Dandelions

мел в руке черён упирается в доску и замирает на месте, девушка кусает губу с внутренней стороны почти до крови, жалобно сгибает брови и смотрит на учителя. в классе начинают шептаться громче обычного, и джису наконец поднимает голову, еле открывая спящие глаза, чтобы посмотреть. и она видит, как в глазах черён блестит беспомощность, и сама она сгорает от стыда, не найдя ни капли эмпатии во взглядах одноклассников. учитель поправляет очки и вздыхает сипло-тягостно, словно черён была самым большим разочарованием в его слишком, иногда думается джису, долгой жизни. черен поникает и отворачивается, всё сильнее вжимая голову в плечи. она вздрагивает, когда слышит где-то внутри класса: — боже... как можно быть такой тупой? джису закатывает глаза и неодобрительно смотрит на учителя, он мотал головой из стороны в сторону и удручённо прикрывал лицо рукой. зачем нужно было осуществлять эти действия, джису не было понятно. а еще, зачем он тянул время, хотя знал, что черён абсолютно не разбиралась в точных науках. и все знали это, но почему-то продолжали шептаться. черён не была глупой, и видно это было невооружённым глазом. но почему-то замечала это только переведённая в начале года джису. — учитель мин, я хочу решить это уравнение, — чхве тянет руку, неуверенная, поступает ли она правильно по отношению к черён, но потом видит, как ли с надеждой смотрит на учителя. он цокает и выдыхает: — иди. ли черён ликует и благодарит всех богов и богинь с именем чхве джису. одноклассники насмешливо смотрят на неё, а затем и на чхве уже вопросительно, мол, возомнила себя героиней? на обеденном перерыве черён за что-то извиняется: она, удручённая и беспокойная, подсаживается к джису. чхве сонно трёт глаза и поворачивается, возмущённо смотрит на так нагло нарушившего ее личное пространство, но расслабляется, когда видит свою одноклассницу. но потом до джису доходят её слова. — за что? — девчонки шепчутся про тебя, — тихо и почти робко, привычно для черён, — они говорят, что ты пытаешься привлечь внимание. джису опять смотрит, сводит брови к переносице слегка, моргает пару раз и не принимает это во внимание, мало ли что девчонки придумают завтра, она говорит лишь: — эй, в том, что некоторые мнят из себя невесть что, нет твоей вины, — она отворачивается и ковыряет палочками свою еду. — можешь сидеть со мной на обеде им на зло. черён округляет глаза и смотрит удивлённо, неестественно выпрямляя спину и всё-таки доставая контейнер из рюкзака. джису не считала нужным жалеть о своих поступках — их не исправить. но ей было досадливо, что она предложила черён подсесть именно под таким предлогом. ей нравилось сидеть с ней на обеде: черён имела забавную привычку красть еду из контейнера джису и отдавать жаренные яйца взамен из своего. джису не любила яйца, поэтому возмущалась сильно, но озорной блеск в глазах ли заставлял её утыкаться в свою еду и неловко чесать затылок. она чувствовала, как её лицо становится горячее, и надеялась, что этого никому не видно. но черён видела — видела и хитрила каждый раз, наклоняясь ближе к лицу чхве. они много и часто болтали обо всём и молчали, если это было нужно им. джису не хотела, чтобы всё это было на зло кому-то. и черён тоже не хотела, она цвела ещё больше рядом с ней, не показывая такую себя никому прежде. только джису об этом не знала. она также не знала, почему черён отказывались принимать в классе. она могла понять, почему такое случилось с ней: она иногда перегибала с грубостью, смотрела убийственно или незаинтересованно и в принципе старалась ни с кем не контактировать. а черён располагала к себе, она была приветливой и находчивой, она говорила на любые темы и громко смеялась. она могла завоевать сердце любого, но почему-то выбрала именно джису. и джису даже стала игнорировать издёвки от одноклассников, следующие за их с черён общением. у черён появляется новый красный велосипед, и волосы она тоже зачем-то красит в красный, жалуясь, что очень долго упрашивала об этом родителей. джису нравится, и она ещё сильнее сжимает руки вокруг живота черен, пока та гонит до парка — это было их негласным общим решением, и ездили они туда каждый день. они прогуливали дополнительные по математике и покупали булочки. черён срывала и в шутку дарила ей цветы, наблюдая, как джису хмурит брови, выхватывает цветы и отводит взгляд. черён видит, как та опять краснеет. и они идут вдоль парка ещё целую вечность, таща велосипед и сумки. черён хитрила и много-много шутила, а потом, когда неожиданно получала ответный букет от джису, удивлённо округляла глаза и поднимала брови. она замолкает на время и, растерянно моргая, рассматривает каждый цветок, а потом складывает их в карман рюкзака. ярко-ярко светит солнце, и черён, говоря о всей своей ненависти к приближающемуся солнечному лету, жалобно заламывает брови и махает на себя рукой, потому в конце весны очень жарко, но продолжает с особой любовью рассказывать о музыке, которую слушает. она говорит «может, мне тоже стать айдолкой?» и хохочет, а ещё улыбается, когда говорит, что «мама, наверное, меня убьет, если узнает, что я пропускаю дополнительные». джису мама ничего не сделает, лишь вздохнет вымученно, но простит, а брат в своей привычной манере назовёт дурой и расспросит, что происходит. мама черён спросит то же самое, но ругать последними словами не станет, только посмотрит строго и холодно и отпустит в комнату. она не понимала, почему так спешит в школу по утрам и не может заставить себя отвести взгляд от черён, почему, игнорируя свою привычную несговорчивость и нелюдимость, говорит с черён обо всём на свете и делится каждым моментом, а ещё с трепетом прижимает её к себе всякий раз и на прощание. так делают все друзья, думает джису, но где-то внутри понимает, что нет, не делают, не с такими нежностью и трепетанием, какие имела девушка. старший брат опять глумится, но ласково называет дурочкой, когда она делится с ним, и джису обижается сильно, но думать о черён она перестать не может. и надеется, что ли думает о ней тоже. наступает лето, и джису становится слишком жарко, а может, это из-за подруги, которой в жизни джису так много, что можно задохнуться. черён заезжает за ней каждое утро, а мама спрашивает, почему джису так торопится. они разговаривают о чем угодно: о снах, о проблемах женщин, о том, куда сходить после школы, и о новых фильмах. иногда они едут молча, деля наушники черён и слушая её музыку. ей нравились баллады, и джису зачем-то запоминает это. они ехали к центру парка, когда начался дождь. им пришлось свернуть на узкую тропинку, ведущую к беседке, по которой даже и не прокатишься — дорога превратилась в грязную кашу, а вокруг лишь трава и деревья, которые почти не защищали от дождя. джису робко предложила свою толстовку черён, но та лишь указала держать её над головами обеих и продолжала тянуть за собой велик. в беседке они сидели молча, и сидели минут десять по ощущениям, хотя на деле два часа, в обнимку. черён дрожала от холода, и джису не любила людей, но нежно прижимала девушку к себе, чтобы та точно согрелась, хотя сама замёрзла не меньше. от дождя спасала только беседка, и они держались друг за друга, пока черён не позвонила мама. она забрала их, и домой они ехали в тёплой машине. и джису заболела и не появлялась в школе ещё неделю, запретив черён приходить к ней, чтобы не заразиться. черён не приходила, как и велела подруга, но звонила каждый день. — джису, ты просто засыпай, ладно? а я тебе что-нибудь расскажу. но джису не спала и слушала черён каждый раз. а потом было совсем тихо и темно, только черён не спала. она всё смотрела на сообщение и не понимала, что движило джису, когда та ровно в пятнадцать минут второго ночи написала: пойдём гулять? черён не понимала, шутка это или правда, и не знала, чего она желала больше. с джису она абсолютно перестала разбираться в себе, а может просто сопротивлялась. но несмотря на все душевные разлады, черён всё равно пугливо ругала чхве, которая смотрела на неё из окна с улицы и ласково улыбалась, и говорила, что мама наверное будет злиться, но всё равно натягивала на себя кофту потеплее и взбиралась на подоконник в домашних тапках, потому что выходить из комнаты за обувью ей было страшно. она аккуратно прыгает в руки джису и ещё пару секунд не выпускает её плечи из ладоней. они стоят близко, и джису вдруг немного отталкивает черён и отворачивает голову, краснея. — куды мы собираемся? — я... я нашла одно место. поляну, где много-много одуванчиков, ты со мной? черён уверенно кивает, и её хватают за руку, чтобы побежать. джису надеялась, что ей понравится, а черён — что они не замерзнут этой стрекочущей ночью. джису волнуется, поэтому ускоряет бег, воздух бьёт в лицо, а черён сжимает руку крепче и еле поспевает за ней, но чувствует себя свободней и почти ничего уже не боится. тихо, так тихо, что в ушах начинает звенеть, и ещё дышать тяжело от бега. исчезают фонарные столбы и круглосуточные магазины. они сбегают вниз, из-под ног летят белые пушистые семена, и девушки падают в них. они молчат пару секунд, а потом черён легко смеётся, и джису молчит, чувствуя себя сейчас так непринуждённо и открыто. лёжа посреди местами примятой травы и белых одуванчиков, сжимая чужую руку как можно крепче, с черён можно было чувствовать себя в безопасности. — красиво, — ли смотрит вверх и улыбается. небо было чёрным и совсем без звёзд, лишь луна, и джису не видела в нём ничего красивого, но оно нравилось черён, и, отражая пустой небосвод в своих восхищённых глазах, ли почти не моргала и больше не произносила ни слова. а джису видела красоту черён, поэтому не могла свести с неё взгляд. черён была красива, хотя и бросала иногда невзначай, что это не так. даже когда злилась, плакала или испуганно таращила глаза до невероятных размеров, она всё ещё была красива. и сейчас, когда джису замечает, что черён, совсем немного повернув голову, смотрела на неё, она понимает: глаза черён — чёртово болото, в котором чхве, погрязнув уже по плечи, тонет. и выбираться совсем не хочется. сердце стучит быстро-быстро, и джису скидывает это на то, что ещё минут пять назад сюда они бежали. а черён смотрит так, будто уже всё поняла, улыбается нежно, немного выжидающе, и всем телом поворачивается к ней. черён смотрит гипнотизирующе, что джису не может отвернуть медленно краснеющее лицо. и руку не отпускает. — у нас свидание? джису давится воздухом. — че-, — она закашливается и, резко откатываясь, поднимается и прижимает колени к себе, — чего? подруга виновато-взволнованно смотрит в спину и слегка касается плеча джису пальцами. — прости. просто шутка. тонет она не только в черёновых глазах, но и в нескончаемой ночи, в биении сердца и в себе. и что-то внутри раздосадованно булькает, слыша, что это просто шутка. черён тоже садится и едва дотрагивается до предплечья девушки. — скажи, если я что-то сделала не так- — всё в порядке, — она неосторожно убирает руку и встаёт, неискренне улыбаясь и доставая телефон из кармана, — почти три, нам пора домой... спать охота. черён колеблется секунду, а потом хватается за протянутую руку. — да, пора. они шли молча, пока воздух вокруг превращался в липкую жижу из стыда и неясности. вяло прощаясь, черён закрывает окно. брат почему-то спал на диване в гостиной. джису узнала это, как только запнулась в темноте о свисающую ногу. — где ты была? — скомкано спрашивает он, сонно светя экраном телефона. — почему ты спишь в зале? — я звонил тебе. она непривычно игнорирует его, закрывает за собой дверь и не спит ещё целую ночь. мысли пляшут и носятся по кругу, как карусель, а осознание происходящего уже лежит под языком, и джису ждёт, пока оно само как-нибудь рассосётся. но оно, подобно глицину, не рассасывается под языком, а лишь выскальзывает наверх. джису ощущает его вкус и наконец под утро засыпает. просыпается под пристальным взглядом брата и целующего лицо солнца. — ты чего не в школе? — а ты? — встречно бормочет она и отворачивается, — сколько время? — девять сорок семь. — ясно, уходи. — ты с подругой была? джису поворачивается и смотрит измученно и сердито. — какой ещё подругой? не приставай, — строго говорит она и встаёт, кидая в него подушку и уходя. — как скажешь, — отвечает он и добавляет, когда джису уже заходит в ванную: — дай знать, если будет нужна помощь с этим. — с чем? — джису невнятно с зубной щёткой во рту проговаривает и смотрит на него через зеркало. — с тем, что твоя подружка тебе импонирует. она сплёвывает и кидает в него зубную щётку. — больно умный слова такие подбирать? — джису толкает его и уходит в комнату. она злится то ли на него, потому что сильно наглый сегодня, то ли на себя из-за того, что понятия не имеет, что делать. она треплет сильно свои волосы и собирает их в пучок, смотрится в зеркало шкафа и бьёт себя по щекам слегка, а после этого замирает и вымученно вздыхает. в школу впервые за долгое время не хочется. — увезти? — ага, на байке твоём кататься мне ещё не хватало, — она медлит и глядит на него, — да, увези. они приезжают к середине третьего урока, он останавливается возле ворот и не спешит слезать с мотоцикла. — ступай, сестрёнка. — ты не пойдешь? — у меня дела поважнее. и, гудя мотором, уезжает. она отсиживается где-то в туалете, потому что заявиться на историю к концу урока сродни настоящему самоубийству, и приходит уже на математику. черён не было на своем месте, и джису немного успокаивается, стоя в дверях, пока кто-то не хватает её за рукав толстовки, неаккуратно вытягивая в коридор. — почему ты опоздала? — спрашивает черён, и чхве немного выдыхает, становясь менее испуганной, — я писала тебе. — я… заснула только утром, — скованно бубнит джису, глядя в пол, — проспала, а ты? вовремя пришла? — да, я не ложилась, — она опустила взгляд, — я думала о том, что всё испортила. джису застывает и сжимается, смотря на проходящих мимо одноклассников, которые косо глазели на девушек. черён всё ещё держалась за её кофту, и чхве взяла её за руку, оттаскивая за угол. она поджимала губы и отводила глаза куда угодно, лишь бы не на черён. когда всё же посмотрела на неё, сказала: — ты ничего не испортила, — и, набираясь смелости, добавляет, — черён, мне нравится быть с тобой, и вчера… тоже было круто. я не хочу, чтобы ты плохо себя чувствовала из-за меня. затем джису неосторожно меняет тему и говорит что-то про столовую, черён ломает брови и идёт за ней. чхве не замолкает, говоря на самые отдаленные темы и боясь тишины. а потом черён, перебивая, говорит: — ты мне нравишься. джису останавливается, и ли врезается в неё. — ладно… хорошо, прогуляем сегодня допы по корейскому? — она без разбору говорит то, что в голову приходит, но в голове — сплошная каша, но черён, кажется, всё прекрасно понимает. — давай. и улыбается. они прогуливают дополнительные сегодня и ещё весь следующий год. мама черён узнает и, глядя на непривычно счастливую дочь, просит только готовиться к экзаменам самой. они с чхве готовятся вместе, катаются до парка и остаются друг у друга на ночёвках. брат джису поглядывает на неё хитро, а она передразнивает его каждый раз. на день рождения черён дарит ей детское колечко и надевает безымянный палец. джису помогает ей с математикой и физикой по вечерам, сидя в её комнате, а потом целует на прощание и уходит домой, чтобы поскорее заснуть и встретить завтра. завтра — там есть мягкая черён и надежды на счастливое будущее. завтра они сидят на берегу моря, черён водит руками по песку, а джису кидает камни в воду. солнце садится, и чхве смотрит на него, пока глаза не начинают слезиться. — джису, о чем мечтаешь? — спрашивает черён. — свалить куда-нибудь. в швецию или обратно в канаду, может. — со мной? — с тобой. а впереди выпускные экзамены, которых черён уже не боится, покупка новых туфлей, ароматических свечей, переезд и целая жизнь.