***
Настоящее время Когда школьный семестр подходит к концу, Гарри наблюдает сезонное зрелище — Том, пытающейся проверить все свои экзаменационные работы с длинными ответами в течение двух недель. Они работают здесь уже больше десяти лет, и Том до сих пор не изменил своего образа жизни. Гарри отказался от попыток изменить его поведение и смирился с двумя неделями ворчливого, слегка напряженного мужа. Все, что Гарри действительно может сделать в это тяжелое время — это наполнить чайную кружку Тома и накинуть уродливое одеяло Сириуса на плечи мужа, когда тот неизбежно засыпает на диване. Как-то вечером Том спит, уронив голову на стол. Гарри раздумывает, не разбудить ли его— час ранний, и спать, сгорбившись, неудобно. Проблема в том, что если Том проснется, он будет настаивать на том, чтобы вернуться к работе, а Гарри этого не хочет. Гарри наблюдает, как Том дергается, волосы падают ему на лицо, когда он поворачивает голову в сторону. Здоровая простота и естественность этого движения побуждает Гарри подойти и положить левую руку Тому на плечо. — Эй, — говорит Гарри. — Том? Том мгновенно просыпается, моргая и открывая глаза, и садится, опираясь спиной на руку Гарри. — М-м-м? Сколько сейчас времени? — Наверное, тебе пора переодеться в пижаму, — говорит Гарри, проводя рукой по лопаткам Тома. — Соня. Том кашляет. Гарри подозревает, что он едва сдерживает зевок. — Мне нужно проверить ещё работы, — говорит Том. Гарри бросает взгляд на стол. Это не стопка студенческих экзаменов, как он ожидал. Это дневник, который он подарил Тому на Рождество два года назад. Дата четко обозначена в верхней части страницы, за ней следует размытая фотография их двоих с пятого курса. Большинство самых приятных воспоминаний Гарри об учебе в Хогвартсе пришлось на тот год. Эта конкретная фотография имеет большое значения лично для него, поэтому Гарри решил сохранить ее, несмотря на размытость. При ближайшем рассмотрении дневника Гарри понимает, что дата вверху страницы на самом деле не сегодняшняя. Это запись Тома за первое сентября этого года, а это значит, что Том, должно быть, открыл эту страницу, чтобы посмотреть на фотографию.***
Сентябрь 1995 года Гарри дремал на своем сиденье, когда кто-то резко постучал в дверь купе, заставив его упасть на пол, а очки съехать набок. Пока Гарри искал за что ухватиться, сидя на полу, он услышал, как открылась дверь и кто-то вошел в купе. — Гарри, я не хотел тебя напугать… Руки мягко обхватили Гарри за предплечья и потянули вверх. Гарри нащупал очки и сфокусировал взгляд на лице Тома. — Том? — Во плоти. Гарри выпрямился, поправляя джемпер, зная, что его щеки, вероятно, пылают. Робкий взгляд на него показал, что Том стал выше, долговязее, чем Гарри помнил. Очень похоже на результат скачка роста как у Рона, только плечи Тома были не такими широкими, и в том, как Том держался, прямо и гордо, была определенная элегантность. Том тоже переоделся в хогвартскую мантию, и к его груди был приколот блестящий значок старосты. — Ты староста, — не задумываясь, озвучил Гарри. — Да, — Том немного нахохлился, откинув голову назад, но затем быстро опомнился, и его лицо стало серьезным, когда он добавил, — Я видел Грейнджер и Уизли. Это прискорбно. Ты должен был получить эту должность, Гарри и… Гарри пришлось прервать его, пока Том не увлекся. — Все в порядке, Том. Честно говоря, я не стремился стать старостой. Все, кажется, думают, что это то, о чем я должен опечалиться. Я счастлив за Рона и думаю, что он действительно этого заслуживает. Том, казалось, на секунду задумался, а потом снова улыбнулся. — Тогда я рад, что мои соболезнования излишни. — Разве тебе не нужно делать обход? — спросил Гарри, разглядывая значок, приколотый к мантии Тома. — Я решил зайти к тебе, — сказал Том, приподняв бровь. — Как ты понимаешь, обход состоит в том, чтобы проверить всех студентов. Гарри не смог сдержать улыбки. — Понимаю. Не хотелось бы, чтобы ты в первый же день уклонялся от своих высоких и могущественных обязанностей старосты. Ты же знаешь, я мог бы, не знаю, упасть на пол, как идиот, и нуждался бы в помощи. Том рассмеялся. Звук был теплым, дружелюбным и знакомым, и Гарри вдруг очень обрадовался, что он был полусонным, когда Том вошел, потому что иначе он не отпустил бы глупую шутку, которую Том нашел забавной. Атмосфера развеялась, когда лицо Тома вновь приняло обычное спокойное выражение, а глаза потемнели и стали серьезными. Том так внимательно смотрел на него, что это почти нервировало. Том облизнул губы и сказал на более серьезной ноте: — Ты вряд ли идиот, Гарри. Я думаю, ты гораздо умнее, чем думаешь. Гарри был уверен, что ему не удалось сдержать свой румянец, потому что Том улыбнулся ему и добавил: — Но если ты снова упадешь на пол, я думаю, меня можно убедить протянуть тебе руку помощи.***
Настоящее время Гарри удалось заставить Тома надеть пижаму, но не убедить своего дорогого мужа лечь в постель. Том отказывается отойти от стола. — Еще десять работ, — говорит Том. — Нет. — Это не займет у меня много времени, Гарри. Час или около того, и тогда ты сможешь получить столько моего внимания, сколько пожелаешь. Том сладко улыбается и проводит ладонью по руке Гарри. — Нет. — …Пять работ. — Никаких работ! Том надувает губы и целует Гарри в щеку. — Три работы. Тогда я закончу со своими второкурсниками. Гарри размышляет, подсчитывает в уме, прикидывает, что Том, вероятно, скинул до этого конкретного числа, потому что знал, что оно будет наиболее приемлемым. — Нет, — говорит Гарри. — А если попробуешь, то будешь спать на диване. Ты всю неделю этим занимаешься, Том. Тебе нужно сделать перерыв. — Прекрасно. Небольшой перерыв, а потом я закончу проверять работы. Том берет его за руку и сплетает их пальцы вместе, а затем тащит Гарри к дивану. Гарри улыбается, позволяя Тому свернуться калачиком за его спиной, чтобы они могли обняться. Том цепляется, как осьминог, длинные руки обхватывают Гарри за талию, пальцы щекочут грудную клетку. — У тебя такие холодные руки, — жалуется Гарри, извиваясь. — Тогда надень побольше одежды, — парирует Том. Затем он кладет левую руку ладонью вниз на тонкую ткань футболки Гарри. Гарри издает неприличный звук от холода и чувствует, как Том смеется ему в волосы. — Злой мерзавец, — говорит Гарри, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Тома. — Хм. Ты хотел, чтобы я сделал перерыв, — бормочет Том. — Я просто наслаждаюсь, как ты и хотел. — Все, что связано с тобой — это тайный гнусный заговор, — со вздохом говорит Гарри, откидываясь на грудь Тома, хватая его холодную руку и потирая ее большим и указательным пальцами. — Я должен был знать наперед.***
Сентябрь 1995 года В конце концов Том вышел из купе, чтобы заняться своими обязанностями старосты. Гарри не мог перестать думать о нем. Несправедливо, подумал Гарри, что в тот единственный раз, когда он попытался почитать наперед, он не только заснул, но и был совершенно отвлечен случайным появлением Тома. Том был… красивым. И у него была приятная улыбка, когда он считал нужным использовать ее должным образом. Настоящая улыбка, а не та, которой он одаривал профессора Слизнорта, или насмешливая, которую он использовал среди своих собратьев-слизеринцев. Улыбка, которую Гарри любил видеть, была той, что была у него, когда они смотрели друг на друга, как бы банально это ни звучало. Это было особенное ощущение — видеть эту улыбку. Зная, что Том чувствует себя достаточно комфортно, чтобы быть самим собой, когда они вместе. Кто-то в купе напротив внезапно вскрикнул, привлекая внимание Гарри. Но что бы там ни происходило, это не имело к нему никакого отношения, поэтому он проигнорировал звук. И тут он заметил, что шарф Тома лежит на сиденье напротив. Должно быть, Том положил его, когда поднимал Гарри с пола. Гарри подобрал шарф. Зеленые и серебряные полосы, слизеринская нашивка, пришитая к одному из концов. Ткань еще была теплой, и Гарри лениво подумал, сохранила ли она запах. Он был слишком ошеломлен и смущен ранее, чтобы заметить, использовал ли Том одеколон. Обычно они не были достаточно близки, чтобы Гарри мог различить такие вещи, и Том, вероятно, не пользовался им все время. Последний раз Гарри чувствовал этот запах в прошлом году, на Святочном балу. Прошлый год. Теперь, когда он думал об этом, ему казалось, что это было давным-давно. В тот вечер он танцевал с Томом, только один раз. И… и Гарри всегда жалел, что они больше не танцевали, потому что Том был замечательным, так хорошо танцевал, и от него так приятно пахло, и… Гарри прикусил губу, достаточно сильно, чтобы слабый укол боли отвлек его от мечтательных мыслей о танце с Томом Риддлом под заколдованным потолком Большого зала. Гарри больше всего жалел, что согласился быть парой Седрика Диггори. Потому что иначе он мог бы пойти с Томом, и они могли бы танцевать каждый танец вместе, а не только один. Шарф безвольно повис в его руке и он провел по нему большим пальцем. Может быть… может быть, ему стоит пойти и вернуть его Тому? В конце концов, это было бы правильно. По-гриффиндорски. В поезде было довольно прохладно, и если Том заболеет, он не сможет выполнять свои обязанности старосты. Гарри знал, что быть старостой очень важно для Тома. В прошлом году он все время говорил об этом — как он собирается отобрать титул у Малфоя. Том действительно заслужил этот титул. У него были отличные оценки, и он никогда не выходил за рамки приличия на публике. Том занимался и другими вещами, которые Гарри не совсем одобрял, но тот понимал, что Слизерин — это не то же самое, что Гриффиндор. Что у Тома была глубоко укоренившаяся потребность показать себя своим сверстникам, чего бы это ни стоило. Но изучение темной магии — это не то же самое, что ее использование. По крайней мере, так Гарри это оправдывал. Если он когда-нибудь увидит, что Том делает такие вещи, он скажет ему, чтобы он прекратил. Сириус прочитал ему не одну лекцию об опасностях темной магии, о том, что она делает с душой, и Гарри никогда не позволил бы Тому встать на этот жестокий путь, которому поддались многие родственники Сириуса.***
Настоящее время Лёжа в объятиях Тома, Гарри почти засыпает. Что не является желаемым результатом, потому что если он заснет, то Том вернется к своей проверке. Поэтому он должен бодрствовать. Том, каким бы придурком он ни был, тихо бормочет себе под нос и рисует успокаивающие узоры на голове Гарри. Вот же засранец. Гарри женат на ужасном, злобном засранце. — Я знаю, что ты делаешь, — говорит Гарри. Он не будет зевать, он не будет зевать. — Это еще один злой заговор, и на меня он не подействует. — Рассказывай, — весело говорит Том. — В чем я виновен на этот раз? — Очевидно, пытаешься склонить меня ко сну. — Полагаю, что именно ты пытался сделать это со мной, - говорит Том. — Ты заставил меня переодеться в пижаму. — Это называется ассоциация, - бормочет Гарри. — Ассоциируй пижаму со сном. — Умно с твоей стороны, — говорит Том. — Но я гораздо выше того, чтобы заснуть просто потому, что одет в пижаму. — Фигня. Он снова хочет зевнуть, и Гарри не в силах сдержать себя. Это звучит довольно забавно из-за его наполовину прерванной попытки, как будто он соплохвост, а не сонный поневоле волшебник. — Может быть, тебе лучше пойти спать, — шепчет Том, и Гарри чувствует, как эти слова слегка вибрируют у него в голове. — Нет, — говорит Гарри, делая вид, что повышает голос. — Только если ты тоже ляжешь со мной в постель. Том прижимается щекой к голове Гарри и тихо вздыхает. Гарри любит такие моменты близости. Они успокаивают, как будто он плывет на облаке в форме Тома. — Ты смешон, — говорит Том. — Это моя работа — присматривать за тобой, — говорит Гарри. — Это входит в должностные обязанности человека, который замужем за тобой. Я знаю, потому что я тот, кто их написал. Я написал книгу о… — Гарри делает паузу, чтобы подавить еще один огромный зевок. — О том, как быть твоим мужем. — Ты был бы экспертом, — ласково говорит Том и продолжает гладить Гарри по волосам. — Ты единственный, кто знает меня изнутри и снаружи. Гарри кладет другую руку Тома себе на колени, чтобы он мог держать ее. — Это много информации, — говорит Гарри. Как Том выглядит во сне, как говорит, когда увлечен какой-нибудь темой. Какие любимые продукты Тома (фрукты, спелые и сладкие, с ароматом; в основном апельсины, но также и виноград), какие продукты предпочитает Том (овсянка с посыпкой коричневого сахара; слегка подгоревший тост с маслом; мягкое самобичевание, напоминающее о времени в приюте). Люди, которых Том любит, кроме себя: их семья, их друзья. Их ученики и коллеги. Как однажды Том утверждал, что никогда никого и ничего не любил, только Гарри, и как Гарри знает, что это неправда, потому что на самом деле Том всегда боялся любить других. Все свое детство Том был отвержен — нежеланным отцу, который бросил его; игнорируемым приемными родителями, которые никогда не выбирали его; ненавидимым другими сиротами, которые сторонились его. Поэтому Гарри изо всех сил старался смотреть на Тома, по-настоящему видеть его, быть добрым и признать того человека, которым он действительно был, человека, который существовал за пределами факультета змей и ничем не примечательной фамилии. За годы, проведенные вместе в студенчестве, Гарри был расстроен и разочарован, осознав, что он был, вероятно, первым и единственным человеком, который когда-либо делал это — относился к Тому как к человеку, которого нужно любить, и поэтому он сделал это своей миссией, чтобы быть уверенным, что Том никогда больше не останется без этого чувства.***
Сентябрь 1995 года Гарри было трудно найти Тома. Поезд был длинный и переполненный, и у Гарри никогда не было привычки бродить по нему в одиночку, когда тот был в движении. Он мог бы постучать в какое-нибудь купе и спросить, не знает ли кто-нибудь, где Том, но это казалось неловким по причинам, которые Гарри не мог точно назвать. Он найдет Тома и вернет ему шарф, и ему не нужна ничья помощь. — Тебе нужна помощь, Гарри? — спросил Колин. — Я могу пойти с тобой! — Хм, спасибо, Колин. Но я думаю, что сам справлюсь. — Ладно! — Широко раскрытые глаза Колина стали круглыми, как блюдца. — Просто дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится! Этим летом у меня новая камера, хочешь посмотреть? — Конечно, но позже, — поспешно ответил Гарри. — Мне нужно найти Тома, ладно? Но все равно спасибо. Колин был достаточно мил, но временами слишком любопытен. Гарри не возражал, когда Колин таскался за ним на тренировки по квиддичу и тому подобное, но было странно быть предметом такого поклонения, когда Гарри не чувствовал, что сделал что-то такое, чтобы заслужить это. — Шарф Тома? — спросила Джинни, увидев его. Ее лицо было довольно нейтральным, но в глазах был озорной блеск, который Гарри знал слишком хорошо. — Да, — сказал Гарри. — Он случайно оставил его в моем купе. Поэтому я хочу вернуть его ему. — Как по-рыцарски, — улыбнулась Джинни. — Не забудь передать ему привет. Итак, путешествие Гарри продолжалось. Если быть честным, он ожидал увидеть Тома в купе, полном людей, потому что тот был довольно популярен и имел много друзей, даже если сам Том говорил, что на самом деле не считает их всех своими друзьями. Что Гарри не совсем понимал, потому что друзья были друзьями, и все они, казалось, очень хорошо ладили. Впрочем, все было в порядке, потому что Том говорил, что они с Гарри были друзьями, говорил это очень часто, и это заставляло Гарри чувствовать себя особенным, когда его считал другом тот, кто утверждал, что у него их немного. Поэтому он был удивлен, когда наткнулся на Тома в тамбуре поезда, стоявшего в одиночестве. — Гарри, — сказал Том, когда их взгляды встретились. — Тебе что-то нужно? Гарри протянул слизеринцу шарф. На самом деле он держал его все это время. Сейчас он был теплым по другим причинам, чем до этого… — А, — Том шагнул вперед и положил руку на шарф. Их руки соприкоснулись, и пальцы Тома сомкнулись на шерстяной ткани. — Спасибо. Я и не заметил, что забыл его. Гарри слишком долго колебался, прежде чем отпустить шарф; Том потянул его на себя, и Гарри, спотыкаясь, сделал шаг вперед. Теперь их разделяло совсем небольшое расстояние. — Извини, — сказал Гарри, чувствуя, как знакомый румянец окрашивает щеки. Но пальцы не отпускали шарф — он застыл на месте, зачарованный взглядом Тома. Том осторожно высвободил шарф из рук Гарри, распутал петлю и аккуратно обернул его вокруг шеи и плеч Гарри, держа один конец в каждой руке. — Гарри, — сказал Том. — Я хотел тебя кое о чем спросить. Гарри уже слышал этот вопрос раньше. Он уже слышал этот вопрос в прошлом году, перед Святочным балом. Том сказал это перед тем, как пригласить Гарри на бал, и Гарри был вынужден сказать «нет». Но на этот раз он мог сказать «да». Гарри мог ответить «да» на любой вопрос Тома. У него перехватило дыхание, застрявшее в груди вместе с глупыми мечтами и безмолвной тоской. Если Том попросит, Гарри выберет его; это было так просто. — Да? — спросил Гарри, не смея надеяться, что его постигнет горькое разочарование. Но Том не разочаровал. Том спросил тихим голосом, который был слышен только Гарри: — Не окажешь ли ты мне честь стать моим парнем?***
Настоящее время Хорошая вещь в том, чтобы быть тем, кого обнимают, заключается в том, что если Том попытается пошевелиться и уйти, есть приличный шанс, что внезапное движение заставит Гарри проснуться. Так что Гарри остается только распластаться, как особенно упрямая морская звезда, на теле Тома и надеяться, что многочисленные точки физического контакта помогут ему не заснуть. — Я хочу проверить еще только три работы, — говорит Том. — Не так уж много я прошу. — Больше никаких споров, — говорит ему Гарри. — Только обнимашки. Это мое новое правило. Только обниматься на диване. Никаких разговоров о работе, никаких дел. Это зона, свободная от работы. Он крепче прижимает руку Тома к груди, чтобы подчеркнуть свою фразу. Если Том заснёт с рукой в таком положении, то тем лучше. — Ты все время работаешь на диване. — А теперь не буду! Из-за нового правила! Честно говоря, Том, хотя бы постарайся придерживаться его. — Я сделаю это, как только ты заснешь, — говорит Том. — Я так и знал, — повторяет Гарри. — Я так и знал, так и знал. Коварный план. Хорошая попытка, но я не собираюсь спать. Том проводит костяшками пальцев по ключице Гарри. — Если ты настаиваешь. Они лежат так еще некоторое время. Гарри чувствует, как поднимается и опускается грудь Тома, слышит его тихое дыхание у самого уха. Особая колыбельная, специально для него. Именно тогда Гарри решает, что лучше продолжать говорить, чтобы его разум мог продолжать бодрствовать. — По крайней мере, осталось всего две недели, — ворчит Гарри. — После, у нас будет свободное время на все лето. — Сириус все время твердит мне, что у него опять какие-то планы, что бы это ни значило, — жалуется Том. — Я боюсь, что он отправит нас в Австралию и бросит там на растерзание местной дикой природе. — Ты волшебник или кто? — риторически спрашивает Гарри. — Я благоразумен, — говорит Том в ответ. Гарри усмехается. — Я скажу Сириусу, что ты боишься медоеда. — Ах, но ты только что раскрыл мой гнусный заговор, — говорит Том самым официальным тоном. — Когда мы прибудем, я собираюсь скормить тебя медоедам. Идеальное убийство, так как никто не заподозрит обезумевшего от горя вдовца. — Да, — говорит Гарри. — Представляю, сколько убедительных слез ты прольешь на моих похоронах. Том прижимает губы в поцелуе к голове Гарри, его объятия немного сжимаются. — Если бы я старался не плакать, это был бы спектакль всей моей жизни. Гарри хмыкает в знак согласия, тронутый этими словами. — Оу. Я знал, что ты будешь скучать по мне! Это очень мило, Том. Том фыркает и ничего не говорит, затем высвобождает руку из хватки Гарри и лениво машет рукой в направлении своего стола. — Эй! Я же сказал, никакой работы! — протестует Гарри, пытаясь сесть, чтобы перехватить летящий в их сторону предмет. — Расслабься. Это просто мой дневник. Том тянет Гарри обратно на себя, а затем ловит тетрадь в середине полета, после того как он подплывает к ним. Гарри снова садится и смотрит, как Том открывает его и лениво листает страницы. — Я видел, что ты смотришь на первое сентября. — Это был особенный день, — размышляет Том, роняя дневник на колени Гарри, и держа его открытым на том самом дне много лет назад. День, которым Гарри будет дорожить всю оставшуюся жизнь.***
Сентябрь 1995 года — Ты хочешь, чтобы я стал твоим парнем? — ошеломленно спросил Гарри. Потому что именно это он и хотел услышать.… но все равно не ожидал. Том продолжал смотреть ему в глаза, но его лицо слегка покраснело. — Да, Гарри. Ты меня правильно расслышал. — Я… да, — сказал Гарри, запинаясь. — Конечно, да. «Да», которое он хотел бы сказать ещё в прошлом году. — Да? — повторил Том, моргая, а затем его брови опустились от легкого недоверия, глаза засверкали от гордости, а губы растянулись в самой красивой улыбке. — Да, — горячо ответил Гарри, сокращая дистанцию, хватая Тома за плечи и притягивая к себе для поцелуя. Они оба улыбались, и поначалу их зубы стучали друг о друга немного неловко, но это был самый лучший поцелуй в жизни Гарри. Когда они отстранились, руки Тома отпустили концы шарфа и обняли Гарри за талию. Кое-кто в купе начал аплодировать, и Гарри скорее увидел, чем услышал яркую вспышку фотоаппарата. Но отстраниться, чтобы повернуться и посмотреть, было последним, о чем он думал, потому что Том смотрел на него с таким глубоким выражением, с такой любовью, что Гарри покраснел от интимности этого момента. Том никогда раньше не смотрел так — ни на него, ни на кого-то другого. Когда Том смотрел на него так, как будто Гарри повесил луну и звезды и зажег само солнце в небе над ними, Гарри чувствовал, что они были единственными людьми во всем этом поезде, если не во всей Великобритании. И сердце его было переполнено. Это было правильно. Как будто его сердце было предназначено для Тома с самого начала, и теперь оно наконец то успокаивалось, в то время как руки Тома соскользнули, чтобы схватить его, удерживая их вместе. Это был идеальный момент. За этим, конечно, последовало громкое заявление Колина: — Я сделал фотографию, Гарри! Том! Я заснял это на камеру, хотите посмотреть? Лицо Тома стало сердитым от того, что их прервали, и он частично отодвинулся, чтобы посмотреть через плечо Гарри. Гарри двинулся, чтобы вмешаться, прежде чем Том совершит убийство, но даже так, руки Тома крепко держали его, и Гарри ничего не мог с собой поделать, когда его рот скривился в еще одной сияющей, слащавой улыбке.***
Настоящее время Хотя фотография была сделана в переполненном, движущемся поезде, Колин на самом деле проделал отличную работу, поймав правильный момент. Угол был немного неудачным, и у Гарри было видно больше затылок, а не лицо, но он и Том, очевидно, были в объятиях друг друга, и еще более очевидно, были в процессе замечательного поцелуя. — Не только ты не смотрел в камеру, — ворчит Том. — Я был ослеплен ярким светом. — Нам повезло, что Колин был там, — говорит Гарри, не впечатленный. — И подумать только, я сказал ему не помогать. Том двигается на месте. — Мы могли бы хранить воспоминание в Омуте памяти. Гарри игнорирует неуклюжие попытки Тома оправдаться и держит дневник так, что Том вынужден смотреть на него. — Есть какая-то особая причина, по которой ты вспомнил сегодня о том дне? Том выдаёт нейтральным голосом. — Никаких особых причин. Возможно, внезапный сентиментальный порыв. Гарри знает, что его глупый муж может впасть в угрюмое настроение, когда ему требуется дополнительная забота и внимание. Том часто забывает, что все, что ему нужно сделать, — это попросить. Гарри откладывает дневник в сторону и, извиваясь, переворачивается на бок, вглядываясь в лицо Тома. — А теперь я хочу спать, — заявляет Гарри. — Замечательно. Тогда я провожу тебя в постель. — Ты пойдешь со мной, — любезно говорит Гарри. Терпеливо. Том прищуривается, вероятно, чтобы оценить серьезность Гарри и посмотреть, насколько сильно он может надавить. Что будет не так уж легко, потому что Гарри уже настроился на свой текущий курс действий. — Я хочу, — говорит Гарри, выдыхая эти слова и кладя ладонь на грудь Тома, обтянутую пижамой, прямо туда, где бьется сердце, — лечь в постель и обнять мужа. Лицо Тома борется с самообладанием, переходя от нерешительности к гордости и желанию. Гарри нечасто играет скромницу. Том, конечно, делает это достаточно за них обоих. Но Гарри точно знает, что если он будет дуться, если будет флиртовать и очаровывать эго Тома достаточно хорошо, то он добьется своего. Потому что Тому трудно сказать ему «нет», когда они близки, независимо от того, физическая это близость или эмоциональная. Это очень опасное оружие, но Гарри никогда не использует его слишком часто, вместо этого предпочитая уговаривать и убеждать другими способами. Сегодня, однако, Гарри хочется побаловать себя. — Пожалуйста? — спрашивает Гарри, широко раскрыв глаза. А потом он выпячивает нижнюю губу, совсем чуть-чуть, чтобы привлечь внимание Тома. Том бормочет что-то неразборчивое. Гарри приподнимается и целует Тома в подбородок. — Видишь? Сон может иметь свои преимущества. Это вызывает его неохотную улыбку. Глаза Тома слегка морщатся по краям, его взгляд теплый, его веселье отчетливо проявляется в том, как он склоняет голову набок. Гарри сияет, довольный такой реакцией, и быстро целует Тома в губы, прежде чем сесть, дергая его за руки. — Пора спать, — говорит Гарри, слегка подпрыгивая на носках. Том садится, позволяя Гарри поднять себя. Затем он тянет их соединенные руки, пока Гарри не оказывается достаточно близко для объятий. Их руки скользят друг вокруг друга, словно кусочки головоломки встают на свои места, и Гарри кладет голову Тому на плечо. Они слегка покачиваются, словно танцуют, и Гарри проводит рукой по волосам Тома. Гарри — единственный человек в мире, который может сделать это. Кто может держать Тома вот так, нежно и доверчиво. Гарри знает, что в сердце Тома есть место для любви к другим людям. Это была комната, которую Гарри помог открыть: расчистить паутину и заполнить пространство уютными коврами и креслами. Создать дом в сердце, которым Том всегда боялся пользоваться. Их жизнь полна, и Гарри никогда ни в чем не будет нуждаться. Нет ничего, что Том не мог бы дать ему, если бы тот попросил. И хотя Гарри считает благословением все эти маленькие моменты их прекрасной жизни—наставничество их учеников, обеды с их друзьями и семьей, шутки над Сириусом через Камин — вот в такие моменты, когда они оба просто погружены друг в друга, Гарри безумно рад, что самая большая часть сердца Тома всегда будет принадлежать только ему.