***
Лань Цижэнь казался Вэнь Жоханю идеальным. По общему мнению, Цинхэн-цзюнь обходил младшего брата и в красоте, и в умениях, и характером был приятнее, но когда юношу волновали такие условности? Второй господин Лань был гораздо более пылким и упрямым, и это безумно нравилось наследнику Вэнь. Даже несмотря на чужую приверженность правилам. Он стал стараться чаще брать дела у северных охотничьих границ Цишаня. Там чаще была возможность пересечься с адептами из Облачных Глубин, а вместе с ними мог быть и Лань Цижэнь. Это было его единственной возможностью увидеться не на совете орденов, поэтому он стремился к каждой подобной встрече. Второй молодой господин Лань был бесподобен на ночных охотах. Его движения были быстрыми, атаки — точными, а игра на гуцине, предшествовавшая им в большей части случаев, — завораживающей. Если бы Вэнь Жохань не полюбил образ этого человека ранее, то обязательно полюбил бы теперь. Сейчас он только раз за разом убеждался, что его сердце выбрало верного человека. Ухаживания у Ланей были очень странными, по мнению любого человека, не привыкшего к укладу жизни в Ордене. Многие элементы проявления внимания к человеку были похожи на дружбу. Но изучив правила Гусу Вэнь Жохань понимал значение каждого жеста и сдерживал свою натуру, требующую более решительных действий. В правилах указано чаще пересекаться? Он пересекается чаще, насколько только может. Указано задавать вопросы о самочувствии и успехах? Он задавал их. Мало. Этого было чудовищно мало и Вэнь Жохань был уверен, что его действия останутся просто… Незамеченными. Лань Цижэнь наверняка ожидал бы большего от члена другого ордена, да и кто сказал, что ему нужен спутник на тропе самосовершенствования? Он ещё молод, перед ним открыты все пути, ему есть куда стремиться самостоятельно! Даже на ночных охотах он справлялся самостоятельно, вынуждая наследника Вэнь просто стоять в стороне — тот хотел потешить чужую гордость. А у этого человека она определенно была. День за днём молодой мужчина тренировался, мечтая только о том, чтобы получить возможность коснуться шёлка лобной ленты одного единственного человека. Его атаки были безупречны, он все больше занимался развитием духовных потоков в теле, но что это давало? Ничего, как ему казалось. Осознание собственных чувств и ухаживания заняли пару лет. За это время Вэнь Жохань ни на черту не изменился. А Лань Цижэнь, молодой совсем юноша, которому только исполнилось семнадцать, напротив, возмужал и раскрылся как цветок. Он не был нежным, но наследник Вэнь видел этого человека сквозь призму своего восхищения чужими умениями, поэтому и внешность заклинателя он идеализировал. Собственное бессмертие казалось пустышкой, в то время как отец им безумно гордился и только ограничил, запретив охотиться далеко от Безночного Города — подвластные Ордену территории должны были знать своих героев. От собственной роли украшения было тошно, но именно его статус наследника ордена позволял им с Лань Цижэнем видеться гораздо чаще, чем в каком-либо ином случае. А потом второй молодой господин Лань подарил ему цветок, совсем перед тем, как уехать со старшим братом с совета орденов, и Вэнь Жохань просто был не готов к этому. Так же, как и к полугоду полной изоляции от Лань Цижэня — он отправился в уединенную медитацию на несколько месяцев, желая достичь новых высот в заклинательстве, но Вэнь Жохань видел в этом побег от него после такого… опрометчивого поступка. По крайней мере, то, как отшатнулся юноша после вручения подарка не оставляла простора для фантазии — он испугался собственных действий. Цветок миндаля был аккуратно высушен и поставлен в вазу и под хрустальный колпак. Отец лишь неодобрительно окинул его взглядом, когда наследник нёс довольно дорогую вещицу в свои комнаты. Но теперь подарок Лань Цижэня был в безопасности и не должен был быть подвержен изменениям времени или пыли. Обещание. Осталось понять, что именно ему обещал второй молодой господин Лань. На одной из ночных охот на границе с Гусу, когда действительно возникла необходимость в сильном заклинателе, в двери несколько потрёпанного гнездом тварей Вэнь Жоханя постучался заклинатель в белом и предложил свою помощь. И гордый наследник Цишаня просто не мог ему отказать, как завороженный, смотря на инициативу от того, в кого он глупо и бесповоротно влюбился. — Я слышал, тебя ранили. Я могу помочь? — спросил Лань Цижэнь с небольшим тазиком воды, не входя без разрешения в крохотную комнату. Наследник Цишаня имел средства на что-то большее, но зачем? К тому же в душе, он ещё надеялся на то, что сможет понравится одному из «святош». И «святоша» не одобрил бы просторных комнат для простой ночёвки перед возвращением домой. — Да, конечно, проходи. Как прошло уединение? — достаточно успешно, если судить по тому, что Лань Цижэнь не осунулся — инедия была недоступна слабым заклинателям в столь продолжительных медитациях. Это грело душу Вэнь Жоханя просто из-за того, что дорогой ему человек цел и здоров. А тот в это время прошёл в комнату и принялся греть воду талисманом, одновременно с этим доставая лекарства из мешочка цянькунь. Словно у прямого наследника самого богатого из орденов их не было. Но такая забота была приятна, и мужчине и в голову не пришло бы возмущаться. Он не дурак. Он безумно долго ждал любой возможности просто посмотреть на этого человека, а уж прикосновение… Это будет их второе прикосновение кожа к коже. — Вернись на кровать, — попросил Лань Цижэнь, не отрываясь от своих действий. Он лишь украдкой осматривал комнату, отмечая и небогатую обстановку, и то, что Вэнь Жохань путешествует налегке. Совсем не этого можно ожидать от наследника Цишаня. Мужчина прекрасно знал это, ведь ещё три года назад он вел себя совсем иначе. И об этом знал каждый. Однако никто не знал причины таких перемен. Он достаточно хорошо «прятал концы в воду». Но Лань Цижэнь знал. Ведь он был той самой причиной. Бессмертный заклинатель опустился на кровать, следя за чужими руками. Адепт Гусу немного переживал, судя по немного неуверенным движениям. Видимо, ему доверяли, раз позволили увидеть эти перемены в всегда уверенном человеке. Чтобы помочь, мужчина стал развязывать пояс и аккуратно оголил наскоро перевязанные бок и плечо. Вряд ли смелости юноши хватит раздеть его, тем более, это несколько иной уровень отношений. Нельзя быть таким резким, если он хочет стать Лань Цижэню спутником на тропе самосовершенствования. Они молчали. Все время, пока младший заклинатель работал с ранами, было проведено в тишине, и Вэнь Жохань немного переживал из-за этого. Но сосредоточенное лицо и твердость движений успокаивали, пока человек выполнял то, зачем вообще пришёл в эту глушь. Поток чужой ци, сосредоточенный не на ранениях, а просто ровно текущий по его телу, сбивал с толку. Дыхание на миг сбилось, наследник Вэнь бросил взгляд на второго молодого господина Лань, но тот… Медитировал? Бессмертному потребовалось время восстановить душевное равновесие и толкнуть свою силу в ответ, выравнивая течение духовной энергии в них обоих. Она как заполняла их как кровь — вены. Ухаживания подразумевают желание стать спутниками на тропе самосовершенствования. Но совершенствоваться можно по-разному. И парное совершенствование тоже бывает разным. В том числе и таким. Он сглотнул ком в горле, заставив себя довольствоваться тем, что дают. Даже если это просто медитация, держась за руки. В конце концов, это больше, чем доступно многим, безответно влюбленным в Ланей. К тому же, кто сказал, что Лань Цижэнь остановится на таких медитациях?***
Вэнь Жожаню казалось, что это из-за его неосмотрительных мыслей все происходит так, как происходит. А иначе как объяснить отстранённость и прохладную вежливость Лань Цижэня по отношению к нему? Они не виделись один на один с той ночи. Наследник Вэнь уснул за медитацией, а проснулся полностью здоровый в пустой комнате, и только отдельные детали говорили о том, что приход гордого Ланя ему не приснился. Баночка из глины, покрытой глазурью, тазик с алой водой, слегка переставленные вещи… Баночку бережно спрятали в мешочке цянькунь. Воспоминания о той ночи грели душу ночами, когда до одури хотелось прикоснуться и просто ощутить чужое тепло. Спустя несколько недель Лань Цижэнь снова постучался к нему в покои и сразу устроился медитировать, протянув одну руку в сторону и выжидающе смотря на бессмертного. Тот дураком не был. Руку Ланя накрыла более широкая ладонь, сжала ее, после чего расслабилась.***
Лань Цижэнь всегда знал, что его брат безрассуден. С самого детства тот не был тем самым примером для адептов, что вдохновлял бы их на путь старейшин и основателя Ордена, поэтому он стал им сам, хотя и знал, что в нем тоже есть грешки, недостойные потомка Лань И и других их предшественников. Он успешно справлялся. Именно его ставили в пример младшим, да и некоторым старшим адептам, пока его брат занимался делами Ордена. В начале с отцом, позднее — самостоятельно. Отца они потеряли рано, но он уже был в годах, очень поздно нашел спутницу на тропе самосовершенствования, от того и дети появились поздно. Даже по меркам заклинателей. После его смерти второй молодой господин Лань взвалил на себя ещё больше ответственности — стал учить младших адептов, ещё не закончив свое собственное обучение, старался помогать брату… Они сильно отличались. Глава Лань спокойно принял смерть отца, принял на себя обязанности главы и при этом наслаждался жизнью в рамках правил Ордена, в то время как Лань Цижэнь… Так и не почувствовал себя счастливым. Он заковал себя в то, чего не мог унести самостоятельно, но помощи, с его гордостью, ждать было неоткуда. Первая встреча с Вэнь Жоханем выбила у него привычную почву под ногами. Безумно красивый мужчина так и лучился духовной силой, и не только ци, но и какой-то ещё. Харизмой, пожалуй. Вот уж действительно — Солнце. Такое теплое, нужное… И всепоглощающее. Второй молодой господин Лань не мог расслабиться ни на минуту, пока они не покинули Безночный Город, в котором проходило собрание. Хотелось верить, что такие ощущения рядом с Вэнь Жоханем все испытывают только в его резиденции, ведь как говорят — дома и стены помогают. Вот только это оказалось совсем не так. А на одной из Охот всех Орденов он ощутил ответное внимание. Хотелось провалиться под землю, ведь рядом с Вэнь Жоханем даже он, один из лучших учеников Великого Ордена - просто маленький щеночек, если верить слухам. Приходилось выкладываться на полную, чтобы не упасть в грязь лицом. Он совершенствовался даже в перерывах между встречами только для того, чтобы не ударить в грязь лицом перед ним. Как быстро он перестал трудиться ради чести Ордена. Может, это потому, что из всех молодых господ их поколения, он был вторым, оставляя других далеко позади? А потом Вэнь Жохань стал ухаживать за ним. Он это понял совсем не сразу, в начале списывая все на чужую общительность и, в целом, на случайности каждую их встречу. Но подмечая детали, мелочи, он был вынужден признать — это не так. Наследник Вэнь очень сильно поменялся, и по мнению любящего свой орден Ланя — в лучшую сторону. Достаточно долго он думал над тем, что делать. Он понимал что от него хотят ответных чувств, и они были, вот только они были… Неправильными. Безумно неправильными, и Лань Цижэнь не мог дать им волю. Все эти действия вели к прикосновению к ленте, и юноша стал обдумывать, как не нарушить правил, и… Не расстроить Вэнь Жоханя, что уж таить. Да и хотелось быть к нему ближе, на самом деле. Лента… Спутники на тропе самосовершенствования… Парное совершенствование… Лань Цижэнь вспомнил старейшин, которые рассказывали юным молодым господам сказки. Всплыли слова о том, что у влюбленных духовная энергия циркулирует по их телам, и этого как раз добивались парным совершенствованием. И раз это связано с духовной энергией… Значит связано и с медитациями, верно? Лань Цижэнь ухватился за эту мысль как утопающий за соломинку и в библиотеке перерыл все свитки, где хоть немного упоминалось о парных медитациях. Надо было ещё много узнать о них, да и решить, а как же сообщить о своем согласии быть ближе друг к другу через это действие. Этот жест должен был стать неким обещанием. В клане Лань все были однолюбами. Дарение ленты от того и было так символично — ее нельзя забрать, только отдать избраннику. Так же, как и сердце. Аккуратно срезанная струной гуциня цветущая веточка миндаля была сохранена молодым человеком до самого вручения адресату. Вряд ли конечно Вэнь Жохань знал язык цветов, но даже так это был красивый подарок. Таким не стыдно ответить на ухаживания, разве не так? Было тяжело решиться подойти к наследнику Цишаня, но необходимость вынудила молодого человека сделать это и протянуть ветвь. Предательски краснеющие уши пока ещё не были заметны в тени павильона, но за собственное смущение было так стыдно, что сразу после вручения подарка он ушёл. Эта встреча дала ответ на два вопроса Лань Цижэня, даже не озвученные вслух. Первый, самый важный, — действительно ли Вэнь Жохань ухаживал за ним? Да, ухаживал. Ждал этого подарка, судя по тому, как трепетно обхватил пальцами древко, по тому, как посмотрел на него распахнувшимися в шоке глазами. Но это было в неком роде предвкушение. Это ощущалось в том огне, что словно обжег молодого господина Лань, когда на него посмотрели. Вэнь Жохань действительно был вторым солнцем. И это солнце само не знало, что чуть не сожгло своей силой того, чьего внимания добивалось. Духовная энергия в момент этой короткой встречи прильнула к музыканту и тот понял — не готов. Они не могут медитировать вместе, это выжгло бы Лань Цижэня изнутри. Слишком силен был наследник Цишаня. Парные медитации возможны только между равными. Или между теми, чьи силы близки к равенству. Это было логично… Как правило никаких проблем между спутниками не возникало, ведь обычно заклинатели изначально обращали внимание на равных по силе, уму, способностям... В их с Вэнь Жоханем случае все было сложнее. Они занимали первое и второе место среди заклинателей их поколения. Лидировали с огромнейшим отрывом… Трудно стать подобным солнцу, себя Лань Цижэнь украдкой звал его луной. Такой же недосягаемый для большинства и такой же блеклый на фоне Вэнь Жоханя. И так же неразделимо связанный с ним. Особенно теперь, когда он узнал больше о парном совершенствовании. Лань Цижэнь и раньше не думал о женитьбе, но теперь было очевидно то, что только с наследником Вэнь он сможет быть парой. Хотя и придется для этого потрудиться. И юноша отправился медитировать в уединении.***
Встречи украдкой стали привычными. Вэнь Жохань жил от охоты до охоты, уделяя время и внимание делам ордена постольку поскольку. На орден хотелось плюнуть, но только он давал ему статус, достойный Лань Цижэня. В противном случае он давно сбежал бы. Но рядом с ним нужно было быть спокойным, и постепенно пыл Вэнь Жоханя угас. Отчасти этому способствовали и совместные медитации — спокойная, размеренная струя ци успокаивала тело и душу. Рядом с вторым господином Лань мужчина отдыхал и расслаблялся, хоть и не до конца. Они мало общались, хотя постепенно стали обсуждать ночные охоты и методы, используемые на них. Помогали друг другу в обсуждении трудных вопросов, как добрые друзья, вот только в такие моменты Вэнь Жохань порой лежал головой на коленях Лань Цижэня среди леса, поскольку в таверне их обоих легко могли заметить. Казалось, все было идеально, но наследнику Цишаня этого было крайне мало. Он хотел больше близости, контакта… Но не получал ничего больше объятий в прохладные ночи. Лань Цижэнь был слишком правильным. Но на самом деле, он не знал, как спрятать глупое сердце.***
Казалось бы, они были друг для друга самыми подходящими кандидатурами на роль спутников на тропе самосовершенствования. К тому же, стремясь быть достойными друг друга, они так обошли всех остальных заклинателей, что теперь они просто не смогли бы стать партнёрами кого-либо еще. Вэнь Жохань наверняка это знал, раз вцепился в него, Лань Цижэня, так крепко. Наверняка заботился о себе и добивался своего любым способом. Даже таким неправильным.Вот только Вэнь Жохань не знал ничего про необходимость равенства сил партнёров на пути самосовершенствования.
Юноша боялся быть брошенным. Растоптанным. Боялся узнать, что его выбрали только за силу и статус. Вот только именно этот статус давал ему возможность видеться с тем, в кого он так бесповоротно влюбился. Да так, что даже долг перед орденом отступил на второй план. Он был готов сбежать из дома. Но просто не мог. Не мог предать доверие родного клана, не мог оставить довольно безрассудного брата, и не мог представить, что будет, если прекратятся даже их краткие редкие встречи с Вэнь Жоханем. Рядом с ним он терялся. Внутри была борьба между правильностью и жаждой жить. Отношения между мужчинами могут быть только платоническими, дружескими. Негласные правила. В конце концов, отношения мужчин не оставят детей и в целом они не предусмотрены мирозданием. Разве не так? Но рядом с бессмертным мужчиной хотелось отпустить себя, распустить шелк волос Вэнь Жоханя и зарыться в него пальцами. Хотелось прижаться к нему, погладить сильные мышцы, коснуться губами чужих… Ужасное распутство, недопустимое для второго молодого господина любого ордена, что говорить об ордене Гусу Лань. И юноша держал себя в узде. Соблюдение правил он впитал с молоком матери и понимал, что без них его жизнь превратиться в хаос. Попробовав на вкус свободу, он не вернётся в рамки правил. Слегка выступая за рамки правил, он позволял уставшему Вэнь Жоханю устроить голову у себя на коленях в лесу, на привалах. А пока тот спал, Лань Цижэнь невесомо гладил волосы мужчины, переплетал пальцы с его и судорожно выдыхал. И обещал. Обещал, что когда-нибудь он позволит себе расслабиться и окунуться в чувства с головой. Нужно только подождать. Хотя бы того времени, когда в ордене появятся наследники его брата и он сможет покинуть клан. Отправиться в длительное путешествие… Воспоминания о том, что Вэнь Жохань должен будет стать главой ордена и вырастить собственных наследников всегда били словно обухом. И он переставал даже думать о таком. Ведь это брат главы Ордена мог покинуть его пределы, а не сам глава. Тем более такой амбициозный как будущий глава Вэнь. Уж он точно будет держать орден мертвой хваткой и передаст его наследнику только после смерти. Лань Цижэнь ему не пара. И по полу, и по положению. Наверняка Вэнь Жохань знал это и просто играл с ним, пользовался его чувствами. Он ведь мог выбрать любую, любого. Тот же наследник Цзинь увивался вокруг Вэнь Жоханя как рыбка-чистильщик. Тот, судя по слухам, очень много знал об интимной жизни, гораздо больше чем Лань Цижэнь, топящий все свое влечение в холодном источнике. Он даже целоваться не умел. Кому он вообще сдался. Будто Лань Цижэнь не знал, что о нем говорят, как о ледышке. Он не замечал того, насколько демонстративно Вэнь Жохань игнорировал Цзинь Гуаншаня, прежде чем начать с ним общение, касаемо дел ордена. До личных обсуждений никогда не доходило. Ведь это только Лань Цижэнь не видел дальше своего носа и не понимал того, что вокруг него происходило. А Вэнь Жохань видел. Видел, как напрягаются плечи Лань Цижэня, когда к Вэнь Жоханю подходил кто-либо, видел, с какой тоской юноша провожал его взглядом, когда сам не мог присутствовать в одном с ним зале. Видел, как Лань Цижэнь тщательно прячет свою неуверенность в себе и в самом наследнике Вэнь.***
— И зачем ты привел нас сюда? — спросил бессмертный, стоя на поляне, которую было трудно найти. С одной стороны её ограничивала отвесная скала с гротом внутри, с других сторон были такие заросли, что пробраться внутрь можно было только звериными тропами. От этого оба заклинателя были слегка растрёпаны и с трудом сохранили приличный вид одежд. На удивление, поляна была просторной, а Лань Цижэнь довольно привычно оставил меч и гуцинь в гроте и раскрыл дерн в одном месте, обнажая пепелище, на котором развел огонь талисманом. Только тогда он поднял голову на Вэня и встал, расправив плечи. Его лента слегка сбилась, но юноша поторопился ее поправить. Вэнь Жохань отметил, что этот вопрос довольно глуп. Было очевидно, что с ним поделились секретом, тайным местом! Он даже стал беспокоиться — вдруг его слова задели чувства довольно ранимого Ланя? Но тот не выглядел задетым, и это успокаивало. Правда адепт Гусу подозвал его к себе и стал что-то искать в мешке цянькунь. А после достал средних размеров ящик, еле влезший в мешок. В ящике оказался маленький саженец. Пока не было ясно, что это за дерево, но Лань Цижэнь наверняка знал, что это за растение. Он не привез бы абы что сюда. Видимо, растение было для него важно. — Я хотел посадить его здесь. С тобой. — сказал он наконец, а после поднял лицо на Вэнь Жоханя, ожидая его реакции. У того сердце пропустило удар. Это ведь не на совместную охоту идти. Это нечто большее. Укромное место, посаженное вместе дерево… И печаль на дне манящих золотых глаз, которую замечал только Вэнь Жохань. Парные медитации помогали лучше понимать этого заклинателя. Мужчина опустил руки в ящик и достал из него ком земли с корнями маленького саженца, мимолётом коснувшись ладоней партнёра, собиравшегося сделать это же. В уголках губ наследника Вэнь показалась улыбка, в то время как у второго молодого господина Гусу покраснели ушки. Только недавно юноша перестал прятать их от спутника на тропе самосовершенствования. Взгляд сам упал на ленту. Пока Вэнь Жохань не получил ее, он не может в полной мере называть себя так. Но было видно — Лань Цижэнь не готов к такому. Он вздрагивал от любого лишнего жеста, даже если сам давал согласие на него. Он не готов к открытому признанию их отношений. Хорошо уже то, что он не отстраняется и, так или иначе, но идёт навстречу. — Покажи место, я донесу. — сказал бессмертный, наполняя растение своей духовной силой, чтобы оно слегка ожило и не зачахло после транспортировки. Слегка помятые веточки расправились, а листочки словно стали чуть зеленее. Восхищение Лань Цижэня стало ему наградой. Ведь не каждый мог так повлиять на растение. И, видимо, юноша был благодарен ему. За заботу о растении. За то, что не задаёт лишних вопросов. Вэнь Жохань хотел верить, что он успеет узнать, какое растение в его руках, в дальнейшем. Когда вырастет, расцветёт, даст плоды. Спустя много лет, которые он хотел провести рядом с этим человеком. Он ведь позволит это, верно? — Да, конечно. Идём. — он смущённо встал и слегка отвёл взгляд, позволяя самому себе проявить немного эмоций. А Вэнь Жохань впитывал их в себя как губка, ведь это было только для него. Даже со своим другом, наследником Не, он был более сдержанным. Иногда мужчина ловил себя на мысли о том, что рад тому, что второй молодой господин Лань общается не только с ним. Ревности не было. Это было странно для него самого, но он действительно доверял юноше. Доверял и знал, что тот не позволит другу брать себя за руку, обнимать, класть ему на колени голову и сам этого не сделает. И хотя с ним Лань Цижэнь виделся чаще, ведь их отношения были правильными, ничего, кроме печали из-за невозможности видеться также часто, мужчина не испытывал. Лань Цижэнь в начале достал из мешка лопату, после выбрал для дерева место в самом центре поляны. Вэнь Жохань был совсем не против и спокойно дождался пока спутник выкопает яму для саженца, подходящую по размеру для корней. — Расскажешь, как ты влил силу в него? — спросил юноша, пока они аккуратно пересаживали растение и присыпали его корни землёй, порой сталкиваясь руками. — Конечно. — чем больше они будут воздействовать на растение своей ци, тем быстрее оно будет расти. Вэнь Жохань не дурак упускать возможность скорее узнать растение. И порадовать Лань Цижэня достижением его цели. Особенно порадовать его. Накрыв ствол саженца четырьмя ладонями, они медитировали, щедро делясь духовными силами с растением. А то тихо шелестело листочками на ветру, заставляя юного адепта Гусу улыбаться. Для Вэня эта улыбка была ярче солнца.***
Руки второго молодого господина Лань дрожали, от чего чай выплеснулся из пиньминбэй. — Дагэ! — младший заклинатель поспешил поставить чашечку на стол, чтобы не выронить ее и не разбить. Чужие слова… — А-Жэнь, я все решил. — жёстко сказал Цинхэн-цзюнь, ставя точку в разговоре. Его диди постарался взять себя в руки, но не мог. Не удавалось. — Я отправляюсь в уединенную медитацию. Уверен, ты справишься с обязанностями главы ордена. Ты всегда был прилежнее меня. А с Вэнь Жоханем у тебя все равно ничего не получилось бы. Он наследник и должен жениться, дать ордену наследников. Ты и сам все знаешь. Слова брата резали больнее ножа, Лань Цижэнь с большим трудом сохранил спину ровной, а лицо — сухим, без слез. Он все знал. Знал и ни разу ничего не сказал. А сейчас, каждым словом вбивал гвозди в крышку гроба всех его мечтаний, напомнив и про необходимость женитьбы Вэнь Жоханя, и практически прямо говоря — ему и самому придётся жениться. Потому что молодая госпожа Лань в уединении по решению суда, и встречи его дагэ с ней будут сведены к минимуму. Вряд ли в таких условиях родятся наследники. А они нужны клану. — Тогда прощай. — сказал Лань Цижэнь, бросив последний взгляд на пустой лоб главы ордена. Лента была у заключённой в доме с горечавками девушки, убившей их старейшину. Встав, он покинул цзинши, не оборачиваясь ни разу, пока не покинул пределов Облачных Глубин. Эмоции бушевали в нем настолько сильно, что он вырвал свой меч из ножен и бросил его на землю. Тот спружинил, влекомый духовной энергией заклинателя в полёт, после чего Лань Цижэнь вспрыгнул на него и быстро полетел к скалам недалеко от границы с Цишанем. На поляну, где росло их с Вэнь Жоханем дерево. За полгода оно сильно вытянулось — в любой свободный вечер юноша навещал его и подпитывал своей силой. От этого оно росло гораздо быстрее. Уже на подлёте к поляне он прыгнул на землю с высоты двух метров, подхватывая меч обратным хватом, а после отпустил его, чтобы он упал на траву. Правила предписывали держать все в себе, пользоваться при необходимости холодными источниками для усмирения чувств, но он ощущал, что он не поможет ему. Не достигнув даже порога совершеннолетия, он будет вынужден принять на себя обязанности главы Великого ордена, и от одного этого бросало в дрожь. Остальные новости были совсем не лучше. Его дагэ осуждал его чувства, женившись при этом на преступнице. Ментально давил на него, напомнив все, что причиняло юноше боль. Это было предательством. Тем более, он сомневался даже в себе и чувствах Вэнь Жоханя к нему. Лань Цижэнь встал перед саженцем, смотря на него. Он и без того вышел за рамки правил, теперь нарушений прибавилось. Он не только дал волю эмоциям, не отправился на холодные источники, сбежал из резиденции и безрассудно отнёсся к оружию. Для полного комплекта нарушений, которые он мог бы совершить не хватало только показать свою слабость кому-то. Особенно — Вэнь Жоханю. Краем глаза он уловил фигуру в небе направляющуюся прямо к нему. Знакомые длинные волосы и развевающиеся алые ткани чана под светлым дасюшеном. Помяни — он и явится. Лань Цижэнь нервно рассмеялся в мыслях, а в жизни только закрыл глаза, сжимая губы и напрягая плечи. Он должен быть сильным. Не для Цинхэн-цзюня, не для ордена, а для него. Для того, кто давно стал смыслом его такой отвратительной жизни. Она была… Не его. Целиком и полностью принадлежа клану, юноша не знал, как можно отдать часть себя кому-то самостоятельно. Пожалуй, он слишком сильно зациклился на долге перед орденом.Жаль только он сам этого не понимал.
Лань Цижэнь нарушил в этот день множество правил. Он проявил эмоции, проявил неуважение к старшему, ушел без его разрешения, не отправился на холодный источник, неподобающее отнёсся к оружию дважды, он покинул без предупреждения Облачные Глубины, бросил все дела… Но сейчас ему было плевать. Он просто хотел почувствовать себя нужным кому-то не за его роль брата или замены ему, а за то, какой он есть. И Вэнь Жохань, казалось, ценил в нем его. Возможно даже любил. Да, это нежное чувство — любовь. Как он мог хоть на миг в этом усомниться?! Ведь срываются ли поздно вечером без предварительной договоренности с места, лишь получив уведомление о том, что глава ордена Гусу Лань женился на преступнице? Нет, так делают только тогда, когда достаточно хорошо знают тебя и правила твоего ордена. А Вэнь Жохань знал, и понимал, что сейчас нужен именно здесь. Нужен Лань Цижэню. Плечи юноши напряглись сильнее, а глаза наполнились слезами, которые он подавил, испаряя с ресниц своей же ци. Какая ирония — Вэнь Жохань по праву рождения должен стать главой Цишань Вэнь, однако первым из них двоих груз ответственности принял на себя он — лишь второй на очереди после своего дагэ. И он младше на четыре года, он совсем не готов к такому! Он даже шпильки не носил ещё, хотя если бы он изъявил желание — его признали бы совершеннолетним ещё пару лет назад. А теперь этого не избежать. А Вэнь Жохань сейчас с ним такой домашний… Прибыл в чем был, судя по всему. Даже волосы не заколол, так спешил. По крайней мере, на нем были точно не все слои одежд, и от того мужчина был совсем не грозным, как обычно. Скорее более приземленным рядом с вечно собранным Ланем. Мысленно второй молодой господин Гусу все-таки пролил слезы, но уже облегчения. Потому что даже теперь, после предательства брата, он не один. Совсем не один, и это ощущалось так ошеломляюще, что перекрыло даже обиду и боль. Теперь хотелось только ощутить чужое тепло. Забыться в нем. — Спасибо… — раздался тихий шёпот Лань Цижэня, когда Вэнь Жохань, обеспокоенно смотря в его сторону, приземлился напротив. А после юноша просто сделал шаг вперёд и обнял спутника на тропе самосовершенствования, закрывая глаза. Объятия были сдержанными, но большего позволить было нельзя. Не теперь. Теперь между ними последний кирпичик стены, не дающей им быть полноценными партнёрами. Теперь не только Вэнь Жохань глава ордена, но и он сам. А значит, он больше не может покинуть орден, даже если наберётся на это смелости. Врождённое упрямство не давало ему расстаться с тем, кому он отдал сердце. — Я тебя люблю. — сказал наследник Вэнь, опуская взгляд. Он не знал, что ждать от спутникам на тропе самосовершенствования после того, что случилось. Однако, эти слова как нельзя лучше описывали то, почему он здесь, и почему… Лань Цижэнь не должен благодарить его за то, что он прилетел к нему сейчас. Лань Цижэнь не ответил, однако подошёл к мужчине, приподнял его подбородок, заглядывая в голубые глаза… И поцеловал. Едва-едва, совсем невесомо и быстро. А потом вспрыгнул на меч и улетел, не попрощавшись. Потому что не мог ответить на эти слова тем же. Потому что мужчины не должны любить друг друга. Но они любили.***
Они не виделись следующие два года, пересекаясь только на собраниях орденов. И то, только на самых крупных, однако, даже там они не оставались наедине — Лань Цижэнь показывался только на самих собраниях, все остальное время находясь в своих покоях. Как узнал Вэнь Жохань, он принял наказание в тридцать ударов кнутом в тот день, когда они расстались в гроте. И мужчина не понимал, от чего наказание было таким суровым — правила не допускали подобного, но влезать во внутренние дела ордена он не имел права — его даже спутником на тропе самосовершенствования не признали, поэтому он только наследник другого ордена. А Лань Цижэнь так и не рассказал Вэнь Жоханю, что он принял наказание за них обоих, в том числе за их чувства, ведь сам он принял его как спутника на тропе самосовершенствования и члена своего клана ещё тогда, когда дарил ему ветвь миндаля. Обещание… …принять в душу и семью.***
Следующая их встреча наедине произошла случайно. Вэнь Жохань прибыл на их поляну с гротом, и нашел Лань Цижэня рядом с деревом. Он сидел спиной к прилетевшему и медитировал в позе лотоса. Молодое растение становилось все более узнаваемым — миндаль. Снова обещание. Из-за этого поляна приобретала все большее значение для них обоих. Однако сейчас это было не так важно, как напряжённая спина молодого исполняющего обязанности главы ордена Гусу Лань. Бессмертный долго ждал хоть какой-то встречи, он не мог допустить нового расставания! Он широкими шагами пересёк поляну и сел рядом с Лань Цижэнем, опускаясь на траву прямо перед ним и протянул спутнику на тропе самосовершенствования ладонь, предлагая медитировать вместе. Он знал, что шорох одежд вырвет партнёра из транса. Так и вышло. Из нового была… Бородка? Бородка и усы «украсили» лицо Лань Цижэня, но своего удивления Вэнь Жохань не показал. Главы орденов часто отращивали бороду, а будучи совсем молодым, второй молодой господин Лань мог захотеть выглядеть старше, чтобы его слова и решения были весомее. — Как ты себя чувствуешь? — спросил наследник Вэнь, желая хоть как-то завести разговор. Тем более, слухи о наказании могли оказаться правдой, а удары кнутом не заживают так просто. До сих пор могли быть какие-то неудобства. — Я в порядке. — сухо ответил Лань Цижэнь и положил ладонь на чужую, начиная циркуляцию энергии по их телам. — Спасибо, что присматривал за деревом и гротом. — добавил он вежливо, но эта вежливость только пугала. Мужчина не хотел видеть отстранённость между ними. Разве они не партнёры на тропе самосовершенствования? Между ними даже правила клана Лань не допускали недомолвок. — Мне было не трудно. Если Лань Цижэнь не говорит о наказании сам, то нет смысла продолжать спрашивать. Все равно не ответит. А чрезмерное любопытство запрещено правилами. Оставалось только присоединиться к медитации, почувствовать наконец родную ци близкого человека… Уже скоро его рука покинула ладонь Вэнь Жоханя. Тот недоуменно выгнул бровь, хотя само лицо осталось прежним, довольно непроницаемым для большинства наблюдателей. Но Лань Цижэнь не был простым наблюдателем. — Твоя ци беспокойна. Что тебя тревожит? — наследник Вэнь боялся этого вопроса. Врать было нельзя, а молчание разрушит доверие. К тому же… Им в любом случае придется это обсудить. Он закрыл глаза, собираясь с силами. — Мой кузен женился насколько месяцев назад. Отец требует от меня того же и уже выбрал невесток. — это тревожило даже больше, чем наказание Лань Цижэня. Брак окончательно разрушит надежды Вэнь Жоханя на что-то большее между ними, ведь правила запрещают отношения с женатыми людьми. Скорее всего, придётся отказаться даже от медитаций и каких-либо других проявлений их парного совершенствования. Как и в целом от совершенствования. Это ведь жена должна быть спутницей на тропе самосовершенствования, а не… — Женись. Вот такой простой ответ, от которого внутри что-то обламывается. Все впустую. Вэнь Жохань кивнул Лань Цижэню, но больше не шевелился — боялся показать свою слабость. Теперь не стоило этого делать — неизвестно, что ждёт их отношения в будущем. Особенно — после свадьбы. Что говорить про рождение наследника — оно неизбежно, отец не отстанет он него, пока не получит подтверждение тому, что основная ветвь клана твердо стоит на ногах и не прервется через несколько десятилетий. — Хань-гэ. — его руку сжали, а сердце пропустило удар от такого неформального обращения. Что это значит? Мужчина совсем не понимал этого человека. Думал, что понял, но на деле тот каждый раз удивлял его. Неужели Лань Цижэнь готов снова нарушить правила? — Хань-гэ. — повторил младший мужчина, гладя его ладонь, и у Вэнь Жожаня родилась надежда на то, что они по-прежнему будут парой, хотя бы как раньше. Он прикипел к этому человеку и уже не мог от него отказаться. Проще покинуть орден и лишиться всего, нежели потерять второго молодого господина Лань. — А-Жэнь… — ответил Вэнь Жохань и закрыл глаза, слегка успокаиваясь. В конце концов, свадьбу будут готовить ещё около года. У них будет время друг на друга. Еще немного. Совсем чуть-чуть. А он запомнит эти дни как самые лучшие в своей жизни. И будет хранить их в памяти.***
Следующие месяцы прошли как в тумане. Зря Вэнь Жохань рассчитывал на то, что сможет провести хоть день до свадьбы с Лань Цижэнем. Отец взял его в оборот и бессмертный не мог вырваться из хватки главы ордена. Казалось, что он что-то заподозрил, от того и не выпускал сына за пределы Безночного города до самой свадьбы. Празднование соответствовало амбициям его отца, да и ордена в целом. Приглашены были все ордена, город в период праздника воистину всегда был освещён, если не Солнцем, то яркими фонарями, горевшими от заката до рассвета, чей свет отражался в блестящих украшениях. Одежды брачующихся были так обильно украшены золотом, что некоторые гости сочувствовали им, зная, сколько весит такое великолепие. Впрочем, совершенствование Вэнь Жоханя было достаточно высоким, чтобы не ощущать веса металла на себе. Невесте он не помогал, да и вел себя с ней отстранённо. Она просто помеха для них с Лань Цижэнем. И ничто этого не изменит. От мысли о предстоящей ночи к горлу подкатывала тошнота. Мужчина уловил цепкий знакомый взгляд в толпе гостей, пришедших к храму. В первых рядах, разумеется, члены клана Вэнь и за ними представители Великих орденов. И от Гусу только тот, кого он меньше всего хотел видеть на этом «празднике». Золотые, солнечные глаза, от которых ужасно хотелось спрятаться. Зачем он приехал? Бессмертному стало только тяжелее на этой свадьбе. Но вот пришлось идти к алтарю и отбивать три поклона. Невеста едва поднималась под весом украшений, от этого каждый поклон растягивался, но Вэнь даже теперь ей не помогал. Что не убивает, делает нас сильнее. Возможно, стоило ей помочь и проявить благородство, чтобы соответствовать правилам клана Лань, но он не смог переступить через себя. Не тогда, когда у него только что отняли последний шанс на настоящую близость с любимым человеком. Со спутником на тропе самосовершенствования. Не для нее он добивался невероятных высот. Не ради нее стал бессмертным в двадцать. Не ради нее держал себя в узде несколько лет. Наверно, он плакал бы, если бы не знал, что это ничего не даст. Лань Цижэнь быстро покинул праздник, уходя в отведённую ему комнату — отговорился головной болью. Все поверили — в Безночном городе было шумно, после Облачных Глубин даже слишком. И Вэнь Жохань пожалел о том, что второй господин Лань не улетел. Брать женщину, зная, что всего в паре комнат от него находится он было для него слишком. Но вот они с супругой в комнатах, помогли друг другу раздеться и отправились в постель, но Вэнь Жохань был совсем безучастен. Его глаза потухли, движения были просты и совсем не изящны, как это было обычно. К молодой девушке он не проявил ни малейшего интереса. Та старалась развлечь его беседой, но все её слова проходили мимо него. Тогда девушка стала гладить его грудь, восхищаясь телом, но кроме отвращения заклинатель не испытывал ничего. После поклонов они не целовались. Вэнь Жохань не позволил касаться своих губ этой женщине. Он не хотел перебивать поцелуй Лань Цижэня, случившийся три года назад. Он не мог так предать его. Вся эта свадьба была одной большой изменой самому чистому человеку в великих орденах. Чище только дети. Вэнь Жохань всегда идеализировал того, кому отдал душу и сердце. — Господин, нас будут проверять утром… — пробилось тихое бормотание девушки сквозь его мысли. — Делай все сама. — сказал бессмертный, ложась в кровать. Сквозь мысли о предательстве проскользнуло осознание того, что у его жены тоже не было выбора. Ей уже девятнадцать. Ещё год, и её закололи бы её же шпилькой. А жить хочется всем. Девушкам чаще ещё хуже — они просто разменные монеты для родителей. Выдать их повыгоднее — вот главная задача для многих. Однако даже это не заставило бы мужчину самому брать её. Пусть сама выкручивается сейчас. Хватит и того, что он не будет сопротивляться этой ночью. В его планы не входило спать с ней больше двух раз. Двое детей — более чем достаточно для его отца. Даже слишком много. Если она не понесет за эти разы — это не его проблемы. Он, а значит и его семя, сильны, а дата свадьбы рассчитывалась в соответствии с благоприятными для зачатия днями невесты. Поэтому зачать ребёнка с первого раза — вполне реально. Переступив себя, девушка опустилась на мужа и взяла все в свои руки.***
Приняв омовение, мужчина вышел из спальни во внутренний двор построенных колодцем зданий резиденции. Ему хотелось охладиться. А лучше — замёрзнуть, но не возвращаться обратно. Даже после тщательного мытья он ощущал себя грязным. Потому что хотел других прикосновений. И не мог принять того, что теперь… Все окончательно кончено. Лань Цижэнь не примет его. Он ведь такой чистый, правильный… Вэнь Жохань стоял босиком на деревянном настиле павильона в одних ку и с накинутым на плечи шелковым шеньи. Спиной он упирался в опору крыши, смотря на темное небо, ярко освещённое луной. Тёмный час. Ни единого луча солнца. Даже в Безночном городе, где было свое Солнце. Бессмертный резко отвернул голову от неба, смотря куда-то в сторону, на траву двора. Это небо, полное маленьких звёзд, напоминало ему заклинательский мир. И Лань Цижэнь в нем — луна. Яркий, заметный, но такой далёкий. И от него, Вэнь Жоханя, в особенности. Губы сжались в тонкую полоску, а веки защипало, от чего мужчина зажмурился, чтобы не проявить слабости. Нельзя, нельзя!!! Нужно побороть себя. Если он не справится, то все было зря. Каждая жертва, каждое правило, каждое мгновение, вырванное из лап неизбежного. Эта ночь. За спиной послышались едва различимые шаги и бессмертный рефлекторно потянулся к эфесу меча, вернее, к воздуху, на месте которого он должен был быть. Голова повернулась к источнику звука, взметнув волосы, спускавшиеся ниже колен. Лань Цижэнь. Там стоял тот, кого Вэнь Жохань совсем не ожидал увидеть. Тот, кого мужчина предпочел бы больше никогда не видеть, чтобы сердце не разрывалось от боли. Но это был он, и он продолжил движение, убедившись в том, что перед ним тот, кого искали. Лицо второго молодого господина Лань было чистым от бороды и усов, волосы стянуты только лобной лентой. Из одежды — всего на слой больше — он не забыл нижнюю рубашку, в отличие от бессмертного. Брови были болезненно изломаны, губы сжаты до обескровленности, руки сжимали локти… И это выдавало его душевные метания с головой. Вэнь Жохань шумно выдохнул, не удержав собственную руку, протянувшуюся к этому человеку. Он интуитивно хотел обнять этого человека, скрыть его от тревог, защитить… Но усилием воли смог опустить руку. Теперь это недопустимо. Лань Цижэнь продолжил движение, пока не встал прямо перед наследником Вэнь. Внутренние терзания выражались в белизне костяшек, том, как сильно пальцы впивались в ткань и плоть. Плечи слегка подрагивали. Неуловимо для простого взгляда. А потом он прижался к голой груди Вэнь Жоханя и забрался руками под шёлк, обнимая торс мужчины. Слез не было, но для того, чтобы понять, что Лань Цижэнь плачет, они были не нужны. И бессмертный это понимал. Они оба это понимали. На пару мгновений музыкант отстранился и положил себе в волосы чужую руку. Прямо на узел лобной ленты. И, стыдливо пряча взгляд, вернулся к чужой груди. Стук его сердца выдавал страх, напряжение тела — общий накал эмоций. Вэнь Жохань выдохнул и просто стал гладить ленту, зарываясь в волосы под ней. Все-таки не ушел. Не бросил. Оставил за ним право быть спутником на тропе самосовершенствования. Позвал бить поклоны, в каком-то роде. Вот только слишком поздно. Теперь это невозможно, и они оба об этом знают. Вэнь Жохань не может расторгнуть только заключённый брак. А Лань Цижэнь — предать свои принципы. Бессмертный мог бы развязать узел и забрать ленту. Партнёр сам дал ему на это разрешение своим жестом. Но одновременно с этим он словно испытывал его. Наследник Вэнь чувствовал — рано. Если однажды вообще наступит то время, когда его луна будет готова к этому. И как же от этого тяжело на душе, ведь порой старший мужчина сам не верил, что их отношения реальны. Что они не выдумка бредящего идеальным Ланем сознания. Встречи слишком редки и коротки, чтобы не казаться сном. Так или иначе, узел остался нетронутым, позволяя Лань Цижэню самому решать, когда он сможет показать их чувства миру. Получив ленту, Вэнь Жохань ее не отдаст. Просто не сможет. Выполняющий обязанности главы Лань устроил голову на чужом плече, продолжая обнимать узкую талию своего спутника на тропе самосовершенствования. Глаза были закрыты, он делал все, чтобы не сорваться. Ему было безумно тяжело допустить этот брак. Если бы он не готовился к этому раньше, то не смог бы. Не отпустил бы. Вот только Вэнь Жохань – единственный сын своего отца, и его некем заменить. Глава Цишаня не подпустит к своему трону никого из боковых ветвей. И они оба знали об этом. Пальцы впились в кожу под рёбрами. Лань Цижэнь ужасно хотел слиться с партнёром воедино, но это было невозможно. Разве что, по-прежнему медитировать и смешивать их духовную силу. С их частотой встреч они никогда не добьются полной однородности, одинаковости энергий. Но они близки к этому. Вэнь Жохань любил его. Это травило душу. Хотелось сказать эти же слова в ответ. Бессмертный заслужил этого! Но мужчина просто трусил. Трусил сказать, что чувствует к человеку своего пола и все, что он мог — это невербально показывать свои чувства. Как сейчас. Потому что ленту не дают тем, кого не любят. И никогда не дадут. Лучше сожгут, но врагу коснуться не позволят. Они не проронили ни слова за ночь. Просто стояли в прохладе ночи и медитировали в свете луны. Из-за этого, казалось, они сами словно светились изнутри. А может это их ци подсвечивала кожу сквозь тонкую ткань одежд. Лань Цижэнь не знал, но это было не важно. Потому что сейчас значение имело только то, что они с Вэнь Жоханем вместе стоят в павильоне в свете луны и показывают друг другу максимально возможную духовную близость. Лента и медитация. Лучи солнца обагрили крыши резиденции розоватыми переливами, напоминающими цветы миндаля по цвету. Обещание… …быть вместе даже несмотря на брак Вэнь Жоханя. Несмотря на главенство в двух орденах. Лань Цижэнь оторвался от теплого плеча партнёра на тропе самосовершенствования и посмотрел в глаза Вэнь Жоханя. Ожившие глаза, наконец вновь сияющие изнутри. Да, не тем сильным светом, что обычно освещал всех вокруг подобно Солнцу. Но это определённо был рассвет после заката. Не удержавшись, он прильнул в коротком, но чувственном поцелуе к устам бессмертного. Те пьянили его не меньше, чем вино, вот только не заставляли засыпать. Испугавшись самого себя, второй молодой господин Лань оторвался от мужчины и широким шагом бросился обратно в свою комнату, где просто прижался к стене, подняв голову к потолку. Пара слезинок скатилась по щекам, но дорожки быстро высохли. Достаточно слабостей на эту ночь. Нужно жить дальше. Иначе вся боль напрасно. А Вэнь Жохань наконец разгорелся до конца, буквально освещая павильон собственным телом, сияющим изнутри духовной силой. Теперь у него были силы жить дальше. Ведь Лань Цижэнь по-прежнему его спутник на тропе самосовершенствования. А вкус этих губ он никогда не забудет.***
Вэнь Жохань принял на руки своего новорождённого сына и посмотрел на него как можно внимательнее, задерживая дыхание. С той самой ночи прошло девять месяцев и вот у него на руках наследник ордена Цишань Вэнь. Ребенок, которого он не желал, ведь тот — плод предательства человека, которому мужчина был предан всей душой. Но сейчас, смотря в большие глаза этого крохи, он понимал, что ребёнок ни в чём не виноват. Он просто родился и ещё не знает, что между его родителями нет любви, не знает о том, как его отец проклинает свой собственный статус и невозможность сбежать с мужчиной. Сердце Вэнь Жоханя слегка оттаивает по отношению к малютке, и он покидает комнату, не проронив ни слова уставшей женщине, родившей этого младенца. К ней мальчик попадёт только поесть. Наследник Вэнь не хотел давать женщине проводить время с ребенком, и своего отца тоже не подпускал в своему сыну. Его — в особенности. А-Сюй — его наследник и ещё одна ступенька к близости с любимым человеком. Подумав хорошенько, мужчина старается относится к этому браку именно как к ступени к цели. Ведь имея наследников, он может попробовать предложить Лань Цижэню брак. Наказание его брата не вечно — он когда-нибудь выйдет из заточения. Должен выйти, ведь даже сейчас он сидит там по личной инициативе. Это он себя наказал, но за что? За любовь? Как же хотелось сорваться и забрать его сейчас. Но это недопустимо. Лань Цижэнь не простит его, ведь он ответственный и не бросит орден. А угрожать Цинхэн-цзюню — подорвать доверие любимого человека. Маленький мальчик на руках отца причмокнул губами и немного поворочался в свёртке у него на руках. Вэнь Жохань мягко улыбнулся, а складка меж его бровей разгладилась, он уносит ребенка в детскую, чтобы устроить в кроватке и передать под присмотр Вэнь Чжулю. У него сегодня встреча с исполняющим обязанности главы клана Лань. Одна из редких встреч, что все еще были между ними. Дела разделили их слишком сильно. Раз в несколько месяцев, украдкой. Они даже словами не перебрасывались. Просто садились рядом, брались за руки и медитировали, желая почувствовать друг друга. Слиться друг с другом… ближе быть нельзя. Даже если бы они пошли дальше поцелуев — это не сравнится с тем ощущением доверия и близости, какое ощущалось, когда окончательно перемешивались их духовные энергии.***
— Она скоро родит. — сказал второй молодой господин Лань. Они оба знали, про кого идёт речь. И Вэнь Жохань, облегчённо выдыхая, только кивает и слегка переплетает пальцы с чужими. Потому что теперь с души падает один камень у обоих — Лань Цижэню не придется жениться и заводить своих наследников. У них… Ещё есть маленький шанс. Так думает Вэнь Жохань. Потому что его брака нельзя было бы избежать никак. И они оба это понимали, оставалось только надеяться на то, что партнер согласится стать его второй женой. Да, это маловероятно, но Вэнь Жоханю достаточно и мыслей. К тому же… Лань Цижэнь не отдал бы жене ленту. А брак не был бы действительным по правилам клана Лань без этого обряда. Так что рождение ребенка у Цинхэн-цзюня и госпожи Лань — благословение небес, не иначе. Вэнь Жохань прерывает молчание во время их медитации и рассказывает об уходе за младенцем, понимая, что воспитание племянников скорее всего достанется Лань Цижэню — иначе он бы сказал о выходе брата из уединения, а не о будущих родах. Ему пригодятся некоторые мелочи из общения с ребенком. Или же нет? На деле Лань Цижэнь как губка впитывает каждое слово бессмертного. Потому что наследник Вэнь с нежностью говорит о своем сыне, и второй молодой господин Лань желает познакомиться с маленьким Вэнь Сюем — мальчиком, который заставляет своего отца расслабиться в месте, которое тот ненавидит. В тот вечер они летят в Цишань Вэнь и мальчик смеётся на руках человека в траурных белых одеждах. Лань Цижэнь улыбается ему, не скрывая изгиба губ — этот мальчик не из клана Лань, да и не запомнит этой улыбки. А его отец… заслужил такой подарок.***
Празднование месяца со дня рождения Вэнь Сюя ознаменовано также рождением наследника ордена Гусу Лань. Лань Цижэнь не смог явиться на праздник в Цишань, однако послал поздравления заранее.Приложенный к поздравлениям кролик, вырезанный из нефрита, точно «не» был вырезан вручную им.
Этот день был для Лань Цижэня безумно тяжёлым. Он увидел и брата, и его супругу… И получив на руки Лань Хуаня, он не мог испытывать радости, как Вэнь Жохань. Только облегчение. Это не их с бессмертным сын. Это даже не его сын. Однако несмотря ни на что, Лань Цижэнь окружил племянника всей заботой, на которую только был способен. Через месяц у Лань Хуаня появилась белая нефритовая флейта. Что ж, Вэнь Жохань никогда не мелочился, если имел возможность сделать дорогой подарок в рамках правил. А Лань Цижэню оставалось только убрать его до более поздних сроков — пока малыш не может поиграть с таким подарком. Однако то, что мужчина попытался так или иначе поучаствовать в «воспитании» мальчика радовало. Это было глупо, но ведь первый наследник и правда традиционно играл на флейте, а второй — на гуцине. И Вэнь Жохань это превосходно знал. Ещё через несколько месяцев А-Сюй и А-Хуань играли под маленьким деревом миндаля, и спали на руках у двух мужчин, устроившихся в гроте. Встречи стали ещё реже, и наедине мужчины не виделись следующие два года. Только с детьми, и те очень легко привыкли к ним. Пока обе молодые госпожи не понесли новых детей друг за другом — А-Чжань родился через год после А-Чао. Лань Цижэню стало казаться, что это не совпадения. Но доказать он так ничего и не смог — времени хватало только на уход за детьми, обучение учеников и занятость делами ордена. Вскоре А-Хуань стал проситься к «братику Сюю». Лань Цижэню стало страшно. Никто не должен был знать об их отношениях с Вэнь Жоханем, это подорвет авторитет обоих. В конце концов, бессмертный женат, а сам второй молодой господин Лань должен сохранять моральный облик, чтобы не запятнать орден. Встречи нужно было сократить, чтобы память о них не осталась у племянников в будущем.***
Они договорились встретиться этой ночью, Лань Цижэнь хотел наконец обсудить, что будет дальше… Но А-Чжань заболел: много кашлял, у него был жар, и ни о каком полёте куда-либо нельзя было даже думать. Исполняющий обязанности главы ордена Лань разрывался между учениками, делами ордена, обучением первого племянника и уходом за болеющим младенцем. Болезнь была очень опасна — Лань Чжань был ещё слишком мал, тело было слабо и ребенка могло убить практически что угодно. Само собой, ему было не до встречи. Лань Цижэнь аккуратно дул на жидкую кашу, прежде чем давать ложечку ребёнку. Пятилетний Лань Хуань лежал на своей кроватке, отодвинутой подальше от постели брата, и внимательно смотрел на дядю, не в силах уснуть. Дядя никогда в жизни так не волновался! Конечно же он будет волноваться вместе с ним… Потом в комнату постучали и сразу вошли. Три пары глаз уставились на дверь, да там и остались. Высокий мужчина склонился, прежде чем войти в комнату с не самым высоким дверным проёмом, оценил взглядом обстановку, следом за ним вошёл мальчик. На руках у старшего пришельца был другой малыш, и он уже спал. — Дядя Хань! — Лань Хуань обрадовался и вскочил на кровати, после чего стал горящими глазами смотреть то на бессмертного, то на его первенца. Вэнь Сюй аккуратно разулся и забрался к нему в кровать, желая обняться, хотя дядя Лань этого никогда не одобрял. Но сейчас — промолчал, больше обеспокоенный тем, как Вэнь Жохань проник в Облачные Глубины и зачем. — А-Сюй, А-Хуань — быстро спать. И для сяо Чао место освободите. — велел новый глава Вэнь. Прошло около полугода со смерти его отца. Событие на удивление тихое для такого большого ордена. Но Вэнь Жохань и без того сильно вмешивался в управление и переход власти произошёл гладко. Мальчики послушно легли, освобождая младшему место. Кроватка была маленькая, они все вместе еле уместились, но зато никто не обиделся. Они привыкли при встречах спать плотно, все вместе. Не хватало только А-Чжаня, но он болел. А их самих сейчас укрыли одеялом, подоткнули его, и поцеловали всех в лобики. Лань Цижэнь все это время молчал, не забывая кормить племянника, потому что ему тоже пора было спать, но без ужина это было недопустимо. Наконец, Вэнь Жохань забрал у него тарелку и ложку, отталкивая от места, где сидел мужчина. — Иди поспи. Ты выглядишь как несвежий труп. Я позабочусь о них. — мягко сказал он спутнику на тропе самосовершенствования, все ещё не совсем понимающему, что происходит. Верный признак переутомления. — Как ты попал сюда? — наконец спросил исполняющий обязанности главы Лань. Как спутник на тропе самосовершенствования проник на территорию поздно вечером, еще и с детьми, и при этом без объявления о нем от учеников? — Через забор перелетел. Щиты перепутали меня с тобой, поэтому проблем не возникло. — Вэнь Жохань не отвлекался от кормления маленького мальчика, который теперь стал кушать ещё активнее, чтобы не занимать времени второго дяди. Он немного его стеснялся, хотя мужчина и твердил, что пока он маленький — соблюдать правила так строго не обязательно. Увы, слушал его только Лань Хуань. — Зачем ты здесь? — Лань Цижэнь продолжал, еле давя зевок. Он не высыпался за положенное время, а иногда приходилось самому же нарушать правила, если второму племяннику становилось хуже и требовалось незамедлительно внимание. — Ты не прилетел к миндалю. Мы давно не виделись, ты не мог без причины проигнорировать нас, значит случилось что-то серьезное. Если весть не облетела все кланы — значит это внутренние дела Ордена. И если так сильно зацепило тебя — значит это связано с А-Чжанем и А-Хуанем. Как видишь, я не ошибся. — бессмертный знал как много времени и сил уходят на детей, орден, и как увеличивается нагрузка, если у детей какие-то проблемы. Но если у него самого есть Чжулю, который может помочь в любой ситуации, то Лань Цижэнь в своем же ордене совсем один, и он слишком горд, чтобы попросить о помощи у кого-либо. — А теперь иди спать, пока я не понес тебя в постель сам. Мое внимание пригодиться А-Чжаню, не стоит тратить его на наказание. Я послежу за ним, пока он болеет. А ты займись орденом и собой. Мальчики не пропадут. Лань Цижэнь по-прежнему сидел рядом, не шевелясь, но в итоге слегка приобнял Вэнь Жоханя, благодаря его за поддержку. Потом оставил лёгкий поцелуй на его виске и поднялся с постели, желая спокойной ночи всем в комнате. — Моя спальня открыта для тебя. — перед выходом в коридор сказал он спутнику на тропе самосовершенствования. В конце концов, мужчина не может спать в кровати маленького болеющего ребёнка, а давать ему спать на полу неблагодарно и в целом неправильно, по мнению Лань Цижэня. Вот только глава Вэнь здесь тайно, и лучше пусть его присутствие останется тайной, так что об отдельной комнате речи тоже нет — не в комнату Цинхэн-цзюня же его селить? К тому же… …Лань Цижэнь так скучал по его теплу…***
Следующие несколько дней младший мужчина занимался в первую очередь делами Гусу Лань, а детям, причём всем четверым, а также партнёру, приносил поесть. Вечером он сидел с ними в комнате и, пока старшие наследники обсуждали жизнь в разных орденах, а Вэнь Чао слушал их и периодически требовал себе объятий от всех присутствующих в комнате, слегка отдыхал. Вэнь Жохань не давал ему заниматься с А-Хуанем, говоря об отдыхе для них обоих, а Лань Цижэнь просто не чувствовал в себе сил спорить. Лань Чжань шел на поправку, а его дядя словно помолодел на пару лет — складка на лбу разгладилась, глаза и тело в целом заметно расслабились. Влияние присутствия спутника на тропе самосовершенствования на постоянной основе было неоценимым. Когда настала пора прощаться, Лань Цижэнь несколько минут стоял в объятиях любимого человека, слушая биение его сердца, а их ноги обхватили четыре пары детских рук. — Нам надо реже видеться. — прошептал не слышно для детей музыкант. Хватка на его спине слегка окрепла. — Дети могут запомнить нас. Ладони Вэнь Жоханя сжали ткань чужих одежд, но потом резко расслабились. — Хорошо. Тогда просто… Пиши нам чаще, хорошо? — губы Вэнь Жоханя приобрели болезненный излом, а глаза потускнели. — Да.***
Через две недели Лань Цижэнь дописал мелодию, посвящённую Вэнь Жоханю, как владельцу его лобной ленты. От ощущения полностью раскрытого потенциала и осознания собственного бессмертия по щекам потекли слезы.***
— Отец, отец, мы полетим к дяде Ланю? — спросил Вэнь Сюй у Вэнь Жоханя, увидев печать в виде облаков на очередном свитке на столе. Такие же были на одеждах того человека, что заставлял их родителя улыбаться до и после встречи. С ним было интересно проводить время, как и с Хуань-ди. Но в этот раз отец не улыбнулся, слыша об этом человеке. Его брови нахмурились, он скинул все бумаги со стола и даже не посмотрел на ребенка. — Больше вы к нему не полетите. Иди заниматься. — жёстко сказал мужчина. Лань Цижэня беспокоило запомнят ли их мальчики, он не желал, чтобы об их отношениях кто-то знал, и от этого было тяжело. Он любил их встречи. Любил видеть радость на лицах сыновей, любил видеть, как складка между бровей Лань Цижэня разглаживалась, когда тот смотрел на играющих наследников их орденов… Но теперь этого больше не будет. Потому что дети могли проболтаться. Они были ни в чем не виноваты, но теперь… Теперь нельзя будет ничего сделать. Вэнь Жохань никогда не пойдет против слова спутника на тропе самосовершенствования. Слишком боялся потерять его. — Иди. Извини, что сорвался. Просто вам больше нельзя видеться. Так нужно. Иди, я скоро подойду, малыш. — исправился глава ордена, заметив, что только напугал первенца. Но дети не виноваты ни в чём. Не виноваты в том, что хотят дружить. Не виноваты в том, что родители вынуждены быть в разлуке. Не виноваты в правилах приличия. Они просто дети. Вздохнув, Вэнь Жохань поднял все свитки обратно на стол и посмотрел ещё раз на бумагу с печатью ордена Лань. …Госпожа Лань теряет силы. Мне нужно позаботиться о ней. А-Чжань её очень любит. Боюсь, в ближайшее время я не смогу прилететь к нашему дереву. Поцелуй за меня мальчиков… Бумага сгорела прямо в руке главы Вэнь. Он не желал ничего слышать об этой женщине! Из-за нее они так сильно отстранены друг от друга, ведь если бы не она, Цинхэн-цзюнь не отправился бы в уединение. На Лань Цижэня не навалились бы обязанности главы ордена, и они виделись бы чаще. А может, партнёр и вовсе покинул бы Облачные Глубины. Но сейчас они в разлуке, потому что их отношения сохраняются в тайне, и он даже навестить любимого не может. И тот, ради своего брата и племянников, будет в ордене хотя бы для того, чтобы поддерживать беспокойных детей. Его собственная жена была отправлена прочь из дворца жить на окраине Цишаня — она выполнила долг, дав клану наследников, и больше Вэнь Жохань ее не желал видеть. Мальчики проживут и без нее. Он станет хорошим отцом! Только теперь каждый взгляд на них напоминал о нем. О том, как с него слетала маска, призванная не давать нарушить правила, когда он держал мальчиков на руках. О том, как он хвалил детей, когда они хвастались новыми умениями. Теперь этого не будет. Теперь он дальше будет жить от встречи к встрече и гадать, позволит ли партнёр обнять себя. Сглотнув болезненный ком в горле, глава Вэнь направился искать детей. Он все ещё отец и не должен давать собственным проблемам как-то задеть мальчиков. Он не хотел, чтобы их отношения были так же натянуты, как у самого Вэнь Жоханя с собственным отцом. А-Чао был перепачкан в чернилах, на листочке перед ним было нарисовано кривое солнышко. Мальчику всего несколько лет, это уже было здорово. Ещё недавно он даже кисть в руках удержать не мог. Старший ребёнок сидел рядом и тянулся к носочкам пальцами, растягиваясь. Рядом сидел наставник, но стоило войти главе ордена и он удалился, а мальчик продолжал упражнение, почти полностью лежа на коленках и обнимая ножки. Он не прерывался, ведь отец велел тренироваться. Сердце сжалось от такой идиллии. Он буквально видел, как Лань Чжань требует и себе кисточку, чтобы попробовать рисовать, а А-Хуань пытается сложить ноги в позе лотоса, и Лань Цижэнь идёт с кисточкой, мимоходом помогает приподнять щиколотку мальчика в нужное место, а Вэнь Сюю слегка давит на лопатки, чтобы он тянулся сильнее. — А-Чао, иди умойся перед ужином. А-Сюй, достаточно, следующее упражнение. — в голосе слышалась прохлада, которой он скрывал боль, сдавившую его грудь словно тиски. С этого дня, он виделся с детьми только за трапезами и при подготовке праздников, которые требовали их общего присутствия. Вэнь Сюя гоняли наёмные учителя, готовя из него идеального наследника ордена, а Вэнь Чао была предоставлена полная свобода. Только Вэнь Чжулю следил за его безопасностью. Сам Вэнь Жохань больше не участвовал в их воспитании, внутренне вздрагивая при каждой встрече лицом к лицу с мальчиками. Те совсем не понимали, почему отец от них отстранился. Но что они могли сделать? Даже попытка поговорить ничего не дала — уже с порога их прогнали.***
Шли годы. Глава Лань все так же отказывался покидать уединение, даже когда его супруга умерла. Лань Цижэнь старался по максимуму заменить детям, потерявшим родителей окончательно, и отца, и мать, но безуспешно. В погоне за забвением Лань Чжань углубился в тренировки и совершенствование, а Лань Хуань… После того, как они перестали видеться с кланом Вэнь, мальчик стал больше рисовать. Но постепенно те мимолётные встречи стали забываться, а когда наследнику ордена Гусу Лань исполнилось десять, Лань Цижэнь принялся обучать его игре на сяо. Той самой, что была подарком Вэнь Жоханя малышу на месяц жизни. Все эти годы Лань Цижэнь часто сидел по вечерам в гроте и гладил свою ленту, пока взглядом следил за луной. Он делал это после отбоя — боялся пересекаться со спутником на тропе самосовершенствования. Тот же улетал после девяти часов, предпочитая встречаться с Лань Циженем в этом месте, а потому прилетая до него и ожидая до последнего любимого человека, и, не дождавшись, покидал поляну. Знал ли он, что его партнёр, такой праведный и преданный правилам, стал нарушать правила и гулял после отбоя? Вряд-ли. Но мужчина не мог иначе. Его душили собственные чувства к Вэнь Жоханю, ведь они были неправильными и та связь, что была между ними укреплялась с каждой встречей. Лань Цижэню было все сложнее отпускать спутника на тропе самосовершенствования после каждой встречи. Наверно, если бы не непереносимость алкоголя и невозможность выйти из строя из-за наказания, благодаря двум маленьким мальчикам на его попечении, он бы напился. Возможно, он бы и правда сбежал в Цишань. Но… Нельзя. Оставалось только смотреть на звёзды и луну из грота, а после, стоя на руках, выполнять работу ордена, совмещая её и наказание. И пусть их отношения недопустимы — он не мог прервать их совсем. Поэтому встречи были неизбежны, и Лань Цижэнь с облегчением ощущал, как их ци переплетается, как духовная энергия Вэнь Жоханя переполняет его. Лучше этого ощущения не было ничего. Разве что их поцелуи… Но они были недопустимы. Теперь даже объятия учитель Лань пресекал — разрывая их, он ощущал себя так, словно от него отрывают плоть кусками. Слишком высока привязанность. Моногамность Ланей играла с ним злую шутку, и все чаще мужчина понимал, почему его брат поступил с ним так отвратительно — он тоже не справлялся со своими чувствами. Стараясь избегать Вэнь Жоханя, Лань Цижэнь стал чаще общаться с единственным… знакомым. Глава Не был не то чтобы другом, скорее именно хорошим приятелем. Их отношения были тёплыми и это было единственным утешением. Лань Хуань подружился с Не Минцзюэ несмотря на разницу в возрасте, а вот Лань Чжань был более замкнутым ребёнком, поэтому дружбы между ним и братьями Не так и не случилось. Иногда его мучила предательская мысль о том, что можно было бы имитировать дружбу и с Вэнь Жоханем, так же ездить к нему в гости, общаться… Но это было невозможно. Лань Цижэнь не понимал, как можно превратить любовь в дружбу, он не мог допустить раскрытия их отношений. И от того смотреть в глаза партнёру становилось все страшнее. Глава Вэнь заслуживал лучшего партнёра. Не труса, бегущего от себя, чувств и любимого.***
Вэнь Жохань доверял партнёру. Всегда доверял. Поэтому был уверен, что редкие встречи — истинная необходимость. И увеличившемуся общению Лань Цижэня и главы Не тоже нашел логичное объяснение. Проклятие ордена Цинхэ — искажение ци. В этом ордене старики — редкость. И это при заклинательских сроках жизни! И глава Не был уже в возрасте. Многие подмечали следы искажения в поведении главы Цинхэ, и Вэнь Жохань не хотел оставлять этого так. В конце концов, этот человек был близок его А-Жэню. Даже слишком близок. Разузнать об этом проклятии практически ничего не удалось. Оставалось опираться на уже известные факты, и единственная причина раннего искажения, приходившая на ум — сабли ордена. Вэнь Жохань не смог понять, как именно они влияли на духовные потоки заклинателя, но предположил, что отсутствие сабли замедлит искажение. План был безупречен. Он посетил главу Не, издалека завел разговор об оружии, и добился разрешения взять саблю мужчины, после чего наложил свое разрушающее заклинание на клинок. Он должен был треснуть к вечеру, и починить его было бы невозможно. Кто же знал, что в тот же день мужчина отправится на ночную охоту?! Получить известие о смерти этого человека было совершенно неожиданно. Он не мог поверить, что клинок не только разрушился в момент боя с тварью, но ещё и тогда, когда в округе не было никого из сопровождения! Люди прибыли уже к остывающему трупу отца двух сыновей. Вэнь Жоханя сразу объявили виновником в произошедших событиях. Тот даже не сопротивлялся — это была чистая правда. Но принимал он ее с улыбкой, даже не пытаясь отмахнуться и отбелить свое имя. Мужчина слишком хорошо понимал, что кровь главы Не — на его руках. Вот только этой шумихой решили воспользоваться недоброжелатели из мелких орденов, и правление юного Не Минцзюэ оказывалось под угрозой. Ощущая вину за то, что юноша стал сиротой, Вэнь Жохань жестоко подавил любые мятежные настроения. И прослыл жестоким, потому что он не мелочился с такими крысами, считающими, что захват власти у шестнадцатилетнего наследника — дело правое, ведь юноша ещё несмышлёный. Вэнь Жохань по-прежнему не пытался отмыться от слухов, считая, что это выше его достоинства. Его не волновали даже рассказы о том, что он, якобы, желал захватить Цинхэ, убивая прежнего главу клана Не. Важнее было то, что Не Минцзюэ все эти слухи заставили быстро завоевать уважение и доверие, а также укрепить свою власть в ордене. Он был достойным сыном своего отца и Вэнь Жохань считал своим долгом дать мальчику время без волнений из-за внешних угроз для безопасности ордена. А отстранённость Лань Цижэня, после последних лет, даже почти не ощущалась. И Вэнь Жохань совсем не стоял по ночам в том самом павильоне, где ему дали коснуться лобной ленты. И совсем он не ощущал себя разбитым после каждой встречи, когда они не могли даже пальцы переплести. Глава Вэнь должен быть сильным. Он должен искупить свою вину и стать достойным человека, которого полюбил.***
По миру заклинателей начали ходить шепотки. Поговаривали, что Вэнь Жохань решил захватить все кланы — он уже подмял под себя отдельные, сделав их своими вассалами. Однако, пока это не превращалось в кровавую баню, никто не лез. В конце концов, это не так важно. Так все думали. Лань Цижэнь закрывал на все это глаза, считая, что это личное дело его спутника на тропе самосовершенствования. Увлечённый воспитанием племянников и погрязший в мыслях о том, что их отношения неправильны, он совсем закрылся по отношению к партнёру, и не хотел, чтобы он открывался для него в ответ. Совместная медитация выдавала волнение друг друга, но о причинах они не говорили. Так продолжалось много лет.***
Вэй Усянь вывел Лань Цижэня из себя. Мальчишка был неуправляем, и от его вечно веселого тона и непродуманности у мужчины болела голова. Игра на гуцине совсем не помогала, медитация в холодном источнике — тоже. И лекарства тоже не помогут — бессмертный знал по опыту — не помогла мелодия, не будет смысла и от них. Очень некстати вспомнились тёплые объятия Вэнь Жоханя. Такие желанные, манящие… И мужчина сдался, отправляя главе Вэнь просьбу о встрече на несколько дней. Неслыханно для них за все эти годы. Он даже домогательства Цансэ Саньжэнь пережил самостоятельно. Но тогда он не так сильно заковывал самого себя в стены условностей и позволял себе вспылить. А теперь мужчина пример для многих поколений детей, в том числе — для родных племянников. Сейчас он не мог расслабиться сам. Нужен толчок. Даже если это болезненная встреча с человеком, расставание с которым сделает ему значительно больнее, чем этот мальчишка. В глубине души Лань Цижэнь понимал, что Вэй Усянь лишь повод для долгожданной встречи. Получив положительный ответ в тот же день, учитель Лань отправился предупреждать об отъезде Лань Сичэня. Он справится без него. Это ведь всего на пару дней, что может случиться в его отсутствие?***
Получив предложение о встрече от Лань Цижэня, Вэнь Жохань бросил все дела на Вэнь Чжулю, запретив тем самым Вэнь Чао покидать дворец в Безночном городе, и, торопливо написав ответ, полетел к разросшемуся миндалю, нетерпеливо ожидая человека, заполнившего его мысли ещё двадцать семь лет назад. Долгие годы редких встреч заставляли его грезить каждым мигом, когда он просто мог смотреть на партнёра, дышать с ним одним воздухом. Он сходил с ума. Это было все более очевидно, но сам Вэнь Жохань, как и любой сумасшедший, не осознавал этого. Не осознавал того, в какой железной хватке держит множество мелких кланов заклинателей, оправдываясь перед самим собой, что это для того, чтобы сын единственного друга Лань Цижэня правил спокойно. Он упрямо не видел, как поднялся клан Не за прошедшие годы и не понимал, что сейчас Не Минцзюэ совсем не требуется теневая поддержка. Не понимал, что большая часть его действий стала обосновываться желанием проявить себя перед партнёром, будто это могло помочь ему добиться его признания, его ласки… Он хотел показать, что достоин этого праведного человека и тот может не стесняться их. Вэнь Жохань стоял под раскидистыми низкими ветвями миндаля и внимательно смотрел в небо, туда, откуда должен был появиться его спутник на тропе самосовершенствования. Его лицо было серьёзным, фигура стояла как памятник самому себе, лишь одежды развевались на ветру. Переодеть в одежды с облаками и получится третий нефрит клана Лань. Все ради одобрения Лань Цижэня, верно? Тот же совсем не хотел привычным образом видеться с Вэнь Жоханем. Не сейчас, когда единственное желание — прижаться к нему и не дать ложную надежду на открытые отношения. Поэтому, прилетев и опустившись на поляну, он на ходу достал гребень для волос, и уже на подходе к партнёру кивнул ему и жестом попросил сесть на траву.Он совсем не заметил преданного огонька в чужих глазах, говорящего о том, что этот человек готов на все ради простого теплого слова.
Глава Вэнь покорно опустился на траву, а Лань Цижэнь осторожно вытащил из гуани зан и передал украшения мужчине, расплетая пучок длинных волос. Работа с ними была самой лучшей медитацией для Учителя Лань. С тех пор, как в парных медитация появились тревога и тоска, от них становилось только тяжелее. Перебирание же длинных прядей черных шелковых волос успокаивало лучше холодного источника. Начав с массажа кожи головы, Лань Цижэнь улыбнулся, позволив себе немного расслабиться, пока на него не смотрят. Невыносимо-раздражающая головная боль наконец отпустила его виски и стала утекать, как вода сквозь пальцы. Только бы не дать себе расслабиться совсем. Сдержать себя, не дать никому понять, как он хочет плюнуть на все приличия и сбежать от мира к любимому мужчине. С Вэнь Жоханем это особенно важно — он воспринимается как часть себя. Лента на лбу Лань Цижэня принадлежит этому человеку. Все нутро мужчины вопило о том, что Хань-гэ заслужил видеть его слабым и беззащитным, но разумом он отрицал любую возможность подобного. Так они провели остаток дня — за перебиранием волос главы Вэнь. Тот в свою очередь сидел, боясь лишний раз пошевелиться. Только бы не спугнуть обладателя прекрасных пальцев, доводящих его до пика блаженства без каких-либо извращений — простым массажем головы. Для сна они привычно устроились в гроте, но перед ним взялись за руки и помедитировали. Даже несмотря на тревогу, ощущаемую каждым из-за многих недоговоренностей, это все ещё было жестом доверия и тем, что связывало их без каких-либо слов. Крепко, как супругов, пусть они и не отбили поклонов. Достаточно долго Лань Цижэнь лежал без сна, просто наблюдая за Вэнь Жоханем, пока тот не уснул достаточно крепко, чтобы расслабиться. Его дополнительно усыпили заклинанием, чтобы… Лань Цижэнь подкатился ближе, положил руку партнёра себе на талию, а сам стал гладить манящее лицо Верховного заклинателя. Прошелся по брови, под скулой, отодвинул вниз нижнюю губу, закусив свою. Годы шли, а стыд и желание заставить эти губы покраснеть от поцелуев меньше не становилось. Желание пометить и показать, что Вэнь Жохань принадлежит учителю из ордена Гусу Лань. Недопустимое, позорное желание. Его нельзя было осуществлять. Никогда… Пообещав себе жесткое наказание, Лань Цижэнь коснулся этих губ и стал их покусывать, втягивать в себя, совсем неумело целуя. Хотелось просто выплеснуть свое желание, так долго копившееся в нем. Он очнулся только когда ощутил на языке привкус крови. Почти в ужасе отшатнулся от лица главы Вэнь, а после стал поспешно залечивать укус и припухлость губ — мужчина не знал, как отреагирует Вэнь Жохань на его страсть, не знал, что делать, если тот узнает о его срыве… Оставалось только сделать вид, что ничего не было. Убедившись в том, что ничто не выдает его мимолётной слабости, Лань Цижэнь прижался к чужой груди, представляя, что это была инициатива партнёра обнять его. Хотя бы на миг представить, что они живут как простые люди, не скованные обязанностями и правилами. Так и уснул, устроившись щекой на чужой ключице, чтобы утром испуганно подорваться раньше спутника на тропе самосовершенствования и снова сделать вид, что ничего и не было. Благо, во сне Вэнь Жохань не сбросил заклинание и по-прежнему спал слишком крепко, чтобы не проснуться от возни второго мужчины. Облегчённо выдохнув, Лань Цижэнь снял заклинание и лег рядом, словно никуда и не перемещался утром, а через несколько минут и вовсе принялся тренироваться, чтобы держать тело в хорошем состоянии. Да, он бессмертен и больше не меняется, но это было слишком привычно и давало привычное ощущение работы тела. В условиях частой бумажной работы это было и вовсе необходимым — достаточно того, что его называют стариком за характер. Не хватало получить это прозвище еще и из-за затекающих суставов и мышц.***
Вернувшись в Облачные Глубины после ещё одного дня парных медитаций и совместного ухода за миндалем, Лань Цижэнь был просто поражён новостью о появлении водной бездны в озере Билин. Ещё больше его шокировало то, что скорее всего она пришла к ним из Цишаня. Это, пожалуй, сильно выбило его из колеи, поэтому он стал ещё больше времени уделять обучению подростков, чтобы было меньше жертв. Самому ему пришлось потратить много сил и времени на запечатывание бездны. Он не брал с собой никого — боялся ошибки, да и сам он был на пике своего совершенствования, стал бессмертным, и мог справиться. Тем более, он исправлял ошибку ордена своего спутника на тропе самосовершенствования. В дальнейшем его покой все ещё нарушался приглашенными учениками. В особенности его пугали ухаживания Лань Ванцзи за Вэй Усянем. Даже отношения наследника Цзян и Лань Хуаня не так сильно волновали на фоне этой новости. Хотя было кое-что, что могло переплюнуть обе эти новости — осознание того, что теперь ему не на кого оставить клан, било словно обухом по голове. Оставалась надежда только на него и его бессмертие. Даже когда Вэй Усянь покинул Облачные Глубины с Цзян Фэньмянем, из его, Лань Цижэня, комнаты не прекращали литься печальные мелодии, призванные выплеснуть боль. К счастью, его никто не навещал.Кроме Лань Сичэня, нутром чувствующим некую вину за собой.
***
«…А-Жэнь, Вэнь Сюй и Лань Сичэнь уже взрослые. Они достойны занять наши места. Давай оставим дела орденов на них и заживём своей жизнью?..» От этих строк на глаза Лань Цижэня выступили слезы. Мужчина был рад, что партнёр поднял этот вопрос в письме — лично он не смог бы удержать лицо. Показал бы свою слабость Вэнь Жоханю и последствия были бы непредсказуемы. Слезы чуть не испортили бумагу, но учитель Лань смог вывести твердой рукой несколько слов, разбивающих сердце и ему самому: «Хань-гэ, мы не можем быть вместе.» Не дав себе передумать, он отправил ответ, после чего заперся у себя в цзинши на несколько дней, уведомив племянников, что собирается медитировать в одиночестве. К счастью, больше вопросов ему не задавали. Вэнь Жохань, получив письмо, не мог поверить в то, что видит. Казалось, глаза подводят его. А-Жэнь, его А-Жэнь, написал столь резкие слова? Что он имел ввиду? Явное несогласие, но почему? Письмо выбило главу Вэнь из колеи и он пытался найти объяснение ответу Лань Цижэня, пока не пришёл к выводу, что мужчине стыдно за отношения с ним. Но он ведь все сделал, чтобы показать, что является достойной партией! Видимо, недостаточно старался. Голова заболела, взгляд метнулся на одну из последних находок — какой-то слиток металла, похожий на самородок. Некий черный металл, от которого шла сильная тёмная энергия, даже несмотря на несколько защитных талисманов и печатей. С ней ещё предстояло разобраться.***
Соревнование лучников было неприятным для многих. И из-за поведения Вэнь Чао, совершенно невоспитанного ребёнка, делающего все, что ему вздумается, и из-за того, как была произведена рассадка, и из-за высокомерия Вэнь Жоханя. Тому в свою очередь было плевать на все. И на поведение сына, и на реакцию гостей, и на результаты соревнований. Его волновало только то, что Лань Цижэнь проигнорировал его предложение стать полноценными спутниками на тропе самосовершенствования, предпочел орден их чувствам. Или это только его чувства? В последние месяцы он сильно ожесточился, совершенно не видя этого. Стал больше терроризировать подчиненные мелкие кланы и ордена, желая от них полного повиновения, словно компенсируя этим полное неповиновение Лань Цижэня. Вэнь Чао, видя это, перестал ценить человеческие жизни и игрался с людьми как с игрушками, пользуясь положением наследника ордена и тем, что никто в нем не смел ему перечить. Вэнь Сюй же видел безумие отца, но понимал, что не сможет ничего с ним сделать. Если о безумии заикнуться безумцу, тот будет все отрицать, а с силой Вэнь Жоханя, это просто опасно для всех, кто окажется рядом. И… потерять доверие отца во второй раз будет слишком болезненно. Иногда он ловил отрывками воспоминания о мальчиках с лентами на лбу, и об их дяде. Воспоминания были довольно мутными, полузабытыми, но был один момент, который не удавалось забыть совсем.«Иди. Извини, что сорвался. Просто вам больше нельзя видеться. Так нужно. Иди, я скоро подойду, малыш.»
Когда-то все было иначе. Отец заботился о них с Вэнь Чао, он занимался с ними, играл, следил, чтобы у них все было. Возил их на встречи с кем-то из Ланей. Не кем-то. Хуань-ди и Сяо Чжань. Воспоминания накатывали с каждой медитацией, призванной помочь раскопать в глубинах памяти личности людей, из-за которых отец изменился, ведь с высоты прожитых лет Вэнь Сюй мог понять, что боль в глазах отца при взгляде на них появилась не просто так и не по их вине. Что-то случилось, что-то важное для него. И те самые люди были единственной возможностью узнать, что произошло. Ответ совершенно не радовал, как и приказ отца разрушить Облачные Глубины, вот только сейчас юноша понимал, чего пытался добиться в своем безумии Вэнь Жохань. И он не мог ничего сделать, чтобы предотвратить это — он не сможет убить отца сам, он не сможет предать его и провести убийцу в Безночный город. Выход был только один.***
Фигура в плаще, закрывающем лицо стоящего, напрягала Лань Сичэня, но не ответить на записку у него не повернулась рука. Ее отправитель предупредил о том, что хочет до последнего оказаться неузнанным, и несколько доверчивый первый нефрит клана Лань не имел ничего против. Защитить себя он всегда сможет, но что если он сможет помочь человеку, которому не способен помочь никто другой? Мало ли какие проблемы могут быть в жизни незнакомца. Флейта и меч висели у него на поясе, но он не трогал их, показывая, что не намерен причинять вреда собеседнику, пригласившему его в эту глушь в такую ясную ночь. Вэнь Сюй скинул капюшон с головы и поднял руки, показывая, что он безоружен — его меч лежал у его ног. Конечно, заклинателю это не помеха, но весь этот разговор должен быть построен на доверии от и до. Слишком многое поставлено на кон. — Молодой господин Вэнь? — Лань Сичэнь удивился, но по-прежнему не тронул оружие. Да, орден Цишань Вэнь ведёт себя неподобающим образом в последнее время, однако, он не может разбрасываться обвинениями и подозрениями. К кому же, ещё подлетая сюда он проверил — здесь нет засады. — Приветствую, наследник Лань. — Вэнь Сюй почтительно поклонился собеседнику и дождался немного рассеянного ответного жеста. Какое-то время они стояли в молчании, не зная, как начать разговор. Но, наконец, старший из юношей набрался смелости сказать первые слова. — Ты помнишь, как Сяо Чжань болел? Нам было по пять лет, учитель сильно осунулся и мой отец прилетел с нами в Облачные Глубины? — он решил не томить ни себя, ни Лань Сичэня — так будет легче. — Наша последняя встреча. Самая долгая, насколько я смог вспомнить. Ты тогда играл с моим нефритовым кроликом, а А-Чао измазал одежды чернилами, когда хотел его нарисовать. Ты еще так волновался, что учитель нас отругает, а тот только улыбнулся и переодел его в твои старые вещи. — первый молодой господин Лань выглядел сильно растерянным и потрясённым. Он и правда это помнил. Помнил, но дядя… нет, он не запретил говорить о тех людях. Он просто молчал, и от этого мурашки шли по коже, заставляя самому молчать и больше не вспоминать тему, так не понравившуюся мужчине. — К чему все это? — Лань Сичэнь взял себя в руки и твердо посмотрел на Вэнь Сюя, смотря ему в глаза. Тот выглядел… усталым. Разбитым. Отчаявшимся. — Отец сошел с ума. Давно сходил, но теперь совсем, окончательно, бесповоротно. Он изменился, а я ничего не могу сделать — это самоубийство, а убить его сам я просто не смогу. — голос наследника Вэнь дрогнул и он опустился под дерево, даже не смотря на Лань Сичэня. — Он помешался на твоём дяде. Он сделает все, чтобы тот принадлежал ему, даже если потребуется захватить мир и запереть его в темнице, лишив свободы перемещений, а может и ядра. Я не знаю… — его голос осип, а взгляд метнулся на Лань Сичэня, не понимающего, что ему делать с такими откровениями. — Зачем ты мне все это говоришь? — первый нефрит опустился на траву рядом, чтобы не выглядеть совсем глупо. Сам он ещё не до конца осознал то, что его друг детства оказался потенциальным врагом, а человек, с которым дядя оживал — заклинатель, не дорожащий чужими жизнями. — Его следующий шаг — сожжение Облачных Глубин. Он приказал мне это вчера утром. Пока только собираются люди. Ты должен защитить самые ценные вещи, пока не поздно! Отец не понимает, что требует, но проверит выполнение приказа. Все что я могу — это дать сбежать кому-то из вас. Мне не сказано убивать людей, хотя это подразумевается, но все же… — Вэнь Сюй выглядел действительно напуганным, хотя и никогда не отличался трусостью, этим славился Вэнь Чао. — Отца надо убить. Его нельзя исцелить, а его сила велика. Пожалуйста, убейте его! Воспользуйтесь нападением как поводом к объединению, пожалуйста! Пожалуйста… — он и сам походил на безумца, но это был простой страх за близкого человека. — Прошу только дать ему умереть быстро и не от руки членов вашей семьи. Пожалуйста. Пожалуйста… пожалуйста… — он продолжал одними губами повторять эту мольбу, по щекам побежали слезы. Вэнь Сюй никогда не был сильным и стойким, как его отец. Ранимым тоже не был, но он был достаточно эмоциональным для того, чтобы плакать при мыслях о смерти отца и ее неизбежности. Но он нередко наведывался на гору Дафань к троюродной сестре и изучал виды врачевания тела и разума. Если сумасшествие отца и было излечимо, лекарство еще не придумано. Лань Сичэнь снял с пояса флейту и стал играть на ней для своего собеседника, стараясь успокоить его душу. Впрочем, ему и самому такая мелодия совсем не помешала бы. Слишком много новостей за один вечер, и совсем не хотелось верить в то, что это все — не сумбурный сон, а реальность. Когда Вэнь Сюй наконец взял себя в руки, они с Лань Сичэнем стали перебрасываться воспоминаниями из детства. Не только связанными с их краткими встречами, но и случившимися гораздо позже. Старший из юношей рассказал и про то, как отец почти накричал на него за вопрос о новой встрече с Ланями, и про то, что его загрузили учебой после этого. Он не мог даже поговорить с А-Чао, из-за чего тот стал таким, какой есть. Лань Сичэнь в ответ рассказал о том, как дядя отмалчивался при упоминании Вэнь Жоханя в разговорах, рассказал о смерти их матери и о том, что Сяо Чжанем Лань Ванцзи кроме Вэнь Сюя никто никогда не звал. Они даже стали гадать, что же связывало главу Вэнь и учителя Лань, что послужило причиной размолвки… Но дружба вряд ли прервалась бы так внезапно, и ее не пришлось бы скрывать, а любовь между такими разными людьми казалась абсурдом, да и к тому же, любимому человеку в клане Лань положено давать свою лобную ленту, а лента Лань Цижэня оставалась с ним. — Спасибо за вечер. Я рад, что мы нашлись. — сказал на прощание Вэнь Сюй, вставая на меч и улыбаясь так, как не улыбался много лет. Теперь у него появилась надежда на то, что даже плохой исход будет… Лучше, чем мог бы быть. Лань Хуань только улыбнулся старшему юноше вслед и проводил взглядом его фигуру в ночном небе. И хоть эта ночь принесла жестокие вести, он не мог согнать печальную улыбку с губ.***
— Что ты творишь?! — воскликнул Вэнь Сюй, врываясь в библиотеку, где Лань Хуань хаотично собирал свитки в мешочек цянькунь. — Я же предупредил, почему ты не собрал их раньше? — наследник Вэнь стал торопливо помогать со сборами и кинул в Цзэу-цзюня невзрачные тёмные одежды. — Я спрятал самые ценные свитки, которые нельзя уносить в спешке. Если бы я собрал все, Старейшины задавали бы лишние вопросы. Я не мог тебя выдать! — ответил достаточно спокойно Лань, после чего стал переодеваться — они обговорили его побег с ценностями библиотеки заранее. — Спасибо, что вмешиваешься. — так или иначе, Вэнь Сюй мог струсить и ничего не сделать. Мог плыть по течению, как весь орден. Но он этого не сделал. Юноша нашел его, рассказал о планах отца… И сейчас, в тайне от своих же адептов, помогал всеми силами. — Ты рискуешь. Безумно рискуешь. — Вэнь Сюй был бледным, суетился, и заполнял мешочки всем подряд, пока Лань Хуань его не остановил. — Все самое редкое и ценное мы забрали. Можешь поджигать. — взгляд наследника Вэнь метнулся на друга детства, после чего дрожащей рукой он бросил на дальнюю полку талисман, от которого бумага вспыхнула и огонь стал стремительно захватывать все вокруг. — Беги. Беги, пока есть возможность… — Вэнь Сюй вручил мешочек цянькунь со свитками Цзэу-цзюню и толкнул его в окно, поторапливая. — Беги. Я скажу где поднять восстание, только убейте его скорее. Он не заслужил такой участи. Он… он просто запутался. — прошептал наследник Вэнь и кинулся к выходу из здания, попутно бросая больше талисманов, чтобы не осталось никаких следов спешного побега. Разве что имитацию боя сделал в одном из залов — наследник Лань не мог сбежать тихо. Когда Вэнь Сюй обернулся посмотреть на библиотеку, она была полностью охвачена огнем, а на ночном небе было видно удаляющуюся темную точку, под которой иногда были видны отблески пламени. Никто кроме него ее не видел, и с неким облегчением и тщательно скрываемыми слезами, он кинулся обратно в бой, воодушевив своих адептов тем, что сжёг святилище Ланей — их библиотеку. То, где хранились знания, делающие орден тем, чем он является. Важнее этих знаний только сами адепты. В горячке боя он не заметил, как на смену сильным, не уступающим ему в бою рядовым адептам, пришел гораздо более грозный противник — глава клана Лань. После многих лет уединения его было трудно узнать, но Вэнь Сюй узнал иероглифы на мече — самый надёжный способ, позволяющий определить, кто перед тобой из заклинателей высокого уровня. — Я говорил, что Вэнь Жохань ему не пара. Ты — превосходное доказательство этому! Уверен, одно твое существование делает ему больно! — мужчина говорил словно бы в безумии, но зачастую безумцы — самые честные люди. И сейчас Вэнь Сюй в ужасе понимал, что имеет в виду Цинхэн-цзюнь. Отбивая атаку за атакой, он понимал, что самое безумное их предположение — правда. Люди, воспитавшие их с Лань Хуанем, действительно пара. Те взгляды, что отец бросал на них, были пронизаны болью, потому что Вэнь Жохань и Лань Цижэнь были в разлуке. И наследник мог только предполагать, что их разлучило. Но, вполне возможно, именно из-за этого человека они перестали видеться. Ведь старший брат для Лань Цижэня не мог не быть авторитетом. Злость на главу Лань поднималась из самой глубины души. Все сходилось. И отстранённость отца от их матери, и его воодушевление при каждой поездке к Ланям, и ненависть к правилам ордена Гусу Лань, и то, как отец реагировал при каждом упоминании этого человека. Он стал более яростно атаковать Цинхэн-цзюня. Мужчина лишил его отца счастья, своих детей детства, а их — внимания единственного родителя. Юношу не останавливало ничего, он был готов убить главу Лань, пока его не отбросило волной воздуха. Ванцзи. В руках хозяина каждый звук мог быть оружием и сейчас оно было направлено на Вэнь Сюя. На остатках гнева он атаковал второго нефрита, сумев сломать ему ногу, но тут опомнился. Он причинил боль Сяо Чжаню. Тому, с кем игрался в детстве, тому, кого защищал в разных играх наравне с А-Чао. Он трусливо сбежал с поля боя, приказав отступать из разрушенных Облачных Глубин. Слишком боялся увидеть ненависть в знакомых по детским играм золотых глазах. Ненависть и неузнавание.***
Вэнь Жохань был в отчаянии. К которому сильно примешивались обида, ненависть, возмущение. Он не понимал, почему они с Лань Цижэнем не могут быть вместе. Почему мужчина написал такие жестокие слова, если тоже испытывал к нему сильные чувства. Он не понимал, почему они почти не виделись, не понимал, почему Лань Цижэнь так отстранился, они медитировали, держались за руки, но на этом их взаимодействие заканчивалось. Глава Вэнь стал по-настоящему бояться сделать лишний жест во время этих коротких встреч, будто это может спугнуть партнёра. Пару раз он позволял себе лишнее — клал голову любимому на колени, иногда обнимал его при встрече. И тогда Лань буквально сбегал от него. Годы шли, а потребность быть ближе не удовлетворялась, и что-то заставляло его негативные эмоции перерастать в безумие. Глава Лань, Полагаю, ваше наказание, назначенное самому себе, может считаться исполненным. В связи с этим смею заметить, что вы уклоняетесь от своих обязанностей. Я намерен исправить эту досадную несправедливость. За сим уведомляю вас, что намерен забрать своего спутника на тропе самосовершенствования, Лань Цижэня, в орден Цишань Вэнь в качестве своего партнёра, а в будущем, с согласия обеих сторон, и в качестве своего супруга. В случае игнорирования этого письма, или отказа отдать Лань Цижэня добровольно, я пойду войной на Гусу Лань. Вместо подписи на бумаге было отпечатано багровое cолнце. Печать главы ордена Цишань Вэнь. Оно же запечатывало тубу с ультиматумом. — И проследите, чтобы Лань Цижэнь его не перехватил, — холодно сказал Вэнь Жохань гонцу, передавая ему тубу. Тот сдавленно кивнул и улетел в сторону Облачных Глубин. Это направление Вэнь Жохань мог бы определить и с закрытыми глазами, и из любой точки Поднебесной. Слишком много места занимала в его сердце обитель Лань Цижэня. Гонец вернулся без ответа. Вэнь Жохань ждал ещё месяц, после чего вызвал сына для того, чтобы отдать жестокий приказ. Он не намеревался разбрасываться пустыми угрозами. Стоило преподать Цинхэн-цзюню урок. Он слишком много себе позволял и слишком долго пользовался тем, что Вэнь Жохань не решался трогать семью своего спутника на тропе самосовершенствования. Вернее, одного конкретного ее представителя. При виде Вэнь Сюя сердце мужчины снова тоскливо сжалось — он все ещё видел картины совместного прошлого в мальчике. И оттого мужчина заковывал себя в панцирь безразличия по отношению к нему и А-Чао. Годы шли, а мечта о большой и дружной семье, с четырьмя мальчишками, так и не отпускала его, продолжая ранить. Когда Вэнь Чао пришел со своими предложениями, по поводу создания лагеря для перевоспитания наследников зарвавшихся орденов, он согласился со всеми, даже не вслушиваясь в них. Лишь бы он ушёл скорее и не давил на больное. Тем более, Лань Сичэнь, возможно, сгорел в огне библиотеки, и Лань Цижэнь был едва ли не в трауре, восстанавливая Облачные Глубины. Даже гибель Цинхэн-цзюня от смертельных ран его не радовала — его партнёр на тропе самосовершенствования снова предпочел родной орден ему, даже после такой демонстрации силы и намерений. Отчаяние накрывало его с головой. Даже ради безопасности других людей он не пришёл к нему. Предпочел восстанавливать орден своими силами, даже не требуя возмещения ущерба и объяснений. Хотелось кричать, выть, но он только до боли сжимал кулаки, едва сдерживая рвущуюся из него энергию, подпитывающуюся его болью, отчаянием, гневом, обидой... духовная энергия давно окрасилась в фиолетовый от смешения с тёмной. Глаза цвета неба приобрели оттенок крови.***
Лань Цижэнь был в ужасе. Его партнёр на тропе самосовершенствования сильно изменился и сеял хаос везде, куда ступала нога. Мелкие ордены под его пятой были подавлены, а великие просто боялись показывать свое недовольство. Нападение на Облачные Глубины окончательно рушило все его представления о человеке, которого он любил. Что случилось? Когда жизнь Вэнь Жоханя так повернулась? Что упустил Лань Цижэнь? Но, даже после всех этих событий, Лань Цижэнь не мог вытравить привязанность к любимому человеку из сердца. Не мог заставить себя отпустить или ненавидеть. Даже несмотря на пропажу Лань Хуаня, что подкосило их всех намного больше смерти Цинхэн-цзюня. Тот был более... заменим, по сравнению с наследником ордена. Его дела давно лежали на плечах Лань Цижэня и вспоминали про него лишь тогда, когда какой-то адепт называл главой Учителя Ланя. Впрочем, такие адепты были близки к истине. Вести о том, что Вэни требуют по одному наследнику от каждого ордена, сопровождалась возмущениями и шепотками, но, после нападения на Облачные Глубины, люди ещё больше боялись идти наперекор Солнцу. Поэтому Лань Цижэнь не был удивлён тем, что Лань Ванцзи отправился самостоятельно в Безночный город — он не мог подвергать Гусу новой напасти. Убийство Черепахи-Губительницы, а за ним и уничтожение Пристани Лотоса для Лань Цижэня прошли как в тумане. Он не понимал, что происходило с его партнёром на тропе самосовершенствования, хотел выяснить, что происходило, но с каждым днём приходилось действовать все осторожнее — по-прежнему было страшно раскрыть их отношения. А война... Вэни сами дали повод для ее развязки.***
— Собаке — собачья смерть! — взревел Не Минцзюэ перед самым началом боя с новым отрядом Вэней, во главе которого стоял Вэнь Сюй. Именно на него был нацелен глава Цинхэ, и Бася уже давно жаждала крови этого человека. Лань Сичэнь обеспокоенно поймал его за локоть и постарался успокоить. — Дагэ, не уверен, что Вэнь Сюй такой, каким ты его видишь. Вэнь Чао — да, но наследник Вэнь ни разу не был замечен в подлости. Бейся с ним честно. Иначе, чем ты будешь отличаться от них? — красивые речи совсем не его конёк, они скорее подходили Мэн Яо, сейчас скрывающемуся под прикрытием во дворце — это была заслуга Вэнь Сюя, именно он предложил это, а Лань Сичэню оставалось попытаться намекнуть на это дагэ, а также его помощнику и любимому. Именно благодаря Вэнь Сюю наследник Лань собрал армию. Благодаря ему, Мэн Яо доверяли в Безночном городе. Он заслужил пасть с честью! И хоть за себя юноша не просил, Лань Сичэнь не мог не попытаться дать ему лёгкую смерть. Было бы намного проще, если он мог бы говорить прямо хотя бы с Не Минцзюэ. Но тот был ослеплён местью и не стал бы слушать его, назвал бы предателем. И опровергнуть это смог бы только поднявший восстание в Безночном городе Вэнь Сюй. Но тот любил отца и был готов идти за ним до последнего, даже в его безумии. Его разрывали противоречия и чудом было уже то, что он сотрудничал с Лань Сичэнем. Сколько раз тот играл ему песнь успокоения души за эти месяцы? Наследник Лань не помнил, но он едва выкраивал на это время — за него волновались, он был одним из лидеров восстания! И Цзян Чэн, его милый Цзян Чэн, тоже нуждался в поддержке. Он лишился семьи, его брат пошел по Тёмному пути, ему приходилось с нуля восстанавливать орден... Лань Сичэнь поражался силе духа своего спутника на тропе самосовершенствования. Младший брат же до сих пор не решился поговорить с Вэй Ином прямо. Боялся, что тот не примет его, обзовёт обрезанным рукавом и возненавидит. Поэтому действовал хоть и решительно, но уклончиво, его действия были двояки для тех, кто не знал Лань Чжаня с пелёнок и не знал правила ордена Гусу Лань как свои пять пальцев.Вэнь Жохань видел притяжение между Ханьгуан-цзюнем и Старейшиной Илина. И желал разлучить их, как разлучили его и Лань Цижэня.
В тот день Вэнь Сюй был обезглавлен Не Минцзюэ и держа за волосы "трофей" он показал Вэням, что будет дальше. Вернувшись в свою палатку Лань Сичэнь нашел под одеялом маленький мешочек, в котором лежал нефритовый белый кролик и записка. Береги его. И спасибо. Не забудь о моей просьбе. На записку упала слеза и бумагу аккуратно спрятали обратно в мешочек, вместе с маленькой детской игрушкой, а мешочек опустился в бездонный. Последние просьбы мертвых следует исполнять, верно? Приведя себя в порядок, Лань Сичэнь с печалью, скрытой за ресницами, направился на военный совет, где нельзя будет показать своего сочувствия к одному единственному Вэню.***
Вэнь Жохань стоял как громом поражённый, когда ему сказали о том, что Вэнь Сюй умер. Он бросил взгляд на гонца и велел повторить только что сказанные слова, и пока адепт собирался с духом, подошёл к ящику, присланному мятежниками. В нем лежал труп его сына с отрубленной головой. Посланник так и не смог выполнить приказ, потому что его голова слетела с плеч. — Вернуть Вэнь Чао в Безночный город. Живо! — крикнул он слугам в дверях и пнул им тело мертвого адепта, чья вина была лишь в том, что он принес дурные вести. Те торопливо забрали его и скрылись за дверями, а Вэнь Жохань опустился перед ящиком, смотря на перепачканное грязью и кровью лицо своего наследника. Тот умер в бою, в этом Вэнь Жохань был уверен. Он поступил как подобало верному сыну и воину, но легче от этого не становилось. Глава Вэнь вспомнил, как в первый раз взял маленького ребенка на руки, вспомнил, какие чувства переполняли его тогда. Снова нахлынули воспоминания и о Лань Цижэне, который радовался достижениям Вэнь Сюя как достижениям собственных племянников. Мужчина завыл, сжав до хруста борта ящика. Те треснули, но Верховному Заклинателю было плевать. Его собственные действия привели к этому, разве не так?! Как он может теперь смотреть в глаза Лань Цижэню?! Все что ему оставалось — это защитить Вэнь Чао, его неразумное дитя, давно отданное нянькам, что баловали его. Тот до сих пор остался ребёнком, это все, что понимал Вэнь Жохань в своем безумии. Он должен будет вернуться! С ним ведь Вэнь Чжулю, что всегда был верен ему и защищал мальчика с малолетства. Через несколько недель он получил новость о смерти и Сжигающего ядра, и своего второго сына. Жажда мести заставила его с новыми силами продолжить войну, что отнимала у него самое важное — сознание, семью, любимого человека.***
Мэн Яо было страшно. Это он творил ужасные вещи для Вэнь Жоханя, но к ним можно было привыкнуть. Он был в разлуке с любимым человеком, и это тоже стало терпимым. Но то, что творилось после вести о смерти Вэнь Чао... это даже после прожитых кошмаров не поддавалось пониманию и принятию. Реки крови проливались одна за другой, потери были с обеих сторон, и Мэн Яо оставалось только передавать Лань Хуаню, по каналам Вэнь Сюя, сведения о дальнейших действиях главы Вэнь. Само собой, он не знал о том, кто наладил этот канал, но факт оставался фактом — они продолжали его дело. И это играло большую роль для Лань Сичэня — он хотел исполнить последнюю волю друга детства. В связи с этим, они с Мэн Яо много обсуждали, как именно убить Вэнь Жоханя. Отравить его было невозможно — уже пытались другие безумцы, за что платили своими жизнями, потому что, каким бы ни был яд, его различали раньше, чем он подействовал бы на бессмертного заклинателя. Убить во сне тоже было невозможно — глава Вэнь спал чутко. Мэн Яо несколько раз пытался это провернуть, но даже самую тихую поступь не удавалось скрыть. Ему повезло, что его отговоркам верили — конечно, ведь его привёл в орден Вэнь Сюй, такой преданный своему отцу сын, отдавший за него жизнь. В конце концов было решено, что Мэн Яо нападёт со спины. Эту идею высказал сам Лань Сичэнь. Других вариантов не оставалось — а ему жизненно необходимо было наконец закончить войну. Его терзало невыполненное обещание, а вместе с ним и растерянность его дяди — тот, казалось, до сих пор не верил в то, что все эти зверства — дело рук Вэнь Жоханя. Вэнь Сюй просил быстрой смерти для своего отца. Он не говорил о ее честности. Понимал, что в противном случае мог бы убить его и сам.***
Битва в Безночном городе не прекращалась несколько дней. Мэн Яо в ней не участвовал — Вэнь Жохань приказал не высовываться и сидеть смирно, чтобы ценного адепта не задело в горячке боя. Это давало надежду на то, что план будет выполнен четко и в срок. Не Минцзюэ и Лань Сичэнь приближались к Вэнь Жоханю с разных сторон, но глава Не нагнал главного противника раньше и первым вступил в бой. Шпион только, затаив дыхание, смотрел на него из укрытия, молясь небожителям — он боялся, что его партнёр на тропе самосовершенствования пострадает. Непоправимо пострадает. Вэнь Жохань с усмешкой, играючи бился с Не Минцзюэ, легко уклоняясь от атак, а после и вовсе зажал клинок меж пальцев и, покачав головой, увел его от лица, атакуя Не Минцзюэ в корпус голой рукой. В этот момент Мэн Яо задержал дыхание, прикрыв лицо руками. Но, к счастью, глава Не поднялся и продолжил бой. Вскоре к нему присоединился и Лань Сичэнь. Увидев его, Вэнь Жохань начал делать первые ошибки. Незаметные на первый взгляд, но фатальные. Он ни разу не атаковал его всерьез, но и Не Минцзюэ атаковать не начал, в основном продолжая уклоняться. Взгляд мужчины почти не отрывался от главы Лань. Видя это, Мэн Яо стал выбираться из своего убежища, готовя Хэньшен. Не стоило затягивать. Нужно пользоваться моментом! Звуки боя разбавил голос главы Вэнь. — Ты все-таки пришёл, А-Жэнь... — сорвалось с чужих губ. Члены клана Не не поняли, о ком говорит мужчина, они продолжали делать то, что уже начали. А Лань Хуань осекся в следующем ударе, открывая бок. Его было легко сразить в этот момент, с умениями Вэнь Жоханя — особенно. Но тот не атаковал, лишь отклонил в очередной раз удар Не Минцзюэ. И никто не заметил, что Лань Сичэнь все это время не сделал ни одного, хоть сколько-нибудь серьезного, удара. Их бой с самого начала был фарсом, и только Чифэн-цзюнь действительно стремился поразить врага. После новой безуспешной совместной атаки двух глав, Мэн Яо наконец нанес свой, смертельный для Вэнь Жоханя, удар. Бессмертного подкосило. Алые глаза стали фиолетовыми, а после — голубыми. Их взгляд был устремлён на Лань Хуаня, а тот смотрел на него в ответ. — Мне жаль, — прошептал он и закашлялся кровью, падая на колени. — Я любил тебя, А-Жень... Последние слова услышал только Лань Сичэнь. Голову Вэнь Жоханя снёс с плеч один точный удар Бася. Бой был завершён, а вместе с ним и война.***
Лань Цижэнь был сейчас в стороне от войны. В гроте, напротив их с Вэнь Жоханем миндаля, было тихо, даже слишком. Такой тишиной были полны все места, но здесь... здесь она была особенно мертвой. Потому что это был тот редкий уголок, которого не коснулась война. Совсем. Только лес вокруг скалы опустел. Ни зверей, ни птиц. Нечисти и нежити тут никогда не было. Влияло ли на это то, что человек сюда мог добраться только на мече? Или все-таки то, что два сильных заклинателя постоянно питали миндаль своей духовной энергией? Лань Цижэнь не знал, как и не знал, почему его спутник на тропе самосовершенствования до сих пор не пришёл к нему. Он не знал, какая обстановка в Безночном городе, и верил в то, что сможет увидеть Вэнь Жоханя сегодня. Сможет поговорить с ним, узнать, что произошло, почему партнёр развязал эту войну. Прошедшие годы были ожившим кошмаром для бессмертного. Он не понимал, когда в сердце главы Вэнь появилась эта жестокость, не понимал ее причины, не понимал, как мог не увидеть этого... Вначале он был сам не свой из-за пропажи Лань Хуаня, смерти брата, уничтожения библиотеки и ранения Лань Чжаня. Все силы уходили на поиски племянника и восстановление Облачных Глубин. Уже тогда в его душу закрались подозрения, что с Вэнь Жоханем что-то не так, но увидеться просто не было времени — раненым не хватало мест в лазарете, лекари разрывались между ними, и Лань Цижэнь все свое время и силы бросил на помощь больным и ночные патрули. Помогал чем мог. Когда второй племянник уехал в Безночный город, он хотел поехать с ним. Действительно хотел. Но... когда пришли вести о том, что Лань Сичэня где-то заметили, он просто не мог оставить их без ответа. След оказался ложным, но время было упущено, и он снова был погребён делами ордена. Восстановление Облачных Глубин займет не один месяц, и его внимания по-прежнему требовали адепты. Ему не на кого было переложить координирование всех действий, направленных на реставрацию уцелевших павильонов и постройку новых. Так пролетело несколько лет — он не мог вырваться из этого замкнутого круга, но наконец он смог отправить одну короткую записку с просьбой о встрече. Ответ пришел всего через несколько часов — согласие. Вот только назначенное время давно прошло, отбой пробил, а Вэнь Жоханя все не было, и Лань Цижэнь нервничал, не зная как себя успокоить. Мужчина вышел из грота, направляясь в тень миндаля, лег на траву и стал смотреть в небо. Он ждал светлую фигуру, обрамленную алым, такую знакомую и родную... Но её не было, даже когда небо озарили первые лучи солнца.***
Ни с чем мужчина вернулся в Гусу, чтобы получить последние новости — Вэнь Жохань повержен в бою главами Не и Лань, а решающий удар был нанесен Мэн Яо — шпионом стана Великих орденов и помощником главы Цинхэ. В сердце Лань Цижэня тогда что-то оборвалось. В ордене все тихо ликовали, у адептов словно второе дыхание открылось, а бессмертный заставлял себя делать каждый вдох. Он уточнил, точно ли Вэнь Жохань повержен, напомнив о том, каким великим заклинателем тот был. Но с отрубленной шеей не воскреснуть даже ему.***
Он отправился в Безночный город. Хотел увидеть Лань Сичэня, героя войны, поздравить его с победой, но главной целью было желание проститься с любимым человеком. И не дать его тело на растерзание псам — именно так хотели избавиться от него. Обосновать свое желание лично «избавиться» от тела Вэнь Жоханя было трудно, но ему удалось это сделать так, чтобы никто не понял, что на самом деле связывало его с бывшим Верховным заклинателем. В конце концов он получил тело и голову мужчины и был волен избавляться от трупа как только его душе будет угодно. Тогда Лань Цижэнь и улетел на их поляну, с большим трудом удерживая в руках тело любимого человека. Оно было непривычно холодным, а голова, которую он держал отдельно, постоянно вызывала приступы тошноты, хотя мужчина никогда не был неженкой — заклинательсво не предполагало брезгливости. В гроте он аккуратно пришивал голову Вэнь Жоханя на место, сквозь тошноту и болезненную пустоту в душе. Не хотел, чтобы любимый человек ушел на перерождение в таком виде. Он должен был быть так же красив, как и при жизни, ведь так? Дрожащей рукой он погладил ровный аккуратный шов, потом устроил мужчину в траве так, будто он спит. Было трудно, тело уже окоченело. Но ему нужно было отойти — нужно было ещё сложить погребальный костёр. Все, что мог сейчас дать Вэнь Жоханю Лань Цижэнь — это позволить уйти красиво. Ярко. Этот человек горел всю жизнь, он был солнцем! И старейшина не мог не отметить этого. День близился к концу, стоило поторопиться, но наконец, он закончил складывать большой костёр, похожий на помост. Он был высоким, и на нем было более чем достаточно места для одного взрослого мужчины. Там и двое уместились бы. Лань Цижэнь взял на руки холодное, неимоверно тяжёлое для обычного человека тело и переложил его на дрова, сам спустился с них и сел рядом, бросая взгляд на солнце. Близился закат... К счастью, желающих проследить за ним не наблюдалось. Многие хоронили близких в эти дни. И они были важнее главного врага всех орденов. — Прости, меня, А-Хань... — прошептал Цижэнь, беря ледяную руку в свои ладони. По щекам катились слезы. Сейчас не перед кем было держать лицо. Было слишком поздно. В душе был сломан тот стержень, что держал его годами — его идеал. Мужчина, к которому он стремился, человек, которому он отдал свое сердце. — А-Чжань смог пойти за любимым против всего мира. Смог принять свои чувства. И А-Хуань не таит своих чувств к главе Цзян, хоть и не афиширует их. А я... просто трус, недостойный тебя и их, — с губ слетали слова, которым стоило прозвучать гораздо раньше и в ином ключе. Но прошлое не вернуть, не изменить. Можно воскресить тело, но душа от этого не вернётся. Да и... захочет ли Вэнь Жохань вернуться после всего произошедшего? Лань Цижэнь надеялся лишь на то, что мужчина не держит зла ни на кого и не останется неупокоенным духом. — Зачем тебе была нужна эта война, А-Хань? Разве у тебя не было всего, о чем ты мечтал? Чего тебе не хватало? - ледяную ладонь прижали к щеке, вытирая ей слезы. Единственный, кому он мог бы когда-нибудь показать свои чувства лежал перед ним, не дыша, с большой раной на груди и швом на горле. Так тяжело Цижэню не было никогда. Брат умер вместе с супругой, он угасал медленно, и к этому мужчина в итоге был готов, даже радуясь смертельному ранению Цинхэн-цзюня. Тот смог уйти с миром и как подобает главе. И, в какой-то мере, он наконец освободил Лань Цижэня от груза тщательно скрываемой ненависти к человеку, отвратительно отнесшемуся к его чувствам к главе Вэнь. Сколько ночей он не спал, вспоминая злые слова старшего брата? Сколько встреч с любимым человеком пропустил из-за страха увидеть Вэнь Жоханя с супругой? Сколько встреч упустил из-за такого призрачного правила, согласно которому мужчины не могут быть вместе? Да и как этот человек мог осуждать его? Выбрав преступницу, без рода и воспитания? Чем она лучше Вэнь Жоханя? Тем, что могла родить детей? Впрочем, это единственное, что примиряло Лань Цижэня с ее существованием. А-Хуань и А-Чжань были ему безумно дороги. И все же, что же столкнуло Вэнь Жоханя с верного пути? Этого он больше никогда не узнает. Если к смерти брата он был готов, то Жохань был бессмертным. И сам Цижэнь ощутил себя свободным от оков смертности девятнадцать лет назад, когда завершил мелодию, созданную для Жоханя. Ту самую, которую создаёт каждый член клана Лань, дав свою ленту спутнику на тропе самосовершенствования. Тот так и не услышал её, ведь не было подходящей обстановки. Цижэнь хотел сыграть ее на закате, чтобы солнце окрашивало в алый одежды главы Вэнь, и огонь в фонаре загорелся бы от особой ноты, отправляя бумажное изделие в полёт. Она должна была быть сыграна впервые на празднике фонарей. Но для Лань Цижэня больше не будет праздников. И песня прозвучит теперь лишь единожды. Лань Цижэнь не знал, когда его голова опустилась на знакомую грудь, в которой больше не билось сердце, не знал, сколько она там пролежала, но что-то заставило его оторваться от нее и снова посмотреть на небо. Солнце уже начало опускаться за горизонт, и его алый цвет напоминал не о сладких грёзах, а о пролитой крови и смерти. — Ты был моим солнцем. Больше оно никогда не взойдет для меня, — прошептал мужчина и дрожащей рукой развязал свою налобную ленту, опуская ее на то место, где находится сердце. Со лба Вэнь Жоханя забрали золотое украшение, пряча его на груди. Это было единственной малостью, что мог позволить себе сохранить мужчина. То, что было для мужчины индивидуальным. Не хватало только ветви миндаля, что хранилась в спальне главы Вэнь. Ее он тоже заберёт, но позже. Старейшина отошёл на несколько шагов от костра, гуцинь занял свое место перед Лань Цижэнем и запел, заставляя сердце кровоточить от каждого воспоминания. Почти каждая нота что-то значила, но он уже не расскажет об этом партнёру на пути самосовершенствования. В этой мелодии была... вся история его чувств, а звук, заставивший зажечься не фонарик, а погребальный костер, означал кульминацию его чувств, осознание собственной влюбленности. На струны полились слезы, а песня все звучала, звучала... Пока Лань Цижэнь не почувствовал кровь на пальцах. Смахнув слёзы, он увидел в паре метрах от столба огня снесенную ветром с груди Вэнь Жоханя лобную ленту.***
Не Минцзюэ застал мужчину во внутреннем дворе прямо перед его собственными покоями. Там, где когда-то Лань Цижэнь дал ему коснуться своей ленты. Что ж, это было символично — начало конца и финал застанут его в одном месте. Ведь именно его свадьба стала первым шагом за черту, которую Лань Цижэнь не перешел бы в силу своей правильности. Разве не так? Не Минцзюэ так вырос… Вэнь Жохань только сейчас понял, что мальчик вырос. Что тот, кого он стремился защитить, в защите давно не нуждается. Даже сквозь пелену безумия он понимал — его А-Жэнь ему не простит. Поэтому он не ранил Не Минцзюэ, ни единого раза. Да, несколько его атак достигли чужого тела, но они не так уж и сильно сказались на чужих способностях, верно? А потом пришёл Лань. Вэнь Жохань не понял, что это был не его А-Жэнь. Слишком Лань Сичэнь был похож на его спутника на тропе самосовершенствования. Наверняка, если бы Лань Цижэнь сбрил бороду, то был бы похож на своих племянников. Возможно, обошёл бы их по красоте. Хоть и не по характеру. Его ранить было панически страшно. Собственные ошибки были совсем неважны — оставалось только уберечь Ланя, когда он совершал свои. — Ты всё-таки пришёл, А-Жэнь… — сорвалось с губ Вэнь Жоханя. Кто же ещё мог прийти со стороны комнаты его любимого? А Лань вышел именно из них. Случайность? Совпадение? Бессмертный давно перестал в них верить, хотя, именно они были причиной всех бед за последние несколько лет. Ведь любовь племянников Лань Цижэня — тоже случайность. К тому же…~~~
Посыльный Вэней приземлился перед воротами и сообщил охранникам причину своего прибытия. Он показал тубу с печатью красного солнца, которой пользовался только глава ордена, и передал его указания — лично в руки Цинхэн-цзюню, без посредников. Он был простым исполнителем, а жестокость Вэнь Жоханя давно была известна в орденах, поэтому посыльному пошли навстречу, отведя его с завязанными глазами к домику главы — открывать местоположение места, где в уединении находился глава ордена было неразумно. Глава Лань с недовольством вышел на порог, видя одного из младших учеников с посыльным из Цишаня. Забрав тубу, он попрощался с ними и снова скрылся в доме. Юношам оставалось только уйти — не стоило лишний раз тревожить этого человека, верно? В своих покоях, Цинхэн-цзюнь быстро откинул от себя красный нефрит, запечатанный воском с оттиском печати. Если бы вещи, указанные в скрытом внутри свитке были важны для ордена, то они бы не адресовались напрямую ему и ими мог бы заняться Лань Цижэнь. Поэтому… мужчина догадывался, что там. Разрешение просить руку его брата. Потому что даже прошения о поиске в клане дев, достойных сыновей Вэнь Жоханя, могли рассмотреть его брат и сыновья. И только такую просьбу — старший брат «жениха». Вот только мужчина не собирался поощрять эти отношения, считая их неправильными и отвратительными. Уж лучше Лань Цижэнь будет одинок всю жизнь, но не окажется связан с мужчиной.~~~
Он не мог атаковать в полную силу никого из этих двоих. Он вообще старался не атаковать, лишь, усмехаясь, уклонялся. Эти дети были ему не ровня, слишком давно они с А-Жэнем обошли всех заклинателей по силе. Хоть Не Минцзюэ и был близок к тому, чтобы тоже оторваться очень далеко вперед, но он по-прежнему использовал саблю и, кажется, заработал себе искажение ци, но разве его сейчас послушают? А разрушать саблю снова было просто опасно. Один раз его уже неправильно поняли, и мальчишка теперь желал мести. Удар со спины был неожиданным, и мужчину подкосило. Алые глаза стали фиолетовыми, а после — голубыми. Их взгляд был устремлен на Лань Хуаня, а тот смотрел на него в ответ. — Мне жаль, — прошептал он и, падая на колени, закашлялся кровью. — Я любил тебя, А-Жэнь… Последние слова услышал только Лань Сичэнь. Вэнь Жохань в последний момент видел мир не затуманенными безумием глазами и видел в стоящем перед ним Лане любимого человека. В том самом месте, где когда-то они стояли после его свадьбы и где впервые поцеловались. Наверное, только из-за того, что он уже был фактически мертв, по щекам не покатились слезы сожаления. За все, что он сотворил, и все, чего он так и не смог сделать. Прости меня, А-Жэнь. Голову Вэнь Жоханя снес с плеч один точный удар Бася.***
Несмотря на то, что главный враг был повержен, война продолжалась. Было трудно иначе назвать то напряжение, что возникло между орденами. После войны кто-то хотел побольше отхватить от огромных земель Вэней, кто-то хотел получить больше материальных ценностей, кто-то желал избавиться от остатков клана с горы Дафань. Кто-то даже хотел захватить в свои руки библиотеку, но на удивление, она оказалась практически пустой — ценных свитков не было или они были пусты, а полки занимали самые обычные для каждого клана писания, не представляющие особого интереса. В ней не нашли даже обычных писаний о жизни глав орденов! В гневе кто-то поджег здание библиотеки. Никто не был возмущен, а представители клана Лань лишь молча смотрели на зарево. Лань Цижэнь после похорон Вэнь Жоханя был совсем подавлен. Все видели, что он был особенно уставшим и измотанным, но списывали это на возраст и большую нагрузку. Так как старейшина не афишировал своего бессмертия, многие считали, что он просто долго не седеет. Только Лань Сичэнь знал правду, вернее догадывался о ней, поэтому старался скорее вникнуть в оставшиеся неохваченными им самим дела ордена и полностью взял на себя это бремя, давая дяде больше времени на уединение. Последние годы Цзэу-цзюнь старался поддерживать своего спутника на тропе самосовершенствования, особенно после уничтожения Пристани Лотоса, поэтому примерно представлял, что нужно делать, чтобы облегчить эту ношу. Хотя сомнения все-таки были. Все-таки, Цзян Ваньинь и Лань Цижэнь очень разные люди, и потеря тоже разная. В самом ордене, несмотря ни на что, все-таки поползли слухи, потому что мужчина повязал траурную белую ленту без облаков. Даже после смерти старшего брата он не делал этого, а сейчас… но человек, спросивший Лань Цижэня о причине траура напрямую, получил наказание за глупые неуместные вопросы. «Война не место для траура. Но теперь, после ее окончания, самое время почтить память всех погибших.» После этого Лань Цижэня перестали трогать не по делу. Кто-то последовал его примеру и тоже сменил одежды на траурные. У многих погибли не только родные, но и просто товарищи, дорогие люди. Лань Ванцзи стал чаще покидать орден и отправляться на гору Луаньцзан, где находился Старейшина Илина. Как бы Лань Цижэнь не пытался ограничить эти поездки, все было напрасно — влюблённый Лань… это влюблённый Лань. Старейшине оставалось только молиться за благополучие племянников и их партнёров. Он не хотел, чтобы тех настигла его собственная участь. Пустота в душе, которая поглощала все ощущения, что испытывал человек. Пустота, которая не проходила неделями и годами. Противостояние между названными братьями из Пристани Лотоса обострялось. Близилась новая война, а Лань Чжань рвался на передовую, чтобы защитить Вэй Ина. Лань Цижэнь не мог спокойно смотреть на это. Он понимал, что если его племянник будет видеть смерть своего возлюбленного лично, то ему будет только больнее, если он выживет сам. Оставалось только насильно удержать его. Наказывать племянника дисциплинарным кнутом было безумно больно, но это был единственный способ ограничить общение Старейшины Илина, до сих пор не понимающего, что его отчаянно любят, и его племянника. Лань Цижэнь боялся потерять ещё и Ванцзи в этой войне. Племянники — это все, что у него осталось. Все, что не давало окончательно угаснуть и уподобиться брату. Пока Ванцзи лежал под присмотром лекарей с исполосованной спиной, Лань Сичэнь продолжал принимать на себя бремя Главы Лань. Наконец наступило время осмотреть дом отца на наличие каких-то бумаг, связанных с делами ордена. Лань Хуаню казалось, что он просто обязан быть в курсе всего, что касалось ордена в ближайшие несколько лет. Он не должен упасть в грязь лицом и добавлять проблем дяде. Не сейчас. Не когда его партнёр умер. Не пока он в трауре по любимому человеку. Запылившийся за несколько лет футляр со свитком оказался неожиданностью. И красное солнце так и говорило о том, что это письмо надо открыть в самом конце. В тубах не отправляли неважных вещей. А так как печать не сломана… Лань Хуань не представлял, что найдет внутри. Письмо главы Вэнь он открывал наедине, незадолго до отбоя. Он безумно волновался. Нефритовый кролик, хранимый в складках одежд словно жегся. Вэнь Жохань… о чем он писал его отцу? Тем более лично? Могло ли это как-то касаться его безумия, о котором говорил Вэнь Сюй? Лань Сичэнь сломал печать и достал достаточно короткий свиток, разворачивая его и читая дерзкие строки, написанные сильной рукой и красивейшим почерком. Такой же был у его дяди. Отточенная до совершенства каллиграфия. Пожалуй, сравниться мог только почерк Ванцзи, часто переписывающего правила стоя на руках. Могло ли это быть связано? «Глава Лань, Полагаю, ваше наказание, назначенное самому себе, может считаться исполненным. В связи с этим смею заметить, что вы уклоняетесь от своих обязанностей. Я намерен исправить эту досадную несправедливость. За сим уведомляю вас, что намерен забрать своего спутника на тропе самосовершенствования Лань Цижэня, в орден Цишань Вэнь в качестве своего партнёра, а в будущем, с согласия обеих сторон, и в качестве своего супруга. В случае игнорирования этого письма, или отказа отдать Лань Цижэня добровольно, я пойду войной на Гусу Лань. От написанного бросало в дрожь. Лань Хуань умел держать себя в руках, но сейчас его ладони дрожали. Из-за игнорирования письма их отцом погибло столько людей… были разорены Облачные Глубины, сожжена Пристань Лотоса, уничтожено множество орденов и кланов, погибли их отец и клан Вэнь. Перед Лань Хуанем проносились воспоминания. Разрушенная Пристань Лотоса, разбитый Цзян Чэн, потерявший разом и дом, и родителей, плачущий Вэнь Сюй, говорящий об убийстве своего отца, сам глава Вэнь, на последнем издыхании признающийся их дяде в любви, горящая библиотека, из которой он улетал под покровом ночи… Он не любил отца. Тот не сделал для него ничего. Он уважал его как старшего, но в остальном тот был для него практически никем. Теперь он его ненавидел. После короткой медитации, призванной взять себя в руки, он отправился к дяде. Он имел полное право знать о том, что произошло. Имел право знать о том, что… счастье было близко. Даже если уже тогда Вэнь Жохань сошел с ума, могло бы не случиться многих непоправимых вещей. К тому же Вэнь Сюй говорил, что мужчина был на чем-то зациклен. Что если он был зациклен на том, чтобы забрать их дядю в Безночный город? Тот вряд ли отказался бы от совместной жизни. Облачные Глубины не развалились бы без него. Лань Хуань уже не маленький и не даст ордену развалиться, в конце концов. Почему же дядя сам не оставил дела на него и не ушел в Безночный город? Ведь если ему был так дорог Вэнь Жохань, он должен был искренне желать проводить с ним больше времени! Впрочем, это было только его дело. Лань Сичэню не стоило лезть не в свои дела. Оставалось только собраться с силами и постучаться в домик дяди, чтобы передать ему тубу и свиток. После этого мужчине наверняка потребуется много времени наедине с собой. Уединение. Как их отцу. Лань Цижэнь заслужил это. Спустя столько лет он заслужил не только жалкие годы в уединении. Лань Хуань знал, что такое любовь в их клане. Он видел своего брата. Он сам любил. И не мог представить, насколько тяжело сейчас дяде, потерявшему своего любимого. Знающего, что это сделал названный брат его собственного племянника. Лань Цижэнь был похож на тень, когда прочитал свиток. Лань Сичэню осталось только приготовить ему чаю и оставить одного, сообщив, что возьмёт на себя все дела дяди, пока тот не попросит обратного. А в клане всем сказал, что старейшина отправился в уединенную медитацию. Он не собирался никому говорить об отношениях дяди и покойного главы Вэнь. Лань Цижэнь это понимал и хотя бы из-за этого мог быть спокоен. Никто не собирался его осуждать. Тем более, Лань Хуань помнил, как оживал дядя с этим человеком, пока они были детьми. Лань Чжань этого не помнил. Их отношение к Вэням было совсем разное. Он с негативом вспоминал главную ветвь этого клана, ведь из-за нее была война, из-за нее в опале находились Вэни с горы Дафань, из-за них Вэй Ин ступил на тёмный путь и был в опасности. Глава Лань не мог его винить, но и разделить его чувства не мог. Он знал больше чем все, но не мог никому сказать об этом. Было очевидно, что за сочувствие к Вэням он получит только непонимание и ненависть к себе. Оставалось только молчать и просить о благополучии душ Вэнь Сюя, Вэнь Чао и Вэнь Жоханя. Молиться на то, что глава Вэнь переродиться и снова встретит дядю, заставит его жить. Потому что пока их дядя существовал и всегда отодвигал свои чувства и потребности в сторону, отдавая всего себя ордену и им, Нефритам.***
Над хрустальным куполом, скрывающим высушенную ветвь миндаля, пробежались пальцы, стертые в кровь о струны гуциня. Пара капель упали на поверхность, но были спешно вытерты чистой тканью. Золотистые искорки поспешно залечили ранки. Лань Цижэнь под покровом ночи вылетел из Облачных Глубин, направляясь на поляну, с которой было связано безумно много воспоминаний. Слишком много. И каждое было болезненным, причем из-за его собственных действий. Миндаль сбрасывал листву. В самом разгаре лета он был почти голым, он умирал. Засыхал. У Лань Цижэня не было сил питать его как раньше, он хотел оживить деревце, но ему не давались те умения, что он получил от спутника на тропе самосовершенствования. Все валилось из рук, стоило вспомнить голубые глаза, руки, сажающие вместе с ним миндаль, сдержанную улыбку, которая превращалась в широкую и мягкую, когда мужчина думал, что Лань Цижэнь не видит. Бархатистый голос… Его мучал вопрос, зачем он живет. Почему он до сих пор существует, прилетает сюда. Изнутри мужчина умирал так же, как и этот миндаль. Орден больше не нуждался в его примере, у людей новые символы — его племянники. Он дал им все, что мог. Вырастил их без того гнёта, что давил на него в молодости, он вырастил их без давления, связанного с выбором половинки и они любили своих избранников, они показывали свои чувства им, даже Лань Ванцзи, такой закрытый и холодный. Он дал им все, чего не было у него самого. Он не выделял ни одного из племянников, не даром они Нефриты — равные во всем. Равные, но такие разные… И они с Жоханем были равными. Равными по силе, умениям, знаниям. Бессмертные, с огромной ношей на плечах, но такие разные. Вэнь Жохань был уверенным в себе, он точно знал, как добиться желаемого, он не стеснялся идти против приличий и правил, но одновременно с этим он следовал им, чтобы нравиться ему, Лань Цижэню. А что сам Цижэнь? Как он проявил свои чувства? Чего он достиг? Он лишь тянулся к солнцу. Боялся признать свои чувства, заставлял Вэнь Жоханя сдерживаться, стал бессмертным, но что это ему дало? Он воспитал племянников, и в этом его единственная заслуга. Но, даже таким образом, он собственными руками делал им больно. И когда разлучил с детьми Вэнь Жоханя, и когда стал причиной войны, и когда наказывал Лань Чжаня. Как А-Хуань мог ему улыбаться до сих пор? Ведь именно из-за него его партнёр, Цзян Ваньинь, лишился дома! Лишился семьи, родителей… От самого себя было тошно, так почему он все ещё дышит? Для чего живёт? Даже Вэнь Жохань, казалось, отказался от него после смерти. Не принял его ленту, что должна была сгореть вместе с ним в погребальном пламени. Взгляд метнулся к собственному мечу. Лань Цижэнь прислонился спиной к стволу миндаля, приставил лезвие к горлу, напоследок посмотрел в сторону… Выжженное после похорон главы Вэнь место бросилось в глаза, и рука дрогнула. Меч упал на землю и по щекам снова потекли слёзы. Как же он жалок… Если и умирать вслед за Хань-гэ, то тогда, в огне! А не так позорно, там, где никто его не найдёт. Это уже трусость и побег, а не уход за спутником на тропе самосовершенствования! Остаток ночи мужчина провёл под деревом, смотря в небо. Туда, откуда прилетал Вэнь Жохань, туда, откуда больше не придет любимый человек. Больше не улыбнётся уголком губ, не возьмет за руку, не пустит свою ци струиться по его телу. Никто не придет. Он сам в этом виноват и должен нести эту ношу, свое наказание за ошибки. Последний листок упал с дерева на рассвете, и Лань Цижэнь улетел, снова возвращаясь в свое уединение, так щедро предоставленное ему племянником. Старейшине казалось, что он не заслужил такой милости.***
После падения Вэй Усяня в Облачных Глубинах появился новый обитатель. Маленький мальчик, который почти ничего не помнил о своем прошлом. Только дядю с алой ленточкой в волосах и того, кто привел его в Гусу. С легкой руки Ханьгуан-цзюня, ребёнок назвал его своим отцом, а вскоре принял имя Лань Юань и лобную ленту. Лань Цижэнь в это время продолжал скрываться в своем домике, лишь изредка выбираясь чтобы помедитировать в окружении длинноухих созданий, заполняющих одну из полян. Лань Чжань не подпускал к ним адептов, сам заботился о питомцах, напоминающих ему о любимом человеке, а бессмертный… бессовестно прокрадывался к животным, пока их хозяин был занят делами. Лань Цижэнь прекрасно знал распорядок дня собственного племянника и ни разу с ним не пересекся. В один из пасмурных, но не дождливых дней, к медитирующему мужчине на колени забрался кто-то, слишком тяжёлый для маленького кролика. Лань Юань сам приходил на полянку, провожаемый только часть пути своим отцом, потому что маленькому ребенку хотелось подвижных игр, а за кроликами было безумно интересно бегать, ловить их, обнимать, отпускать и начинать все по новой. Лань Ванцзи представлял, что в такие моменты сын остаётся с Вэй Усянем. Лань Цижэнь же в растерянности смотрел на мальчика, смотрящего на него внимательными большими глазками и упирающегося руками ему в плечи. Какое-то время они молчали, продолжая смотреть друг на друга, но ребёнок прервал тишину. — А вы кто такой? — сказал он, склонив голову на бочок. Рука потянулась пощупать усы и бороду, но остановилась и Лань Юань смущённо и виновато отстранился, потом спохватился и слез с чужих коленок. — Чтобы ответить на этот вопрос, я должен знать кто ты, дитя, — ответил Лань Цижэнь, держа себя в руках. Он, так или иначе, учитель с репутацией строжайшего. Он не должен показывать адепту плохой пример. А адепт явно непростой, раз играется на поляне его племянника. Мальчик задумался, нахмурил бровки, словно думая, можно ли и нужно ли рассказывать такое незнакомому человеку. Несколько секунд мальчик посверлил взглядом ленточку на лбу мужчины. Видимо, она стала решающей вещью в чужих думах. — Я — Лань Юань, воспитанник и приёмный сын Ханьгуан-цзюня! — гордо сказал ребёнок, даже слегка задрав нос, потому что у него был известный и чудесный папа. Ни у кого такого не было. Но очень быстро он снова стушевался, принимая благочестивый вид. Ребенку он совсем не шёл. Пожалуй, только Лань Чжаню удавалось в любом возрасте казаться взрослым и серьёзным. Лань Юань же был… похож на Вэнь Жоханя. Черты лица, это хвастовство. Все это Лань Цижэнь видел у спутника на тропе самосовершенствования. Нет, конечно же ребенок не был копией его партнёра, совсем нет. Просто мужчина слишком долго смотрел на лицо любимого человека, запомнил каждую его чёрточку, видел как эти же элементы проявляются в маленьких сыновьях главы Вэнь, и он не мог не узнать их в этом мальчике. Старейшина Илина укрывал на горе Луаньцзан последних Вэней. Лань Чжань рвался к Вэй Ину и иногда возвращался с забытыми в руках детскими игрушками. Значит этот ребёнок… — Я твой дедушка, Лань Юань. Только не говори никому, что видел меня, хорошо? Я играю в прятки с адептами, только твой дядя, Цзэу-Цзюнь, знает, где я. Ты же сохранишь наш с ним секрет? Даже твой отец не должен знать, — cказал Лань Цижэнь ребёнку заговорщическим тоном. Против него не мог устоять даже Лань Чжань, когда тот был в возрасте Лань Юаня. Мальчик сразу оживился и активно закивал головой, так, что она закружилась, и ребёнок упал на чужие коленки. К ним заинтересованно приблизились кролики, и старейшина предпочёл вместо дальнейших разговоров приманить одну из зверушек поближе и взять на руки. Ребёнок ещё попробовал задать вопросы, но Лань Цижэнь прижал палец к губам, прося быть потише, а потом показывал в сторону основных зданий. Обидевшись, мальчик умолк. А Лань Цижэнь, как и многие бабушки и дедушки, стал рассказывать ребёнку смешные истории, связанные с его родителем. Даже бессмертного не обошло такое желание. И хоть он не знал настоящих родителей Лань Юаня, он вполне мог рассказать ему о том, как Лань Чжань простоял всю ночь в углу в знак протеста из-за того, что ему не дали конфету в городе, на прогулке. После этого случая, они стали чаще видеться. Лань Цижэнь видел в этом ребёнке не только приемного сына своего племянника, но и внука своего спутника на тропе самосовершенствования. Да, не прямого, а в каком-то поколении, но все-таки внука, и раз они были партнёрами, хоть и не отбившими поклоны, Лань Цижэнь мог звать себя дедушкой мальчика даже по линии его кровных родственников. Пожалуй, именно это вдохнуло в него тягу к жизни, и именно поэтому Старейшина Лань вскоре вернулся из уединения, немало удивив этим Лань Хуаня. Зато радостное лицо Лань Юаня и скрываемая улыбка в уголках губ дяди, тепло в его глазах, все это дарило спокойствие и некоторое умиротворение, ведь наконец все… налаживалось. По крайней мере, в Облачных Глубинах. В конце концов, их с Цзян Чэном отношения все ещё были тайной, сам глава Цзян восстанавливал Пристань Лотоса и воспитывал племянника, а между названными братьями что-то происходило, и он пока не понимал, что именно.