Жертва

      Слова Виктора оказались или заклинанием, или заговором, или просто внушением, поэтому сознание Лестера в бесконечном цикле прокручивало возможные поводы для посещения аббатства. Вскоре ему стало казаться поразительным, что для этого вообще нужна официальная причина — неужели благородному человеку на Нова Порту нельзя обратиться к Повелителю Человечества без строгого согласования, словно это визит к придворному вельможе или одному из министров вице-короля?       Мимолётное воспоминание о далёком детстве, спокойном, ясном и безмятежном, было достаточным, чтобы Лестер не стал спорить с Виктором о новом задании. Но действия дворянина, представителя могущественной династии, не могут зиждиться на личном и сокровенном. Напротив — это должно быть что-то публичное и с размахом. Что-то, что может быть использовано в политической игре. Ведь очевидно, что только с такими намерениями благочестивый дворянин захочет остаться один на один с Богом-Императором.       Подобное и происходило сейчас в соборе. Пышная, и даже в чём-то торжественная процессия размеренно отправляла ритуалы под присмотром жрецов экклезиархии. Представители самых громких фамилий планеты, влиятельные графы, бароны и гранды молча стояли с нарочито одухотворёнными лицами, а подле них супруги, пришедшие к алтарю словно лишь для того, чтобы похвастаться новыми нарядами. Пугающая мысль о том, что Лестер точно так же является частью всего этого, вызвала в нём отвращение и раздражение — тем более, что она была абсолютно правдивой, и молодому дворянину было самое место среди них.       Поправив свой расшитый серебряной нитью дублет, приведя в порядок длинные волосы, сбившиеся из-за быстрой ходьбы в коридорах скриптория, он выверенной и заученной гордой походкой направился в сторону статуи святой воительницы, вынужденной терпеть присутствие высшего света Нова Порту. — Назовите себя, господин.       Один из жандармов остановил Лестера повелевающим жестом. В этом не было ничего удивительного, ведь в столице немногие знали его в лицо, но случившееся затем заставило молодого дворянина в изумлении вскинуть брови. — Это благородный Лестер Морр, — произнёс второй, более грубый, но тоже выверено учтивый голос. — Пропусти его.       Повернувшись, дворянин увидел именно того, кого и ожидал — капитан Диего-Васкес де Сомбра возвышался над окружающими словно вставший на задние лапы тенебрийский медведь. Командующий жандармерией был живой легендой на Нова Порту, и дело не только в его феноменальной физической силе, но и в той роли, которую он сыграл в судьбе дяди Лестера. Или же наоборот? — Примите мои соболезнования. — Пышные чёрные усы капитана не позволяли видеть его губ, но сознание дворянина само рисовало язвительную ядовитую ухмылку. — Благодарю. — Клянусь своей честью, жандармерия приложит все усилия для того, чтобы найти и покарать убийцу.       Свои слова он подкрепил тем, что демонстративно сжал в кулак правую, бионическую руку. Капитан вполне мог обойтись без этого жеста, но, судя по всему, счёл необходимым напомнить представителю династии Морр об этом холодном куске пластали. — Я уверен, что ни у кого на Нова Порту нет сомнений в вашем рвении, — тут же парировал Лестер, из-за чего под усами действительно произошло какое-то движение.       Фамильный силовой меч, тот самый, который был изображён на портрете дяди, что дворянин рассматривал перед встречей с Виктором несколько дней назад, оставил после себя чистый и ровный срез. Разрушающее поле обожгло рану, значительно снизив кровопотерю и тем самым сохранив жизнь будущему капитану. В итоге он остался здесь, а его победитель возвысился, став одним из Воинов Звёзд. Все события тех испытаний стали частью фамильного эпоса. Но также многочисленные барды и придворные поэты слагали песни о великих героях, дерзнувших прийти на зов прибывших Ангелов Смерти. Лишь двое дошли до конца. То, что для одного оказалось величайшим триумфом, для другого обернулось невыносимой болью, как физической, так и духовной — поруганием мечты и надежд. Но, даже несмотря на поражение, де Сомбра стал легендой, он справился с тем, что погубило многих других — в глазах своих подчинённых он, без сомнений, всемогущий герой, словно вырвавшийся из древних легенд. Но для Морра и его семьи он был лишь досадной преградой на победоносном пути их великого родственника. Диего-Васкес это знал, не мог не знать, и, предполагал Лестер, из-за этого ненавидел их всей душой. На мгновение взгляд капитана ожесточился, но затем он благодарно кивнул, показательно принимая издёвку за похвалу, а после отошёл на шаг в сторону, не смея больше задерживать дворянина.       К счастью, никто из аристократов не заметил этой короткой встречи, имевшей, в ином случае, все шансы обрасти поразительными подробностями, пусть и безвредными для Лестера. Несмотря на своё текущее положение, капитан де Сомбра был выскочкой и принадлежал к очень бедной династии, у которой, кажется, золотого времени никогда и не было — а потому то обстоятельство, что он сейчас руководил жандармерией, вызывало зависть и раздражение у многих влиятельных людей.       Не сбавляя шаг, Лестер направился сквозь толпу дворян, намереваясь пройти её прежде, чем его узнают — бессмысленной траты времени на пустые разговоры ему сейчас хотелось меньше всего. Дорогие одежды, экзотические духи, ухмылки столь же порочные, сколь и ядовитые: любое место, в котором собирались лучшие люди Нова Порту, становилось похожим на любое другое. А ещё, как ему показалось, здесь были те, кто ещё вчера предавался гедонизму в Небесном Пике. Скорей всего их было даже больше, ведь многие в Ложе носили маски, в том числе и для того, чтобы скрывать свою личность.       Миновав это вязкое болото показной духовности, Лестер оказался на виду у всех, замерев перед самым алтарём. Возле него теперь был круг, состоящий в основном из представителей духовенства, и, ожидаемо, Жанны, на этот раз одетой в монашеские одеяния… Украшенные гербовой лилией. Мгновение растерянности и последовавшее осознание сбило всю решимость дворянина, что позволило дьякону неторопливо приблизиться и даже взглянуть на Лестера с едва читаемой грозностью. — Вы что-то хотели, сын мой? — Да… Да, святой отец. Я пришёл смиренно просить вас о том, что бы вы воззвали к нашему повелителю, Богу-Императору, с мольбой о заступничестве за душу достойного графа Гонзало де Авила. — Мы уже провели службу полностью посвящённую этому, — теперь уже с заметным раздражением ответил церковник. — Но так же, в миг когда я узнал о судьбе графа, меня вдруг поразило осознание тщетности нашего материального существования — в конце концов, к Свету Императора мы не сможем взять ничего из наших сокровищ. Кроме собственной души, разумеется. — Разумеется, — вновь нейтральным тоном протянул он, а после вдруг скороговоркой выпалил: — Единственный смысл богатств в том, чтобы с их помощью церковь могла спасать души заблудших. — Я тоже так думаю, — согласно кивнул Лестер, после чего взгляд дьякона буквально вспыхнул от предвкушения. — И поэтому хочу сделать пожертвование. Десять тысяч солариев.       За спиной прокатилась волна перешёптываний, а к церковному иерарху приблизились и другие священнослужители, осторожно обступив дворянина. — Это очень верный и щедрый поступок, господин Морр, эти средства пойдут… — Едва ли эти крохи смогут усилить сияние столичного собора — всё же он действительно совершенен. Мне было бы приятно направить их туда, где они смогут что-то изменить. Скажем, в аббатство святого Марка.       Дьякон сперва нахмурился, но после кратких раздумий согласно кивнул. Другие представители церкви также согласно замотали головами. — Помню я был там в детстве, и среди монахов мне было так умиротворённо, спокойно. Сейчас же, из-за всего этого, мне очень тревожно на душе. И, может быть, я прошу слишком многого, но можно ли организовать мне посещение этого аббатства? Желательно уже завтра. — Разумеется, разумеется! — Теперь уже воскликнул дьякон. — Приезжайте в любое время — монахи и даже сам настоятель с радостью помогут вам. — Благодарю вас, святой отец. — Лестер даже попытался отвесить поклон, но тут же был остановлен практически умоляющим жестом. — Ну что вы, сын мой, это самое меньшее, что мы можем для вас сделать… И кстати об этом, думаю, вам будет полезно кое с кем познакомиться. Идёмте.       Прочие церковники расступились, и дьякон, подхватив дворянина под руку, провёл его ещё ближе к алтарю. Ладан, свечи и даже пение хора с каждым шагом ощущалось всё более возвышенными, небесными, так же, как и сияние меча и крыльев святой воительницы теперь уже не казалось просто блеском золота. Странное чувство зародилось в груди, заставляющее сердце биться чаще. Оно было похоже на тревогу, но в то же время каждый следующий шаг давался всё легче и легче. — Это сестра Жанна д’Армант из ордена Священной Розы. Она недавно прибыла, сопровождая паломников, и её присутствие здесь большая честь для всех нас.       Всё это время Жанна неотрывно наблюдала за происходящим. Видела она и то, что было недоступно взгляду дворянина — реакцию прочих аристократов на его слова, вызывавшую на лице сестры заметное раздражение. Что, в свою очередь, могло означать, что как только дьякон освободится, его будет ожидать целая вереница щедрых пожертвований. — А это благородный господин Лестер Морр. Его род совершенно точно отмечен самими Императором.       Они поклонились друг другу, оба неловко и неуверенно — всё же лгать и лицемерить в таком священном месте было почти что физически сложно. Дьякон же, удовлетворившись увиденным, что-то хмыкнул себе под нос и, кивнув напоследок Лестеру, удалился вместе со остальными церковниками, оставляя дворянина и Жанну наедине друг с другом. — Вы закончили? — тихим тоном поинтересовалась она и тут же отвернулась от Лестера, обратив взор к статуе и сложив ладони в аквиле. — Да. Всё прошло без проблем.       Следом подняв голову, дворянин оказался буквально раздавлен великолепием святой, и тут же решил, что одолевшее его чувство было ничем иным, как выжиганием поселившийся внутри него тьмы. Словно ожог, но приносящий не боль и раздражение, а облегчение и избавление. В конце концов, как бы он сегодня не врал и что бы не совершал, он делал это во имя Императора. — А что с Максом? — Не могу сказать, что с ним всё хорошо, но самообладание он восстановит. — Что же… Может быть, стоит помолиться за него? — Он мутант, — строго отрезала Жанна. — Разумеется, да, — словно опомнился Лестер, но затем вдруг улыбнулся. — Но, как мне кажется, душа-то у него вполне человеческая. Ради чего он каждый день переносит столько боли, если не ради служения Императору? Сегодня он два раза ходил по грани, при том, что во второй его никто к этому не принуждал.       Она повернулась, оценивающе взглянув на Лестера, а затем вновь сосредоточилась на святой. И согласно кивнула. — Хорошо, я помолюсь за него. — Ну, а я… О семье.       Ладони сложились сами собой, а ноги подкосились, опустив Лестера на колени. Поначалу разум старательно пытался вспомнить какую-то подходящую литанию, одну из тех, что давным-давно были заучены для семейных утренних молитв. Но, по какой-то причине, в памяти возникали лишь обрывки фраз, одиночные слова. А затем исчезли и они, уступив место образам, ощущениям, чувствам. Невероятно нежное и приятное тепло сперва зародилось в сердце, а затем с кровотоком распространилось по всему организму и даже заняло собой всё сознание. Единственная мысль, которая ещё могла удержаться в голове, полностью строилась вокруг одного простого желания — никогда не терять это чувство.