Слаще любых побед

Когда это началось он не помнил, да и помнить не хотел. Оно ему, попросту, не нужно было. Но с его болезненным тяготением к кровавому цвету Мадара не мог не заметить эту женщину. Роскошную, резкую в движениях и режущую взглядом не хуже любого клинка. Походка, стан, легкая улыбка лишь одними кончиками губ, окрашенными в ненавистный ей алый цвет – все выдавало в ней принадлежность к великому роду. Сначала он просто наблюдал за ней, как хищник, наслаждаясь жертвой и нагуливая аппетит, а когда понял, что наблюдать ему мало – стало уже слишком поздно. И именно в тот момент его впервые посетила мысль о том, что эта женщина – Лиса. Ее глаза были столь глубоки, что им стоило лишь однажды взглянуть к тебе в душу, чтобы ты с уверенностью понял, что пропал. Она была желанной, горькой, строптивой, а что самое главное – чужой. Едва ли его это когда-то волновало, принадлежи она хоть дайме страны, хоть самому Ками-сама, мужчина не повел бы и бровью. Он мог бы и пошел бы войной на любого, кто посягнет на его цель, но все было куда сложнее. Она принадлежала единственному человеку в мире, чью дорогу он не переступал – Хашираме. Друг, коллега, брат – вот, кем он был для Учихи. Оттого все, что ему оставалось, так это сцепить зубы и смотреть, как Сенджу неловко держит Лису за руку, нежно прижимая к себе. Смотреть, какими влюбленными глазами он взирает на его женщину, поглаживая ее по предплечьям. Замечать то, чего он замечать совершенно не желал – как та передергивает плечами от подобных прикосновений. Бестолковый идиот. Неужели не видит, что она так не любит. Неужели не замечает, что она предпочитает накручивание ее волос на палец, чем несмелые поглаживания. Неужели не может догадаться, что Мито нравится держать мужчину под локоть, а не переплетаться пальцами с его рукой. Слепой идиот. Но Мадара уважает Хашираму. Уважает и чтит, потому с такими же сцепленными зубами смотрит на то, как Лиса в ярком, ненавистном ей красном кимоно идет под венец. Смотрит, как она смущается под взором новоиспеченного мужа и едва заметно отводит взгляд, лишь на мгновение, когда тот легко касается ее губами. И только в этот момент Мадара и сам понимает, что слеп не только Хаширама, но и он сам. Только в этот момент он понимает, что и сам не знал, что именно нравится Мито и чего она желает. Поэтому он приходит к ней на следующую ночь. Она кричит, брыкается, но в ее лисьих глазах он видит нечто совсем иное. Он не знает, какое понимание заводит его больше – то, что обретает таким образом власть над Кьюби или власть над той, кто никогда не сможет ему принадлежать. Она шипит и рычит, как дикий зверь, но среди ее хриплых слов о ненависти он четко слышит такое вожделение, что у него сносит крышу быстрее, чем от запала во время жестокого боя. На следующий день она ведет себя так, как прежде, и Учиха почти что верит, что ночь ему причудилась – такой уж влюбленный взгляд был у Лисы, стоило ей поднять взор на мужа. Но бледный, едва заметный блеск в глазах и потресканные губы от бесконечных поцелуев Мадары, как клеймо подтверждают реальность происходящего. Мито тепло улыбается, отшучивается про дурные сны, и Хаширама, как и положено ему с его-то наивностью, полностью верит жене. И поэтому Мадара приходит к ней еще и еще, чувствуя дикий голод, который раньше не испытывал. Она не дается ему каждый раз. Каждый раз царапается и кусается, словно и вправду перед ним не хрупкая девушка, наследница великого рода, а сам девятихвостый демон во всей красе. Он не знает, сколько ночей они проводят вместе, но отчетливо помнит каждую из них. Его неизменный, ставший почти священным ритуал укрощения Лисы никуда не девается даже тогда, когда он уходит из деревни. Более того, это не меняется даже спустя годы сражений с Хаширамой. Он приходит, а она покорно отворяет дверь перед ее личным демоном. Злится, рычит, срывает голос в хрип, сначала от крика на него, а затем от стонов, но каждый раз неизменно пускает. Он знает каждую часть ее тела, и ему кажется, что знает ее изнутри даже лучше, чем снаружи, понимает то, что не дано понять никому. Но, даже несмотря на все это, решающая битва со старым другом удивляет его ничуть не больше, чем ее появление под руку с мужем. Сколько они не виделись? Всего-то пару месяцев? Но он четко останавливает свой взгляд не на Хашираме, и даже не на Мито, а на их руках. Точнее, на том, как Сенджу подставляет ей свой локоть, а не ладонь, и впервые в жизни смотрит так глубоко, проникновенно и серьезно, словно действительно знает намного больше, чем даже Мадара может себе представить. Хаширама разворачивается к жене и целует в лоб, проводя кончиками пальцев по прядям, и Учиха чувствует, как беснуется внутри все его нутро. Только он имел право знать Лису настолько, чтобы касаться ее тела именно так. Только он имел право оглаживать огненные волосы, ненавистного ею цвета, но так сильно возбуждающего его самого. Только Мадаре было позволено знать и понимать, что Мито не любит переплетать пальцы, она любит опираться на мужчину, как на крепкую опору. Оттого смотреть на то, что его самая большая гордость и достоинство в жизни выскальзывают прямо из рук – было невыносимо. Он привык быть прозаиком и обещал себе не вспоминать жизнь перед смертью. Но катана, торчащая из спины, заставляет совершенно по другому взглянуть на жизненные приоритеты. И, несмотря на все тот же режущий взгляд, как в самую первую встречу, которым Мито окинула его и сейчас, он видел в нем намного больше. Так или иначе, он знал. Знал, что Лиса любила его так же страстно, как и отдавалась каждый раз, когда он приходил к ней под покровом ночи. Знал, что она ненавидела его за это, ненавидела его за ухмылку, которая сдирала с нее кожу вместе с мясом, оголяя самые потаенные и глубокие желания. Ненавидела за вязкий, темный взгляд, которым он одаривал ее каждый раз, когда видел ее. Ненавидела за то, как он оставлял на ней следы после каждой ночи, зная, что ей придется скрывать их от Хаширамы и за то, как он впивался в нее губами, добираясь до самых невозможно чувствительных мест, и рычал на ухо. Лиса. Так же он знал, что сильнее, чем его, она ненавидела себя за свою же слабость, но ничего не могла поделать. Он был тем человеком, перед которым склонялись все: от феодалов, до простолюдинов, от юных девушек, до бывалых воинов. Он был Учихой Мадарой и всегда брал то, что хотел. Он не любил. Не любил ни женщин, ни мужчин, но зато страстно желал власти и повиновения, был азартен до потери пульса, но никогда об этом не жалел. Но Узумаки Мито стала тем самым достижением в жизни, которое ему, казалось, так и не удалось заполучить. Мадаре не хотелось быть ее слабостью, ему хотелось быть ее вольностью, царем и божеством. Она и впрямь стелилась перед ним, стоило ему лишь поманить эту Лису за собой, но мужчине этого было мало. Было мало ее бархатной бледной кожи, жгучих, огненных волос, было мало ее влажных стонов и сухих губ. Учиха Мадара любил контроль, но Узумаки Мито была единственной, кого контролировать у него так и не получилось. И это не столько злило, сколько вводило в некий ступор. Да, он все это знал. И поэтому сейчас смотрел на то, как из-за спины Хаширамы, тихой поступью, шуршащим подолом излюбленного кимоно, которое он стаскивал с нее зубами, а иногда и вовсе не снимал, не сдерживая своих животных порывов, выплыла она. Учиха Мадара знал все, читал всех и каждого. Он любил видеть людей насквозь, но внезапно ощутил страх, что ее душа на самом деле была для него закрыта. И это не столько раздражало, сколько разжигало в нем огонь, желая выиграть в этой битве. Он чувствовал все слишком четко для того, чтобы с досадой подумать, неужели он, все-таки, проиграл? Учиха Мадара никогда не проигрывал, но, все же катана друга, задевшая легкое, была словно точка, поставленная писателем на полотне. Хаширама – коллега, брат, напарник и вечный противник, Мадара побеждал его раз за разом, но отчего-то подумал, что самый важный бой в своей жизни – проиграл. И речь шла не о поражении на поле битвы, а о душе Лисы, которую никому не дано было увидеть, в которую никому не дано было залезть, но раз сейчас, раз среди сражения она встала на противоположную от него сторону, значит, Хашираме удалось заглянуть туда хотя бы одним глазком. Смерть не значила ничего на фоне того, что самая сладкая из наград досталась не ему. Он мог обхаживать Мито, сколько угодно, мог заставлять ее течь и млеть от одного только прикосновения, но все равно проиграл бой? Это было не столько обидно, сколько неожиданно. Но Учиха Мадара никогда не проигрывает, он всегда берет то, что хочет. И этот случай не стал исключением. Он скользит по Лисе горящими, кровавыми глазами, замечая, как она ведет плечом от цепкого взгляда. И отчего-то мужчина лишь сейчас понимает, что ее нелюбовь к красному цвету связанна с фактом, как сильно он его любит. Ненависть к своим волосам и тому самому алому кимоно обусловлена лишь тем, как он смотрит на нее, стоит ей заколоть пряди в незамысловатую прическу и надеть праздничный наряд. Он прожигает ее глазами, желая запечатлеть это снисходительное лицо шаринганом, и слышит еле заметное, едва слышное сердцебиение, заставляющее жадно впиться взглядом в ее живот. Мужчина видит, как ее зрачки расширяются, и она кладет ладонь чуть ниже пупка, дергаясь под его взглядом, пока он хищно скалится, отплевываясь кровью, и заходится в предсмертном, каркающем смехе. Учиха Мадара никогда не проигрывает. Он всегда берет то, что хочет. Может, он и оказался повержен в одной битве, но выиграл целую войну на века вперед. Ведь теперь он знает, что душа Лисы навсегда замкнется для Хаширамы, и в решающий момент для него станет кристально ясным: она всегда была открыта для него. Последнее, о чем он подумает перед смертью, что у наследника Мито не будет грязной крови поганых Сенджу. Что его род не прервется. Потому что Учиха Мадара никогда не проигрывает, и даже в многолетней битве за Лису награда оказалась слаще любых войн.