Грустная сказква с хорошим концом

* * * Даже в католической школе со строгими правилами девочки-подростки хотят знать хоть что-то о любви. Не о той возвышенной любви к жениху небесному (стать его невестой – неизбежный будущий удел многих из них). Нет – о любви нашей, земной, что зарождается и живёт между мужчиной и женщиной. Поэтому, когда храбрая и отчаянная подруга Жаннетта под большим секретом попросила взаймы у Вирджинии Менар** (16 лет, на хорошем счету, родственница богатого и знатного члена правительства) целых пятьдесят франков, пообещав достать нечто совершенно особенное, Вирджиния отдала деньги без вопросов. И уже вечером, после отбоя, Жаннетта запрыгнула на кровать Вирджинии и достала из-под подола длинной ночной сорочки несколько машинописных листков и маленький плоский фонарик-динамо. Подруги накрылись простынёй и начали шёпотом читать бледный-пребледный, явно третий или четвёртый, да ещё криво напечатанный, экземпляр «Песни Песней» царя Соломона. На всю оставшуюся жизнь Вирджиния запомнила удивительное чувство, что всё, что читали они, происходит наяву и с ней самой – тёплый ночной воздух неподвижен, пахнет благовониями, мускусом и пылью, и она без страха и колебания делит ложе с прекрасным и любезным возлюбленным. Вот зима уже прошла; дождь миновал, перестал, цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей; смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благовоние. Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Он ввёл меня в дом пира, и знамя его надо мною – любовь. Строки, так отличающиеся от строгих текстов для обязательного чтения, текли сами и легко нанизывались друг на друга, рассказывая вечную историю земной, плотской любви (о которой и помыслить нельзя было воспитанницам старшего класса, которой можно предаваться только в законном браке с достойным супругом, строго по определённым дням, для продолжения славного рода). Заклинаю вас, дщери иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? Что я изнемогаю от любви. Поднимись, ветер, с севера и принесись с юга – пусть придёт возлюбленный мой в сад свой. Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему. Их застукали на второй вечер. Скандал грозил Жаннетте отчислением, но Вирджиния была защищена авторитетом семьи (и сумела упросить знатного родственника заступиться за подругу, храбро соврав, что недозволенное достала и принесла именно она, Вирджиния). Последовало крупное пожертвование в фонд школы, и постепенно скандал забылся. Часть первая Школа осталась позади. Взрослая жизнь протекала спокойно и размеренно. Но кто знает, что нас ждёт за следующим поворотом? Вирджиния встретила свою истинную и единственную любовь. Обстоятельства их знакомства были печальны, трагичны (внезапная смерть кузена, тяжёлая болезнь, сократившая жизнь его матери, подозрения, сомнения, тайное и неоднозначное расследование с признанием в смертном грехе*). Расследование проводил полицейский офицер по имени Эркюль Пуаро. Всё произошло быстро и неотвратимо – Вирджиния влюбилась с первого взгляда, не зная, будет ли у её любви будущее, взаимно ли её чувство. Он был вежлив, мягок, предупредителен к ней и родственнице. Дело завершилось, и пути их на какое-то время разошлись. Но они не потеряли связь, обменивались весёлыми и серьёзными письмами; когда умерла мадам Дерулар, и Вирджиния вдруг оказалась единственной претенденткой на наследство родственницы, именно Пуаро помог ей со всеми формальностями, используя свои разнообразные связи в юридических и судейских кругах. Виллу Вирджиния без сомнений продала, купив квартиру по своему вкусу. Счёт в банке дал необходимую свободу, позволил оплатить дополнительные курсы стенографии, машинописи и пройти курс по оказанию медицинской помощи (лето было чудесным, необычайно тёплым, вот только разговоры о приближающейся войне заставляли задуматься и о серьёзных вещах). Жизнь её была вполне благополучна и обеспечена, но никто не знал, как одиноки были её ночи, и как рвалась душа её к нему, единственному, её жизни, её душе, её дыханию, её маяку, освещающему путь в штормовом море. На ложе моём ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Скажи мне ты, кого любит душа моя: где пасёшь ты? Где отдыхаешь в полдень? Прошло три месяца. Вирджиния жила как по обязанности, машинально занимаясь ежедневными делами. Пока в один из пустых, ничего не обещавших дней не пришло с почтой приглашение на вечер классической музыки. К приглашению прилагалось короткое письмо, написанное знакомым почерком, в котором месье Эркюль Пуаро приглашал мадемуазель Вирджинию Менар на свидание с Моцартом. Конечно, Вирджиния согласилась. С тех пор они часто встречались, подолгу гуляли, совершали набеги на кондитерские и на кофейни, говорили обо всём на свете; Вирджиния наслаждалась звуками его голоса, спокойными и мягкими манерами, бесподобной вежливостью, забавным пристрастием к чистоте и элегантностью, с которой её возлюбленный носил простые костюмы из магазина готового платья, как будто они были сшиты у лучших портных. Ещё одна деталь радовала её душу: на его костюме неизменно был подаренный ею «тусси-мусси», и цветы в нём всегда были свежи. У неё перехватывало дыхание, когда он легко касался пальцами её щеки, отводя выбившуюся прядку, или целовал полоску кожи между перчаткой и рукавом, щекоча усами, а потом вскидывал на неё большущие вишнёвые глаза и тепло улыбался. Поначалу это казалось ей весёлой игрой, но однажды Вирджиния нечаянно подсмотрела на его лице новое для неё выражение, и даже такая неискушённая душа, как она, узнала в этом выражении неприкрытую горечь желания. Желания, которое поневоле, понемногу, день за днём, росло и в ней. Они были взрослыми людьми, и однажды ночью, лёжа без света в нагревшейся постели, Вирджиния сказала себе: «Я хочу его, и он будет моим, завтра же. Или мне незачем больше жить». И зарылась пылающим лицом в подушку. В пять часов вечера следующего дня Вирджиния Менар посмотрела последний раз в зеркало перед выходом на свидание. Зеркало отразило высокую девушку, уже на излёте молодости, ближе к тридцати, чем к двадцати, темноволосую, с весёлыми синими глазами, тоненькую и стройную, в лёгком летнем платье, в соломенной новой шляпке. Тут Вирджиния не удержалась и хихикнула: «И в новом прекрасном шёлковом белье, в бесподобных чулках и без надоевшего корсета!» Лёгкие летние перчатки, полотняные ботиночки на пуговичках, маленькая сумочка – прекрасная юная дама готова для встречи с возлюбленным. «Как легко и красиво всё у прекрасных юных дам выходит в романах, и как всё непросто получается в настоящей жизни». Они встретились на площади, которую Вирджиния специально выбрала: оттуда было совсем недалеко от её дома. Сегодня он войдёт в её дом как друг, как возлюбленный, как муж наречённый. Голос благоразумия сегодня молчал, всё, что она сделает – правильно. Тепло и покой тихого вечера окутывали наших возлюбленных. Вокруг их скамьи никого не было, городской шум как-то незаметно отдалился, и ожидание и предвкушение окутали их тёплым коконом. Эркюль был необычно серьёзен, попросил разрешения закурить, и сейчас Вирджиния с мучительной нежностью любовалась им. Никто из её знакомых не мог превратить такое обыденное действие, как курение, в пленительное зрелище. — Эркюль, я… хочу сказать вам одну вещь. Вы после будете вправе встать и уйти. Или нет. Я не хочу сегодня бесед о звёздном небе, сравнительных свойствах сыров или о рисованных приключениях в воскресной газете. Я хочу, чтобы мы сейчас пошли ко мне. Пожалуйста – да или нет? Пауза казалась бесконечной, но вот он повернул к ней голову, глаза их встретились, и Вирджиния почувствовала, как медленно приливает кровь к лицу. —Да, — это было всё, что он сказал. Быстрым шагом, не касаясь друг друга, они пересекли площадь, вошли в подъезд, и тут Эркюль остановился и сказал: — Вирджиния, вы уверены в своём решении? Вирджиния приложила палец к его губам: —Тише, идём быстрее. Сердце у неё забилось часто-часто: впервые она назвала его на «ты». Молча они поднялись к её квартире на третьем этаже, она открыла дверь, вошла первой в тёмную тихую прихожую. Предчувствие чего-то чудесного, необычайного приключения, волшебного путешествия поднималось в её душе. Молча они сняли шляпы, и Вирджиния уже хотела снять перчатки, но он остановил её: — Позволь мне. Взяв сначала одну, потом другую её руку, Эркюль потянул за кончики перчаточных пальцев, медленно стянул перчатку с одной руки, с другой... Расправил и аккуратно сложил обе перчатки на комод и только потом взял её руки в свои. Она поразилась, как горячи были под лайкой перчаток его руки. Он снял свои перчатки, положил рядом с перчатками Вирджинии и лишь тогда припал горячими губами к её рукам и целовал их долго, ах как долго. Потом бережно усадил Вирджинию на банкетку, опустился на одно колено, как рыцарь перед прекрасной королевой, и начал расстёгивать пуговички на одном из её ботиночек, потом – на другом, слегка приподняв край подола. Снял ботиночки с её ног, нежно, кончиками пальцев погладил лодыжки и чуть выше. Выпрямился, взяв Вирджинию за руки и поднимая с сидения, и медленно привлёк к себе... Объятие было долгим, тесным и волнующим; ни одна кашемировая шаль, ни одни русские соболя не могли сравниться с теплотой этих объятий. ...Нехотя Вирджиния высвободилась: — У меня в спальне есть водка... Данцигская золотая водка... Для нас. Идём? — Нет-нет, Вирджиния, чуть позже. Ты говорила, что отпустила прислугу? — Да. — Разреши мне побыть твоей преданной и заботливой горничной. — И он начал бережно, по одной, вынимать из её причёски шпильки, каждый раз то проводя пальцами по освобождённым прядям, то -зарываясь в них. Приподняв распущенные волосы, он легко поцеловал её шею, забавно пощекотав усами. Вирджиния хотела вернуть поцелуй. — Нет-нет, не поворачивайся, моя госпожа, дай мне закончить. — Тут он начал по одному расстёгивать крючки платья на спине, продолжая легко и нежно целовать открывающиеся участки кожи. Вирджиния сначала чувствовала лёгкий жар, постепенно поднимавшийся от кончиков пальцев к плечам и шее, потом жар превратился в настоящий летний зной, и кожа её зарозовела и запылала. Наконец платье с лёгким шорохом упало к её ногам. На ней осталось только тонкое бельё, но и оно казалось ей тяжёлым и горячим, как русская медвежья шуба. — Поверни лицо своё ко мне, любовь моя, — услышала она, развернулась и увидела, что на нём тоже почти не осталось одежды: брюки да расстёгнутая сорочка. Вирджиния залюбовалась им, не замечая ни небольшого роста, ни редеющих волос, ни предательских складок на талии: она видела крутой высокий лоб, орлиный нос с красиво вырезанными ноздрями, тонкие, красивого рисунка губы, нежные и твёрдые, большие тёплые карие глаза, которые откровенно любовались ею. Наконец он легко подхватил девушку на руки и внёс в спальню, как юный и нетерпеливый новобрачный. Дальше... Что было дальше, Вирджиния помнила лишь небольшими отрывками... Прямые широкие плечи... Запах лаванды и табака, когда он целовал её, сначала легко и коротко, потом – медленно, подолгу... Горячая, удивительно гладкая кожа под её пальцами, и она гладит эту кожу без стеснения и стыда. ...Они оба обнажены, как первые люди в райском саду, и он опускает её на кровать. Вирджиния даже не могла потом вспомнить, была ли расстелена её постель, или нет. Мандрагоры уже пустили благовоние, и у дверей наших всякие превосходные плоды, новые и старые; это сберегла я для тебя, мой возлюбленный. Что яблоня между лесными деревьями, то возлюбленный мой между юношами. Потом – было удивительное чувство, будто она обнажённой попала под ласковый летний дождь: для его поцелуев не было запретных мест на её теле, и под каждым поцелуем маленькое солнце вспыхивало под её кожей. Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви. Позже, много позже, Вирджиния попробовала проанализировать свои ощущения и сравнить их с цветистыми романными описаниями «вершин блаженства», «пиков наслаждения» и прочих «бурь чувств, поднимавшихся волной». То, что она почувствовала, совсем не походило на пошлые книжные описания. Просто в какой-то момент ей показалось, что она вылетела из своего тела и внезапно умерла. Она ещё помнила, как вскинулась ему навстречу, а он бережно поддержал её под спину и помог медленно улечься, когда она на несколько секунд на самом деле потеряла сознание. Лёгкость и свобода, благодарность и нежность попеременно сменялись в её душе. О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен. Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня. И ещё сильнее укрепилось в ней желание по-настоящему принадлежать ему, здесь и сейчас. Когда же этот момент настал, Вирджиния всё же испугалась, но он успокоил её, вполголоса на ухо сказав своим мягким тёплым голосом: —Я не сделаю тебе больно, моя дорогая Вирджиния. И слово своё он сдержал. Я сплю, а сердце моё бодрствует. ...Июльская ночь коротка, и когда Вирджиния проснулась от недолгого крепкого сна, её возлюбленный стоял у открытого окна, курил, и его лицо на фоне подступающего незаметно рассвета вновь поразило её красотой и благородством. Глаза его были печальны, но почему? Он почувствовал её взгляд: — Ты уже не спишь, но ещё совсем рано. Спи. Я должен уйти пораньше, но я так не хочу покидать тебя, душа моя, жена моя. Мы увидимся вечером. Если я не смогу прийти, оставлю письмо. Моя работа, увы... Никогда не знаешь, что меня сегодня ждёт. Он накрыл её лёгким покрывалом, поцеловал в закрытые глаза и вышел. Заснуть ей больше не удалось. Ничего, она ещё успеет отдохнуть днём. «Женщина» – моё новое имя, и я любима лучшим мужчиной в королевстве. Я принадлежала ему этой ночью, и мне это нравится. Я счастлива, без всяких условий, и только об одном молю милостивого Господа: пусть не кончается наше лето». Прекрасная юная женщина после ночи любви мечтает и думает в своей спальне, куда уже пробрался первый солнечный луч. Положи меня, как печать, на сердце свое, как перстень, на руку свою, ибо крепка, как смерть, любовь. Уйдём потихоньку, не будем её тревожить, о, мой читатель! Часть вторая Судьба подарила им ещё несколько счастливых свиданий и коротких бессонных ночей, наполненных страстью и нежностью. Они собирались обвенчаться в августе. Война разрушила их планы, войдя в августе вместе с германскими войсками в прекрасную Бельгию. Им пришлось расстаться. Пока было возможно, они писали друг другу, письма были краткими и редкими, но неизменной оставалась их любовь, которая сквозила в каждой строчке. Диплом медсестры пригодился, и Вирджиния начала работать в госпитале, и продолжала, даже когда в Брюссель вошли германские войска. Тяжёлая работа, иногда сутками, дежурства без графиков и отдыха, постепенная, исподволь, подкравшаяся нехватка самых простых продуктов, одежды, книг забирали все силы, но Вирджиния ждала и надеялась, и каждый вечер молилась за того, к кому рвалась душа её. Пока однажды осенью (в октябре, если уж быть точным), в списках потерь после большой военной операции не прочитала: «Пуаро, Эркюль, лейтенант ополчения». Нет, она не умерла, она не потеряла сознания, только газета тихо выскользнула из её холодной руки. «Мы остались одни», – только и подумала она. Да, теперь ей предстоит всё в этой жизни решать и делать самой. И она не может позволить себе безудержное горе, затворничество, физическую немощь. Милостивый Господь позволил ей успеть зачать дитя. Их дитя. Прошёл год. Родился и подрастал её прекрасный дорогой сын, её Эркюль. Ради него она снова научилась смеяться и играть в простые детские игры. Ещё через год, когда конец войны был реален и близок, к ней посватался их давний общий друг – химик-фармацевт Жан-Луи Серро. Вирджиния дала согласие, и когда она приносила клятву: «Беру тебя... Жан-Луи, в мужья...», заминка была небольшой, и никто её не заметил. Годы шли. Острое горе давно превратилось в печаль. Печаль отступала, когда её милый Эркюль, сияя огромными вишнёвыми глазищами, подбегал к ней, чтобы показать кривую фигурку котика из глины, или новые буквы, которые успел выучить. Позже у него родился брат, и печаль отступила ещё дальше. Новая, спокойная любовь постепенно прорастала из дружбы и признательности. Так прошло десять лет. И однажды ей попала в руки британская газета за прошлый год. И именно из этой газеты Вирджиния узнала, что её возлюбленный жив! Он выжил в той битве, был ранен (статья не только повествовала об успешном завершении знаменитым детективом крупного и скандального дела, но и давала краткий очерк биографии самого детектива). Вместе с другими беженцами попал в Англию и остался там навсегда, к чести и славе закона и порядка Британской империи. После этого Вирджиния постоянно следила за газетными статьями; Жан-Луи, ради её спокойствия, сумел организовать доставку известных британских газет, не всегда постоянную, но и этого ей хватало. Незадолго до другой, более ужасной и разрушительной войны, в 1935 году, судьба и милостивый Господь позволили Вирджинии ещё раз увидеть своего возлюбленного, который сопровождал детектива из Скотланд-Ярда при вручении тому звания кавалера Ордена Золотой Ветви. Встреча была официальной и короткой, их семья в полном составе в ресторане имела честь приветствовать инспектора Джеймса Джеппа и его спутника, непревзойдённого Эркюля Пуаро. Вначале Жан-Луи представил сыновей, затем вышла она. Её поклон был короток и официален. Он же почтительно склонился над её рукой, потом поднял на неё тёплые, незабвенные, проницательные карие глаза, в которых стояли непролитые слёзы, видимые ей одной, и слегка улыбнулся под своими великолепными усами. И, да, она с волнением заметила, что прекрасно сидящий, сшитый на заказ костюм был украшен её «тусси-мусси», и цветы в нём были свежи, как и в тот день, когда она дарила своему возлюбленному этот сувенир на память. Конечно, он всё понял. Милостивый Господь позволил ему на склоне лет увидеть взрослого красивого сына, хорошего мальчика, который вырос в любящей семье. Пуаро не потревожит покой её семьи. Она будет верна принесённой не ему клятве. Да, их любовь была волшебной и печальной сказкой, короткой и незавершённой. Но сегодня уже можно сказать, что у этой сказки всё же хороший конец. 2021 год. * Для понимания некоторых подробностей читателю рекомендуется ознакомиться (конечно, если интересно) с 6 серией 5 сезона британского детективного сериала «Пуаро»; именно от событий сериала автор отталкивался при написании рассказа. В оригинальном рассказе Агаты Кристи сюжет отличается от сериального, да и рассказик совсем короткий. Образы героев взяты именно из сериала. ** В сериале Вирджинию  называют  «Мадемуазель  Менар», в  рассказе-первоисточнике  же  называют и  Менар, и Меснар, на усмотрение переводчика. Я решила взять сериальный  вариант.  Благодарности: 1) В первую очередь, Григорьеву Сергею, участнику обсуждения сериала «Пуаро» на форуме сайта «Кино-театр». Именно Сергей предложил фантастическую гипотезу, и она, эта гипотеза, долго не давала мне спать, и в конце концов выросла в полноценный рассказ. Вот, представляю: № 158 Григорьев Сергей (Санкт-Петербург) 28.06.2014 - 01:35:51 Я изложу свою позицию насчет фильма «Коробка шоколадных конфет» (далее ради сокращения буду набирать «КШК»). Возможно, мои слова покажутся вам бредовыми, но... Впрочем, читайте. В «КШК» Пуаро в его расследовании помогает родственница семьи Дерулар Вирджиния Меснар. Было заметно, что ему эта девушка наверняка успела приглянуться, да и он ей не безразличен. Но далее судьба развела их минимум на 20 лет; и когда они встречаются снова – она замужем за его давнишним другом, и у нее два сына (младшего зовут – Эркюль, в его честь). И вот, целуя руку ей, Пуаро весьма и весьма загадочно улыбнулся. Что это означает? Замечу, что в повести, по которой снимали «КШК», ещё на пороге раскрытия дела Вирджиния ушла в монастырь. Ну, а Пуаро новую любовь так и не встретил, остался холостяком на всю жизнь. Но виртуальная история тем и отличается от реальной, что киношники могут отбросить авторский вариант, посчитав его несостоятельным. В фильме Вирджиния стала женой и матерью. При чем тут, спросите, Пуаро? А что, если... её старший сын – от Пуаро? Киношная версия представляется мне вот как. После расследования между Пуаро и Вирджинией завязались тесные отношения. Даже очень тесные; Вирджиния забеременела. Знал ли о том Пуаро? Думаю, да; и наверняка после этого Пуаро и Вирджиния собирались пожениться. И поженились бы – но тут началась Первая мировая война, в результате её 3 августа 1914 г. в Бельгию вторглись немецкие войска. Без пяти минут супруги потеряли друг друга из виду, а вскоре Пуаро получил известие о том, что Вирждиния Меснар якобы погибла. Вскоре он в числе беженцев оказался в Англии. А после войны не стал возвращаться в Бельгию – некуда возвращаться: родители давно умерли, у самого нет ни брата, ни сестры, любимая погибла. Так и обосновался в Англии. Вирджиния Меснар тоже слышала о том, что Пуаро якобы погиб. Но жизнь на этом не кончилась; и уже после войны она вышла за его друга, который принял её сына как своего, а со временем родился у них ещё один. Вот и становится понятной здесь загадочная улыбка Пуаро, когда он впервые за 20 лет с лишним поцеловал руку Вирджинии. Он минутой раньше видел СВОЕГО СЫНА. Но Пуаро ничего не скажет вслух. И правильно. Его сына вырастил другой человек, которого сын и считает подлинным своим отцом; не стоит и ломать это. Во всяком случае, я на месте Агаты Кристи преподнес бы всё именно так. А то очень уж обеднила она своего героя. А Пуаро достоин хотя бы такого счастья в личной жизни – на расстоянии. 2) Всегда – леди Агате Кристи, за образ Пуаро. 3) Переводчикам, сумевшим так перевести «Песнь песней», что дух захватывает.