Полтора часа до рассвета

Ничего, что сад мой смяли грозы И живу я сам с собой в борьбе У меня сбивается дыханье При одной лишь мысли о тебе...

Я - Ривай. Леви. Коротышка. Отброс из подземелий, воришка, бандит, убийца, проклятый выродок, выскочка, подхалим. Меня оскорбляют, меня презирают, меня называют так, что любой на моем месте уже свернул бы наглецу шею насторону. Но что же, мне реагировать так на каждого третьего? Я не привык к агрессии без повода, каким бы меня не считали. Да, мне знакомы эти слова: агрессия, компромисс, разочарование. Да, я не так воспитан и образован, как большинство тех, с кем сейчас я имею дело, но, тем не менее, мне известны эти слова. И что они значат. Я ненавижу грязь. Любую грязь, в любом виде, в том числе и словесную. Её было достаточно вокруг меня, чтобы понять - я никогда не стану браниться без повода. И если вы слышите, как я крою вас последними словами, то причин, в общем-то, три: я не смог достучаться до вас так, как это принято в обществе; я беспокоюсь о вас; я крайне зол. Да, мне знакомо чувство беспокойства за других людей. Многим я кажусь бездушным, чёрствым, неадекватным, грубым... Наверное, я такой и есть. Что же. Сейчас - половина пятого утра. Я только открыл глаза. И позволь, мой бумажный друг дневник, который обязали нас вести после трижды клятой находки Илзе, я начну новый день вместе с тобой. До общего подъёма полтора часа, но мой день, вот уже три года как, начинается одинаково. Я смотрю на лицо человека, спящего так безмятежно на моей руке, прижимающегося ко мне спиной в поисках защиты от бесконечных ночных кошмаров, от метаний выбора, от утопленной в коньяке ночи. От своей мечты, которую он так и не может выпустить из рук. Обычно мы разговариваем часов до двух. Шёпотом, боясь разрушить таинство тёмной спальни - мы достаточно накричались днем, оба, чтобы напрягать голоса. Нам не обязательно порой даже говорить вслух, чтобы знать, о чем думает другой. Недавно, когда мы решили пройтись на рынок, я назвал глупые весенние жёлтые цветы неправильно, словно ребёнок, который ещё не научился произносить звуки, а он со смущенным смехом ткнул меня кулаком под ребра, заявив, что ему только что впервые в жизни захотелось сказать точно так же… Нам велели вести дневник правдиво, что ж. Я не могу и не имею права не доверять бумаге - расчёт как раз на то, что если я погибну, эти записи помогут понять каждого разведчика немного лучше. Возможно, то, что я написал выше, не несёт никакой ценности, должно быть, это похоже просто на набор утренних мыслей человека, которому ещё не налили кофе, но разве не в таких мелочах проявляется наша личность? Разве не в этой сумбурности утра, ясности дня и ночных кошмарах - мы? На столе передо мной - бокал с недопитым ликером и пустая винная бутылка. Я не пьянею. Точнее пьянею от общества Эрвина и, одурманенный им, расслабленный вином, веду себя, словно пьяный, хотя хмель не властен надо мной. Во всяком случае, пока я не выпью столько, что начинает откровенно мутить. Но это напоминает животное, я не такой. Эрвин пьёт крепкие напитки - ликеры, джин, коньяк, но для меня это слишком обжигающе, так что вот так и выходит - бутылка для меня и пара фужеров ему. Случается это не часто. Раз в неделю, две, порой и в месяц. Нет, дело вовсе не в средствах, не скрою, мы в них не стеснены, дело в том, что, как правило, у нас есть огромное количество других дел. Обычно, наш вечер... Блять. Не думаю, что это стоит писать. (Предыдущий абзац вымаран, разобрать можно с большим трудом) Итак. Доброе утро, мой молчаливый бумажный друг. Сегодня восьмое мая. А это значит, что завтра очередной бессмысленный парад. Ради чего? Ради кого? Официально, потому что возвели стены. Херня какая-то, честное слово. Споткнулся о бутылку, выругался. Успел поймать её, чтобы не разбудить Смита. Он спит как милый котенок, от него пахнет жасмином и чаем, и мне не хочется вставать. Я хочу проснуться в его руках, хочу просто смотреть в его глаза - и идите в жопу все обязанности хотя бы один день. Леви закрыл дневник и вернулся в постель. Обнял любовника и любимого, прижал к себе. Ещё полтора часа. Полтора часа драгоценного сна для Эрвина, который и так не слишком часто отдыхает. Эрвин доверчиво прильнул к Леви, что бережно устроил его в кольце своих рук, ткнулся носом в шею, мурлыкнул "Спи!" и тепло засопел, щекоча отросшими волосами нос Леви. Леви успокоенно вздохнул, прикрыв глаза и просто впитывая тепло от этого утра. (Предыдущие страницы в дневнике безжалостно вымараны, запись от восьмого мая начинается словами: "Восьмое мая. Проснулся в шесть, как и обычно. Подал чай командиру, горячей воды сегодня нет, пришлось греть. Завтра парад по случаю возведения Стен. Стоит подготовиться к репетиции")