***
Мин натянуто улыбается, отвечая коротким кивком на приветствие одного из знатных гостей и внутренне ликуя, что этот занудный старик, мечтающий открыть свои фабрики на Севере, наконец отстанет от него вместе со своими наиневыгоднейшими предложениями. Мужчине ужасно душно находиться в настолько забитом людьми месте. За это он и любил свою страну и её обычаи, в рамках которых не нужно было думать о пышных балах и развлечениях, где каждый был свободен в своих действиях, если не нарушал закон. Многие считают, что у северян лёд вместо сердца. Юнги готов с этим поспорить. Да, он не щедр на улыбки и лесть, но в его груди уже давно распустилась алая роза — символ страстных чувств и искренней преданности одному единственному человеку. Хоть этого и не видно внешне, внутри всё изранено острыми шипами, врезающимися в кожу и пускающими свой самый сладкий, но губительный яд точно по венам. Король знаком с понятиями «забота» и «нежность» и, как никто другой знает, как много они значат, чтобы разбрасываться ими по пустякам. Настоящие чувства — те, что выдерживают испытание расстоянием и временем. Это то, что или погубит тебя, или возвысит до небес, а потом швырнёт в водоворот судьбы, оставив безвольно барахтаться и глотать горечь, вытекающую из собственной души, выждет момент, когда в лёгких закончится воздух, и станет трудно дышать, и только тогда подарит настоящее наслаждение и оставит качаться на ровных волнах океана в бесконечный штиль. Этому его научила мать, и Мин безмерно благодарен ей за то, что не успел натворить ошибок, за которые потом пришлось бы расплачиваться ценой упущенной жизни. От навязчивых мыслей мужчину отвлекает появление наследного принца, и Юнги следовало бы отвернуться, чтобы никто из присутствующих не посчитал его идиотом, но отвести взгляд от ослепительного одеяния юноши было невозможно. Белоснежная рубашка из тонкого полотна с пышными кружевными манжетами и обильно украшенная оборками спереди заправлялась в узкие штаны, на которые были надеты белые чулки. Поверх, плотно облегая грудь и талию с фальшивой бляшкой на спине, располагался, подчёркивая прелестное телосложение Пака, иссиня-чёрный жюстокор, сшитый на зависть западным модникам. Вместо пуговиц — драгоценный камни, на подоле — изящные золотые узоры, опоясывающие костюм, словно плющ оградную стену. Чимин, на правах хозяина, умело притянул к себе взгляды многих гостей, обворожив их своей чудной улыбкой, словно роскошная взбалмошная девица толпу сплетников и порицателей. Мин беззвучно обругал себя за такое сравнение, но иначе выразить мысли не мог и поспешил перевести своё внимание на противоположный угол, чтобы скрыть замешательство и остаться невозмутимым. Да, Юнги определённо не любит показушную радушность и определённо уверен в том, что как только официальная часть бала подойдёт к концу, и из зала тактично попросят выйти тех, кто пришёл лишь засвидетельствовать своё почтение королевской семьи, на него со всех сторон накинуться высшие вельможи и первые лица государства, точно пираньи, стремящиеся ухватить своими зубами как можно больше мяса и содрать с плоти всю кожу, чтобы сожрать даже кости. Да, их торговые отношения с Югом однозначно подлежат пересмотру из-за недавно открытых залежей алмазов и золота на северных землях, однако, Мин ещё не уверен, что готов обсуждать этот острый политический вопрос один на один с голодными львами в закрытой клетке, несмотря на то, что это сделать придётся, как бы ни хотелось уклониться от ответа и попросить задать что-нибудь полегче. Время тянется слишком медленно, и Мин не уверен, что его натянутая улыбка совсем скоро не превратится в раздражённую гримасу, отпугивающую всех, кто подходит к нему ближе, чем на пару шагов. Краем глаза он замечает располагающихся на постаменте музыкантов и необдуманно сжимает бокал с вином крепче, пытаясь найти хоть одну причину, чтобы не видеть и даже не пытаться смотреть на то, что будет происходить дальше, зная, что для него это закончится нелицеприятно и весьма драматично. — Ваше величество… «Благослови тебя, господи», — успевает подумать, прежде чем сделать поворот на сто восемьдесят градусов и склонить голову в знак уважения. — Ваше высочество. Чимин отвечает на его жест своим, принимая обмен любезностями. — У вас был долгий день. К тому же, полагаю, наши празднования Вам непривычны. Не стоит себя этим утруждать. Если позволите, я отдам приказ, и Вас тут же сопроводят в ваши покои, — Чимин поднимает на короля свой фирменный взгляд с прищуром и смотрит, кажется, прямо в душу. Юнги ему это безропотно прощает. — Великолепный вечер, не находите? — вопрос, на самом деле, риторический. — Я прекрасно провожу время и благодарю Вас за тёплый приём. Надеюсь, в дальнейшем отношения между нашими странами останутся такими же мирными и дружелюбными, — улыбается, замечая, что за их разговором пристально следят, и будто безобидным взмахом руки даёт понять это собеседнику. — Можете в этом не сомневаться. Завтра мы всё обсудим на заседании в Кабинете Министров. Уверяю, Вам не о чем переживать, Ваше величество. Все договорённости будут исполнены точно в срок, а новые удовлетворят обе стороны, — Пак едва заметным движением поправляет кружева на одном из своих рукавов, что умело подмечает его гость и расплывается в удовлетворённой улыбке. — Превосходно, Ваше высочество. Я полагаюсь на Ваше доброе слово, а теперь, по всей видимости, Вы должны меня извинить, ведь я отнимаю Вас и Ваше время у прелестной дамы, которая всё не решается вмешаться в наш диалог. Это делает ей честь, Ваше высочество, но будьте осторожны, молодость — пора интриг и ошибок, особенно в дворцовых стенах, — делает ударение на последних словах, несколько презрительно прищуриваясь. — Не стоит беспокоиться, Ваше величество, — Чимин поджимает губы, не обращая внимания на мимику собеседника и услужливым жестом приглашая даму присоединиться к ним. — Мадмуазель попросила меня представить её Вам. С вашего позволения, моя кузина, маркиза де Ли Кюнгми. Девушка, облачённая в тёмно-бардовое платье с корсетом, зауженным на талии, и длинной оборкой юбок, плотно расшитой жемчугом и драгоценными камнями, с надетой на лицо маской, являющей собой часть наряда, едва заслышав приглашение, тут же сложила веер и поспешила присоединиться, не забыв продемонстрировать каждому в зале свою очаровательную улыбку. — Ваше величество, — Кюнгми низко приседает, опуская голову и не смея поднять её, пока король не ответит уверенным приветственным жестом. — Мой дорогой кузен обещал познакомить меня с Вами. Право, не сочтите за дерзость, но я давно этого ждала. Вы, наверняка, знакомы с моим дядюшкой — бароном де Ли Лантеном. Он владеет крупными мануфактурами по текстильному производству. Моё платье — дело рук его умелых мастеров, Ваше Величество. — Оно очень Вам идёт, маркиза. Я восхищён тем, что в вашей стране есть настоящие профессионалы своего дела, — Юнги кидает взгляд на Пака, который не заставляет труда прочесть. Юноша едва заметно кивает, будто принимая последнюю реплику на свой счёт. — Возможно, Вашему величеству будет интересно рассмотреть сотрудничество с нашим предприятиями. Я слышала, на Севере не хватает ресурсов для этого ремесла. Мы с дядюшкой могли бы пойти навстречу Вашим условиям, — достаточно дерзко и самодовольно тянет девушка, и Чимину хочется самостоятельно отрубить ей язык за такую бестактность. Однако, та выглядит спокойно, будто и не переживает вовсе, что перед ней стоит сам Северный король. Мин на такой выпад тихо и низко смеётся, запивая торжественность момента шампанским. — Уважаемая маркиза, Вы красивы. Это плохо. Вы умны. Это ещё хуже. Но не печальтесь, несмотря на правдивость суждения, оно отнюдь не для меня. Благодарю за предложение, я обещаю Вам над ним подумать. А сейчас не откажите ли Вы мне в танце? — он протягивает даме руку и дарит Чимину полуулыбку, означающую глубочайшие извинения. — Ни в коем случае, — Кюнгми учтиво принимает этот жест, отвечая глубоким реверансом. Наследному принцу кажется, что ещё немного, и он разобьёт что-нибудь в этом зале собственными руками. Дворецкий, вовремя подошедший сообщить о том, что Ким Намджун, один из великих сановников, ожидает его аудиенции, удерживает Пака от непоправимого.***
На смену дню приходит тёмная, тучная ночь. Она, словно ярая и могущественная владычица, забирает то, что принадлежит ей по праву, закрадывается в каждое окно, заглядывает под каждое деревце, прячет в своём величии звёзды, озаряющие путь заблудшим странникам, будто маяки, скрывается в собственной тени, таит опасность, затягивающую в бездну мрака с одного взгляда. Верные спутники, вещие северные ветра, тоже при ней. Юнги ощущает их на духу. Пристально наблюдает за ночным небом, стоя на небольшой террасе, выходящей во внутренний двор замка. Погода меняется, и это нельзя не заметить. К утру быть грозе. Мин чувствует себя повелителем мира, не подчиняющегося людским законам, а томное ожидание переполняет всё его нутро, растекается по венам, просачивается в кровь, въедается в кожу. Мужчина знает, скоро его спальню наполнят совершенно другие ароматы, поэтому он спешно покидает открытое пространство, плотно закрывая за собой все ставни, чтобы дать поленьям в камине немного разогреться и протопить комнату. Стрелки часов медленно отсчитывают минуты до долгожданной встречи, а в сердце короля теплится искра безумия, настигающая его каждый раз, когда он приезжает в соседнюю империю. С каждым разом она становится всё больше, и это отнюдь не о государстве, а об одном маленьком обещании, которое он когда-то дал в пылу юношеской беспечности и неопытности, но до сих пор не выполнил, вопреки своим идеалам и убеждениям. Его мысли прерывает тихий, довольно боязливый, но различимый стук в дверь. Мин считает, что можно было бы обойтись и без этих игр, ведь в такой час его могло побеспокоить только одно обстоятельство, в противном случае, на ноги бы встала вся резиденция, однако, о безопасности и чести забывать не стоит. В их непростом, Юнги бы даже сказал, скверном обществе даже у стен есть уши, и этим нельзя пренебрегать. Мужчина отчего-то медлит. Набирает полную грудь воздуха и резко выдыхает, расплываясь в улыбке. Подходит к прикроватной тумбе, на которой располагается круглый серебряный поднос с чашей, наполненной фруктами, графином с водой и небольшим гранёным кубком с выгравированным гербом королевской семьи. Нельзя не признать — поистине тонкая, ювелирная и, наверняка, дорогостоящая работа. Такое полагается только особым гостям, и Юнги рад быть среди них по многим причинам. — Войдите, — не приказ, скорее просьба. Дверь распахивается, в комнату на мгновение проникает свет от канделябров, висящих на стенах в коридоре, и тут же исчезает, не оставляя после себя ни щёлочки, ни всплеска. Тишина. Только стук бешено колотящихся сердец, так долго ждавших и жестоко изнурявших друг друга расстоянием. — Ваше величество… — Чимин… Сказанное одновременно и едва слышно. Оба замолкают, привыкая к обществу на двоих, где нет места пафосу, лести, избыточной услужливости и чересчур изысканной вежливости. Между ними нет секретов, только обильно кровоточащие раны в виде недомолвок, возникающих из-за понятных правил поведения, которые никогда не дадут благословения им быть вместе. Пак поднимает глаза на мужчину, замирая, не в силах оторвать взгляд. В голове — рой мыслей. «Скучал ли? Надеялся ли? Ждал ли?..» Наследный принц знает, что с Юнги он может быть честен, как ни с кем другим, но это не спасает его чуткое, влюблённое от сердце от волнений и глубоких переживаний, разбивающихся о каменное самообладание северного короля. Юноша решается, больше не имея желание терпеть, вмиг пересекает несчастные несколько метров между ними, бросаясь в жаркие объятия, доверчиво раскрытые только для него. Чувствует, как Мин прижимает его к себе, словно старается удушить своей любовью, зарывается носом в волосы, вдыхая любимый запах духов, который теперь, кажется, повсюду. Чимин более не сдерживается, ненадолго отрывается, чтобы обхватить лицо короля в свои ладони и рассмотреть чуточку ближе, насладится близостью, впитать в себя тепло приятных прикосновений и расцеловать каждый миллиметр грубоватой от морозов и тяжести возложенного бремени и обязанностей кожи. Мужчина наклоняется чуть ниже, подставляется под незатейливую ласку, так долго скрывающуюся под маской статуса и положения, и не может сдержать широкой улыбки, когда наконец удаётся поймать губы Пака своими и впиться в них со всем желанием и страстью, которая не давала спокойно жить и смотреть на недосягаемое при свете дня самое главное сокровища Его величества. — Мой король, — самая сладкая похвала из молодых уст. — Моё яркое солнце, дарящее мне покой и надежду… — Не нужно, мой принц, — Юнги останавливает его лёгким качанием головы, зная, что таких высоких од в этой комнате достоин только сам Пак. — Моя душа и слёзы моей матери, окропившие твоё личико в серебряном блеске луны. Я считал дни до нашей встречи и засыпал лишь с мыслью, что скоро ты снова будешь со мной и подаришь моему сердцу нежнейшую из своих улыбок. — Я готов посвятить тебе свою жизнь без остатка, если ты того попросишь, — Чимин отвечает на реплику таким же шёпотом, словно боится осознать, что всё происходящее между ними может быть лишь плодом его воображение, ведь их тайная встреча под покровом ночи — уже посягательство на святую мораль. — Ты не ответил на моё последнее письмо. Оно пришлось тебе не по вкусу? — Гонец задержался в пути из-за сильных бурь, поэтому я получил его на две недели позже обычного срока. К тому времени мы уже готовились к отбытию, поэтому я решил, что ответ могу передать лично. — О, в этом нет нужны, если ты здесь… — Мой нагрудный карман. Он там. Листок, сложенный вчетверо. — Я не посмею, — для Чимина такая простота — верх бестактности, которая была бы оказана его дорогому гостю. Выворачивать на свет чужие секреты из их собственного кармана непростительно. Юнги, замечая сомнения, отразившиеся на лице принца, только улыбается, не видя в этом ничего постыдного. — Оно твоё, душа моя. Сделай это сам и прочти вслух, — мужчина разводит руки в стороны, кивая головой и якобы показывая, что он готов принять любое движение возлюбленного. Пак поджимает губы, тихо вздыхая и поднимая руки к чужому вороту. Расстёгивает пуговицы на плотном кафтане, незатейливыми движениями отодвигая подклад, при этом не понимая, как можно ходить в подобном целый день, ведь жара от каминов во дворце вполне достаточно, и излишнее количество утеплённой ткани может привести к удару, но Юнги, кажется, не обращает на это никакого внимания, пристально следя за действиями принца. Излюбленная королём грубая рубаха с обрубленными рукавами, на которую ранее надевались широкие кожаные портупеи с прорезями для кинжалов, чтобы не натирать чувствительную кожу, располагается на своём месте. Как и было сказано, в единственном нагрудном кармане, помимо подаренного Чимином медальона на удачу во время кровопролитной войны несколько лет назад, — лишь лист бумаги, немного измятый, но не потерявший от этого своей значимости. — Дорогой Чимин, я получил твоё письмо с последними лучами заката. Они напомнили мне нашу первую встречу. Ту самую, когда мы гуляли у реки и долго пили кофе в беседке. Тогда солнце точно так же играло в прядях твоих волос, напитывая их ярким сиянием. Последние недели погода отнюдь не радует, но с твоей весточкой в мои земли и в голову пришла твоя чудесная улыбка, согревшая моё озябшее без тебя сердце, — юноша в очередной раз поднимает взгляд на Мина, вальяжно усевшегося на широкой кровати, и борется с яростным порывом отбросить бумагу и присоединиться к нему, но удерживает себя от резкого шага и возвращается к чтению. — Мой луноликий принц, не тревожься о новостях с Запада. Они не посмеют ничего предпринять, даже если позволят себе дерзость пренебречь Восточным трактатом. Ни один континент сейчас не допустит военных действий после недавних великих, но разрушительных побед Севера. Я не хвалюсь, душа моя, не упрекай меня в этом. Я хочу лишь спокойствия для тебя и ясности мысли. Не печалься ни о чём. Через две недели мы снова будем вместе. Я мечтаю о том, чтобы хоть на минуту прижать тебя к своей груди, пригреть в своих объятиях и почувствовать бархатистость твоей кожи. Приклоняю колено пред твоим образом и жду встречи. С пламенной любовью. Юнги. Юноша замолкает на несколько секунд, бережно прижимает письмо к своей груди дрожащими пальцами, чувствуя пристальный взгляд и не находя в себе сил совладать с ним. — Мой главный страх — потерять тебя, Юнги. Я боюсь не получить ни строчки в ответ однажды, боюсь, что в один день ты забудешь меня, а мой лик померкнет в сравнении с кем-то другим. Всё было бы намного проще, родись я женщиной, но… — Но ты тот, кто ты есть, Чимин, — король рывком покидает ложе, подходит ближе, обнимая чужую талию и укладывая голову на плечо принца. — Я не могу поклясться тебе в вечной верности и назвать тебя своим супругом не потому, что считаю происходящее между нами глупой интрижкой и могу в любой момент найти замену, а потому, что не смогу защитить тебя от собственной семьи. Никто не примет такой правды. Может быть, через год или два тебе подберут замечательную девушку, с которой вы обязательно поженитесь и родите не менее очаровательных малышей, и тогда моё сердце замёрзнет, уснёт вечным сном, а я более никогда не появлюсь в этом дворце из уважения к нашей похороненной любви. — Не смей, — Пак накрывает ладонь мужчины своей, пытаясь заставить себя обернуться и взглянуть в глаза возлюбленного. — Не смей говорить такое, — он и сам знает, что это, вероятно, окажется правдой, но не желает думать об этом в такой час, когда у них осталось всего ничего. — Умоляю тебя. Что бы ни произошло завтра, отдай судьбе приказ отпустить тебя в мои объятия ещё на одну ночь, — заклинает. — Всё, что пожелаешь, мой принц, — Юнги переходит на шёпот, едва заметно улыбается, склоняясь чуть ниже и касаясь губами открытой части шеи. Чимин вздрагивает, прикрывая глаза и разрешая себе забыть обо всём. Не без чужой помощи сбрасывает с плеч в миг ставшую ненужной накидку, вызывая у короля тихий смешок. Юноша знал, куда шёл, и знал, что в пышных и изящных одеждах не будет смысла, особенно, когда нет ни единой свободной минуты на то, чтобы справиться со шнуровкой корсетов. — Посмотри на меня, — Мин просит — Пак незамедлительно выполняет и тут же тонет в опьяняющем поцелуе. Мужчина с ним трепетен, не спешит давить своим напором, наоборот, даёт раскрыться самостоятельно, вытягивает каждую каплю своей харизмой, опустошает и сердце, и разум, заполняя освободившееся место собой. Мягко направляет, расправляясь с пуговицами белоснежной рубахи на юном теле, подталкивает к кровати, и Чимин не выдерживает, сдаётся. Разрывает поцелуй, обвивая чужую шею руками и привставая на цыпочки, прислоняется лбом ко лбу, мысленно прося позаботиться о себе. Юнги понимает без слов, принимая любые условия. Подхватывает ценную ношу под бёдра и бережно укладывает на постель, сминая шёлковые простыни и наслаждаясь открывшимся ему видом. Сердце стучит, вторя чужому, едва давая вздохнуть. Мужчина погружается в омут своих чувств с головой, ощущая покалывание на кончиках пальцев и крупную дрожь под ладонями. Они не забыли, каково это — быть в объятиях друг друга. Какого это — наслаждаться каждым касанием и больше не думать о том, что осталось за дверью. Чимин задыхается от поцелуев, солью проходящихся по искусанным до крови губам, спускающихся ниже по шее, до груди. Юноша знает, Мин — потрясающий любовник, и с ним есть нечто большее, чем «запредельно хорошо». Это невозможно описать словами, это как чувство глубокой привязанности, когда уже не можешь представить себя с кем-то другим, ведь Юнги оставляет после себя лишь пепел, а его запах, сильный, стойкий аромат, оседает в лёгких, не спеша ускользать, наоборот, оставляет долгие воспоминания. Король наслаждается нежной молочной кожей, пропитанной маслами и настойками из трав, обильно пробует на вкус, будто намеревается съесть Чимина целиком, и умело доводит того до грани, когда желание смешивается с потребностью, а увлечение превращается в необходимость. Ему кажется, что он крупно подсел на зовущий его сорванный голос, смешивающийся со стонами, на сладостное выражение лица, когда Пак ответно задевает его слабые точки, даря невообразимую бурю эмоций, на переплетение пальцев и небольшие следы-полумесяцы, оставленные принцем в порыве страсти и остроты ощущений, когда Юнги неожиданно входит грубо и глубоко. Чимину же кажется, что на его теле отпечатывается каждый взгляд, брошенный Мином, чтобы удостовериться, всё ли в порядке с его возлюбленным, каждый жест, будь то нежное поглаживание или крепкая хватка в попытке притянуть ближе, рваное дыхание или тихий шёпот у самого ушка. Мужчина любит до покрасневших запястий и заметных синяков на упругих ягодицах, несколько стёртых коленей и локтей, до хриплых просьб и звучных стонов. Чимин принимает всё без остатка, исполняет любой каприз, нежится в словах любви и тонет в ощущениях. Каждая клеточка его тела будто обостряется, молит уделить ей внимание, тут же получая желаемое. Юнги знает, что Пак умеет доставлять удовольствие и бесчестно этим пользуется, отдавая принцу полную свободу и власть не только над своим сердцем, но и телом. Он не считает количество раз, упивается одновременно дерзостью и невинностью представшего пред ним юноши, опустошает до дна, разделяя с ним часть собственного безумия. — Ваше величество, прошу Вас, откройте! — настойчивый стук за дверью, граничащий с ударами, способными выбить дверь. Мин узнаёт в нём голос стражника, провожавшего его накануне и замирает, притягивая Чимина за затылок к своему плечу, чтобы тот был чуть тише. — Ваше величество, мы слышали крики — предписано проверить все комнаты в этом крыле! — мужчина едва не смеётся, пока принц мстительно насаживается глубже, чуть прикусывая собственную ладонь и полностью игнорируя возлюбленного. — Здесь вам нечего искать. Уходите, — бросает и, вскидывая брови, валит юношу обратно на спину, упрямо разводя чудные ножки шире и прикрывая тому рот ладонью. — Пошёл вон, или прикажу казнить, — грозно рычит, когда солдат за дверью не унимается и не убирается восвояси. Пак, засматриваясь на такого властного мужчину, чувствует, что в очередной раз близится к точке невозврата и обращает всё внимание правителя на себя, доводя и его до пика. Высокий стон тонет в поцелуе, будто задушенный стрелами вендетты, а оба, кажется, распадаются на мириады частиц, погребённые под огнём собственной любви. Уже позже, когда Чимин укладывает голову на грудь Мина, поближе к сердцу, и вслушивается в его размеренное дыхание, приходит долгожданное спокойствие и умиротворение. Он знает, что после сумерек наступает рассвет, и время, отведённое им судьбой, вот-вот иссякнет, но ничего не может с этим сделать, кроме того, как выпросить ещё несколько драгоценных минут у солнца, чтобы провести их в объятиях самого дорогого человека.