Утопия

Сережа так умилительно смотрится в растянутом свитере, когда сжимает руками чашку с уже давно остывшим чаем. Хочется подойти и погладить по отросшим волосам, убрать их в сторону, чтобы снова посмотреть в глаза. Ты этого не делаешь, потому что смотреть больше не во что. Ты помнишь, как они сияли, когда он рассказывал о том, каким замечательным сервисом будет «Вместе». Ты помнишь, как его глаза горели, как он размахивал руками, как верил в то, что у них все будет замечательно, ведь это именно то, что так нужно людям. Ты вздыхала, натянуто улыбалась и кивала головой. Сережа всегда был мечтателем, точнее все те годы, которые ты его знала. Нельзя сказать, что ты в него не верила, но полная свобода слова всегда казалась утопией. Полная свобода в твоей голове равнялась вседозволенности. Так оно и оказалось. Мечта, детище, надежда на лучшее — стало пристанищем для грязи, преступности, разврата. Порнография, снафф, распространение наркотиков, насилие. Ты всегда знала, что в людях слишком много грязи. — Ты не понимаешь, — возражал Сережа, — просто не хочешь дать им шанс. Он хотел, и к чему это привело? Сережа возненавидел детище, которым горел. Он пытался его уничтожить, снести программу, но тогда все хлынуло на улицы. Людям нужно было куда-то сливать агрессию. Неудивительно, что объектом нападок они выбрали того, кто подарил им свободу, а потом захотел отнять. Сережа стал тем, кого возненавидели многие. Сколько раз он рыдал у тебя на коленях, потому что не мог понять, где ошибся. Ты хотела ответить, что в самом начале, но снова затыкала цинизм, запирала его в глубине души и просто гладила Сережу по волосам, успокаивающе шепча, что ошибся не он. Слишком светлым Сережа оказался для этого мира, а мир оказался просто не готов его принять. Утопия. Вот только, если обычно со всем можно справиться, то это сгубило Сергея полностью. Атаки пользователей «Вместе» очень скоро перешли в панические. Сережа начал бояться выходить из дома, хотя ты и увезла его подальше от Питера, попыталась спрятать в глуши, но от Интернета спрятаться невозможно. Сам Сережа сделал так, что это стало невозможным. Сережа обещал тебе новый мир, а в итоге уничтожил старый. Ты его в этом, впрочем, никогда не винила. Кого угодно, только не его. Он винил себя сам. Он столько раз просил у тебя прощения, что ты сбилась со счету. И устала повторять, что он ни в чем не виноват. — Виноват, — упрямо отвечал Сережа и снова утыкался в чашку с давно остывшим чаем. Он разучился смотреть тебе в глаза, а тебе этого так не хватает. Не хватает Сережи, горящего мечтой, подхватывающего тебя на руки и кружащего. Сережи, верящего, что все будет хорошо. Тебе так сильно его не хватает, что порой кажется, что скоро сойдешь с ума ты. Что чертовы таблетки, забирающие у Сережи последние искры жизни, понадобятся тебе. Ты снова смотришь на таблетки в ладони. Тебе так отчаянно хочется выкинуть их, встряхнуть Сережу за плечи и заставить снова жить, но ты знаешь, что это не выход. Ты пробовала. Панические атаки вернулись слишком быстро, а блеск в глазах — нет. Ты тогда насилу успокоила Сережу — помог шприц с лекарством. Вот только после него он стал еще меньше походить на человека. Ты ненавидишь таблетки, но понимаешь, что кроме них Сереже не поможет уже ничто. Его просто-напросто сломали. И за это ты готова ненавидеть буквально весь мир. — Сереж, тебе надо принять лекарства. — Ты подходишь и протягиваешь таблетки на раскрытой ладони. Он безропотно принимает их, глотает, а после запивает холодным чаем. Ты видишь, что его руки слегка дрожат, но знаешь, что это всегда так. Тремор пришел вместе с паническими атаками. Ты знаешь, что это не тот Сережа, которого ты любила. Не тот, с кем хотела быть вместе. — Т/И, — он касается твоего запястья, сжимает его нежно, как раньше, — хорошо не будет, но я попытаюсь. Он смотрит прямо на тебя, а его глаза кажутся практически прежними. Ты опускаешься на корточки, утыкаешься лицом в его колени. Ты плачешь, а через секунду чувствуешь, как его пальцы перебирают пряди твоих волос. И в этот момент ты веришь, что из утопии еще можно выплыть.