taxi

— Да, тут такое дело, ты не против, если я с собой другого пассажира возьму? Ему примерно туда же. Уён улавливает примерно половину слов из поставленного на громкоговоритель телефона, потому что бегать по квартире в виде очень бедного привидения без штанов, пытаться найти паспорт и уложить волосы одновременно в принципе не получится ни у одного здорового человека, тем более слушать невероятные речи с чистым британским акцентом заведомо провальная идея. Не то чтобы он не понимал Джима, просто сейчас он очень не кстати говорит больше, чем «Хорошо, скоро буду», и это напрягает. Передразнивая всевозможные звуки «о», Уён мечется от ящика к ящику и чуть не забывает крикнуть: — Жду! Дешёвая деревянная полка с шумом вываливается из комода, падая бедному прямо на палец левой ноги, и Уён не упускать шанса посостязаться с тупым куском дерева в громкости. Конечно, он использует запрещённые приёмы и переходит на личности (даже теоретическая мать ящика не остаётся не упомянутой), но ему можно. — Что? Эй, ты там в порядке? — обеспокоенный голос друга-такиста через динамик доносится до победителя в отвратительном качестве. — Да-да, всё отлично, жду! Уён быстро сбрасывает звонок и откидывает телефон на кровать в надежде, что он не пропадет там бесследно, как это решили сделать все его остальные вещи сегодня. Окинув себя взглядом (не без слёз) в зеркале, он всё-таки решает дозастегнуть эту белую большую рубашку и приняться за укладку, потому что она намного приоритетнее, чем чёрные брюки на данный момент. Да, кстати, он больше никогда не поведется на современные тренды: хватит этой ужасной рубашки-оверсайз, которая не очень приятно липнет к телу. Уён купил её только потому, что ему так сестра сказала, да и на Хеллоуин когда-то нужна была. О том, что он целое утро отлеплял наклеенных пауков от этой проклятой штуки, можно промолчать — слишком уж дорого ему далась роль привидения на любимом празднике Чонхо. Сама Чонхо, устрашающая по своей натуре, тогда оделась в милую фею с лиловыми крылышками; Уён клянётся: где-то там точно был спрятан окровавленный нож, возможно даже с настоящей кровью. Пнув побеждённый ящик, Уён самодовольно бежит в ванную за фиксатором для волос и находит паспорт рядом с зубной пастой. Наверное, зачитался, пока сидел на троне. В любом случае, выбегает он уже хотя бы в штанах — уже половина очков шкалы уверенности есть. Другая половина пришла вместе с тремя звонками от Чонхо, на которые Уён, конечно же, не ответил. Он лучше потом скажет, что в переходе напали, отобрали телефон, а самый смелый брат в мире взял и отбился от хулиганов! Идеальный план. Машина Джима с милым жёлтым значком такси уже ждёт внизу; Уён ветром мчится и открывает заднюю дверцу, надеясь, что кто-то там ещё сядет спереди. Не тут-то было: не только один Уён-и любит чувствовать себя королевой вечера и садиться назад, а может, в Нью-Йорке все так делают?.. Галантный мужчина в довольно официальном костюме (не то, что неопрятный размахай Уён) спокойно приподнимает бровь и кивает, и тут происходит невероятное открытие: — Галстук! Точно! — на чистом корейском, почти матерном. Вспотевшая рука за долю секунды прижимается к открытому лбу, но уже поздно, уже слишком поздно… Карета тронулась… — Извини? Уён прожигает взглядом узкий черный галстук на подкачанной груди незнакомца и, будучи суперэрудированным, понимает, что ответили ему на таком же корейском, ну, разве что, поприличнее. — Какова вероятность, что человек в идеально сидящем костюме вдруг носит с собой второй галстук на случай, если какой-то рандомный парень из такси забыл свой? — приподняв брови и сжав губы в надежде на чудо, Уён поднимает взгляд на лицо незнакомца и мысленно даёт себе пять. Его собственная укладка получше будет — хоть где-то он преуспел. — Эм… Наверное, ноль целых одна стотысячная? — О, так вы, ребята, уже знаете друг друга? Под насмешливый взгляд Уён отчаянно бьётся головой о переднее сидение и уже сожалеет об этом, потому что его идеальная чёлка стала похожа на обычные сосульки, ну а ещё начала побаливать голова. Единственный плюс в данной ситуации — он хотя бы не забыл надеть штаны, а то всякое бывает. Протяжный стон великомученика оповещает Джима, что стоит заткнуться и вести машину, раз уж он вызвался перевозить иммигрантов по Нью-Йорку. — Нет, просто совпадение в этносе, — пренебрежительно кидает незнакомец таким тоном, будто бы у него украл пять долларов какой-нибудь попрошайка, и прижимается ближе к окну. Уёна это, конечно же, не обрадовало, он, вообще-то, душа компании! В мире ещё нет таких людей, которые были бы против нахождения в его обществе, а если когда-нибудь и будут, то только из-за пропасти между поколениями. Даже тогда он будет самым смешным дедом в мире, который будет хранить нелегально у себя какие-нибудь запрещенные вещества и револьвер. Револьверы крутые. — Главное — и хватает наглости же… — начинает бубнить себе под нос Уён, сложив руки на груди и выпятив нижнюю губу, — не помочь, да еще и так… Мне, вот, тоже некомфортно ехать с каким-то заносчивым ублюдком… Ехать с красивым, умным, веселым и красивым ублюдком намного лучше… Чего ворчит… — Ты сказал «красивым» два раза. Кажется, Уён немного забыл, что в данный момент понимающих корейский людей немного больше, чем обычно. — Ага, чтоб ты запомнил. Секундное превосходство и гордость за себя (так урыть это же надо!) тут же сменяется горьким осознанием, что, в общем-то, он просто сидит и мешает человеку спокойно ехать в вызванном такси. А ведь Уён ещё даже не сказал, что он супер секси… — Так, ну тогда надо вас познакомить, раз уж... — начинает Джим, выруливая машину на Шарлотт стрит. — Не надо, — тихо, но отчётливо перебивает сидящий рядом. Ну вот тут Уён выпадает окончательно. Неужели даже банальные правила приличия, хорошего тона или ещё чего-то там нельзя было применить? Поразительная невоспитанность просто возмущает его до глубины души, но этого, всё же, недостаточно чтобы развязать конфликт. — Да, не стоит. Не умру от горя. Хотя бы потому, что мне как-нибудь нужно будет случайно пролить кофе на кое-чью рубашку, а там уж мой жизненный долг исполнен. Одна просьба: на надгробии с задней стороны напишите мою биографию… И предпоследний абзац можно начать со слов: «Однажды в одном такси его жизнь снова приобрела смысл и перевернулась: какой-то ублюдок возомнил себя ледяной принцессой и своим осколком так глубоко ранил сердце бедного Уён-и, что он решил отомстить…». Сгрибившись, он отзеркаливает недавнюю позу незнакомца и отворачивается к окну. Так сказать, как относишься к другим, так другие и относятся к тебе, вот Уён и будет вредничать, потому что он сам не заслужил такого отношения, видите ли, он тут со всей душой! А в ответ что! Вот она — цена его доброты сердечной и совершенно бескорыстной любви к человечеству… — Чёрт! — ругается на весь салон Джим на какого-то неприятного водителя, решившего подрезать их машину прямо на перекрёстке. Изначально не пристегнувшийся Уён так-то тоже был не против навести порчу на того типа, что заставил его сейчас лежать на груди незнакомца, обхватив руками его бедра для подстраховки. Но он слишком занят пребыванием в полнейшем шоке, чтобы посмотреть куда-то ещё, кроме черных широко раскрытых от удивления глаз напротив. — Эм, — тёмный язык еле проскальзывает меж неловко-презрительно искривлённых губ, но Уён успевает заметить, — Джим, останови, пожалуйста, тут, возле кофейни. Уён подскакивает, словно пришибленный, и выпускает из своих объятий беднягу. Ну вот и всё, теперь он один должен доказывать слишком любопытному Джиму, что они точно не знакомы и вообще в первый раз видят друг друга. Разве это не худшее за сегодня? Кричащая чуть ли не на всё приличнейшее здание с панорамными окнами, до которого Уён все же добрался, Чонхо всем своим видом говорит красное «нет». Уён думает, что если бы слова были бы людьми, то его сестре даже состязаться не пришлось бы за такое место. — Чон Уён, как же ты мне дорог! Кстати, в соседней помойке прикида поприличнее не завалялось? Или ты подрался с местными за галстук и проиграл? Да эта история даже лучше, чем та, которую он сам недавно сидел придумывал. Даже близко к правде в каком-то смысле. — Ага, местные там настолько слабаки, что сбегают от моих обнимашек. — Может, они посмотрели на тебя и поняли, что тебе их спальные мешки с объеденными сосисками нужнее. Будучи абсолютно сформировавшейся личностью со своими приоритетами и целями в жизни, Уён показывает язык. Чонхо глубоко вздыхает и присаживается в ожидании; она, как обычно, выглядит хорошо и обманчиво мило. Её чуть пухлые округлые бедра скрывает дорогая юбка в клетку, а пышную грудь обтягивает классическая белая рубашка. Убранные в пучок тёмные волосы порядочно там и сидят, и только двум завитым прядкам позволено приклеено обрамлять овал лица. — А кстати, на сколько нам назначено? — Уён пользуется перемирием и садится рядом. — На десять тридцать. — Что?! Я думал, что я уже опоздал, а нам еще целых пятнадцать минут сидеть тут! Да, временами он просто поражается способностью Чонхо предсказывать будущее. Она начинает уверять, что все по плану и что пока можно проверить документы, если они хотят пройти регистрацию своего акционерного общества. Уён всегда знал, что Чонхо далеко пойдёт со своим невыносимым характером, с которым только яблоки руками разламывать. Время проходит незаметно: Уён даже успел помечтать о новой квартирке в центре Нью-Йорка, чтобы и с вытяжкой на кухне, и с электрической плитой, может с отдельной душевой комнатой… Осталось, всего лишь там, разбогатеть. — Тебе ещё повезло, что именно я взяла с собой все нужное, даже ксерокопию твоего паспорта на всякий случай, вот, подержи пока это всё, — Чонхо-босс складывает всевозможные папки, уставы и бумажки на еле стоящего на своих двух братца, а сама поправляет одежду, завидев работника. — Добрый день, меня зовут Кан Ёсан, я ваш юрист в текущем деле. Уён не может поверить в то, что кратчайший путь к квартире в центре Нью-Йорка он потерял ровно полчаса назад, когда угрожал пролитым кофе этому Кан Ёсану в такси. Теперь вряд ли их АО зарегистрируют, но он всё ещё может попробовать подкупить его старым-добрым способом — натурой. Ради сестры, ради сестры… Пока Уён фантазировал о своей голой жопе в этих руках, Чонхо уже поздоровалась и пытала взглядом братца уже как секунд пять. А он поделать-то ничего и не может, потому что понимает, что прямо сейчас его, в принципе, при большом желании могут засудить за какие-нибудь оскорбления или угрозы. Может, всё вместе. — Извините, кофе не предложу, у нас тут запрещено горячее оружие, а чай закончился, — Ёсан пронзительно смотрит прямо в испуганные глаза Уёну и, кажется, улыбается. Невероятно. Чонхо, всё еще раздражённая оцепенением брата, непонимающе смотрит на них обоих, окончательно задерживая свой взгляд на раскрасневшемся Уёне. Он считает, что ему должны быть благодарны хотя бы за то, что в такой стрессовой ситуации он ничего не уронил и не перепутал! А если бы ещё споткнулся и упал! Ну, тогда уж и интервью неплохо было б взять, игровую комнату хотелось бы глянуть… *** В ёсановых теплых объятьях так хорошо; Уён готов клишированно провести так целую жизнь, а может лучше и просто раствориться в этих крепких руках. Его бережно гладят, на него смотрят и его слушают, а потом вообще щекой к щеке прикладываются. На мягкой белой простыни скользят солнечные лучи, а за окном свободно развеваются ярко-зелёные листья — Уёну очень нравится, но он не смотрит. Гораздо завораживающе смотреть в глаза Ёсана, потому что в них это всё отражается и перемешивается вместе с глубокими чувствами. Ёсан такой добрый и заботливый, думает Уён, когда его руку сверху накрывают своей и невесомо целуют куда-то в линию челюсти, скорее просто касаются губами. — У тебя тут так сонно… — Может, возьмёшь недельку отпуска? Скажешь, что твоему безработному другу нужна эмоциональная поддержка и что ты должен притвориться своим в его логове бездельника, и тогда будем спать целыми днями. Ёсан тихо посмеивается прямо в шею, щекоча прерывистым дыханием. Уён, кажется, в раю. — Может и возьму. А может, скажу начальству, что я нашёл бухгалтера и что нам не придётся больше тонуть в неразобранных договорах. Мне порядком надоело каждый раз просчитывать огромные счета за других. — О боже, мне придётся работать! — Уён драматично падает на подушки и прикрывает глаза. — Ага, и я перестану быть твоим шуга дэдди. Пропуская момент, где Ёсан каким-то невероятным образом превращается в полуголого Аполлона с тем же лицом, Уён притворно стонет и закатывает глаза. Обнажённые плечи так и манят коснуться, поэтому он не отказывает себе в таком удовольствии, перетягивая Ёсана на себя, чтобы было удобнее. Кончиками пальцев Уён медленно проходит по шее и поднимается до подбородка; натыкается на взгляд, полный не виденными ранее обожанием и лаской, и почему-то хочется уткнуться куда-нибудь в чужие ключицы и зареветь. Странное чувство. Возможно, это всё утренняя эрекция. — Уён-и, разбуди меня кнутом, и я отвезу тебя в палаццо Рокко… — Что? — Ты мой антидот… Лимонная детоксикация… Уён непонимающе моргает и пытается включить немного мозг, но что-то безвозвратно идёт не так. — Малыш, отшлёпай меня. Так. Поставить на звонок whiplash было явно плохой идеей, ровно как и те попойки, на которых, проиграв в пивопонг, ты выполняешь чьё-то постыдное желание. Честно говоря, Уён предполагает, что тот чел, загадавший желание поставить на будильник олицетворение пика карьеры энсити, просто сам хотел перестать стыдиться своей любимой песни. Что ж, Ёсан пропал, а невероятная лирика незабываемой баллады продолжала раздражать левое ухо. Какой ублюдок звонит в такую рань? С закрытыми глазами Уён нащупывает телефон и только сейчас осознаёт, что ему только что приснилось. Остаточные теплые чувства, конечно, периодически растекаются по пальцам, но вряд ли они смогут победить необъятный кринжище. — Доброе утро, Уён-щи, ваша сестра не отвечает, поэтому я звоню вам. Ваш вопрос с гражданством решился быстрее, чем я предполагал, и уже сегодня вы можете забрать документы. У меня свободное окно в шесть. Агрессивно потирая глаза, Уён пытается прислушаться к потоку бесконечных и непонятных слов, типо реально, у него был вопрос с гражданством? Ни с каким гражданством он не разговаривал. Кстати, а с кем он разговаривает? Учитывая, что это корейский язык… Нет, непонятно… — Мистер Чон? Вам нужна помощь? — продолжает доноситься из динамика только уже на английском, и Уён осознаёт, что ещё не сказал ни слова в ответ человеку из его снов. — А, нет-нет, да, я… Я приеду сегодня в шесть. Очередная неловкая ситуация, связанная с Ёсаном, неплохо так бодрит — замечает Уён и смело открывает глаза слепящему солнцу, резко принимая сидячее положение. Из горла выдавливается тихий стон, потому что головокружение и резкая боль в глазах в сочетании с очередным актом неконтролируемого падения в чужих глазах — то еще состояние. — С вами точно всё в порядке? Из последних сил Уён надеется, что никаких пошлых предположений Ёсан не сделал, и скорее стремится завершить звонок. Какое счастье, что никогда больше они не встретятся и даже разговаривать не будут. — Если честно, не очень, — боже, что он несёт, — Мне, оказывается, нужно успеть к шести доварить своё зелье отмщения. Пришлось выдернуть клок волос и добавить его в котёл, чтобы быстрее сварилось. С этого дня Уён запрещает себе говорить. На том конце раздаётся низкий смешок: — Больше похоже на рецепт приворотного. Шокированный и раскрасневшийся Уён мямлит что-то неразборчивое и бросает трубку от греха подальше. В голове был вариант ответить Ёсану, что приворотное вряд ли делается из волос, но это было бы как минимум вульгарно. И вообще, что это он тут флиртовать взялся?.. А что самое главное, что это ему тут в ответ прилетело?.. Да, сейчас самое главное позвонить Чонхо и отправить её вместо себя — спокойная счастливая жизнь ему обеспечена. *** «Чон Уён, ты можешь хотя бы раз поступить как взрослый человек, а не как детсадовец?! У меня самой дел полно.» Ситуация хуже некуда. Остаётся несколько часов до выхода, а все его надежды на приличную смерть в восемьдесят два в своей кровати разбились об острые скалы самого кринжового флирта, который только можно себе представить. Уён даже ещё от своего сна не отошёл, а тут такое придётся пережить… Последнее желание, конечно же, это исполнить свой долг перед тем, как он умрёт со стыда прям в кабинете Ёсана. В честь такого Уён даже кровать заправил, а ещё нашёл под ней галстук — кажется, это хороший знак! Утешает себя, как может. Зато сегодня он будет самым красивым, самым умным и самым успешным и наконец нормально оденется: официально и горячо. В такие же места только так и одеваются, правда? Да, хорошо, что его айкью хватило хотя бы на то, чтобы подходяще подобрать образ, а про работу в исполнительных органах Уён даже не заикается. Сама мысль о какой-то ответственной профессии вызывает у него что-то вроде аллергической реакции: начинают дико слезиться глаза. Уён — человек, вообще-то, добрый и понимающий, поэтому уже минут пятнадцать бродит по магазину и ищет, что бы такое подарить Ёсану. Ну а что, надо же извиниться за своё некорректное поведение, плюс, может, будет друг-юрист… Никогда не лишне, он считает. Итак, что можно купить незнакомому человеку, перед которым сто раз облажался? Конфеты? А если у него аллергия или непереносимость чего-нибудь? Тортик? А не жирно будет с тортом завалиться? Нет, всё не подходит. Вдруг Уён видит очаровательную рыжую кружку с розовенькими кошачьими лапками и сразу узнаёт в ней юного мальчишку Ёсана, которого он увидел, когда пролистал его инстаграм сегодня днём. Как можно ассоциировать кружки с людьми и почему Уён долистал прям до таких давностей — две загадки от Жака Фреско, на размышление даётся тридцать секунд. Ещё и коробочка такая миленькая: вся розовая в полосатых котах и вроде бы приличная. Да, остаётся только надеяться, что такое действительно можно подарить незнакомому человеку, чтобы он его не ненавидел. Но этого мало. Уён на всякий случай ещё прикупает средних размеров букет простых разноцветных тюльпанов; у цветов же нет гендера! Отличная идея, считает он и уверенно стремится к пункту назначения. «Чем ближе к смерти, тем ближе к смерти» — отличный девиз, который придумал Уён прямо перед дверью в нужный отдел. Уже три минуты как пробило шесть часов, а он стоит жмётся и жуёт нижнюю губу, смотря в неяркую табличку «34». А может это вообще не тот кабинет. Но в прошлый раз он был тут, так что рабочее место Ёсана, скорее всего, должно быть здесь… Ну, начать можно с малого: хотя бы просто заглянуть и посмотреть, не занят ли он, будет достаточно. Просовывая кудрявую (специально завился по такому поводу) голову в проём, Уён находит его ровно за своим столом, пишущим что-то в ежедневнике: Ёсан выглядит чуть ли не лучше готовившегося Уёна, на нём отлично сидит чёрный свитер, а рукава закатаны примерно до локтей; пряди чёлки выбиваются из хвостика прямо на нахмуренный лоб. Чтобы не показаться невоспитанным, Уён здоровается со всеми, кто находится в кабинете, и начинает ловить неловкие взгляды на себя, свой букет и коробочку. — Это тебе. Искренне извиняюсь за своё отвратительное поведение в общественном транспорте. Да, наверное, когда на него посмотрели, как на дебила, Уён понял, что не должен был такого делать. Теперь это выглядит как убогий подкат? Господи, может он просто возьмёт что-то там и свалит по-быстренькому? Глаза Ёсана расширились от приятного удивления, а его щёки стремительно начали краснеть; кажется, это было и вправду слишком. Тем не менее, Уён заметил, как чужие губы сложились в тонкой скромной улыбке. — Спасибо. Если бы он не ожидал чего-то от Ёсана, вряд ли бы Уён что-то расслышал — настолько тихими были его слова благодарства. Это так мило, что даже сам Уён не может сдержать улыбки. Сзади раздаётся заинтересованное «Ооо...», и только тогда становится понятно, в какое неловкое положение он поставил парня. — Ого, Ёсан, ты не говорил, что у тебя есть парень, — с насмешкой кидает женщина возле самой двери и огромного растения. — Что? Нет, мы не... Вы перепутали… — неловко улыбнувшись, Уён пытается хоть как-то защитить бедного Ёсана, но получается не очень хорошо. Это можно понять хотя бы по тому, как стыдливо он прикрывает глаза ладонью и усердно пытается раствориться во Вселенной. — Ладно-ладно. Я ухожу, ты закрываешь кабинет; кстати, не забудь нормально окна закрыть, а то вчера у меня все отчётные слетели с подоконника. — До встречи, — кивает Ёсан, облегчённо вздыхая, когда эта особа наконец свалила из их королевства. Оказывается, кроме этих двоих тут никого и нет; Уён сразу не заметил, потому что в глаза первым попадаются высокие зелёные деревца чуть ли не у каждого столика, а потом только рабочие места с людьми. В целом обстановка приятная на глаз, и больше всего нравится парню тёплые розово-рыжие стены с солнечными зайками на них. Парочка зеркал отражают динамичные солнечные лучи, пробивающиеся сквозь жалюзи, один из них падает прямо на скулу Ёсану — он морщится, но забивает на это дело. Уён присаживается напротив и, признаться, чувствует себя как дома. Пока заявленный юрист распаковывает кружку, он не стесняется спросить: — А почему все ушли? — Рабочий день закончился. Ой, как мило… — улыбаясь уже шире, Ёсан ставит круженцию на свободное место возле принтера и принимается искать нужное. — Утром ты сказал, что у тебя свободное окно. — Я соврал. — Зачем? — по-детски хмурится Уён, не понимая, что тут вообще происходит. Вообще, если ему известно про сон, то тогда всё сходится: это Ёсан тут ведьма, которая шарит за приворотные зелья, а сейчас вообще сожрёт пацана. — Просто. Ваше дело трёх минут, мне не сложно немного задержаться, а вам чем быстрее, тем лучше. Кофе? Уён в принципе выпадает с предложения выпить кофе — ему становится ещё страшнее, чего это он? Что это за такая высшая степень доверия — кофе? — Почему у меня такое чувство, что мне пора спасаться бегством? Очаровательно посмеиваясь, Ёсан группирует все бумаги вместе и отдаёт владельцу: — Поздно: я запру дверь, как только ты соберёшься уходить. Подпиши тут, тут, тут и в конце всех этих страниц в правом нижнем углу, где подпись заказчика. Они что-то заказывали? Да, с каждым таким разом Уён удивляется, как Чонхо разделила все акции поровну между ними, потому что он вообще только неделю назад узнал об этом движе. Оказывается, она даже нанимала кого-то… Разве тут можно кого-то нанять? А зачем… Не помешало бы поинтересоваться, конечно, что он такое подписывает, но как же сильно он далёк от этого всего... юридического… Максимум, на что он готов, так это посмотреть, не берёт ли Ёсан кредит на его имя. Пока Уён осторожно выводит закорючки на важных листах, Ёсан пытается пристроить букет в прозрачную коричневую вазочку, хмурясь, потому что не очень хорошо помещается. — Всё? С трясущимися руками Уён наблюдает, как хуманизация кошкообразного БДСМ-костюма отвлекается и берётся за проверку; проверку на натуральность сам проваливает, когда начинает разглядывать бедра в обтягивающих брюках и открытые по локоть руки. Господи, вот это костяшки… — Мм, на этом еще в углу напиши то же, что и в договорах, в начале свои данные. И дату, подпись. — Уён беспрекословно выполняет все приказы, — Один договор твой, второй мой, всё остальное — тоже ваше. Самым честнейшим образом он пытается сфокусироваться на деле, но смотреть, как изгибается Ёсан, пытаясь нормально закрыть окно за столом и тумбочкой, намного интереснее. Внезапно Уён ловит его взгляд на себе и в дичайшем стрессе быстро закусывает облизанные губы от неловкости: — А мне два паспорта вписывать? Или только американский? — Американский. Когда всё готово и Уён хочет заплакать от внезапного краша и его безнадёжности (он почти на 100 процентов уверен в гетеросексуальности его юриста), сама снисходительность ходит с козырей: — Мне мама недавно отправила родного корейского рамёна. Раз уж я себя тоже не очень прилично вёл, то предлагаю поужинать в качестве извинений. Сказать, что Уён чуть не пискнул от радости, значит ничего не сказать. У него в принципе башка отказывать медленно начала по такому поводу, потому что никто не знает, как можно было встать и положить свою ладонь в протянутую чужую, искренне думая, что его зовут как минимум на танец. — Боже, Уён, мне нужна моя копия договора. Как же стыдно. *** За этот вечер Уён узнал столько всего нового, что буквально не мог уснуть полночи. Во-первых, юристы в его понимании всегда были бездушными чёрствыми скотами с комплексом справедливости, на что Ёсан забавно фыркнул и высказал свою точку зрения насчёт безработных. Уён сделал вывод, что юристом быть круче, чем раздолбайным чмошником, живущим за счёт налогов добросовестных жителей Америки. Собственно говоря, юристом-няшкой-стесняшкой-мояшкой быть вообще клёво. Во-вторых, Ёсан рассказал ему свою историю о том, как будучи девятилетним ребёнком с мамой переехал в совершенно незнакомую страну с непонятным языком, и что с тех пор его детство закончилось, потому что его мать вышла замуж за старенького англичанина по расчёту. Никто особо им не занимался, никто не воспитывал или учил жизни, если и были какие-то развлечения, то все они были организованы явно не семьёй. Как таковая семья развалилась спустя несколько лет после брака: мама и отчим не сошлись в быту и постоянно ссорились. Зато богатый англичанин отбабахал половину имущества — примерно тогда уже меркантильность матери победила ещё несформировавшиеся цели маленького Ёсана. Так он пошёл в юриспруденцию, совершенно того не хотя. Уён слушал и даже забывал есть; кроме рамёна кстати Ёсан приготовил ещё всяких вкусных штук, которые они очень быстро съели. А потом ради приличия нужно было поведать о своей биографии, но Уён ограничился очень коротким рассказом: — Эх, вот моя сестра тоже вышла замуж по расчёту: нашла себе папика. Он ей и гражданство, и дом в Манхеттене… Я отслужил, и она мне подарила маленькую квартирку на окраине города. — Ну, ты тоже мог бы найти себе папика. В США однополые браки почти во всех штатах уже легализованы. Действительно же. И как он так не подумал: сейчас бы уже давно на яхте развлекался с каким-нибудь Керри… Только тот факт, что он тогда находился с земляком Ёсаном в неплохой квартире близкой к центру, хоть как-то сдерживал зависть сестре. В конце концов, она это всё заслужила своим упорством и трудолюбием и даже сейчас не сидит на шее какого-то мужика (Уён видел его два раза в жизни), а пытается открыть своё дело. Вот Уён не заслужил такой сестры. В-третьих, Ёсан намного милее, чем изначально кажется. За всё это время Уён не может сосчитать, сколько раз он увукнулся с его искренней улыбки или удивлённого восклицания, когда он наконец признался, что несколько лет стажировался, чтобы стать айдолом. А потом зашла тема почему он так и не стал звездой корейской эстрады; Уён не очень любит общаться на эту тему, поэтому быстро закончил со словами, что всё ещё любит танцевать и несколько раз в неделю ходит в студию. И что к теме с акционерным обществом вообще никак не относится. Внезапно раздавшийся звонок с классической приличной мелодией заставил Уёна подскочить так, будто бы звонила ему сама Смерть: он так и не сказал Чонхо, что он забрал документы и что всё в порядке. Но не всё так плохо, если бы ему позвонил незнакомый человек без поставленного рингтона, на всю кухню играло бы «детка, отшлёпай меня», поэтому это был шанс невероятно романтичного прикола. Уён с абсолютно невозмутимым лицом подошёл к Ёсану и пригласил его потанцевать в его кухне под агрессивный звонок Чонхо. Стоит ли говорить, что они медленно качались из стороны в сторону около десяти минут? Пока это не стало слишком неловко и Ёсан не уткнулся в уёново плечо. Да, Уён бы так и дальше стоял, чувствуя запах чужих волос, но звонки сестры с каждым разом всё летальнее и летальнее… — Ещё чуть-чуть, и Чонхо начнёт обзванивать морги. Мне пора, спасибо за ужин. Более неловкого расставания и вообразить нельзя было. В следующий раз, когда уже и поводов встретиться не находилось, Уён решил чудить сам. Разговор с Ёсаном о работе был настолько мотивирующим, что каким-то образом вакансия продавца игрушек в торговом центре чуть ли не пришла прямо в руки. Кажется, его взяли за природную обаятельность, но самое главное, что взяли! Чем он поспешил похвастаться Ёсану — номер-то остался ещё с того дня. Ёсан похвалил (на этом моменте уёново сердце пропустило удара три) и даже позвал отметить это дело! Но и это закончилось не самым лучшим способом: они, конечно, встретились, однако всего на полчаса, потому что Ёсана срочно вызвали по работе. Уён, конечно, проявил снисходительность и выслушал драматичную историю о пацане, который постоянно попадает в передряги, и о их семейном юристе, который должен заниматься не своим профилем, — состроить убитое горем лицо ему ничего не помешало. — Уён, не обижайся; завтра как раз суббота — мы можем целый день смотреть аниме у тебя дома на диване. — Заметив, что ничего не изменилось, Ёсан поменял тактику, — В обнимку. В итоге неприступный Уён согласился. И сейчас его мало волнуют убийства и расследования, происходящие в экране ноутбука, который, кстати, полностью стоит на коленях Ёсана, потому что Уёну было неудобно и хотелось полежать на боку. Это всё неважно, ведь такой софтовый Ёсан в сером худи с капюшоном на дороге не валяется. Уён это прекрасно понимает и ненавязчиво пытается незаметно слиться с ним, прижимая длинными ручищами к себе. — Отлепись, мне жарко. Не очень-то и незаметно, надо признать. — Но ты обещал, что мы будем обниматься! — Я соврал. Под порывом эмоций Уён кусает за плечо обидчика и ни на секунду не ослабляет хватки руками. Он может говорить всё, что угодно, но какой в этом смысл, если добыча уже в паутине логова голодного паука… Ёсану же это никоим образом не понравилось, и он этого не скрывает, легонько ударяя локтём в грудь хищника… да, если бы его только кто-то слушал… — Не кусайся: я не могу сосредоточиться. — Да всё очевидно! Есть ещё один абсолютный ученик, он-то всех и бонькает… — хмыкает Уён, увлекаясь процессом покусывания. — Да сейчас я тебе такой «боньк» за спойлеры покажу… И перестань уже кусаться, иначе я сделаю тебе заговор на понос. Ёсан лениво отталкивает уёнов подбородок и утыкается в экран. Уёну не хочется заговор на понос, но зато он вспоминает про своё приворотное зелье. Или там было зелье отмщения? Такое вообще существует? В любом случае, нужно как-то заставить эту скромняшку любить Уёна, как это делает абсолютно любой человек на этой планете. Просто потому что он самый милый и няшный. Сейчас ему точно уже никто не помешает претворить в жизнь свои недавние мечты и сны… При мысли о Ёсане, читающем ему лирику виплеш так, будто бы это шекспировский шедевр, у Уёна глаза на лоб полезли — нет, только не такие сны. Можно было бы те, в которых нет одежды. Или ещё слишком рано? У него как-то не очень хорошо развито это чувство меры. Только Уён морально настроился на такой смелый поступок — поцеловать в щечку –и отважно сложил губы, зажмурившись, как его таким бессовестнейшим образом прерывают: — А почему, кстати, тут ещё одно место? Их же всего… А потом в лицо Уёну прилетает смешок. Он, конечно, ничего не понял, но по тому, что Ёсан ржёт ещё громче с каждой секундой, смог списать это на своё невероятное чувство юмора. Да, это он так пошутил, определённо. И нет, он правда не хотел никого целовать. Это была шутка. Шутки шутками, а обидно стало. Это как так, он тут, видите ли, старается изо всех сил, а ему опять прилетает какая-то неприличность! Уён скрещивает руки на груди и показательно не смотрит в монитор, но что-то в очередной раз идёт не так, и через пару секунд он оказывается прижат к подушкам. Уён почти уверен, что его целуют! Может, он упал и ударился головой, но, кажется, эти ощущения теплых губ на своих вполне реальны… Вот только бедный очухаться не успевает, как уже Ёсан отстраняется и снова начинает ржать над ним, потому что из удивлённо выпученных глаз Уёна можно делать мем. Даже не успев распробовать вкус, Уён разочарованно выдыхает и ловит темную макушку своим плечом. Ну нет. Так не должно быть! Настало время, когда он точно сможет взять всю свою смелость в кулак и сделать это. Уён поцелует Ёсана, а потом у них будет куча детишек и все будут жить долго и счастливо… Преисполнившись аффирмациями, Уён приподнимает растрёпанную голову со своих ключиц и от всей души целует Ёсана в губы, искренне благодаря его за то, что тогда не засудил за клевету. А то было бы не на чем смотреть аниме, потому что всё возмещение морального ущерба стоило бы ноутбуком. Он знает способ возместить это получше (наказать, оттомбоить, восемнадцать плюс). *** — Блин, мне кажется, что я точно скажу какой-то бред и твои родители не благословят нас. Я просто увижу сырные шарики и не удержусь сложить из них пенис прямо по середине стола. Уён невообразимо нервничает: они вдвоём с Ёсаном едут к его маме, которая специально прилетела из Южной Кореи для того, чтобы с ним познакомиться. Он не боится, что разочарует — он знает, что разочарует. — Я скажу, что это муха. Не то, чтобы это очень помогло Уёну, но вообще, стоило бы сказать спасибо Ёсану за поддержку. Вряд ли бы он справился без нее — слишком уж зудящая заноза впивается Уёну в зад каждый раз, когда он куда-то спешит. — Да, давно не виделись, ребят! — спасает утопающего в своих мыслях о сырно-шариковых членах старый добрый знакомый-таксист Джим, — Подружились, смотрю. Ёсан кидает что-то на своём милом дружелюбном языке, как обычно покоряя сердца всех присутствующих своим обаянием; Уён знает только нервно-неловкий и, конечно же, суперсексуальный. Иногда ему кажется, что они могут разговаривать только на последнем, но потом Уён перестаёт быть сорокапятилетней женщиной-скандалисткой, у которой на фоне климакса открылся магический канал неодобрения всего сущего, и тогда он искренне верит, что Ёсан его соулмейт, посланный вредным купидоном. Мог бы послать кого-то и с ценнейшим навыком мыть посуду сразу же после её загрязнения. Ну, это всё так, не самое важное, учитывая ситуацию. Уён никак не может успокоиться, потому что боится, что мамаша Ёсана окажется рандомной гомофобкой и что её не сможет смягчить даже высокая должность ее сына. Уён вообще считает, что то, что его парень попал в органы госуправления будучи ни разу не американцем, настолько невозможно, что он иногда сомневается в существовании этой всей истории с такси. — Уён-и, если ты будешь так нервничать, то твои волосы выпадут раньше сорока. Хотя, скорее всего, ты умрёшь от горя, когда увидишь первый клочок, и не доживёшь до этого момента. Под такие успокаивающие и позитивные слова Уён поворачивается к Ёсану с каменным лицом и небольшим количеством угроз, которые он посылает ментально в чужую жопу. Чтобы закололо. — Ты откинешь коней раньше: мне же нужно получить всё совместно нажитое имущество! — Уён не может посмотреть все возможные фильмы и сериалы про шуга дэдди и не пошутить про это. — Мы составим брачный договор! — Я отравлю тебя раньше. — Ты собирался сделать это два года назад. Уён закатывает глаза; что правда, то правда, как говорится. Уже давно планировал, но всё как-то не получалось — ну теперь уж вряд ли кто-то его остановит перед небольшим богатством. Разве что мать Ёсана, но с ней он сейчас разберётся. — Ага, а потом я распознал в тебе золотую жилу моего счастья и благополучия. Жди-жди, я в любой момент подсыплю тебе в чай мышьяк. Ёсан усмехается, заставляя Уёна влюбляться в него снова и снова, и шепчет прямо в ухо: — Тот раз с виагрой был пробным? Не то, чтобы их корейский трёп понимал Джим, но всё равно стало так неловко, будто бы сейчас об этом узнал целый мир. Да, это были эксперименты, которые Уён не успел проверить в свои подростковые годы, да, всё закончилось битвой за унитаз, да, он нечаянно напутал с дозировкой. Схватив Ёсана за подбородок, Уён надеялся испепелить взглядом все воспоминания об этом в чужой голове, но как-то неожиданно в глазах напротив не оказалось ничего, кроме бесконечной любви и что? Радости? Неужели этот ублюдок радуется тому, что они вдвоём тогда чуть не обосрались? Невероятно… Уён смущается и тоже проникается всей романтичностью этого момента и решает поцеловать Ёсана в губы, не задумываясь о последствиях. — О… Так вы, ребята?.. — доносится с водительского кресла от притихнувшего Джима. Уён хохочет на весь салон, ему так весело с того, что никто не знает о всех тех шутках, неловких забавных историях, которые они делят только на двоих. Никогда бы не подумал, что в чьей-то прекрасной душе можно найти родной дом и позволить кормить там своих демонов. — Ёсан мой жених, — с гордостью говорит Уён своему старому другу, получая взамен одни поздравления. Чонхо же, когда узнала о такой новости, прежде всего выразила глубочайшие соболезнования всей семейке Кан, а потом уже со слезами на глазах благословила брата в надежде, что ей больше не придется разгребать его неприятности. Ну, а Уён, как самый лучший братец в мире, понял, принял и перевалил всю ответственность на Ёсана. Бедному деваться некуда — не зря же на юриста учился — нужно делать свою работу. Иначе в самый неподходящий момент прольётся чей-то кофе на белоснежную рубашку, или ровно одна ведьма заколдует ровно одного принца на недельную диарею. — Так это что получается, Уён меняет надпись на надгробье? — пытается влиться в тему Джим. — Да. Там будет гейский фанфик по гёрлс дженерейшн. — А я думал, что у нас будет одно большое надгробие вместе и что мы умрём в один день… — не верит своим ушам Уён, которого так жестоко предали. Если бы не ремни безопасности, одна плита уже была бы заказана на имя Ёсана. — Обязательно. Только скажи мне, когда ты помирать собрался. Так пораскинув мозгами, Уён отвечает: — Чисто теоретически, через минут двадцать, так что думай быстрее, что напишем. Спойлер: никакого памятника не будет, потому что они так и не решат, что там будет выгравировано с обратной стороны. Уён в тайне от всех родственников подпишет договор об отдаче своего тела (и тела Ёсана с поддельной подписью) учёным — не просто же так закапывать горящие сердца, пусть хотя бы создадут эликсир вечной любви. А то какой смысл человечеству сидеть без величайших открытий, когда такие экспонаты прямо под носом!