Всё пошло не так с самого начала, стоило мне только разглядеть тебя среди троих новеньких в нашем классе. Групповое фото, на котором я отсутствую, было тусклым и отстранённым, будто бы оно ничего не значило для того, кто его делал. Но тебя на нём было сложно не заметить.
Дерзкая, думалось мне, когда я смотрела на девочку, красивую, как все девять нефритовых статуй вселенского постоянства, сложила два пальца каждой из рук то ли в форме креста, то ли в форме какой-то магической печати. Всё равно. Подобную шалость - отметить себя, как самую верующую в толпе - позволила себе лишь ты. Я презираю идею существования Бога, судьбы и предопределённости. И поэтому тебя возненавидела сразу.
Странно было обнаружить тебя в одиночестве, когда я появилась в школе на неделю позже начала учебного года. В наушниках, с телефоном в самой дальней из сторон от шумящей толпы. Мне казалось, что, пожалуй, в тебе была эта гармония между открытой дерзостью и каким-то необъяснимым интровертизмом. И, поверь, твою идиллию нарушать у меня не было никакого желания. Оно как-то само получилось. Внезапно наши точки обратились стремительными прямыми на координатной плоскости и начали приближаться друг другу. А расстояние между ними всё сокращалось и сокращалось, как расстояние от снега до земли во время зимнего снегопада. Я пропустила тот момент, когда ты начала называть меня "солнышко". Не заметила, как через какое-то время начала называть тебя так в ответ. Не обратила внимание на то, как лишь совсем недавно перегоревшее к прежним чувствам сердце начало загораться вновь. Совершенно не придала внимания этому.
Ты оказалась идеальной. Не знаю, что связывало тебя с Богом, но меня подкупала твоя открытость. Вопреки ауре одиночества, витавшей вокруг тебя при первой встрече, ты оказалось яркой, как недоступная Ригель, и горячей не менее, чем необъятная Бетельгейзе. Упорная, как три тысячи капель дождя, падающих на землю, опасная, как спящий в высоких сорных травах равнин тигр. Талантливая писательница стихов и прозы, словно реинкарнация великого Данте Алигьери, Томаса Мор и Франсуа Раблэ. Необъяснимая, как время. Неописуемая, как звёзды, к которым можно подобрать сотни описывающих их прилагательных, и ни одно не станет верным. Ни одно не передаст всей глубины восхищения, всех громкости честных оваций, всех запахов цветов, коих хотелось вознести в твою честь, всех звуков и мелодий созданных про тебя, ради тебя, во имя твоей сути. Всех чувств не передаст ни слово, ни звук, ни запах. Лишь взгляд, направленный на твою уверенную, прямую спину. Тот самый, который ты никогда не заметишь.
Ведь ты была моим идеалом. С проколотыми в нескольких местах мочками ушей и верхней части обеих ушных раковин. С забавными серьгами и коротко стриженными висками. С чудными волнистыми волосами, собранными в петлю, которая ничуть не способна передать их красоты. Я хочу увидеть тебя с распущенными волосами и перебирать ни натянутые тугим хвостом пряди, а мягкие и податливые локоны. У тебя заразительная улыбка, широкая оправа очков и проблем со здоровьем больше, чем камней в башне Нерли. Серая спортивная кофта, которую вопреки запретам ты носишь казалось бы на зло всем, и лёгкие рубашки с забавными пуговицами. У тебя золотые руки. Ты сделала себе сумку и рюкзак из джинсов так, что никто бы и не поверил, что самоделка. Ты сшила для меня два чудных блокнота, в которые разрешила записывать свои стихи. Ты говоришь, что они замечательные и не знаешь, что я считаю их недостойными твоих тетрадей. А ещё ты совершенно не умеешь принимать похвалу, веришь в то, что Вишнёвая Сова разрушит этот мир (или делаешь вид для меня) и слишком остро воспринимаешь высокие температуры, каждый раз обжигаясь, когда пьёшь чай из моего термоса. Ты искренне говоришь, что я умнее тебя, но знаешь больше и можешь рассказать это лучше. Ты убеждённо твердишь, что я милая и красивая так, будто никогда не смотрела на себя в зеркало. Ты называешь меня солнцем, хоть и представить не можешь, сколько света принесла в моё жизнь. Мне, человеку, которого никогда не любил его отец, желающему быть особенным. И мне казалось, так эгоистично явно, что я действительно не просто человек твоего окружения, не просто один из двадцати шести подобных. А потом взгляд случайно зацепился за строку набора сообщений и набранный текст "солнце, тебе стоит спать больше" или "береги себя, солнышко" и всё, что было построенно, всё, что было согрето, всё, чем жила и радовалась моя душа, померкло перед осознанием действительности. Ведь... Всё, что было, оказалось лишь особенностью твоего характера, проявляемого по отношению к друзьям и родным. Но ничего более не было и быть не могло. Я просто большой эгоист с раздутым самомнением. "Один из", а не "единственный среди прочих". И это было честно.
Ты была моим идеалом. Такой, какой я бы не стала. Мне везло получать плюшки, пока я находилась рядом с тобой. И почему-то именно на тебе смыкались все случайные стечения обстоятельств. Но твой идеал знает, кто такая Мариам Петросян, прочитал все 1417 страниц электронной книги "Дом, в котором", может отличить Фреда Уизли от Джорджа Уизли, и считает пару Эрвин и Леви единственной возможной и верной. Я... Не разбираюсь в этом. Поверь, до появления тебя в моей жизни я не знала, что такое ФИКБУК, во мне не было представления о пейрингах, ОТП и прочем. Я никогда не рассматривала ни Эрена, ни Эрвина в качестве потенциальной пары Леви. Я - глупый мечтатель, который перед сном сочиняет истории и думает, что когда-нибудь сможет написать свою книгу. А тебя нравятся Eve, Мельница и многое другое, что я бы никогда слушать не стала. Потому что я люблю Негатив, Машину Времени и осты из китайских донхуа. Я читаю новеллы Мосян Тунсю и мне ничего кроме веселья от этой жизни сейчас не надо. Я люблю мармелад и иногда читаю стихи Цветаевой и Есенина. Потому что тебе они нравятся.
Правду говорят, "Дом, в котором" - книга-пароль, по которой узнают своих. Я не "свой". Я не читала. И меня рвёт на части от тоски беспричинной, словно снег, выпавший в июле. Ведь... Ты целуешь меня лоб каждый раз перед уходом из школы. А я застываю на несколько секунд и думаю, сколько их таких, как я. Поцелованных тобою и оставленных здесь. Где-то тут, недалеко от отчаяния.
Я не могу понять, затянуло ли меня в твою монополию или ты сама полимония, к которой меня прибило. Одна для многих, но не принадлежащая никому. Наши прямые пересеклись в одной точке и двинулись вперёд. Меня раздражали мои мысли и я, не в силах сдерживать себя, выплёвывала весь свой яд. Порой на тебя, порой на других, порой на бумажных рыбок на стене моей комнаты: мой единственный хоть немного приближающий меня к твоей невероятности талант - оригами. И не знаю, как твоя, но моя прямая начала отдаляться от твоей медленно, но неуёмно. Потому что придёт день и меня разорвёт, как Белую Дыру. Как бедного Ким Лу, который увёл умирающий от жажды народ в дождливые земли близ Чайных гор, а потом был убит во имя утоления голода. А его кости бросили под старую иву. Бедный дух Ким Лу замерзал от непреодолимого холода, непонимания и тоски. И старая ива сожгла своё естество, чтобы согреть его, а пламенем, порожденным всепоглощающей ненавистью обратила в прах всех, кто предал Ким Лу и стала его верным спутником в жизни, обратившись ивовым фонарём, являющим жар своего пламени, лишь в попытке уберечь своего хранителя.
Но они оба мертвы. И такой ценой мне не нужна никакая ива. Тем более, меня никто не предал. Я просто надумала лишнего.
Но знаешь... Помнишь театральный кружок? Как ты разделила со мной мечту поставить новогодний спектакль в актовом зале? Помнишь, как мы договаривались с завучем о месте проведения репетиций? Как проводили каждый день в поисках актёров, а каждый четверг на общем сборе? Ты помнишь, как всё закончилось? В один из четвергов, когда снег уже выпал таким, что до весны никак не растает, на репетицию пришла лишь я и ещё одна девочка. И всё. И никто никого не предупредил. Никто ничего не сказал. И может быть не закончилось бы всё так легко, если бы... Если бы ты тогда пришла. Именно твоё отсутствие добило меня. Именно оно пустило первую трещину ни то по мечте, ни то по сердцу. Мне не в чем тебя винить. Эта идея едва ли увлекла хоть кого-нибудь настолько, чтобы преданно за ней следовать. Но мне было так обидно, что я... Просто стёрла всё. Знала бы ты, что у меня даже копий сценария не осталось. Я выбросила листы и удалила документ. Я отказалась от того, что было так близко. Потому что слишком слабая, чтобы делать это в одиночку. Потому что не такая упёртая, как ты, чтобы пытаться снова. Я ненавижу тебя за твою идеальность. Ненавижу себя ещё больше за эту ненависть к тебе. Во мне нет стержня. И я плыву по течению. И у меня нет права, чтобы на что-то надеяться. Я играю по-своему. Но всегда не так, как надо.
А ещё... Девочка в автобусе. Да, та самая с медовыми глазами, в красивом клетчатом сине-красном пальто и короткими рыжими волосами. Та самая, к которой
ты решилась подойти. Которую попросила сфотографировать, ведь она была невероятно красивой. И это действительно так. Обаятельней неё в автобусе могла быть лишь ты, но в образе этой девушки чувствовалось что-то не присущее этому миру. Яркое, притягательное, как и ты. И я уже тогда знала, что это твой идеал. Полагала, что она тоже слушает Мельницу, смотрит короткие видео с имитациями персонажей книги "Дом, в котором", чуть ли не плачет, стоит упомянуть Макса и Рекса в одном предложении по отдельности. И любит, когда кто-то осторожно перебирает её волосы, рассказывая про Македонского, у которого "весь мир и восемь друзей". Знала. Но ничего об этом тебе не сказала и ждала, пока ты сама узнаешь.
Узнала. Но перед этим мы успели узнать, что, чтобы много знать, надо мало спать, попали под промозглый ветер, пока шли в сторону вокзала. Ты успела прокатиться у меня на спине, а я в шутку сказать, что так мы смахиваем на парочку. Ты сказала, что не против такого положения дел, а я дальше не стала развивать тему. Такого рода шутки - часть твоего характера. И ты вновь поцеловала меня в лоб, прежде, чем сесть в маршрутку, так и не услышав как ещё три трещины в разветвлённом танце разошлись по моему сердцу. Всё-таки, это было оно.
А дома меня ждали макароны, уборка и незаправленная кровать. Лишь позднее пришло несколько сообщений, одно из которых гласило:
"Она идеальна".
И мне было всё равно, по какой причине. В тот момент я почувствовала лёгкую щекотку в области живота: сердце, которое казалось бы должно разбиться, спиливало со своей поверхности несквозные трещины, делая поверхность вновь цельной, но уже отнюдь не гладкой, а стеклянная стружка падала вниз под лёгкие. Туда, где в солёном озере плавают лиловые медузы, и уже давно не было снега. Туда, где живут Ким Лу, Вишнёвая Сова и великий бог трудолюбия, хранитель мирского покоя Нерли.
Я не хочу быть своим. Но "Дом, в котором", пожалуй, стоит начать читать сегодня. А завтра я перестану нервничать из-за своего эгоизма и, наконец, начну вновь адекватно реагировать на твои глупые выходки. Я забуду прежнюю ревность и полюблю свою радость тому, что ты решилась подойти к той девушке. Я буду разбавлять чай в своём термосе настолько, что никто кроме тебя его пить не сможет. Вновь начну носить в кармане ириски и леденцы. Снова буду слушать Eve и писать стихи как и прежде сначала на черновиках, а уже после переписывая в подаренные тобою блакноты. Верну себе привычку писать цифру девять снизу вверх, а не наоборот. Буду рисовать солнышки и сердечки под подписью на самостоятельных и проверочных работах. Но это всё завтра.
А сейчас - то вечное и пресловутое сейчас, единственное существующее в нашем мире! - я люблю пенку с кофе, мармелад и оригами. А ещё тебя и надежду.
Надежду на то, что это проклятое завтра
не наступит уже
никогда.
