***
m/ Xerxes' Tent — Tyler Bates
— Какаши! Они успели уйти до того, как пещеру окончательно завалило обломками. Вместе с их товарищем. Обито изо всех сил кричит, не вытирая слёз, шаринган начинает пульсировать, причиняя боль глазам. Рин не выпускала его ладонь из своей руки, по-прежнему крепко сжимая — она взвалила на себя эту ответственность за боль Обито; поняла всё по глазам Какаши: тот умолял её взглядом не тратить попусту на него время, просил принять его жертву. Она не могла ничего сделать. Её сил хватило лишь на то, чтобы увести оттуда Обито. Не могла потерять ещё и его. — Вот вам и пришёл конец, детишки Листа! От самого сильного из вас мы избавились, остался лишь жалкий мусор! — раздался голос сбежавшего врага, тот появился с подкреплением. Учиха обернулся к противнику, с ненавистью взирая на него и сквозь зубы произнёс: — Рин, беги отсюда, и спрячься, я отомщу ему! Всем им! — Я не оставлю тебя! — Рин! — он резко преобразился и быстро вытер слёзы, шаринган загорелся ярче. — Ради него, уходи, быстро! — Но… — Пожалуйста, Рин! Как только она исчезла из его поля зрения, он вновь обернулся к вражеским шиноби — их было около пятнадцати, и, встав в боевую стойку, сделал быстрый выпад, нападая на них. Минус трое. — Окружаем его! — Стихия огня — Большой Огненный Шар! — он на ходу сложил печати и, применив технику, лишил вражеского отряда ещё пятеро шиноби. Эмоции переполняли его, заставляли использовать шаринган, поглощая больше чакры. Сейчас им управляли только ненависть и боль, которые лишь подогревали пламя, бушующее в груди. В сознании проносились последние минуты с товарищем; Обито ловил ответные удары. Его уже успели лишить руки и левого глаза. Новообретённый шаринган тратил большое количество чакры, понял Учиха, но выбора у него не было. Он либо последует за Какаши, либо, истратив последние остатки чакры, рискнет убить оставшихся одним ударом. — Стихия огня — Танец Огненных Сюрикенов! Обито отчаянно сражался, не жалея себя. Не чувствуя ран, он продолжал наносить удары противникам. Сейчас было важно лишь убить их всех, не важно какой ценой. Тело двигалось словно само по себе, взяло на себя эту роль, позволяя душе Обито страдать. Они ведь только-только смогли биться спина к спине. Как же так? Почему именно его, Какаши? Лишь сражаясь вместе с ним, он понял, что мечтал об этом с того самого момента. С их первой встречи. Мечтал сразиться с ним, чтобы не быть слабым, мечтал превзойти его, чтобы тот мог положиться на него. Чтобы всегда защищать дорогих людей. «Опять ты решил всё сам, придурок Какаши!» — Учиха злился на него, ему было больно от того, что из-за его слабости, минуты промедления, он не успел. Роковой кошмар обернулся реальностью. Если бы он тогда… Нанося удары уже мёртвому шиноби, лицо Обито было окрашено кровью врагов, вперемешку с собственной. Одежда грязная, порванная во многих местах и пропитанная кровью из раненой руки, местами подпаленная от огня. Вокруг лежали мёртвые тела. Выжженная земля пропиталась их каплями крови, плевалась клубами едкого дыма. Он справился со всеми, но боль не утихла, лишь горьким металлическим привкусом осела на языке. Он кричал — от болезненных глубоких ран, от пылающих внутри каналов чакры; что-то сломалось в нём навсегда и оставило глубокий шрам внутри, на сердце. Кричал, потому что даже после всего — после мести, легче не стало. Их первая серьёзная миссия и всё закончилось так, как опасался того Минато. Прибежав на место битвы с Рин, его сердце пропустило удар. Картина, вставшая перед глазами ужасала: десятки разбросанных тел, редкие струйки бежавшего дыма и выделяющийся на фоне всего порванный клановый знак Учих, окропленный красным. Нохара прижала руку ко рту, пытаясь сдержать крик и подступающую тошноту. — Сенсей… Минато наклонился к Обито, что лежал без сознания, быстро проверил пульс. «Слабый, но есть», — они успели, с облегчением выдохнул он. — Он жив, но пульс очень слабый, — он взял его на руки и повернулся к ней, — надо спешить!***
Гений ли ты или обычный шиноби — не имеет значения, в конце концов, война никого не щадит. Так какой смысл им быть? Есть ли вообще смысл пытаться что-либо изменить? Сейчас Обито в этом сомневался. Он и на шиноби толком уже не похож: лишённый руки и глаза, с уродливыми шрамами на половину лица, что он в таком состоянии сможет сделать? Да только местных пугать. Никакой он не герой, как говорили ему медсёстры. «Мальчишке повезло выжить, ещё бы чуть-чуть и не успели, вы спасли ему жизнь, господин Минато» — тихо шептались за дверью. Они все жалели его, сочувствовали, но в итоге всегда обречённо вздыхали и повторяли одно и то же: это война. Говорили, что миру шиноби не обойтись без сражений, что великие страны не придут к переговорам о прекращении вражды. Учиху выписали, обязав каждый день посещать больничное крыло. Он так и не понял для чего это им. Ему уже не терпелось прийти домой и начать тренировки. Это единственное, что заботило сейчас Обито, вернее, то, что ему осталось делать. Направляясь в сторону дома, он шёл, стараясь не обращать внимания на жителей, что обсуждают его, прекрасно слыша их. — Какой ужас! Вы только поглядите! — Ещё совсем маленький, а уже такой урод… — Да-да, ещё и из клана Учиха! — Не смотри на него, а то станешь таким же… Да вы сами те ещё уроды, думал Обито, но в душе понимал, почему те так говорят. Обезображенная часть лица, обрубок вместо полноценной руки — и правда уродец. Он сам больше не мог на себя смотреть. Вечером, в день, когда он очнулся, его отвели в ванну и, вскользь заметив свой вид, ненависть всколыхнулась в нём, раздражая кончики пальцев. Он знал, что сейчас не тот, что был раньше, но видеть вживую, самому, было отвратительно. Если смириться со своим видом, то, может, проживёт чуть дольше, так ему сказала одна из работниц, выбрасывая грязные бинты в урну. «Смириться с чем? С тем, что я уже больше никогда не смогу быть шиноби?!» — отчаянно кричал он в мыслях. А как же его мечта? Неужели он даже последнее желание погибшего друга не сможет выполнить? Дни сменялись днями. Столь скоротечная стихия, как время, неутомимо бежало вперёд, оставляя всех позади. Обито почти отчаялся. Единственное, что у него получалось — метать сюрикены так, что он делает это с закрытыми глазами. На большее, как бы он не пытался, теперь не способен. Он пытался самостоятельно научиться складывать печати одной рукой, но ничего не получалось. В умении концентрировать чакру, он всегда уступал Какаши и Рин. Так проходили дни Обито: сначала его отчаянные попытки преодолеть предел нынешнего тела, затем, так ничего и не добившись, он шёл к его могиле. Порой он просто стоял и молчал, глядя на свежевысеченные иероглифы. Слова застревали огромным комом во рту. Какаши бы сказал, что он сейчас сам на себя не похож — весь подозрительно тихий, с пустующим взглядом. Обито казалось, он не имеет право что-либо говорить ему, потому что подвёл товарища. Он так виноват перед ним. Но порой, Учиха не мог сдержать ту боль, что поселилась в его сердце и говорил. Говорил, пока горло не сведёт спазмами, и не прольются горькие слёзы. — Надеюсь, ты счастлив там, Какаши, — мимолётная улыбка скользнула по губам. — Ты же счастлив? Теперь ты с отцом вместе. Т-тебе больше н-не придется грустить из-за него, да? — Сегодня опять не получилось научиться складывать печати. А ты бы наверняка смог… — он обрывает себя на полуслове. — А ещё, Рин тоже приходит к тебе, я знаю, и не только она — все наши одногодки тоже. Асума, Куренай… все они приносят тебе цветы, а я вот снова без всего, Какаши. Побыв ещё немного здесь, он уходит. Он может долго проводить так время со своим товарищем, но не желая волновать бабушку и Рин, он покидает его, чтобы потом снова прийти.***
Обито думал об услышанном на крыше больницы. Стоял у края и смотрел вдаль, обводил взглядом Скалу Хокаге. Прошло почти полтора месяца, как он здесь. По словам Рин, он не приходил в себя около трёх недель, врачи уже было отчаялись, что Учиха не выкарабкается, хотели приостановить искусственную поддержку организма, но сенсей Минато умолял их не прекращать бороться за его жизнь. И оказался прав. В тот день, когда он очнулся и вспомнил, что произошло, то плакал навзрыд вместе с Рин. Чувство вины тесным обручем сжало его сердце и душу в тиски. «Не успел». «Не хватило сил». «Не спас». Как он тогда станет Хокаге, если даже лучшего друга не смог спасти? Из-за него Какаши пришлось принять удар на себя. Обито и впрямь постоянно мешался ему под ногами, попадал в неприятности, а Какаши всё терпел, да незаметно для самого Учихи помогал. Даже тогда, в Бамбуковом Лесу — Хатаке переживал за него и хоть пути их тогда разошлись, но ведь потом он всё же пошёл за ним и вовремя успел прикрыть, подставляясь под удар. Он ведь столько всего не успел: показать ему свою новую технику, сводить в новую закусочную, где готовят вкусную рыбу. Не успел отдать подарок и нормально поздравить, думал, что лучше будет, если всё сделает после того, как их команда выполнит задание. Думал, Какаши будет вдвойне приятно и тот назовёт его в ответ самым лучшим другом. Они бы могли выполнить ещё кучу миссий, устроить тысячу поединков, но самое главное — они могли бы всегда быть вместе. Учиха вновь посмотрел на скалу, останавливаясь на пустом месте, где он когда-то думал, что будет высечен его профиль и прикрыл глаз. — Проклятье! — резко вскрикнул он и уцелевшей рукой ударил ограждение. А затем снова и снова наносил удары, пока его не прерывал знакомый голос: — Смотрю, ты уже здоров, раз есть сила колотить ни в чём неповинные перила и грязно выражаться, мелкий ты паршивец! Обито медленно открыл глаз, но не обернулся. Он не хотел сейчас ни с кем разговаривать, и особенно с ней. Кушину, видно, это только сильнее разозлило. — Эй ты, мальчишка! Имей уважение к старшим и смотри в глаза, когда к тебе обращаются, даттебане! — незнакомым людям со стороны могло показаться, что мальчишка её раздражает; что Кушину совсем не заботит его состояние. Однако на деле всё было совсем наоборот. Незадолго до той роковой миссии, у неё возникло непонятное предчувствие. Что-то тревожило её, но она не могла понять, откуда взялось это ощущение. Будто что-то плохое вот-вот случится. Минато тогда успокоил её, заверил, что миссия хоть и ранга S, но всё пройдет быстро, и она не успеет опомниться, как они уже будут целыми и невредимыми дома. Она переживала за Обито. Юный шиноби в силу своего характера постоянно попадал в неприятности, сломя голову бежал вперёд, не раздумывая. Мелкий озорной мальчишка, не стесняясь, заявил всем, что станет Хокаге. Кто-то смеялся над его словами, кто-то дразнил, мол, такой сопляк никогда им не станет, но не все видели обратную сторону этих слов. Кушина видела в нём бесконечное стремление к своей мечте; что слова Обито — не просто глупые и неосмысленные высказывания, а его истинный путь шиноби, который он для себя выбрал. Она любила Обито всем сердцем и переживала за него, как за собственного сына. И когда она узнала, что отряд Минато выполнил задание, но слишком высокой ценой, её охватил страх. Позже, когда ей всё же удалось поговорить с мужем, она узнала, что произошло на самом деле. Плохое предчувствие не подвело, оно сбылось худшим сценарием. Они потеряли Какаши, а Обито впал в кому на продолжительное время. Лишь Рин и Минато не получили опасных для жизни травм. Однако для двоих выживших чуунинов физические травмы были ничем, по сравнению с тем, что они чувствовали внутри. «– Ч-что произошло? Что с вами случилось? — взволнованно спросила она Минато. Тот был сам не свой, словно случилось нечто ужасное. — Кушина, милая… — Минато медленно подошёл к ней и крепко обнял. Он больше не мог сдерживать эмоции, и в объятьях родного человека наконец-то отпустил себя. Дрожал, прижимая её крепче; скупые слёзы катились по щекам, оставляя следы на её платье. — Минато, неужели? — Мы выполнили миссию, но… — он ненадолго замолкает, пытаясь собраться, — я не успел прийти к ним на помощь, ребята попали в беду и… Уже позже, рассказав ей всё, он принял для себя решение: он больше не позволит такому снова произойти, он, во что бы то ни стало, прекратит эту беспощадную войну и не позволит детям участвовать в опасных миссиях! Таково было его решение, принятое ценой жизни одного из его учеников». Вздохнув, она подошла к Обито и осторожно обняла его со спины: — Обито, мне очень жаль, что вам с Рин пришлось такое пережить. Учиха тихо шмыгнул носом и дёрнул плечом. Кушина отстранилась с грустной улыбкой. — Мне не нужна ваша жалость, Кушина-сан. — Какаши уже не вернуть к жизни, ему остаётся лишь стать сильнее. — Я больше не позволю своим друзьям погибать! — Хочешь стать сильнее? — Да! — Хорошо, Обито, — Узумаки сложила руки на груди и вмиг стала серьёзной, — есть один способ, но это будет непросто, даттебане! — Я готов! — Даже если тебе придётся покинуть деревню? Ты готов оставить Рин одну? — Обито немного подумав, кивнул. Он много думал, как же ему поступить. Оставлять Нохару одну совсем не хотелось, как бы ему ни было тяжело сейчас. Рин тоже пострадала и поэтому пропадает на тренировках, в перерыве забегая к Обито в больницу и принося что-нибудь вкусное, в попытке уловить прежнюю улыбку друга. Но каждый раз, натыкаясь на натянуто живой взгляд Обито, ей становится всё больней. Им обоим было сейчас нелегко. Не так уж и много времени прошло с того дня, но память штука коварная — раз за разом напоминает тебе в кошмарах о тех событиях, что холодеют кожу и ускоряют сердцебиение. — Совсем не щадишь мои чувства, глупый мальчишка. Но и отговорить тебя я не могу, всё равно ведь поступишь по-своему. — После их последней миссии Минато сказал Обито, что не сможет их тренировать какое-то время, и им придётся искать нового наставника, либо присоединятся к другим командам на задания. Оба пришли к решению, что на некоторое время оставят миссии, уделяя больше времени тренировкам. Это не значило, что они оставили путь шиноби, совсем наоборот — с большим усердием хотят ими стать, потому и сражаются каждый с самим с собой внутри.