не справилась с ним. А может и не справится никогда, не все способны «жить дальше» без последствий, кто-то режет свою кожу, кто-то чужую.
Это всего лишь выбор, который есть у каждого.
Интересно, как сложилась бы моя история, если в прошлом нашелся человек, который смог рассмотреть пропасть в детской душе? Стал бы я другим? Любил бы бытовую серость, мечтал об отпуске в июле, завел бы любовницу на стороне? Мне интересно, каково это, просыпаться в унынии, знать о том, что сегодня и завтра ничего не произойдет. Никогда ничего не произойдет. Жить только из-за того, что родился. Без выбора, без целей. Существовать. Пить пиво после работы, ругать правительство и дрочить на гей-порно, порицая себя за это.
У вас есть мечта? Вы хотите отдохнуть? Поменять квартиру или машину? А может, обжорство ваш грех? И вы мечтаете похудеть к следующему лету уже не первый год? Или вы жаждете признания? Хотите, чтобы вас узнавали на улице? Вам нужно чужое одобрение?
У меня нет мечты. Все, чего я хочу, я достигаю. У меня есть цели, и я просто иду к ним, не ища оправданий для самого себя.
Интересно, какая мечта у мисс Петерсон, нужно будет обязательно спросить.
Вы спите в одежде? Я — всегда. Считаю, это очень негигиенично — спать обнаженным. Всегда принимаю душ после секса, если это технически возможно, меняю постельное белье после каждой девушки, для меня неприемлемо находить чужие волосы или телесные жидкости на простыни. София — первая девушка, которая спит в моей кровати. Предпочитаю не просыпаться утром с дамами, которые предназначены для удовлетворения потребностей. Это излишне. Длинные волосы на подушке, в сливе ванны или на мыле — отвратительно. И совет найти волосы покороче не актуален. Не люблю короткие стрижки.
Ну что же. София так и лежит, свернувшись в позе эмбриона, занимая правую сторону кровати. Мою.
Может выселить гостью на диван?
Но передумываю, я слишком вымотан, чтобы носить ее туда-сюда. Я хочу спать и даже наличие мисс Петерсон сейчас меня не остановит. Ложусь поверх покрывала, все больше жалея, что не оставил практикантку на полу библиотеки. Излишние проблемы, которые не входили в мой план. Надеюсь, транквилизатор вырубил ее основательно, и она не будет метаться по кровати.
Будильник должен меня разбудить, через сорок минут. Не знаю, как, но проснулся я на своем месте. Один. Это определенно плюс, если не учитывать тот факт, что Софии нет. И знаете, что я нахожу на подушке? Волос. Белый и длинный.
Нужно поменять постельное белье. Полностью.
Проверяю душ, тоже никого. Я, кажется, забыл вам сказать, что из квартиры просто так не сбежать. Дверь закрыта на внутренний замок, а ключ лежит на самом видном месте у входа. Но как правило, сокрытое на самом виду никогда не замечают. Вы когда-нибудь искали телефон, по которому разговариваете? Или очки, надетые на голову?
София не могла сбежать, хоть я уверен, хотела.
Уже спускаясь по лестнице, чувствую запах кофе. Не сказал бы, что люблю его. Предпочитаю чай или холодный виски. Чистый и безо льда. «За пристрастие к кофеину и силу его воздействия на организм отвечают определенные генетические вариации», — утверждают исследователи из Гарвардского университета. И если верить ученым, пристрастие к кофеину заложено глубоко внутри. Ну что ж, я подозревал, что со мной что-то не так.
Интересная картина. Моя практикантка в своей юбке, в моей рубашке и на моем барном стуле. Двумя руками она удерживает мою кружку и не пьет свой горячий напиток, а только лишь нюхает.
Итак, милая, пора тебе ответить на пару вопросов и удалиться.
— Мисс Петерсон.
Она так смешно вздрагивает, и кофе разливается на мою рубашку. Теперь Вы должны мне две.
София быстро поднимает свой взгляд на меня, и ее голубые глаза кажутся все еще пустыми, будто в ней нет жизни, а лишь пустая оболочка.
— Профессор Рид.
Страх. Голос немного дрожит, глаза расширены, причем нижнее веко напряжено, а верхнее слегка приподнято, рот немного открыт.
Ну что же ты, милая, я не кусаюсь.
— Профессор, простите за вчера, я не планировала…
Она не заканчивает фразу. Где та сила, мисс Петерсон? Где тот азарт, когда Вы подначивали толпу совершить правосудие, где тьма? Почему Вы как манекен без души, сейчас Вы серая мышь, где ваш запал?
— Не планировали ранить себя? — не смотрю на ее реакцию на вопрос, а беру белый фарфоровый чайник с открытой полки и обдаю его крутым кипятком, чтобы согреть холодные стенки. — Вы взяли мою кружку, мисс Петерсон.
Слышу, как кружка ставится на барную стойку, ну что же ты, я же не отнимаю ее у тебя.
— Простите, — шепот прилетает мне в спину.
— За кружку, мисс Петерсон, или за то, что резали себя в библиотеке?
Вновь тишина. Ну же, София, не разочаровывай меня.
— Я все помню.
— Похвально, — насыпаю чайные листья в чайник и заливаю крутым кипятком.
— Вы меня мыли.
— Вы были в крови, — достаю не свою кружку с полки и ставлю ее на белое блюдце.
— Спасибо, — опять шепот доносится из-за моей спины.
— Это лишнее, мисс Петерсон, я не хотел лицезреть Ваш труп утром в библиотеке.
И это чистая правда.
— Спасибо, что не вызвали 911. Это лишило бы меня возможности продолжить практику.
В этом ты права, милая, и не только практику, это лишило бы тебя всего.
— Возможно, нужно было.
Разворачиваюсь и смотрю в ее голубые глаза. Они стали немного живее, чем были, в них есть небольшая искра. Но лишь немного, давай же, милая, очнись.
— Возможно…
— Вы должны мне две рубашки, одна в Вашей крови, мисс Петерсон, вторая в кофе.
И услуги по замене постельного белья.
— Я умею отстирывать кровь.
Так вот откуда у Вас этот навык. Вы отстирывали свою, я надеялся, что Вы убивали девственниц, участвовали в жертвоприношениях. А Вы всего лишь резали себя. Печально, милая. Я рассчитывал на большее.
— И давно Вы умеете ее отстирывать?
Ну же, мисс Петерсон, не заставляйте меня спрашивать, говорите сами.
Она отводит взгляд, я вижу ее сомнение, она не уверена, что готова поделиться со мной, и это понятно. Но я должен знать, это слишком интересно. Она крутит кружку с кофе на столе, так и не притронувшись к напитку, только вдыхая аромат.
— Вчера было ровно восемь лет.
Она так и не смотрит на меня, белые волосы ее закручены в небрежный пучок, несколько прядей обрамляют лицо, которое, кажется, осунулось за сутки. Спать с мокрой головой, милая, ужасная идея.
— Что послужило триггером для Вас вчера?
Я не боюсь спрашивать прямо. Мне не страшно ее обидеть. Смерть? Убийство? Состояние брата?
— У вас есть виски?
Неожиданно, милая, а не слишком ли это для тебя? В шесть утра? Слишком крепкий и мужской напиток.
— Нижняя полка в морозильной камере слева от вас под стойкой.
И она спрыгивает со стула, придерживаясь за столешницу, ее немного качает. Плохая идея — смешивать транквилизаторы и алкоголь, милая. И еще скорее всего на пустой желудок. А она достает бутылку WhistlePig Boss Hog's Black Prince Rye Whiskey по пятьсот долларов за бутылку и наливает его в хайбол — широкий стакан из толстого стекла.
— У Вас есть лед?
А у Вас есть совесть? Кто разбавляет виски водой?
— Пейте чистым.
И она опрокидывает бокал будто это русская водка, которую не смакуют и не вдыхают нюансы букета, чтобы раскрыть характер напитка. Кощунство, мисс Петерсон. Она немного морщится и, кажется, не дышит.
— Хороший, — она поглаживает рубашку на груди ладонью, я уверен, сейчас она ощущает, как огонь разливается по ее пищеводу. Скудная оценка для этого напитка.
— Лучший, мисс Петерсон.
Она наливает второй и повторяет судьбу первого бокала. Кто так уничтожает напиток? Это неприемлемо.
— Мисс Петерсон, Вы пьете лучший напиток, это не дешёвое пойло, которое нужно пить залпом и потом не дышать. Его нужно чувствовать, характер напитка должен раскрыться, а не умереть в Вашем желудке. Нужно прочувствовать его ноты, давать раскрыться на кончике Вашего языка, он должен возбуждать каждый рецептор, Вы должны желать его, хотеть коснуться, вкусить снова.
— Хотите меня научить пить?
Кажется, пары глотков ей хватило, ну, этого следовало ожидать. Ты осмелела, милая?
— Не хочу, мисс Петерсон.
Она наливает третий и опрокидывает его. Не выдерживаю, под пытливый взгляд голубых и пьяных глаз достаю вяленое мясо из холодильника и копченую красную рыбу, острым ножом нарезаю тонкие полосы и прямо на разделочной доске ставлю перед ней на стол. А она уже тянет свои руки к закуске.
— Нет, — одергиваю ее, и она покорно слушается. Наливаю одну треть от бокала, немного покручивая напиток.
— Виски пьют небольшими порциями. Несколько секунд напиток должен оставаться во рту, цепляясь за кончик языка — это усилит послевкусие букета. Потом можно сделать глоток. После того, как напиток согреет грудь, не спеша возьмите рыбу или мясо.
Мисс Петерсон послушно следует инструкции и больше не уничтожает напиток как варвар, делает небольшой глоток, смакуя янтарную жидкость, потом медленно проглатывает и закрывает глаза. Она не морщится, как в прошлые разы, а лишь немного улыбается самыми кончиками губ.
— Восемь лет назад меня с подругой похитили.
Интригующее начало, мисс Петерсон.