Бутылка

      У нас было двадцать пять бутылок рома, пять бочек вина, шестнадцать литров пива, тридцать три бокала эля и одна-единственная злая на весь мир Авелин. Последнее было хоть куда — ебашит так, что проснешься в хламину спустя суток семь. Хорошо это Варрик подметил, незаменима она у нас. А началось всё, как оно обычно бывает. Подрались с этими храмовниками, спасли магов, ура! Измученные, побитые, в крови все — красивые до отвала. Подхожу на полуиздыхе к Изабелле, наклоняюсь к её уху, да и шепчу: — Пошли бухать. Авелин уши навострила, нахмурилась, сразу видно — начнёт докучать. Смотрит на нас обиженно, меч в ножны медленно складывает. — Могли бы и меня позвать. Для приличия. — И отворачивается, взмахнув рыжей косой.       — Да у тебя ж дела эти, капитанские.       — Были бы дела — не бегала бы с вами по всякой хуйне. Уж выпить время наверняка найду.       — Охранять нас будешь, золотце. — Изабелла игриво прижалась щекой к её доспехам.       — Снимите с меня собаку. Я её боюсь.       Изабеллу сняли, напихали в полусонную Мерриль аптечек, да и пошли по Киркволлу гулять, звать всех на нашу тусу. Только Фенриса обделили: никогда не забуду, как он разбил бутылку охуенного вина, вот нужно нам такое счастье? Андерсу Справедливость запретила сегодня бухать. Себастьяша от одного предложения в обморок упал. Только Варрик остался из мужской компании, а трём почти-лесбиянкам и одной замужней душниле большего не нужно.       Варрика и уговаривать не нужно, пришли в «Висельник» — он нам уже наливает, да сказки на ходу сочиняет о местных проститутках. Изабелла его россказни подтверждает, и сама уже пьяная без вина. Мерриль на стол пугливо глядит, как котенька: и хочется, и колется. Авелин подальше села, пьёт пиво да молчит, взглядом сверлит. Временами делает вид, что стражников гоняет. А на деле-то довольная, не первый же день её знаю.       Уютно заебись. Только добыли да поналивали выпивку, как вдруг решили, что не нужен нам сегодня «Висельник», разнообразия душа просит. Двинулись к порту. Упёрлась Изабелла, чтоб на ящиках у берега сидели, на море её смотрели. А мы нет, в тишине да стенах сидеть всем охота. Пошли с Варриком в разведку, получше место для пьянки искать. Улицы темные, ромом соблазнительно из каждой щели пахнет, да и от самого моря пивом несёт. Тут хоть ныряй и плавай, вдыхай это благовоние, сколько той жизни нам перепало? Поняла я желание Изабеллы, да делать нечего, всё-таки в стенах спокойнее.       — Не пила бы ты с Беллой, делов натворит. — Шепнул мне Варрик, не прекращая оглядываться по сторонам.       — Впервые что ли? Да у нас любовь любовная, что оно мне сделает?       — Припомни мои слова, Хоук, когда всё вокруг станет зелёным…       И сказал настолько серьёзным тоном, будто всё сегодня происходящее это его очередная россказнь. Или вся наша жизнь и есть череда его графоманства? Уж в таком случае да, пить осторожно надо, даже без Изабеллы. Да что там пить, тут и жить страшно. Сделает этот Варрик меня драконом, или, поди там, гномихой-магессой.       — Как же ты с Изабеллой под одной крышей выживаешь? — Сменила тему от греха подальше.       — Она Бьянки боится, как огня. А у тебя Бьянки нет. Смекаешь?       — А где ж такую взять?       — А вот одна-единственная в Вольной марке, потому и говорю — будь с пиратами осторожна. На них толком управы нет, что б тебе о любви не глаголили.       Я только хмыкнула. А улицы все красивше становились, как сам Создатель к нам в гости наведался. Засмотрелись, нашли пустующий подвал у моста, позвали наших. И началось веселье.       Выставили на полу, значит, двадцать пять бутылок рома, пять бочек пива… и все прочее, что я там вначале перечисляла. Мерриль, продолжая быть как котенька, на все это глаза выпучила и, кажется, вот-вот что-то скажет.       — И мы… вот это всё… — Она сглотнула. — А где вы взяли деньги?       — У Хоук талант в каждой бочке по пути находить золото, ты ж сама каждый день это лицезришь.       — Да брось. — Покраснела я.       — Но откуда тогда у нас броня новая, и кинжалики, и посошки мне? Я-я про те, которыми колдую.       — Так тоже из бочек достает. Ты как не родная, Мерриль. Или смотришь вечно не туда. А, дай угадаю, куда смотришь, — Изабелла лукаво глянула на свою грудь. — А, а?       — «А» от слова «Андрасте помилуй». — Заключила Авелин.       Я допила стакан и потянулась за следующим. Кружило меня, тут хоть хватай всех баб вместе с гномом да хороводы води. Я пила редко, работы много каждый день, да и начеку надо быть. Никому не стоит знать, как легко я пьянею, и что творю в таких состояниях. О-о, вправду — никому. Как минимум я объезжала весь Лотеринг на своей собаке, после чего внезапно просыпалась в Орзаммаре. Или срезала налысо волосы Бетани, пока та дрыхла. Да и себе за компанию, сестры же, чё ей одной мучиться?       — Да ну, каждый день такое наблюдаю. — Изабелла невзначай завалила на меня свою ногу. — То ли дело, когда после бухой ночи просыпаешься в постели с Колдовским ужасом.       — То ли дело, когда просыпаешься в обнимку с големом! — выкрикнул Варрик.       — А вы всё об одном. — Фыркнула Авелин. — меня бы больше удивила история, где вы просыпаетесь в одиночестве.       — А я просыпалась с нагом. — Улыбнулась Мерриль. — Он, видимо, ночью в окно вскочил, бочок пригрел, и так уютно стало…       — Я не буду это представлять. — Пиратка покачала головой.       — Да я же не… Изабелла!       — О, раскричалась, рассмелела! — Захохотал Варрик. — Теперь наконец согласна с нами рыбу ловить?       Да-а, закуски нам пиздец не хватало. Но как представлю, что придется ту рыбу сидеть чистить в этот час — так сон навеивало. Купить-то ночью негде, в «Висельнике» рыба рыбой не пахнет, а по домам у нас ничего не было — хоть что-то общее и непоколебимое в нашей разношерстной компании, аж романтикой веет.       — Да бросьте вы. Как раз сейчас рыбка проснётся, поймаем, почистим, пожарим… Будет нам и закуска, и завтрак.       — Тебе надо, ты и иди. Мы отдыхать пришли, а не рыбу мучать.       — Согласна с Авелин. Ночь не бесконечная. Зато какая атмосфера: пятеро разбойников, с морем пива, и все как один голодные.       — Четверо разбойников и одна законопослушная капитанка. — Авелин хмыкнула.       — Трое разбойников, одна зануда и один котенок. — Изабелла любя взглянула на Мерриль, меж тем закинула на меня вторую ногу: боится что ли, что приревную?       — Двое разбойников, одна Бьянка, один прекрасный гном…       Вышло так, что разбойников среди нас не осталось. А жалко, слово-то красивое. Забегая наперёд, рыба в наше убежище всё-таки заплыла, только пройти пришлось через многое. Это была хрен знает какая бочка, и что в той бочке было — тоже хрен его. Варрик в обнимку с Авелин танцевал под неритмичные аплодисменты сонной Мерриль, когда Изабелла вдруг положила на меня голову.       — Очень рыбки хочется. — И её рука оказалась между моих будто уготовано раздвинутых ног.       — Соблазнением будешь рыбалки добиваться?       — Ага.       — Ну, пока эти пляшут, можем сходить посидеть у берега. Все равно башка тяжёлая, проветрить надо… А рыба… Может, выпрыгнет какая?       — А я чайка, чтоб прыгающую ловить? — Она сжала ладонь. — Нам удочки нужны. Красивые, приятные, прямо как ты…       — Возьмём посох Мерриль, примотаем нитку, будет тебе удочка.       Я отклонилась назад, упершись на руки. Изабелла, подловив момент, резко проникла ладонью под мои штаны. Бля, если кончу — никуда не встану. Неужели пиратка этого не понимает? Гладит, пальцы выгибает, умело так, точно знает, куда давить, где мять… целует в шею, кусает кожу. Все плывет перед глазами, в них лезут её черные волосы. Целует ниже, изящно шею выгибает. Какая же она шлюха, прекрасная, паршивая шлюха… то ли я так проста, что легко становлюсь нежной от банальной прелюдии?       Хочу подышать, отвлекаю Беллу от поцелуев, подсовывая ко рту бокал вина. К тому времени она успела стянуть с меня тунику, а Варрик всячески старался своими глупыми танцами перевести внимание Авелин и Мерриль на себя. Однажды я скажу ему во-о-от такое спасибо! Залпом выпив, Изабелла снова упала лицом на грудь. Я же заботливо обняла её за разгорячённую спину.       — Мне кажется, ты не той рыбы хочешь.       — Не издевайся. Сидишь вся такая красивая, вином от тебя пахнет… Только, бля, придираешься много.       — Давай хотя бы за коробки отползём, что ли. Гляди, какие стоят, как для нас уготованы.       Белла резко подняла голову. И нехотя осмотрела пыльный угол подвала. А потом помещение в целом: искала, за что зацепиться.       — Не-е, оттуда Варрика не видно. Ты гляди, как старается, как ногами отбивает, ух! А у Авелин как всегда всё по лицу — делает вид, что на него смотрит, а не на нас красивых. И вроде осуждает, а вроде… интересуется. Может, к нам позвать, а?       — Только откровенно, от души осуждаю. Ничего лишнего. — Проворчала капитанка.       — Так, дамы, прекратить! Нам пора на рыбалочку! — Пропел Варрик, с размаху сбив ногой стакан рома.       — Наша песня хороша — начинай сначала.       — Не-не-не, всё! Поднимаемся, идём! У меня всё нужное с собой, вам только нужно до берега живыми добраться.       — Трудная задача. — Мерриль, схватившись за ногу Авелин, попыталась встать.       Капитанка, вздохнув сотый раз за минуту, закинула эльфийку себе на плечи. Каждый взял по бутылке да бочке чего попалось, и двинулись мы обратно. Остальное оставили, наивно надеясь вернуться… Знали бы, знали бы тогда, что это был за подвал! Блять…       Пришли к моречку, оно на нас волны пускает. С этого места помню всё уже размыто. Авелин и Варрик удочки красиво в море закидывали, а Мерриль поставили на колени молиться, чтоб поймать какого-то там киркволлского ортурокуня. Посмотрели мы на них с Изабеллой, зевать потянуло. Как бы не любили рыбалку, а не до того сейчас, слишком крышу снесло от морского запаха. Забежали в ту воду — ледяная пиздец. Помню, как брюки прилипли к ногам, и как я, словив порыв ветра, осознала, что забыла тунику. И никто ж не скажет, что хожу тут полуголая, даже не смотрят, всем бы таких товарищей! А потом Изабелла схватила меня за руку, поиграла пальцами и потащила вперёд, на глубину. Что там наши рыбаки об этом подумали? Да хрен его… Нас не поймали — и хорошо. Плавали себе, ныряли, банальная романтика у моря в преддверии рассвета. Белла, кажется, с чего-то смеялась. С какой-то ну очень глупой шутки. А когда мы выбежали на берег и свалились на пристани, она, всё ещё хохоча, крикнула во всё горло:       — Котенок! Сюда!        И вот, лежим, вода с кожи стекает, ждём Мерриль, чем бы она там не занималась. Чувствую поцелуи на груди, чье-то приближение, слышу весёлые разговоры, и вот мы уже куда-то уходим…       Просыпаюсь. Херово. Побитая, помятая, и душа будто не на месте. Кто ж меня так? Неужто головорезы напали? Или Авелин за что-то потрепала? Ни на ногах стоять, ни на руках у меня уже никогда не получится. Придется теперь на задания вместо меня псу бегать. Не зря ж его тренировала столько лет. А хозяйке отдых полагается: гладкий пол, пряный запах алкоголя, и все вокруг — изумрудного цвета. Хороши глюки, красивы и правдоподобны, как сама Андрасте велела.       Шло время, но не менялось ничего. Я уже соизволила встать, заприметив, какая липко-мокрая у меня одежда — хоть выжимай и пей все впитанное пиво. Ещё и шатает всю, так и хочется свалиться обратно. Хотя, кажется, распирает не только меня, а и всё пространство. Пару шагов в сторону сделала, да как херанулась лбом о пустоту. Меньше надо пить, меньше нарывается на драки с Авелин. Почему я не могу пройти через…       Стекло. Ебать, нехилый барьер, это Мерриль такой сотворила? Даже не знаю, хвалить или ругать. В конце концов, неужели я могу так буянить, что меня вдруг нужно запирать?       Сквозь барьер я рассмотрела очерки комнаты. Незнакомой и довольно странной. Выглядит, как самая дешёвая спальня в Клоаке. Даже потолок высокий, как там. Неужто до того добухались, что на лечение к Андерсу привалили? Рассматривая потолок, я заприметила круглое отверстие вверху своей тюряги. И не могла отвести от него взгляд — так устали глаза от вездесущего изумрудного.       И, главное, чувствую подвох, бредовость ситуации, начинаю что-то вспоминать. Но выпитые литры оказываются сильнее моей тяги к пониманию своего дурацкого положения. Сижу и кайфую, смотря на дыру вверху. Красивая и ровная, коричневое солнце, блять, в зелёном небе.       Спустя время помутнело солнце. Как и стенки барьера. Я отползла к краю, вбирая в себя побольше воздуха. Машинально полезла за спину, но, ясен пень, какая пьяная с вечеру женщина позаботится об оружии наутро?       — Бля. Я-то думала, мне это приснилось. — Послышался громкий, плавный голос откуда-то из никуда.       — Ты кто? — Натянула обреченную улыбку, надеялась на пощаду.       — Тебя ещё и слышно. Охуеть.       От напряжения меня снова зашатало. То ли это снова шатает окружение? Я крепко прижалась к полу, стараясь слиться с его гладчайшей доставше-зеленой поверхностью. Барьер слишком тупил голос моего собеседника, но по тону я начала догадываться, что пришла меня выручать Изабелла.       — Ты можешь что-то с этим сделать?       — С чем, солнышко?       — Освободить меня, что ли.       — А меня и так всё устраивает.       — Показалась бы хоть. Чёт не пойму я, где ты.       — Да прям над тобой, пчелка. В глазах помутнело?       — Что ты, блять, несёшь? Я ничего не понимаю.       И прежде чем Изабелла придумала, как остроумно ответить, я присмотрелась к тому, что же послужило потемнению стен и дыры в моем тесном пространстве. Сверху, покрытый тенью, на меня смотрел огромный карий глаз.       — То-то смотрю ты все поняла. А я и не сразу поняла, что ты ничего не понимаешь. Перепила ты хорошо, Хоук, учить тебя правильно пить надо. Я вот бухала явно больше, а сегодня — бодрячком. А ты мало того, что на тупые авантюры соглашаешься, так ещё и…       — Андрасте помилуй, давай ближе к делу.       Изабелла вдохновенно засмеялась. А я пыталась собрать услышанное, увиденное и прочувствованное воедино. Походило все на странный сон, элемент Тени, плавно подплывающее безумие. Когда у меня было последнее сотрясение мозга? Да бля, проще сказать, когда его не было.       — И всё-таки… Чёрт. Ты можешь мне озвучить происходящее? Я не совсем осознаю.       — Схватилась за голову, всё-таки понимая, что сейчас услышу.       — Ты в бутылке, я снаружи. Все просто.       — И за какие же грехи?       — Была слишком красивой. Я захотела тебя в качестве сувенира, а ты согласилась. Бывают же столь глупые пьяные дамы.       — Да ну?       — Да так и было, зуб даю.       — И как же я сюда попала?       — Мерриль постаралась. С пьяну какие только заклинания не провернёшь.       — Она — и так? Со мной? Гонишь.       — Видишь, Хоук, как жизнь порой шутки шутит. Корабли в бутылках — это, не спорю, красиво, но женщины…       — Тебе меня вот совсем не жаль?       — Сама же согласилась.       — Это же наверняка было не всерьёз!       — Да вытащим, солнышко, нахуя вот это паниковать?       — Ты уверена, что я пролезу в горло?       — Не попробуем — не узнаем. Прижмись к краю, я опущу бутылку.       И хотя сам наклон прошёл без проблем, низкие потолки в моей тюрьме вызывали тревогу. Во весь рост я подняться уже не могла, потому к выходу пришлось ползти. Дыра все ещё вызывала у меня вопросы, оставалось лишь молиться Создателю, чтоб я не застряла в ней на уровне бедер или ещё где.       Но волноваться пришлось по другому поводу. Я попыталась высунуть руку, но её оттолкнуло назад… нечто. Повторила снова. И снова. Выход словно был покрыт невидимым барьером. Неприятным на ощупь. Пиздец неприятным. Я будто прикасалась к своим органам, и ощущала, как всё моё тело привязывается к стеклу.       — Бля-ять, Изабелла! Тут что-то дурное.       — Да щас я её чем-то разобью, пригнись там. И поближе к…       — Да нет же! Стой!       Я выдохнула, и всё происходящее связалось в моей голове воедино.       — Ты говорила, что это Мерриль наколдовала?       — А кто ещё?       — Она ж этой, магией духа владеет. Тут всё не просто так. Я чувствую, что она мою душу к бутылке привязала.       — Ну и похуй. Приплывем обратно — отвяжем твою душу.       — Откуда приплывем?.. — Ощущаю, что от моего напряжения бутылка сейчас сама треснет.       — А. Хоук, у меня для тебя сюрприз. Личный корабль с личным гномьим капитаном. Ненадолго, правда, всё-таки подобное в мои планы не входило. Не до того я ещё опустилась. Но ничего, мы уже возвращаем его на место.       — Варрик у штурвала? — Остальное я постаралась пропустить мимо ушей.       — Ага. Тоже охуела. Я ж тоже вырубилась, а он быстренько и молча меня заменил. До последнего главное не рассказывал, что умеет штурвалом вертеть, негодник эдакий.       — Так. Хорошо. А где Мерриль и Авелин?       — Да на суше где-то бродят. Авелин наверняка уже на службе, Мерриль по своим делам эльфийским милым, ну, сама знаешь, как оно у них…       — Понятно, у них-то хватило ума не заниматься чепухой. Вот почему у вас с Варриком ума не хватило вырубить и перетащить на корабль кого-то адекватного?       — Да я ж тебя захватила. А ты бы не возмущалась особо. С твоего положения это выглядит слишком смехотворно, уж извини. Лучше пошли корабль покажу: простенький, но с душой, тебе понравится.       Одной рукой Белла схватила за горлышко, другой подхватила дно бутылки. И так, прижав к груди, понесла к выходу из каюты. Солнце вверху стало голубым, а вот небо так и осталось зелёным. Зато тут было светлее, и я четче различала контуры окружения. Видела даже волны, которые окутывали наше морское жилище. Восторга-то сколько, и запах этот морской… И Варрик, со всей возможной серьезностью у штурвала в даль глядящий. Изабелла поставила бутылку на ящик и, пригнувшись, стала медленно отходить. Во все глаза глядит, будто подвох ищет. Сама выдумала шутку — сама и радуется. Она мне ближе всех, падла эдакая, но больше всех и напрягает. Нихуя я не удивилась этой выходке, рано или поздно пиратка бы взяла своё и удрала подальше. Это ещё удивительно, что возвращаться надумала, благородство так и прёт. Авелин укусила?       — Что, ожила уже? — Выкрикнул Варрик.       — Ага, и подружку тебе принесла. Дальше спать пойду, только поставлю поближе…       — О, Хоук, таки жива-здорова! — Он быстро глянул в мою сторону, совсем без удивления. --Только, Белла, это… погоди. Не идёшь ты спать.       — А?       — У нас по курсу гость, тащи веревку.       Изабелла поднялась к гному, приложила ладонь ко лбу. Я выжидающе смотрела на них, но шум волн перекрывал разговоры. Гость среди моря… Меня сегодня уже, ей-богу, ничем сегодня не удивишь. Только бахнуть бы ещё выпивки. Послизывать, может, со стенок, пока никто не видит? И спокойнее станет, и веселее. Может быть, и душа сама собой отвяжется от гребанной бутылки.       Нехитрым образом у нас случилось прибавление. Спустя суету, поочередную ругать Изабеллы и Варрика, они вытащили на палубу улов. Рыжую рыбку, большую, как диван, злую, как мабари. Когда прокашлялась, даже рычать начала — моя бутылка зашаталась вся от того рыка. А потом я ощутила себя невероятно хорошо… Где бы я ещё увидела Авелин без доспехов? С распатланными волосами, прячущими рассерженное лицо. С выпирающими мышцами в веснушках. И вся такая из себя изящная, вырывает у Изабеллы полотенце, накидывает на мокрые плечи. И резко вытирает лоб тяжёлой рукой. И плюхается на ящик со всей своей ахуенной ритмичностью. Засмотрелась — и нахуй не нужен уже тот алкоголь.       — Кхм. — Закончив серию невразумительного и зацензуренного рыка, заговорила четко Авелин. — Что ж мы делать с вами будем?       — Ну ты даёшь, селедочка… От самого берега — и сюда? — Изабелла села на пол рядом со мной.       — А как же вас, негодников поганых, ещё домой возвращать? К Создателю воззвать, чтоб корабль в сторону Киркволла повернул?       — Да мы и сами того. Возвращаемся.       — Это всё, конечно, удивительно, но все равно перед законом ответить придется.       — Кто-то вообще знает, что ты за нами погналась?       — Нет. Я проснулась, когда вы уплывали. И сразу же двинулась следом.       Авелин открыла рот, чтобы что-то добавить, но замерла. Логика Изабеллы дошла и до меня, но уже после.       — Поздравляю, теперь ты причастна к покушению на чужое имущество. Очень, очень жаль. Не хочешь выпить?       — Да ну нет же. Это не так работает.       — Глупая, глупая Авелин. Мышцы нарастила, а хитрость не проработала. Кого ж в этом винить, кто знает?       Белла откупорила бутылку, что стояла рядом со мной. Разложила ноги во всю ширину палубы, облокотила руку о мой ящик. И будто специально не обращала на меня внимания. Хотя скорее ждала, как на мое заточение отреагирует Авелин. Но та за яростью в упор не замечала мою бутылку.       — Стоит уточнить, что у меня отличная репутация, в отличие от вас с Варриком.       — У Хоук тоже отличная, а она-то с нами. К кому ж ты её причислишь?       — А где она? Я бы с ней поговорила.       — Так это ж. Спит в каюте. Не буди, я её еле уложила.       Я чувствовала всей душой, всем стеклом, всем промокшим в алкоголе телом, как Изабелла смеётся между каждым словом. И сама я не понимала, до чего докатилась, раз подыгрываю ей. Замерла, не шевелюсь, прижав колени к телу. Чертова Авелин, будь ты настолько же внимательной, насколько красивой!       — Слушай, солнце, есть же вариант получше. — Белла изящно сделала глоток. — Ты его прекрасно знаешь, если настолько умна, насколько я всегда думала.       — Удиви меня.       — Четверо законопослушных разбойников прогуливались утром по берегу. Ракушки, что ли, собирали. Тут видят — угоняют корабль. Да как прыгнут, как поплывут… Это ещё хорошо, что с ними сама капитанка гвардии оказалась! Быстро на корабль вскарабкались, быстро клятых воров за борт херанули!       — Ох, блять. — Авелин протяжно вздохнула, подумала, наклонилась вперёд и прошептала: — Скажи спасибо, что я повела нас рыбачить к пристани без дозорных.       — Всё-таки я была права, ты очень-очень умная девочка! — Белла со счастливой мордой прикоснулась к её щеке.       — Будешь должна.       — Ради такой благородной дамы могу даже побыть снизу.       — Пропущу это мимо ушей. Выпить подай, и мы в расчете.       Изабелла посмотрела на ящик. За разговором она успела допить всё, что было, одна я осталась. Аж интриги нагнала, как свою шутку завершит. Видимо, она сама не придумала, тупо глядит на меня, эмоции смешаны. Моя бедная, прекрасная шутница.       — Тут только крепкое осталось, нельзя тебе такое.       — Неужто? Хоук не выглядит сейчас очень крепкой. — И сделала смущенное лицо, будто только проговорив это осознала, что видит перед собой.       — Ах, ха, ха, ну пошутила, ну даёшь! Все рыбы в море от смеху бегать научились! — Закричал Варрик откуда-то сверху.       Остаток пути прошёл, насколько это можно в нашей компании, тихо. Авелин поглядывала на меня, вертя головой и напряжённо посмеиваясь. А у меня не хватало сил сказать, как неловко ловить весь день эти изучающие взгляды. Качало на волнах, приспало меня море, я и не шевелилась, будто всё ещё подыгрывала шутке Изабеллы. Та в свою очередь забрала штурвал у Варрика — кто его знает, когда любовь моя ещё сможет почувствовать себя капитаном?       По возвращению Авелин не выпускала мою бутылку из рук, хотя Белла и пыталась её отобрать. Капитанка в конце концов напомнила ей про должок, и та наконец умолкла. Я продолжала сидеть молча, размышляя о том, как вскоре все снова станет не-зеленым, и пойти смогу куда угодно, и не будет пахнуть алкоголем. Тошнит уже, ей-богу, отходить от этой гулянки буду месяца три. Учитывая, сколько всего я натерпелась, и я не подозревала, что Мерриль вдруг сможет…       Исчезнуть. Ну, типа, нигде её не было. Вообще.       Бля-ять, нигде! Порт, Эльфинаж, Клоака, моя усадьба, казематы, почему она не могла оказаться хоть где-нибудь? Тут уж даже Авелин начала волосы на голове рвать. Бегали, носились, а нигде Маргаритки нет, вот незадача.       Остановились на пути к Расколотой горе на привал. Мне-то что, меня перевозят, а эти ж на ногах целый день. Ещё и после пьянки. Надо будет достать им по-хорошему кинжалику за такую верность. А лучше по два — за молчание об этой истории.       — Кстати. Забыла сказать. Вы ж свалили тогда, а я рыбы наловила да пожарила. Будете?       Авелин вынула из окровавленного узелка маленьких рыбёшек. Она положила их в свои крупные ладони и поднесла к остальным.       — Вот плохо, что вы ушли. Рыба под утро сама в руки прыгала. И тихо так было, костер развела — аж петь захотелось. Вспоминается все хорошее. Лучшее, что может случиться после выпивки — когда попадаешь туда, где красиво.       — Вот это, конечно, история. Так и запишем. — Варрик взял рыбу и повертел в руках. — Даже не знаю, что за вид.       — Киркволлская пучеглазо-овальная чилипиздринка. — Изабелла уплетала одну за другой. — Ради неё я сюда-то и вернулась.       — Вы бы для Хоук рыбу оставили. Ей вообще никак нельзя внутрь кинуть?       — Да бутылка закупорена странно. Будто мной же и перекрыта. С какой-то стороны я не нахожусь в бутылке, я и есть бутылка.       — Нехило Мерриль завертела. Я даже уважаю. Жаль, что этот ваш Создатель гномов магами не делает. Я бы первым делом нечто эдакое освоил.       Авелин хмыкнула. Она сжала ладонь с рыбами прямо перед протянутой к ней рукой Изабеллы и, отвернувшись, замотала обратно в узел.       — И всё-таки надо оставить. И поскорее найти Мерриль, пока Хоук не умерла с голода. Может быть, она и себя в бутылку вселила?       — Да все может быть. Проверять пошли.       — Я склоняюсь к варианту, что она все вспомнила и со стыда пошла прятаться где-то у Расколотой горы.       — А может и на Рваном берегу. А может она уже успокоилась и вернулась в Эльфинаж, пока мы тут носимся.       — А может она вообще утонула?       — Значит, что мы делаем?       — По порядку всё. — Варрик ухмыльнулся. — А сейчас, дамы, тихо! Соловей поёт!       А и вправду красиво пел, и листва над нами в темп его песни раскачивалась, и мабари где-то вдалеке выла. Какое все спокойное-то, башка раскалывается, а душа так и вырывается из холодных мокрых стенок, так и хочет вцепиться в траву, поваляться там, полной грудью вдохнуть. Да, этот город построен из грязи, гнили, рабских трупов и всех человеческих, мать их, грехов… Но жизнь в нём ощущается сполна, тут сам воздух пахнет ею, и ты постоянно вдыхаешь чужую, а чужие вдыхают твою.       — Неужто влюбился, а? — Спустя минуту спокойного наслаждения соловьём отреагировала Изабелла. — Птиц вдруг слушать начал…       — Да вы только подумайте: сколько мы ещё раз с вами так отдыхать будем? Скоро Мередит и Орсино перережут друг другу глотки, а нам-то расхлебывать. Шатается Киркволл. Даже статуи плачут, замечали?       — Так у них же лица за руками спрятаны, как увидеть?       — В том и дело, что прижаты сильнее обычного. Будто прячут слабость.       Да, вдобавок с жизнью город пах болезнью. Не буквальной, не физической. Что-то на уровне общей тревоги. Каждый её чувствовал, но лицом не показывал. Каждый киркволлец был воплощен в тех статуях. Прячущиеся в подвалах маги, напряжённые храмовники, пьяные торговцы…       — Хоук, за тебя. Спасибо, что собрала нас здесь сегодня.       Варрик хлебнул из фляги, от души выдохнул и передал её Изабелле. Та, задорно посмотрев на меня, долго-долго пила, а после рывком дала Авелин, будто случайно прижав флягу к её груди. Капитанка, покачав головой, отпила, но сразу же неодобрительно посмотрела на Беллу.       — Тут пусто.       Долго могли ещё сидеть, да волнение насчёт Мерриль уже взяло каждого. К вечеру она наверняка должна была проснуться, если вообще спала, и где-то да оказаться. Даже Изабелле уже не казалось мое положение забавным. Она осторожно взяла бутылку, медленно перевернула в горизонтальное положение и сказала:       — Поспи пока, мы уж разберемся. Тебя там наверняка укачивает от нашей ходьбы.       Так спокойно стало от её голоса, что хоть укрывайся им вместо одеяла да спи. Но качало меня лишь в негативном смысле. И не только от передвижений Беллы. Под вечер я стала ощущать, что моя душа местами отслаивается от стекла. Наверняка судить не могу, не разбираюсь я в этих душах. Но нечто из этой сферы. Да и дно временами ощущается с трудом. Зависаю в пустом пространстве, теряю что-то важное…       А ведь с чего всё началось? Сувенир. Эта женщина просто хотела сделать из меня сувенир себе на радость. И местами от этого хорошо. Местами страшно. Как только ситуация разрешится и шутки о ней утихнут, я приду к Изабелле в «Висельник». И попрошу все блядские подробности. По полочкам. Пусть хоть поимеет меня в процессе — но расскажет, что к чему. Своим прокуренным, томным голосом. Всё, что я забыла, или вовсе не знала.       Мы снова оббежали пол-Киркволла. В процессе на нас два раза напали головорезы, но мои охуенно сильные дамы вместе с Варриком быстро всё порешали. Аж гордость берет, да у самой руки становятся жарче, так помочь хочется! Пиздец как скучают пальцы за кинжалами, а кожа за чужой кровью.       Дошли до порта таким образом. Как бы ни прозвучало печально — искать всплывшее тело. Никто виду не подавал, осматривали валяющиеся на берегу бутылки на предмет Мерриль, но что Варрик, что Авелин регулярно поднимали глаза, чтоб изучить воду, пока не видят другие. Со своего ракурса мне это было прекрасно заметно.       — Котёночек, кис, кис… — Подзывала Изабелла, упорно вглядываясь в каждую бутылку.       Она единственная не смотрела на воду.       — Может, она в том подвале, где мы пили?       — Да разве сейчас вспомним, где он? Я даже не удивлюсь, если сам его выдумал.       — Да ну быть не может. Я там сидела. Помню и ящики, и пол, и содомию в одном углу, и твои танцы в другом.       — Золотко, это же шу-утка. Варрик пошутил. Доходит?       — Погоди, Белла, может я и не пошутил. Если я выдумал этот подвал, а на утро забыл о нём, и Мерриль осталась там… То что с ней могло случиться, как думаете?       — А ты выдумай этот подвал снова, может и Котенька там найдется.       — Оно так не работает. Это же воображение, причем двух разных людей — меня пьяного и меня трезвого.       Долго они вели полемику, уж и не заметили, как мы с Авелин отошли. Небось, тоже решат, что нас выдумали. А мы решили пойти сообщить страже о пропавшей эльфийке. В церковь зайти за неё помолиться. В конце концов, в очередной раз прошарить лачугу, осмотреть её зеркало, вдруг с пьяну ритуалы решила наустраивать. Авелин боялась оставлять меня наедине с Изабеллой, но и сама ситуация напрягала её жесть как. Лишний раз на меня смотреть боялась, говорила, отвернув голову, бутылку держала крепко, но будто нехотя. И шутки не шутила. Изначальный интерес пропал, а по умолчанию капитанку магия пугала, что ж с неё взять.       Но далеко не ушли мы. Как кинется к нам старик бородатый в ноги, как заобнимает. Ебать… Кто б ещё так Авелин осмелился тискать? Сама-то стоит гордо, спрашивать пытается, а тот только мекает да что-то о благодарности шепчет. Дошло, что это тот дедок, которому мы с утреца корабль отдали. Хозяин его — истинный, сука, древний пират. Ещё утром предложила в шутку Изабелле выйти за него замуж — чуть не блеванула от тряски. А ведь хорошо могло получиться, сколько тому деду от жизни надо, а корабль бы законно заимели, сбежали бы из Киркволла от храмовников поганых. Но в этой даме порой чести больше, чем в Авелин.       — Создатель милостивый, это же вы, нашими святыми берегами прохаживаете! Я вашу прекрасную рыжую голову ещё издали узнал.       — Да, добрый вечер. Чем могу служить?       — Да господи, это я чем вам могу? Я вот искал вас, чтоб гостинец передать. Кораблик сынов пригнали, а я от испуга вам и золотых забыл отсыпать, и…       — Тише, тише. Не нужно. Передайте сыну, что хорош у него корабль. Наша подруга в кораблях разбирается, всю дорогу обратную его хвалила. — Промямлила это нехотя, на последних словах вовсе скривилась.       — Давайте хотя бы вина да пива вам передам. Эти падлючие воры наоставляли на палубе свои бутылки да бочки. Я такое не пью, а сыну оно не надо.       Бля, хорошо, что я сейчас в бутылке, а не стою рядом. Я бы обязательно по глупости вякнула, что алкоголь-то наш родной. У Авелин хватило ума промолчать. Ещё и согласиться.       Вынесла Авелин бутылки, откатила бочки, дед смотрит, радуется, что хоть чем-то нам сослужил… А я в песке лежу, всеми покинутая. Тот песок прилип на стекло, пол вида загораживает. Остаётся только наверх смотреть, в безоблачное небо. Всё так же неизменно зелёное. А от горла уже пошла трещина… То-то мне так неуютно.       Только отошёл дед, как Авелин стала бешено все емкости осматривать. Вижу только, как мелькает её макушка то там, то там. Ничего не говорит, приходится волны слушать. Думаю, если найдётся Мерриль, я наверняка узнаю об этом.       — Да я же… посошок искала.       А? Я нервно пытаюсь оттереть песок со стекла, но он, сука, снаружи. Этот голос, господи, дай мне его снова, это же она!       — В бочке? Посошок?       — Хоук же всегда находит в них посошки, кинжалики, штаны рваные, алмазы, эти, розовые. Вот и мне захотелось… Искала, искала, да так и уснула.       — Ебать конечно.       Я согласилась с Авелин. Что ж с них взять, это талант нужен — что-то в бочке найти. Есть он только у меня, и рано или поздно весь мой отряд осознает это. А пока имеем, что имеем. Вот вытащат из бутылки — найду я ей посошок! Да такой, что сама Андрасте позавидует.       «Ебать конечно» через минуту случился и с Мерриль, когда она увидела меня. И сколько ей не доказывали — не верила, что сама такое сделала. А мы с Авелин и навести на мысль не можем, сами ведь не помним, как оно было. А Изабеллы с Варриком, как единственных толковых свидетелей, на горизонте уже не видать. Отправили капитанку на их поиски. Думаю, она только рада этому, её ж воротило от самого выражения «привязать душу». А Мерриль небрежно подобрала бутылку, смахнула песок. Рассматривала меня удивленно, спрашивала аккуратно и тихо, будто боялась своим голосом стекло разбить:       — Тебе там уютно? Потрогай стенки… что ты чувствуешь?       — Ощущения, будто я щупаю себя изнутри, при этом органы будто вываливаются и свешиваются со всех стенок этой ебанной тюряги. Уж прости, но как оно есть.       — Странно, что ты имеешь физическое воплощение. И ощущения, тобой описанные… — Мерриль хватается за рот рукой. — Это правда я сделала?       — Та да. Затолкала, тело переломала, связала какими-то там волшебно-заумными узами… Нет, ты не подумай. Это похвально, молодец. Но вытащи меня, мне тут не очень.       — Я попробую. Только сейчас, кровь пущу.– Мерриль достала из-за пазухи кинжал и посох. Навела лезвие над рукой и вдруг остановилась. — И всё-таки, может, ты привыкнешь? Я бы вот хотела в бутылке пожить. Такая милая, маленькая, все тебя носят.       — Создатель помилуй, вы с Изабеллой то небо и земля, то два сапога пара. Я надеюсь, что хотя бы ты пошутила.       — Да, да. Пошутила. Извини. Сейчас всё будет.       Она выжидающе смотрела на пораненную руку. Когда кровь с неё начала стекать на песок, Мерриль прижала ладонь к бутылке. В голове вертелась мысль: что будет, если стекло сейчас исчезнет, и ладонь эльфийки резко сожмёт меня? Всё для них мило, пока сами в моем положении не окажутся. Но она меня отпустила, оставив на стекле охуенно красивый отпечаток крови. И взмахнула посохом. Загорелся весь, красота. Что-то шептала одними губами, вся окутанная тем светом, красавица-колдунья. А я уже и не знаю, куда себя деть, нужно ли озвучивать ей свои ощущения? Да и есть ли они вообще? Я снова начала волноваться, что отвяжусь от бутылки как-нибудь неправильно. Вдруг я из неё выйду, но душа так и останется привязанной к стеклу? Или наоборот — душу отвяжут, но наружу не вытащат? Я посмотрела на дно, а сквозь него — на песок. На тёмные капли крови с ладони Мерриль, стекшие на него. Свет. Сплошной свет. И отвратительное ощущение ломки костей. Чего-то невесомого, влетающего через горло во всю меня.       Что ж тут сказать… к закату я уже дышала свежим воздухом, щурила глаза от ебанного количества ебанных цветов, боролась с неимоверной тошнотой и вместе с тем за минуту вкинула в себя всех жареных рыбок, что оставила мне Авелин. Смотрели на меня все напугано. Подошедшие Изабелла с Варриком аж глаза выпучили, как те овально-пучеглазые чилипиздринки. Мерилль смущенно обнимала новый посошок, который я ей, как только встала на землю, вытащила из случайно попавшейся бочки. Сама эльфийка весь вечер охуевала, до чего по пьяни докатилась. А я взяла и снова похвалила — талантливая магесса растёт. Всех врагов в бутылки позасовываем.        А пока врагов нет, пошли мы отмечать хорошую концовку. Только в этот раз не в какие-то выдуманные подвалы, а в мою усадьбу. Бодана, Сэндала и мабари — на стражу двери, чтоб никому не дали выбежать корабли воровать. Уселись на моей кровати, нас Фенрис по пути заметил, зашёл весь такой, готовый бутылки бить. И начали ему рассказывать, как оно было. А он даже обидеться не успел, что его не позвали — такая история выдалась интересная. Спустя годы Варрик расскажет её Кассандре, когда совсем уж перепьет, да пойдут они вместе меня по бутылкам искать. Но сколько до этого ещё — чуть ли не жизнь вся.