Вестница бури

Старая слепая прядильщица повесила на деревянный бортик колыбели белую шелковую вуаль и медленно встала, опираясь на клюку. Холодными, узловатыми пальцами, похожими на корявые ветви иссохшей яблони она коснулась лица младенца, отчего тот захныкал и заворочался, раскачивая подвешенную к потолку кроватку. В тот же миг, с первыми слезами ребенка стекла дома задрожали от могучего порыва ветра, а темное небо осветила искрящаяся молния. Старуха нахмурила густые брови, отчего ее затянутые бельмом глаза сделались еще страшнее, и зажевала губу, тихо бормоча себе под нос молитву. Мать девочки, худая, растрепанная женщина, сгорбившаяся в углу, всхлипнула и закрыла лицо руками, пряча горькие слезы бессилия. Несколько мучительных ночей она рожала дочь, мечась по постели в горячке и моля небо о прекращении ее страданий. Высокое небо услышало роженицу и ответило мощными раскатами грома. В ночь, когда сильная гроза загнала людей по домам, а животных заставила в страхе забиться в углы хлевов родилась Тормия – младенец с испещренными черными молниями-трещинами лицом и руками. Узоры словно браслеты обвивали маленькие ручки ребенка и подобно диадеме – голову. - Не будет в деревне покоя, пока она здесь, помяни мое слово. Не примут ее ни люди, ни звери. – Прядильщица прихрамывая направилась к дверям маленькой избушки. – Не найдет твоя дочь здесь счастливой судьбы, Мирая, и другим сплошь горести принесет. Старуха остановилась на миг и, постучав по полу изогнутой клюкой, бросила из-за спины, так и не посмотрев на женщину, породившую страшное дитя: - Не жить ей среди народа. Мирая, уронила голову на колени и тихо заплакала, а ребенок в колыбели, вторя матери, жалобно закричал. С темного, затянутого тучами неба упали первые капли – предвестницы проливного дождя. Так жила Тормия в избушке на краю деревни, не видя улыбки матери и не выходя на улицу, не имея друзей и знакомых. Изуродованные руки ее скрывали длинные полотняные рукава и в холод, и в жару, а лицо покрывала шелковая вуаль. В свое шестнадцатилетние девушка проводила Мираю на ярмарку, проходящую в соседнем поселении и устроилась на чердаке у маленького окошка, наблюдая за соседскими детьми. Они, загорелые и раскрасневшиеся от игры, громко смеялись и подкалывали друг друга. Торми грустно вздохнула и принялась теребить косу, размышляя о своей жизни. Она не могла гулять с другими, не могла так же как иные подростки веселиться с утра до ночи и даже на улицу ей выходить было не велено строгой и вечно тоскующей матерью. Ее сверстницы уже давно нашли себе женихов и порой, сидя у кухонного окошка, выходящего на улицу, Тормия слышала, как те обсуждают свои наряды и счастливое будущее. Все чаще девушке приходили в голову планы побега из дому, а сегодня мысль о правильности ее решения практически полностью заполонила голову и Тормия, забыв о наказах матушки, собралась гулять. Она лишь немного походит по деревне, посмотрит на людей, а себя показывать не будет. Как же ошибочны были ее суждения и рискованны планы. Пройдя вдоль участков незамеченной, Торми устремилась к главной площади, где обычно развлекались своры детей, помладше и постарше. Заметив ее подростки загоготали и направились к растерявшейся девушке, окружая ее и заключая в плотное живое кольцо. Вперед вышел самый говорливый и высокий парень лет семнадцати – Паха – сын кузнеца. Широкий в плечах, сильный и красивый лицом, он был негласным лидером среди других. - Что за невидаль к нам явилась? – громко спросил Паха – укутанная будто Шамаханская царица. Не жарко тебе, девица? В рукавах то до земли, да тряпье на лице. Молодежь, столпившаяся вокруг Тормии засмеялась, показывая пальцем на вуаль. - А может ты чумная какая али просто от рождения личиком не удалась? Вот и прячешься. Эти слова сильно задели девушку. С детства мать относилась к ней как к гадкому утенку, с тоской и с жалостью смотрела на лицо дочери. Торми, глядя на свое отражение в водной глади и в поверхности стекол всегда знала, что красавицей ее назвать сложно. А виной всему черные молнии, покрывающие ее руки и голову. Не спасали картину ни густые русые волосы, еле умещающиеся в две косы, ни ладная фигурка всем девицам на зависть, ни белая шелковистая кожа. - От урода слышу. Что, больше развлечений нет кроме как над другими потешаться и с дружками своими, подобно бабкам-сплетницам, людей обсуждать? Шел бы ты… в лес. И там разглагольствовал. Что б ни слышно, ни видно тебя не было. И свору свою забери с собой. Тормия отпрянула от сына кузнеца назад, собираясь убежать, но дружки разгневанного Пахи преградили ей дорогу, хватая девушку за руки и не давая отступить. Раскрасневшийся от злости главарь шайки подбежал к Торми и плюясь той в лицо зашипел: - Молчала бы, уродка, пока цела. Думаешь краше меня будешь? Или кого-то из девок деревенских. Ну посмотрим, что в тебе такого особенного, что ты рот свой поганый открываешь попусту. Паха резко дернул за вуаль, заставляя Тормию зажмуриться от ударившего по глазам солнечного света. Мальчишки вокруг нее охнули и отскочили на пару шагов, тихо перешептываясь. Паха же все больше распалялся. - Вы кого испугались? Ее? Девку эту безобразную? Да она ж с рождения говорят порченная. – У Торми на глаза навернулись слезы. – Ее из дома мать родная не выпускает, чтобы народ не пугать. Стало быть, сама с каким-нибудь хворым на сеновале кувыркалась, вот и родилась зверушка эта потешная. - Заткнись – Крик получился жалобным, похожим на скулеж. - И замуж ее, неказистую, никто не возьмет. Только род портить. Да что там род, на нее и смотреть страшно, а уж в постели кувыркаться… Только ежели на голову мешок холщовый натянуть. Злые слезы градом покатились по щекам девушки. Кровь в венах от обиды, казалось превратилась в лед, а руки сами рефлекторно засучили рукава, обнажая черные ненавистные рисунки. - Вы посмотрите, она вся разрисованная. Часом не ведьма ли? – кричал Паха – А может проклятье на ней какое? Люди вокруг спешили по домам в недоумении поглядывая на небо. Всего несколько минут назад бывшее голубым оно стремительно затягивалось сизыми тяжелыми тучами, обещая сельчанам обильный дождь с сильным ветром. Сын кузнеца же, будто не замечая надвигающейся грозы продолжал выкрикивать оскорбления. Глаза Тормии медленно темнели, пока не сравнялись в цвете с пасмурным небом, а руки становились все холоднее, пока она совсем не перестала их чувствовать. Тучи, клубами перекатывающиеся в вышине пролили первые слезы, еще совсем крохотные по сравнению с надвигающейся на деревню дождевой стеной. Гром огласил окрестности, приводя друзей Пахи и его самого в чувство. Опомнившиеся мальчишки немедля разбежались по домам, бросив своего главаря, во все глаза уставившегося на Тормию. Черные как смоль рисунки на ее коже словно ожили, замерцали бело-голубыми вспышками, расползлись по нежной мраморной коже девушки. Глаза загорелись черным, морозильным огнем. - Я – Ее шепот заглушил завывающий ветер – Сказала – Гром заставил Паху на секунду оглохнуть – Заткнись! – Яркая ломаная молния ударила по каменной плитке площади в самый ее центр. – Заткнись, заткнись, заткнись! – Последующие небесные разряды били совсем рядом с мечущимся в страхе по площади сыном кузнеца. Отметины на коже сверкали все ярче, гнев и обида застилали Тормии взор. – Думаешь раз лицом вышел значит красив? – кричала она – Да быть тебе столь же поганым, как твоя душа! – Молния устремилась к Пахе, не видя преград на своем пути. Будто подстреленный заяц он несколько раз дернулся и ничком свалился на мостовую. Девушка, опомнившись бросилась к одиноко лежавшему на площади парню, на ходу вытирая слезы. Неужели она убила человека? Во век себе этого не простит, камнем в реку бросится, но убийство себе не простит. Но не смотря на мрачные мысли Тормии, Паха дышал и даже приходил в себя. Девушка аккуратно перевернула сына кузнеца на спину и с криком отпрянула от него, скользя руками по мокрым камням. Лицо, шею и руки мальчишки испещряли бордовые шрамы-рубцы, схожие с черными рисунками на руках Торми. Только вот то были не рисунки, а кровоточащие трещины. Такие не заживут никогда, останутся их владельцу на память до конца его дней. О ужас, что же сделает с ней Паха, когда очнется? Будто отвечая на ее мысли, сын кузнеца застонал и медленно открыл глаза. Взгляд его невидяще прошелся по площади и остановился на Тормии. - Ты… ты ведьма. – Он вскочил, хватаясь за лицо и морщась от боли. – Ведьма! Небо вновь озарилось яркой молнией, сопровождающей раскатами грома. Паха и испугом посмотрел вверх и согнувшись побежал к дому старосты деревни. Ведьма. Да, именно так он и скажет старосте. И ему поверят, ведь у него есть неоспоримые доказательства. Что же с ней тогда сделают? Тормия без оглядки побежала к дому, будто бы там она могла спрятаться, но у собственной калитки ее ожидал сюрприз. Сгорбленная старуха поджидала ее на дороге. Слепые, затянутые бельмом глаза смотрели прямо на нее, хотя бабка уже давно ничего не видела. Она не жила в деревне и один Бог знает, как почуяла она беду и оказалась здесь. Лет ей было очень много, никто точно не знал сколько, а лачуга ее стояла за пшеничными полями, у самого леса. Торми несколько раз видела бабку, когда та приходила к ее матери. Они запирались на кухне и о чем-то шептались. Девушка не могла точно сказать, о чем, но из всего услышанного сделала вывод, что о ней. Старуха говорила о беде, приближающейся к деревне по мере взросления Тормии. Сейчас бабка медленно, хромая, подошла к девушке и указала на нее клюкой. - Беги. Нет тебе места среди людей. Учись. Учись контролировать силы, узнай их источник, а пока не обуздаешь себя среди народа тебе делать нечего. Может и лучше тебе будет на воле… И жениха ты себе уже не найдешь я смотрю. - Почему? – ослабшим голосом спросила обессилевшая Тормия. Старуха зажевала нижнюю губу видимо собираясь что-то сказать, но потом передумала и махнула рукой. - Куда тебе еще-то один, девонька? Ты сначала первого найди. Торми ничего не поняла, а обдумывать слова бабушки у нее не было времени и сил. Она смерчем влетела в дом, собирая в холщовую суму все что ей могло пригодиться. Еду, одежду, новую вуаль. Подумав, взяла еще и деньги, мысленно извиняясь перед матерью. Выбежав на улицу, девушка вслушалась в нарастающей на площади шум, и в последний раз посмотрев на родной дом, пустилась бежать по дороге в лес. Куда ей направиться она не знала. Где учиться и у кого? Что за источник сил?Сумерки сгущались, на небе стали видны первые, еще совсем блеклые звезды. Тормия продрогла и хотела есть, но все равно упорно шла вперед, обходя по лесу соседнюю деревню. Даже если до жителей близлежащих сел еще не дошел слух о разгуливающей неподалеку ведьме, Торми не могла быть уверенной в том, что люди не отнесутся к ней как ее односельчане. Она слишком отличается от других. Когда тьма окутала плотным пологом лес и идти стало совсем невозможно, девушка остановилась на ночлег. В голову девушки полезли недобрые мысли. А что если за ней пустили погоню? Как быстро она окоченеет без огня в холодном лесу? Что с ней станет, когда закончится еда? Совсем скоро, когда страхи ушли на второй план, а сознание немного прояснилось, Торми задумалась о других, не менее важных вещах. Что за неведомая сила ей доступна и как ею пользоваться? Почему старуха считает, что у нее уже есть жених и если это правда, где его искать? Столько вопросов, ответы на которые раздобыть невозможно. Или практически невозможно. В любом случае она даже не знает где искать. С этими мыслями Торми уснула на мягкой мшистой подушке и приснился ей странный сон. Там она шла вдоль скалистого обрыва, изредка оглядываясь назад и всегда видела за собой грозовые тучи, следовавшие за ней по пятам. Рисунки на ее руках светились мягким белесым светом, волосы водопадом стелились по спине, а на безымянном пальце левой руки сверкало серебряное колечко с лунным камнем по середине. Торми остановилась, разглядывая кольцо и тучи встали прямо над нею. - Нравится? – вопросил гром. В обычной жизни Торми испугалась бы всего происходящего, но во сне она улыбнулась и робко кивнула. – Моя невеста. – Тормия тоскливо посмотрела в небо. Какая же она невеста? Не быть ей никогда обрученной. Боятся ее люди, ведьмой кличут. Небеса раскатисто рассмеялись. – На утесе Сарта обручимся мы с тобой, там и поженимся. Спеши. Тормия вскочила с импровизированной постели рано утром, все еще помня свой сон. Он казался важным настолько, что она, не надев на себя, шаль схватила вещи и кинулась в ближайшее село. Остановившись у первого по дороге трактира, она кинулась к стоящему у дверей мужчине. - Где находится утес Сарта? – Торми уперла руки в колени и тяжело дыша принялась допрашивать мужика. - В дне езды на север, пешком не добраться и за неделю. Тормия подняла на него лицо, намереваясь спросить про лошадей, да так и застыла. В глазах мужчины она увидела страх, а в руке ножик. - А не та ли ты ведьма, что все соседнее село прокляла? - Как это «все село»? – не поняла девушка - Да вот так. Ливень там идет не переставая, тучи нависли черные пречерные. Скот мечется по улочкам, грома боится. – Мужик медленно надвигался на Торми, крепко сжимая в ладони оружие. Девушка отступала к дороге, понимая, что убежать у нее не выйдет. Раз все уже в курсе, значит поймают ее быстро и судить будут, как ведьму. Теряя надежду, она посмотрела на небо над собой и как назло не увидела не единой тучки. Мужчина уже практически подошел к ней вплотную и Тормия, скрестив пальца за спиной и молясь всем неведомым силам обернулась назад. Там, с горизонта к ней спешили сизые облака, разрастающиеся и тяжелеющие на глазах. Вот уже в них сверкнули первые молнии. Девушка ткнула пальцем в небо и угрожающе зашептала: - И тебя, и всю твою деревню прокляну, если хоть пальцем тронешь, понял? – Естественно она не знала, как наслала на свое село беду и повторить бы не сумела, но угрозы она в голос добавила побольше. Небо по-доброму рассмеялось, ветер растрепал ее волосы. Тормия почувствовала себя гораздо увереннее и уже повернулась к мужику, чтобы продолжить, да его уж след простыл. Только дверь трактира хлопнула за его спиной. С заднего двора трактира донеслось лошадиное ржание и Тормия кинулась туда. Вдруг мужчина своих друзей позовет, уж от них-то всех ей не отбиться, в миг скрутят. Лошадь там была она, привязанная, видно рабочая, не ездовая, но ей и такая сойдет. Кобыла взбрыкивала и боялась девушку, косила умными глазами на небо, но то, будто понимая, что иного выхода нет, не спешило пугать животное. - Ну что ты, милая. Успокойся. – Тормия погладила лошадку по крупу. – Не обижу. Лошадь фыркнула, но топтаться перестала. Без седла на ней было жестко и неудобно, но денек перетерпеть можно. Только бы поскорее добраться. Тормия тихо выехала из деревни на север, а уже за полями, принадлежащими селу, пустила кобылу галопом. Несколько раз на пути она останавливалась, напоить и накормить травкой лошадь. Один раз все же пришлось переночевать в лесу. К утру второго дня Торми выехала к утесам, возвышающимся над северным морем. Холодный ветер забирался под рубаху, заставляя девушку дрожать. От влажности ее волосы расплелись из косы и завились в кудри. Много раз за всю дорогу она спросила себя «Зачем?». Зачем она едет неведомо куда и неведомо к кому? Разве там, куда она попадет ей будет лучше? Но все же на утесе Сарта она могла найти хоть какие-то ответы и спешила туда без оглядки. И вот она здесь и ничего не происходит. Несколько раз Тормия взывала к небу, призывала тучи, но словно издеваясь над девушкой на голубом полотнище не было не единого облачка. Она ходила вдоль утеса, ковыряла ногтем свои рисунки и пинала камни в воду. К вечеру Тормия так устала и разозлилась, что уже кричала в вышину ругательства и чуть-ли не плакала. - Ты привет меня сюда и бросил?! Изуродовал, пообещал ответы и оставил одну? Мне не вернуться к людям, мне всегда быть одинокой. Из-за тебя! – Слезы жемчужинами покатились по ее лицу. Девушка село на край утеса и разрыдалась. Она плакала над прошлым, над будущим и над горьким настоящим, а небо все темнело и темнело, надвигаясь на нее сзади. - Ну, родная, не плачь. Не быть тебе одной. – Теплые руки обняли ее за плечи и отодвинули назад, подальше от края утеса. Тормия вскочила и обернулась. Перед ней стоял мужчина. Глаза его были темнее ночного неба, но в них девушка разглядела доброту и ласку. Смоляные волосы обрамляли узкое лицо кудряшками. На лице и на руках Торми увидела такие же рисунки, как и у нее – черные молнии. - Неужели! И что же, сон был правдой? – Тихо спросила она, боясь поднять взор. - Да, ты моя невеста. Рожденная в грозу, отмеченная молнией, дарованная небу. Вестница бури, обрученная с грозовым небом. – Мужчина провел пальцем по ее рукам, где в тот же миг засветились голубым сиянием рисунки. Торми с трудом отвела взор и подняла на собеседника взгляд. - И кто же ты такой? Колдун какой-нибудь? – Она прищурила темные очи. Мужчина расхохотался и девушке показалось, что прогремел гром. - Я не колдун и ты не ведьма. Я – грозовое небо - Тантай, а ты отныне моя предвестница. Завороженная его смехом, Тормия пропустила момент, когда Тай наклонился к ней за поцелуем, а когда он отстранился девушка с удивлением рассмотрела на своем пальце серебряное колечко с лунным камнем. - Вот ты ко мне и пришла.