Возвращение? Возвращение!

      Корабль жил своей собственной жизнью: жужжал множеством реле, перемигивался разноцветными лампочками, мерцал диодами и изредка попискивал лифтами. Большинство отсеков было перекрыто из-за возникших при разгоне неполадок системы жизнеобеспечения. Чтобы проверить расположенные там анабиозные камеры, Ильсору пришлось обходить их в скафандре. В нескольких камерах включился режим ускоренного пробуждения, но воздуха спящим так и не поступило. Так они потеряли пятерых членов экспедиции, трое из которых даже не успели обзавестись семьями на родине.       С гравитацией тоже было не всё хорошо. Вращение корабля было слишком медленным, чтобы обеспечить приемлемую силу тяжести, но ускорять его было опасно, и поэтому двое бодрствующих пилотов передвигались по кораблю гигантскими скачками, более похожими на короткий полёт.       В рубке управления жизнь корабля ощущалась сильнее. Даже застывший в кресле Кау-Рук казался сложным прибором, подсоединённым к общему контуру и трепещущим в такт. Ильсор подплыл ближе и увидел, что штурман сидит, закрыв руками лицо, и действительно дрожит.       — Что случилось? — в первый момент Ильсору показалось, что Кау-Рук смеётся, но спустя мгновение он понял, что это истерика.       — Знаете, Ильсор, мне бы очень хотелось ошибиться, но если исходить из нашей нынешней скорости, мы не сможем достичь Рамерии… живыми. Более того, если ситуацию не исправить, Рамерия уйдёт с нашего курса до того, как Диавона пройдёт хотя бы половину расстояния до неё.       — Как такое могло произойти?       — Садитесь, пересчитайте, — Кау-Рук поднялся и отодвинулся от кресла. — Может быть, я ошибся, и всё нормально. Или же вам удастся найти, где мы ошиблись при расчётах разгона. А мне, наверное, надо поспать. Я столько часов провёл за этим пультом, что потерял счёт времени.       Проводив штурмана растерянным взглядом, Ильсор углубился в расчёты.       Ему пришлось разбудить Кау-Рука всего через два часа.       — То есть получается, что расчётная масса Диавоны почти вдвое меньше реальной? — нахмурился Кау-Рук. — Но это невозможно, я лично проверял все контейнеры. Где может располагаться дополнительный груз?       Ильсор вывел на экран чертежи корабля.       — Думаю, единственное место, которое мы не проверяли до отлёта, это пространство между внутренними отсеками и наружной обшивкой. Если я верно помню, не будь оно заполнено компенсирующей пеной, там вполне мог бы поместиться второй такой же корабль. В разобранном виде, — уточнил Ильсор уже на полпути к выходу из рубки.       Скафандр немного мешал, но Ильсор всё равно понял общий смысл жестов, продемонстрированных Кау-Руком. Тем более что сам думал почти так же. Никакой компенсирующей пены не было. Бесконечные ряды анабиозных камер, маркированных цветовым кодом, продолжались до самого двигательного отсека. Ильсор подплыл к одной из камер, вгляделся в фигуру за стеклом и отшатнулся.       — Это женщина…       Диавона был не завоевательским кораблём.       База данных успешно сопротивлялась попыткам найти в ней хоть какую-то информацию о дополнительных пассажирах. Ничего, времени у них теперь достаточно — торможение займёт две недели, и столько же потребуется, чтобы развернуться обратно к Беллиоре. Топлива, чтобы набрать достаточно скорости для возвращения на Рамерию, у них не хватит.       — Я полагал, что знаю этот корабль как собственный кабинет. За семнадцать лет я исследовал каждый закуток. Как я мог пропустить такое? И главное, зачем? Для чего это всё?       Штурман третьи сутки держался без сна на силе воли и медицинских препаратах. Он вёл настоящую битву против системы компьютерной защиты, пока Ильсор обследовал дополнительные отсеки. И увиденное Ильсору сильно не нравилось.       Пока что, во всех уже обследованных анабиозных камерах были женщины. Молодые половозрелые женщины обеих рас, разделённые по отсекам в зависимости от роста, телосложения и, если Ильсор верно понял маркировку, цвета волос и глаз. Женщины, чьи черты лица были красивы, а фигуры пропорциональны согласно современной культуре Рамерии. Прекрасные будущие матери новой колонии.       Очередной ответ на вопрос, который они пока что не догадались задать, нашёлся в медицинском отсеке. Анализы и пробы, отчёты по которым довольно понятно объясняли любому хоть сколько-то сведущему человеку, что низкорослые жители Беллиоры имеют генетическую структуру, препятствующую смешению рас, из-за чего полная ассимиляция будет невозможна. Отдельно хранились образцы, взятые у девочки внешнего, «большого» мира. Все данные по ним оказались стёрты, но повторить анализы на составило большого труда. Более восьмидесяти процентов совместимости и неизменное доминирование. Гены рамерийцев растворились бы всего через три поколения.       — Это всё время было у нас перед глазами, Ильсор, мы с вами полные идиоты. Смотрите, это данные из обучающей программы. Видите тенденцию?       Ильсор перевёл взгляд с экрана на лицо Кау-Рука, потом обратно. Глаза его расширились от осознания ужасного факта.       — Её буквально разрывает.       Кау-Рук кивнул.       — Ещё лет пятьдесят, и поверхность начнёт раскалываться от внутреннего давления, а потом планету просто разнесёт. Почему мы с вами этого не знали — уже другая проблема. Возможно, нас заставили забыть.       — Лон-Гор знал. Он проводил генетические исследования, — уточнил Ильсор. — Полагаю, постоянные обследования экипажа были призваны выявить изменения, происходящие под воздействием внешней среды.       — А генерал был всего лишь пешкой в чужой игре. Он действовал как грабитель, вовсе не рассчитывая задержаться надолго. — Кау-Рук нахмурился сильнее, хотя это казалось невозможным. — Мы все считали себя бесстрашными завоевателями, а оказались простыми беглецами.       И всё же, не все анабиозные камеры были заполнены исключительно женщинами. Кое-где попадались двойные «холодильники», видимо, содержащие действующие или будущие семейные пары. Возле одной такой камеры Кау-Рук завис надолго.       — Ты знаешь их? — спросил Ильсор, вернувшись к нему.       — Никогда не встречал этого мужчину, — задумчиво ответил штурман.       — А девушку?       Кау-Рук долго молчал, прежде чем ответить.       — Это моя дочь.       Корабль слегка трясся, разгоняясь.       — Никаких торжественных облётов. Быстрое торможение и аккуратная посадка. Желательно там, где нас не встретят снарядами.       Ильсор вспомнил кадры с военными аэродромами, сетку расположения ядерных зарядов под поверхностным грунтом, и подумал, что никогда не хотел жить в таком мире — полном яда, способного уничтожить всю планету.       — Обратно в Волшебную Страну?       Им действительно больше некуда податься. Рамерии больше нет. Едва ли Диавона был единственным кораблём, уносящим в себе будущее рамерийцев, но Беллиоры достиг только он.       — Кажется, в прошлый раз они приглашали остаться. Остаётся лишь надеяться, что их волшебная вода сработает как надо.

* * *

      Её разбудил неясный шум. Тело отказывалось пробуждаться, разум всё ещё полнили обрывки сна о далёкой планете, ставшей такой родной после рассказов младшей сестры. В последнее время она часто думала о том, какой будет революция арзаков, насколько коварными окажутся менвиты, действительно ли всё было настолько просто, как описывала Энни. Потом она вспоминала, что лететь им домой ещё почти семнадцать лет, и тяжело вздыхала, сочувствуя двум запертым в корабельных отсеках мужчинам, вынужденным бодрствовать, чтобы довести корабль до конечной точки.       Звук повторился, и Элли всё же нашла в себе силы подойти к окну. Далеко на юге с ясного ночного неба медленно падала звезда, переливаясь красно-жёлтым сиянием. Рамерия восемнадцатью годами ранее       — Значит, Беллиора?       — Да.       — А если она уже заселена?       — Это возможно. Следует также допустить, что мы вполне можем быть генетически совместимы с беллиорцами.       — Ещё один последователь сеятельской теории на мою голову!       — Есть множество доказательств тому, что жизнь на нашей планете зародилась искусственно, не говоря уже о жизни разумной. И если где-то во вселенной есть…       — О да. Нас всех создали пришельцы из космоса.       — Замолчите уже оба!       — Когда ваш вылет?       — Через двадцать дней.       — Они к этому моменту уже выйдут за пределы системы.       — Конструкторы обещали нам более мощные двигатели. Надо только подождать.       — А вы можете гарантировать, что за эти два года завод не взлетит на воздух.       — Я даже не могу гарантировать, что Гван-Ло ещё на Рамерии.       — Вчера показывали его обращение.       — У нас работает его зять. Так вот, его уже с неделю никто не видел. А его племянник приписан на Диавону старшим помощником.       — Вы понимаете, что это бунт?       — Уверяю вас, это будет самый бескровный переворот за всю историю Рамерии.       — Теперь-то все в сборе?       — Да, я пересчитал. Вся отлетающая команда, до последнего арзака.       — Итак, я собрал вас здесь, чтобы провести последнюю предполётную лекцию, после которой можно будет задавать вопросы. Я бы попросил выключить в зале свет и включить проектор.       — Простите, а чем это таким странным пахнет?       — Действительно, необычный запах. И это шипениеээээ аааах.       — Ну, что вы выдумываете? Гипногаз ничем не пахнет. Прошу всех молча смотреть на экран и не мешать мне зачитывать текст.       Вы летите на Беллиору, чтобы пожать её богатства во славу Великого Гван-Ло. Каждый из вас вернётся на Рамерию богатейшим членом общества…       — Да. Теперь они все завоеватели, разрушители и охотники за сокровищами.       — Они спят?       — Всё ещё в трансе.       — Замечательно. Пойду с ними побеседую.       — Не стоит. Одно неосторожное слово может всё разрушить.       — Отойдите от двери.       …       — Простите, ничего личного. Я всегда мечтал поставить этот эксперимент, а тут такой удачный случай.