Проклятые луной

Игорь предпочитал не иметь дел с вампирами. Для этого было множество причин, но в качестве самой главной он всегда выделял одну-единственную: вампиры, будучи крайне самодостаточными и чрезвычайно интеллектуальными существами, вели себя чересчур высокомерно. Не без причин, конечно. Ведь кровопийцы обладали развитой культурой и даже собственной социальной иерархией, в которой были свои наборы норм и правил поведения, которым они подчинялись, и которые ему, оборотню, были чужды. Но даже их хвалëная иерархия не мешала молодняку, что был «себе на уме», вытворять какую-то совершенную дурость, которую сложно было себе не то что позволить, но даже допустить мысль о том, что так вообще возможно сделать. Поэтому, когда Игорь встречается с Сергеем Разумовским — не по своей воле, всë из-за онлайн-трансляций убийств в его соцсети — и с порога различает в нëм вампира, он искренне удивлëн. Рыжий совершенно не походил на тех самодовольных кровососов элитного общества, которых Гром знает, и вëл себя с Игорем на равных. А когда узнаёт причину визита оборотня, охотно оказывает помощь в деле. Не для этого он создавал своë детище, чтобы оно стало стриминговой площадкой для убийц. В процессе расследования Игорю приходится навещать Сергея частенько — он даже дома так регулярно не бывает, как в башне миллиардера — смертей много, а зацепок мало, но вместе они умудряются, нитка по нитке, постепенно распутать этот клубок и выйти на след. Гром по ним влëгкую бросается в погоню, да и среди мелкой шушеры в подворотнях у майора имеется парочка кентов — так что дело практически сразу закрывается. Но общение они не прекращают. В процессе работы узнали друг друга настолько близко, что теперь даже мысль о попытке сжечь мосты приравнивается почти что к кощунству. Грому впустить Серëжу в свою жизнь нелегко. Он к такому не привык. От того, как тонкие губы так заботливо и ласково улыбаются ему, он чувствовал себя, как не в своей тарелке, не на своей территории. Он слишком мало общался с другими существами или людьми — в смысле, нормально общался — чтобы понимать все тонкости и грани. Раньше у него были другие приоритеты в жизни, другие цели, и сфера человеческих отношений как-то прошла мимо. Но ведь и Серëжа почти такой же — он хоть и миллиардер, и медийная личность, но публику не особо жалует. Устаёт от вынужденного общения быстро. Поэтому они и учатся этому. Вместе. Игорь рыжего, когда тот особо за работой засиживается, отвлекает, зовëт с собой на прогулки, по питерским крышам и неприметным улочкам таскает, шавермой делится — вампиру, конечно, кровь предпочтительнее, но тот почему-то не отказывается. И привычное одиночество, что было с ним на протяжении многих лет, становится чуждым за столь короткий срок. Мужчина падает глубоко в Разумовского, будто с обрыва. Впадает в зависимость от этих встреч, потому что слишком долго был один. И это было взаимно. Гром чуял это. Но если он имел в виду дружбу, то со стороны Серëжи оказалось нечто большее. Игорь, если честно, не знал, что ему делать с этим знанием и как намекнуть парню, что он обо всëм в курсе. Как и не знал, почему запах рыжего не был противен ему, хотя обычно вампирский дух вызывал чуть ли не свербение в носу. А потом, когда Серëжа без витиеватых признаний в любви и каких-либо слов в принципе вдруг приподнимается на носочки и, зажмурившись, неуклюже клюёт его куда-то в уголок губ, ошпаривая душистым ароматом жасмина — но помимо этого в этот запах ещë и вмешивается отчаяние, страх и почему-то чувство вины — как паром от вскипевшего чайника, из-за смущения Игорь вдруг понимает, что… А что тут понимать-то? И отвечает взаимностью, привыкнув быть честным с самим собой. Мужчина целует осторожно, робко, не по-взрослому, но с чувством куда большим, чем при взрослом поцелуе. Притягивает к себе за талию одной рукой, а другой ласково убирает рыжую прядку с глаз за ухо. Улыбается нежно, когда синие глаза удивлëнно распахиваются, тут же начиная светиться от радости. Видит, как Серëжа расслабляется, расплываясь в широкой улыбке, из-за чего непроизвольно показывает вампирские клыки. Но Гром не боится. Снова носом поводит, с наслаждением вдыхает чужой запах, в котором теперь нет других отголосков эмоций кроме счастливых. А потом Разумовский снова тянется к нему, обвивая холодными руками шею. Они целуются медленно, неторопливо, пробуя друг друга на вкус и дыша как одно целое. Изучают друг друга: Серëжа пальцами в тëмные волосы зарывается то оттягивая легонько, то массируя кожу; Игорь же на пробу проводит руками по изящному взлëту шеи и острому кадыку, поднимается выше, оглаживая изящные черты лица и чувствуя, как вампир начинает отзеркаливать его движения. У этих прикосновений и поцелуев нет подтекста, нет задачи возбудить и перевести дальнейшее изучение в горизонтальное положение. Без лишней страсти и грубости, только нежность. И это, оказывается, так приятно. Подушечками пальцев скользить по спине, даже через ткань одежды чувствовать тепло-холод кожи. Их ведёт и тащит, и так хорошо, как не было давненько. Они оба этим чувством упиваются. Оборотень целует Разумовского в висок и губы, и у него каждую клеточку ломит от нежности. Хорошо. Приятно. Но ровно до тех пор, пока контроль у Разумовского не летит к чертям, и он, блеснув алым взглядом, не прикусывает ему губу до крови. Игорь шипит, жмурясь — больно всё-таки! — и Серëжа тут же отскакивает, пряча сильно выступившие клыки за ладонями. Лепечет извинения, а в глазах искорки счастья тут же сменяются недоумением и страхом. Видимо, он и сам не понял, как это произошло. Гром хочет подойти, успокоить, но рыжий от него как ошпаренный отпрыгивает. Паника его с головой накрывает, глаза красным блестят лихорадочно, и мужчина принимает решение, что стоит дать вампиру успокоиться. И перед тем как оставить его в одиночестве, обещает, что завтра обязательно заглянет.

***

Серëжа злится. Но только на себя. Отвращение к себе гнёт рёбра со скрипом и с треском. Игорь не вернется; Игорь не захочет подвергать свою жизнь опасности, находясь рядом с монстром — всё внутри воет, скребётся, противно дерётся когтями. Серëжа злится. Ну за что он такой? Ну почему? Чëрт, ну знал же ведь! Но позволил себе привязаться. Обрести того, кого теперь отчаянно боится потерять. Раньше одна только мысль о том, что Игорь уйдëт, доводила до истерики, а представление о том, что если ещё и узнает правду о нечеловеческой сущности и не сможет принять, вообще убивало. Серëжа без Игоря себя давным-давно не представляет. Не сможет его из головы выбросить: тот в ней как будто поселился, хочет быть рядом. Хочет, чтобы вот так, как пару минут назад до его роковой ошибки, но навечно. Вампир чувствует тягу и ту самую эмоциональную близость, которой у него никогда и ни с кем не было. Уход Игоря его добьёт. Переломит пополам. Но это к лучшему… Игорь же такой… Такой… Невероятный. Он заслуживает кого угодно, только не монстра. Серëжа злится и ненавидит себя, всю свою сущность. По столу бьёт, оставляет вмятины: крыша едет, но гайки ещë не сорвало окончательно. В голове — призрачный голос Грома с обещанием, что он завтра зайдет. Вампир за этот голос цепляется, как за канат, хотя уже висит над пропастью. Завтра… Надо просто дождаться завтра, верно? Разумовский скулит и забивается в угол дивана. Он не будет спать, чтобы всё слышать, всё чувствовать внутри себя, не будет пить кровь. Он может наказать себя хотя бы так. Сердце гулко бьётся, в голове гудит: он ждет завтра...

***

Вой агонии был слышен на весь жилой дом. Игорь мечется, полусидя на диване. Дышит тяжело, сжимая в целой руке молоток, а в зубах подушку, которая нихрена не помогает сдержать крики боли. Снова совершает замах инструментом над сломанной конечностью. Пропускает вдох, а мир вокруг сужается до мгновения, будто взрываясь. Новый замах молотком дробит под кожей хрящи, кости и суставы. Грома выворачивает от боли и следующей сразу за ней регенерации, что явно не поспевает за ним: лучевая кость никак не хочет правильно срастаться, а у него ещë рëбра и трещина в лопатке, но он продолжает колотить молотком по руке точно и без промахов, будто стремясь превратить именно эти кости в труху. Господи, впервые он мог сказать спасибо своим полнолунным оборотам, ведь если бы на собственном опыте не знал, какая там адская ломка, то сейчас наверняка бы уже сдох от болевого шока. Игорь всем сердцем проклинает ублюдков, за которыми продолжал погоню, хотя и двигался тогда уже на одной силе воли, ощущая как в горле булькала вязкая кровь. Но Гром по-другому не мог. Когда с мучительным процессом было покончено, он глотает какие-то таблетки. Надо было, наверное, раньше, но почему-то в этот раз он сначала делал и потом только думал. Отрубается Игорь мгновенно, даже не перебравшись на кровать. Сон тревожный, мужчина даже из Царства Морфея ощущает боль от регенерации, что продолжает его тело терзать лечением. Благо, во сне это происходит всяко быстрее, чем когда он гонится за автомобилем. О том, что он должен был прийти к Сергею, Игорь вспоминает на следующий день. Сразу после обеда, когда твëрдо может стоять на ногах, и когда Федор Иваныч прекращает наседать с вопросами, он спешит в башню. Полученные в погоне раны всë ещë болят, но мысли о Разумовском будто компресс. Игорь всем своим волчьим нутром утыкается в этот образ, едва ли замечая, что нашел себе якорь. Марго пропускает его сразу и докладывает с неожиданно взволнованной интонацией, что вампир с позавчерашнего дня ждëт, с ума сходит. Оборотень и сам это понимает, когда находит того бледного — даже бледнее, чем обычно — и понурого, дрожащего от голода и вздрагивающего от любого звука. Серëжа на него бросается отчаянно, взахлёб тараторит, вцепляясь в рыжие растрепанные волосы. — Извини, что не сказал сразу. Я не хотел тебе навредить, и я не хочу. Это нормально, что ты уйдешь. Я привык. Я всегда был один и… Я хотел бы избавиться от этого, не есть, но… Парень всхлипывает, пальцы заламывает, падая перед ним на колени. Игорь падает следом и ловит его, не давая разбить колени об пол. В глазах Серёжи меняются эмоции, но ни одну нельзя уловить окончательно. Серëжа от Грома зависим. До невозможности дышать. До невозможности жить. Воспоминания щёлкают перед глазами. Вина огревает по темечку. Он мог бы не есть, не быть монстром, мог бы не укусить… — Серёг, я и так знал. Всё нормально, — оборотень вампира притягивает к себе, обнимая. — И какого… Сколько ты уже голодом себя моришь? Игорь с прилипнувшим к нему Разумовским легко поднимается на ноги, возвращая рыжего на диван. Пакет с кровью без труда находит самостоятельно и, едва ли не силой, впихивает его ему в руку. Кормить вампира он не осмеливается, давая Сергею возможность отвернуться, скрыть этот грязный процесс. Терпеливо ждëт, рассказывает, что задержался вчера на работе, что с трудом уклонился от потасовки на задании, что думал, что они смогут сегодня пойти прогуляться. Заверяет, что уходить не собирался, мысленно добавляя, что хочет остаться. Серëжа ведь давно уже застрял в сердце, не собираясь из него убираться прочь или занять место поскромнее. А Серëжа смотрит затравленно и неверяще. Но руку протягивает и кивает. Гулять? Хорошо. Лишь бы остался. Они начинают сначала: снова общение, прогулки по крышам, шаверма на двоих, изучающие прикосновения и поцелуи. А также ночи в обнимку, потому что Сергей прям ледяной всегда, у него хроническая анемия, а Игорь — ходячая печка. Но вампирская натура бывает слишком необузданная, действующая на инстинктах, и один раз Разумовский, осознавая хрупкость человеческой сущности, даже пробует обратить Игоря без его согласия. Губу себе до крови прокусывает и к Грому в поцелуе — благо, теперь можно — тычется. Оборотень сначала не понимает ничего, но стоит ему только кровь на языке почувствовать, как кулак прилетает прямо рыжему по клыкам за такие фокусы. Потому что: «А ты не охренел ли, дружок? Ты чë наделал? А словами через рот? Я же тоже не человек, ну, Серёж». Рыжий после этого трясётся весь, потому что ему вновь стыдно за эти свои порывы, и к Игорю под бок виновато жмëтся. Один быть не хочет. С ним. Гром тоже хочет с ним. В висок целует и спрашивает, хотел ли Серёжа когда-то собаку себе завести. Ну, завёл, только немного не собаку. Игорь о своей сущности на каждом шагу болтать не любит — об этом кроме Прокопенко, бустера и Серёжи никто не знает, даже Дима с Юлей, и уж конечно, он никому никогда не показывал своего обращения. Это больно, грязно и страшно: с ломающимися костями, выпадающими зубами, место которых занимают волчьи клыки, и липкой от крови шерстью. Он и Сергею не хотел показывать, говорил, ничего особенного, но как-то так получилось, что при следующем полнолунии, тот оказался рядом. Они долго спорят, Разумовский даже клыки обнажил, зашипев на него, и сказал, что хочет знать больше, быть ближе. Он давно уже не чужой и сбегать в отвращении и страхе не будет: знает, каково это быть монстром. И Игорь, скрепя сердце, сдаëтся. Позволяет рыжему занять место на диване, пока сам, раздеваясь, отходит к окну, где видна луна, и где он подрасчистил себе место. — Да будет шоу, — саркастично обещает он, косясь на вампира пожелтевшей радужкой глаза и зная, что тот всë прекрасно слышит. И Серëжа смотрит, не отрываясь и, кажется, даже не мигая; рассматривает крепкое, покрытое шрамами тело, что под светом луны кажется серебряным. А потом слышит, как в один миг набирает ход сердце в родной груди, забивается кровь в венах. Даже с дивана смог учуять изменившийся запах страха, боли и зверя. До чуткого слуха донеслось тяжëлое дыхание, скулëж и следом глухой рык. Разумовский смотрит во все глаза на то, как Игорь выгибается, упираясь руками в доски перед собой, как его мышцы подрагивают от напряжения, а вдоль позвоночника, что словно натянутая струна, проходится первая волна обращения. Звонко трещат позвонки и ещë какие-то кости — Гром тут же упал лицом в пол, скребнув ногтями по древесному покрову, загоняя тем самым под короткие ногти новые занозы. Протяжно застонал, грудь заходила ходуном от частого, прерывистого дыхания, ребра вздыбились под кожей, будто живя своей жизнью. Игорь скручивается, скуля, а затем вдруг запускает пальцы себе в рот, резкими движениями вырывая пару зубов и вместе с тем, будто маску, разрывая кожу на лице — то стало меняться, растянутые губы обнажили оскал. Обращение его мучает, изгибает тело под углами, несвойственными человеческой анатомии, выворачивает плечи с хрустом — Серëжа непроизвольно зажимает рот рукой лишь бы не произнести ни звука. Каким бы хладнокровным он ни был, на страдания партнëра смотреть спокойно он не мог. Зато вместо него закричал Игорь. Пронзительно, с перерывами на хрип и скуление. Забился в конвульсиях, когда руки безвольно упали на пол, переломанные и неестественно согнутые. Рычит, взвывая, исступлённо изгибаясь и закашливаясь, пока нагое тело стремительно покрывается блестящей от крови шерстью. Он медленно, мучительно медленно становился монстром, но, наконец, по волчьему телу волнами прошли последние изменения, закончившись на выросшем хвосте, и оборотень затих бездвижно, полностью обессиленный. Лишь тяжёлое и учащённое дыхание с поскуливанием нарушало повисшую тишину. Серëжа и сам не понял, когда успел встать с дивана, и что стоял уже в метре от перевоплотившегося мужчины. Он ждëт, сам не зная чего, но потом Гром всë же подбирает язык с залитого собственной кровью пола и поднимается на массивные лапы, переминаясь. Отряхивает шерсть и смотрит, низко опустив голову на то, как рыжий поджимает губы. А потом руку тянет и по меху гладит. Игорь скулит, мотает мохнатой башкой и утыкается носом в холодную ладонь, лизнув пальцы. Гром в два раза крупнее обычного волка, и Разумовскому даже склоняться не нужно, чтобы обнять того за шею. Вместе они неторопливо отправляются в кровать. Серёжа свои вечно холодные руки прячет в тёплом волчьем мехе и целую ночь лежит, уткнувшись в холку. А утром обнаруживается, что Игорю рядом с вампиром переносить трансформацию куда проще. Теперь они проводят каждое полнолуние вместе и чувствуют себя совсем не одиноко.