Под керосиновым дождем

— Каз, ну покажи еще раз! Как ты это делаешь? — восхищенный Уайлен был похож на щенка, на маленького восторженного щеночка, которому любой может оторвать голову. И видят боги, Казу иногда этого очень хотелось. Но не сегодня. Сегодня в Клепке царила атмосфера удивительного благодушия. Поэтому Каз щелкнул пальцами, и карты будто живые закружились в его руках. Последняя сделка оказалась на редкость удачной, поэтому его вороны в кои-то веки расслабились. В Клепке почти никого не осталось, кроме Джаспера, Уайлена и зашедшей на огонек и вафли Нины. Да и сам Каз невольно поддался общему настроению и, устроившись в кресле перед камином, задумчиво перебирал колоду. И в какой-то момент обнаружил, что окружен зрителями. — Красиво, — протянула Нина, использующая плечо сидящего на полу Джаспера как подставку для чашки с чаем. — Бреккер, когда у тебя день рождения? Подарю тебе цилиндр и кролика! — Ты же помнишь, что у меня еще остались рычаги воздействия на тебя? — сдержанно отозвался Каз. — Твоя патологическая страсть к мертвым фьерданцам играет мне на руку. Как он и ожидал, Нина поперхнулась воздухом и резко умолкла, будто из нее выбили весь дух. Джаспер зашипел точно кот, когда горячий чай плеснул ему на ухо. Каз усмехнулся и отвернулся к огню. Инеж, его единственного голоса совести, здесь не было, а укоряющие взгляды Уайлена на Каза не действовали. Он рассеянно выдернул из колоды пару карт: валет и десятка. Он хмыкнул и щелчком пальцев отправил их обратно в колоду. Действительно, если он не ошибается в расчетах, сегодня ему исполнился двадцать один год. Он бы и не вспомнил: чертова Зеник. — Мне пора, — Нина решительно поднялась на ноги, не глядя на Каза. — Если понадоблюсь, знаете, где меня искать. Но сегодня и завтра даже не пытайтесь. И она ушла, хлопнув дверью и как всегда оставив за собой шлейф из смеси ароматов травяных настоев, молока и выпечки. Этих её дурацких вафель. — Это была плохая шутка, — угрюмо заметил Уайлен. — А кто сказал, что это шутка? — хмыкнул Каз. — Ван солнышко, или ты забыл, с кем имеешь дело? Купчик обиженно умолк, Джаспер сочувственно похлопал его по плечу и шепнул что-то подозрительно похожее на «Не связывайся!» и «Это же Каз…». Никто не мог сказать, почему Нина после смерти Маттиаса осталась в Каттердаме. Даже Каз. Он подозревал, что здесь замешана противоречивость женской натуры. Пусть в Равке все еще было неспокойно, Каз мог назвать еще с десяток мест, куда более безопасных, чем Каттердам. Однако Нина осталась именно здесь и все трудности встречала с высоко поднятой головой. Хотя в принципе Каз краем глаза следил, чтобы их на ее долю выпадало как можно меньше. Как ни странно, Нина первой из них приблизилась к пониманию, что такое нормальная жизнь. Хотя в понимании Каза путь, который избрала Нина, был чем угодно — ужасом, кошмаром, бардаком и беспорядком, но никак не нормальной жизнью. Он бы предпочел, чтобы его застрелили. Наверное… Какое-то шестое чувство заставило его броситься на пол, повалив за собой Уайлена, как стекло брызнуло осколками, и пуля влетела точно в то место, где мгновением раньше была его голова. — Вот дьявол! — выдохнул Джаспер. Каз точной подсечкой свалил на пол и его. Следующая пуля раскрошила кирпич на трубе, нарушив целостность кладки. — Сможешь определить, откуда выстрелы? — Каз, не поднимая головы, оттолкнул Уалена за кресло. — Так и знал, что помимо горячей воды придется запасать еще и бронированные стекла! — Где-то на той крыше. Сейчас сниму! — Джаспер, перекатившись в непростреливаемый из окна угол, щурился в темноту сквозь прорезь прицела. — Нет, Каз, ну ты видел! Хотел бы я знать, что это за наглецы! — Хотел бы и я это знать, — прошипел Каз, осторожно поднимаясь на ноги спиной вдоль оконного косяка и скашивая взгляд на улицу. — Черт, да у нас сегодня вечер гостей! Несколько теней перебежали улицу и исчезли под козырьком. Послышался короткий женский вскрик, и Каз почувствовал, как разум застилает чистая незамутненная ярость. Кто-то. Посмел. Тронуть. Его. Воронов. — Там Нина! — Уайлен что-то спешно нашаривал в карманах. Джаспер швырнул ему по полу один из своих револьверов, и тот поймал его почти машинально. Жизнь рядом с Фахи явно шла юному купцу на пользу. — Я пойду за ней, — Каз было оглянулся в сторону трости, но сам себя одернул. — Держите этаж! Джаспер, сними всех, кого сможешь! Уайлен! Фотобомбы с тобой? — Там три штуки, — Уайлен метнул ему все по одной, и Каз, опустившись на корточки, с осторожностью разложил их по карманам. Раздался выстрел. — Ага-а! — Джаспер торжествующе и показушно смахнул с дула несуществующий дымок. — В следующий раз выбирай крышу повыше! Ну теперь-то повеселимся! — Джас, не отвлекайся! Уайлен, ты прикрываешь! — отрывисто приказал Каз и, избегая вставать в полный рост, перебежал к двери. — Надо перебить этих сукиных детей! Лестничная площадка была чиста, и Каз, подав Уайлену условный знак, начал спускаться вниз. Внизу его встретила тишина. Слишком нарочитая, слишком тихая, явно свидетельствующая, что он здесь не один. Первого бросившегося на него Каз вырубил ударом в висок. Второй решил, что напасть сзади будет хорошей идеей. Каз тоже так считал, и без малейших сомнений загнал ему нож в горло. Щелчок взведенного курка прозвучал выстрелом. Каз мигом обернулся, выставив перед собой труп вместо щита. — Я бы на твоем месте остановился, мистер Бреккер, — говоривший выглядел необычно даже по меркам Бочки: узкоглазый земенец, с выбритой головой и одной только оставленной прядью на самом темени говорил с тяжелым неприятным акцентом. — Мой хозяин велел передать тебе, чтобы ты перестал вмешиваться в его дела, иначе закончишь, как твой Призрак, — он небрежно кивнул куда-то за себя. Внутри у Каза словно что-то оборвалось и надломилось. Инеж… Без неё этот мир не стоил и ломаного гроша. Земенец успел выстрелить несколько раз, прежде чем Каз сшиб его с ног и, навалившись сверху, начал методичными ударами превращать его лицо в кровавое месиво. Земенец попытался сдернуть Каза и заорал, когда его ладонь пробило лезвие и накрепко пригвоздило к полу. — Что ты сделал с ней, ублюдок? — Каз нанес ему последний удар, вскочил и, припадая на одну ногу, бросился в прихожую и тут же едва не споткнулся о неподвижное тело. Белое платье, забрызганное кровавыми пятнами. Нина… Хотя бы ее он нашел. — Каз, — прохрипела она, когда он упал рядом с ней на колени. — Каз, я… — Инеж! Ты видела её? Нина помотала головой. По ее лицу катились крупные испуганные слезы. — Я… я не видела… Она же в море, Каз! — Да, верно, — он кивнул и тряхнул головой, возвращая трезвость мыслям. — Тебя ранили? Куда? Он и сам уже видел. Пятно на боку пропитывалось кровью с неприятной быстротой. — Зеник! — он потряс её. — Нина! Ты сможешь встать? Давай! Вот так! — он приподнял её и огляделся. Вариантов не было, кроме как затащить её наверх под защиту Джаспера. А затем каким-то чудом найти корпориала. — Каз, — она бормотала, отчаянно цепляясь за его руку. — Каз, Маттиас… Пожалуйста, не оставляй его! Пожалуйста! Я не могу… Не хочу умирать! Не хочу… — Ты не умрешь, — Каз, сцепив зубы, приподнял ее и потащил к лестнице. — Ну же, помоги мне! Я не затащу тебя туда один. Ты слишком… слишком тяжелая! А ведь Инеж когда-то показалась ему пушинкой, но даже её он еле донес до корабля со своей ногой. Нина действительно была намного тяжелее. — Ну и ублюдок же ты, Каз Бреккер, — сквозь зубы простонала Нина. — Я… приводила фигуру в порядок год! Я очень даже… стройная… для рожавшей… женщины! — Я слышал, что по сравнению с родами, ножевое ранение — просто ничто, — поделился Каз, затаскивая ее на лестничный пролет. — Ты теперь можешь сравнить! — Просто заткнись! Ответить Каз не успел. Следующие несколько пуль раскрошили старые перила и изрешетили деревянные стены. Каз прижал Нину к шершавым доскам пола, прикрывая собой. Она слабела на глазах, и ему это совсем не нравилось. Вода плескалась где-то на задворках сознания, но Каз усилием воли гнал ее прочь. Наверху, отчаянно ругаясь, отстреливался Джаспер. Где-то снаружи прогремел взрыв, очень хотелось верить, что авторства Уайлена. Каз знал, что вскоре на звуки стрельбы сбегутся все отбросы, околачивающиеся в окрестности ближайших десяти кварталов. Главное, продержаться до той поры. Осторожные шаги приближались. Каз насчитал троих. Они шли медленно, ждали, что он начнет стрелять, но они могли бы не беспокоиться. Револьверы в отличие от ножей Каз при себе не носил. Нападающие осмелели и задвигались быстрее, явно в нетерпении добраться до них поскорее. Каз этого ждал. — Закрой глаза, Зеник, — шепнул он. — И не забудь загадать желание! — Да пошел ты! Ползти бесшумно было сложно, да и нога горела огнем. Каз ждал, пока не покажется первая голова, а затем легким, почти бережным движением отпустил из ладони бомбу, одновременно с силой ударив в показавшееся над ступеньками лицо подошвами ботинок. Мерзкое хлюпанье и дикий, почти обиженный вой показали, что встроенные лезвия сработали как надо. Перед закрытыми глазами вспыхнуло белым, и Каз с трудом на ощупь отполз от обрыва, которым теперь заканчивалась лестница. Старые доски подозрительно потрескивали, словно раздумывали, обвалиться им или нет. Каз очень надеялся, что они продержатся ещё немного. Нина лежала все так же неподвижно, запрокинув голову, и лицо ее казалось совсем белым в восприятии воспаленных глаз. Каз замысловато выругался. — Нет уж, Зеник, ты не спихнешь на меня отродье Хельвара! Черта с два! — бормотал он, затягивая ее за собой вверх по ступенькам. — Сама возись с ним! Наверху послышался шум, но не успел Каз напрячься для удара, как рядом с ним плюхнулся Уайлен: — Куда ты вылез, придурок? — беззлобно ругнулся Каз. — Не тряси своей башкой, прострелят! — он пригнул Уайлена за воротник к полу. — Помоги мне занести ее наверх! Уайлен круглыми глазами уставился на окровавленное платье, и Каз закатил глаза. Но купец быстро опомнился и подхватил Нину на руки, сунув Казу револьвер. Каз не без зависти смотрел, как этот субтильный мальчишка без труда взбирается по лестнице, не оступаясь и не хромая. Но долго завидовать ему было некогда. На улице нарастал шум, за выломанной дверью заметались людские фигуры. Уайлен скрылся за следующим пролетом. Каз напряженно ждал, не спуская палец со спускового крючка. Массивная фигура заслонила собой дверной проём. Каз попытался задержать сбившееся дыхание, в висках стучало, но руки не дрожали. И сквозь шум в ушах он различил знакомый бас: — Босс! Босс — это вы? — Да, Бойл, это я, — отозвался Каз и опустил револьвер. — Где Аника? Позови её, а сам быстро приведи сюда корпориала с улицы Зеленого плюща. Чтобы через десять минут оба были тут. Ты понял меня, Бойл? — он угрожающе понизил голос. Тот закивал и с удивительной для такой туши быстротой испарился. Каз тяжело опустился на ступеньки и с тоской вспомнил о трости, брошенной где-то там недосягаемо высоко. Аника, деловитая и нахмуренная, проскользнула мимо развороченных дверей и неуютно поежилась под хмурым взглядом Каза. Вороны чувствовали, что изрядно облажались, и только от Каза зависело, как скоро он об этом забудет. — Распорядись, чтобы осмотрели тела! Я хочу знать, кто осмелился напасть на нас, — негромко распорядился он. — И да, потрудитесь вызвать плотника, чтобы починить эту чертову лестницу! Аника кивнула, отошла к дверям, выцепила из толпы одного парнишку, шепнула что-то ему на ухо и толкнула в шею, придавая ускорения. А затем вернулась в прихожую и нагнулась над первым телом. — Начни с него, — Каз показал на труп земенца. Аника без слов послушно переместилась к нему и деловито зашуршала чужой одеждой, ощупывая тело, закатывая рукава в поисках татуировок. В какой-то момент она озадаченно замерла, вглядываясь во что-то. Каз не торопил. — Босс! — негромко окликнула она его. — Я, конечно, всего не знаю… Может, вы поймете, что мы могли не поделить с работорговцами? *** Когда Джаспер выводит Райта, а Аника забирает бледную как смерть Нину, Каз наконец может выдохнуть. Он берет трость и медленно бредет к лестнице, чувствуя себя глубоким стариком. Ему и правда не стоило приводить сюда Зеник: после того, как её чуть не убили на этих ступенях, она стала бояться Клепки. Боится и сейчас, хотя теперь Каз никогда не оставляет это место без защиты своих людей. В тот раз они слишком перенадеялись на репутацию и конкретно облажались. Чертовы работорговцы. Но он рад, что они напали на него, а не на корабль Инеж. Так гораздо лучше. Они дали ему повод не просто приструнить их, а уничтожить. Полностью. Извести под корень. Никому не стоит трогать воронов Каза Бреккера, даже тех из них, кто никогда толком ими не был… Ему не хочется видеть открытое окно и совершенно пустую комнату. Ему не хочется видеть корабль в гавани. Ему не хочется вспоминать о том, что им с Инеж все равно скоро придется встретиться. Записка в кармане больно жжет бедро, не давая забыть о том, что как бы Каз ни оберегал Инеж от связи с ним, пауки, собирающие секреты, есть не у него одного. Вернее, у Каза теперь их нет. Каждая чёртова ступенька, новая, пахнущая свежим строганым деревом, отдается в ноге жалостной ноющей болью. Каз уже не идет, ковыляет, пользуясь тем, что его никто не видит. С каждым годом сил и упрямства тянуться сорным ростком к редким лучам солнечного света сомнительного качества становится все меньше. Каждый год он загадывает, доживет ли до тридцати? Если доживет, попросит Джаспера пристрелить его, просто чтобы посмотреть, как тот отреагирует. Впрочем, возможно, Фахи пристрелят раньше. Он ожидает увидеть открытое окно, оказаться в выстуженной проветренной комнате, упасть на кровать, глубоко вдыхая воздух в надежде уловить тонкий аромат сулийских притираний, а затем провалиться в неглубокий, мучительный изматывающий сон, полный едва уловимых видений, смутных желаний и острой тоски. Такие снятся ему уже несколько лет. Каз обреченно выдыхает, на мгновение прикрывает глаза и, злясь на самого себя, с силой толкает дверь. Комната встречает его теплом. Окно плотно закрыто. Каз хочет проклясть Джаспера за милосердную ложь, но цепляется взглядом за незаметные, многочисленные изменения и осекается на полуслове. Бумаги на столе разложены так, как он научил ее однажды. Кровать заправлена и накрыта новым шерстяным ярким покрывалом. В приоткрытой дверце шкафа виднеется край серого пальто — заказ у портного, который ему было недосуг забрать. Впрочем, действительно собирателю секретов едва ли составит труда найти адрес мастерской, чек от которой лежит у Каза на столе. На подоконнике зажжена ароматическая палочка, которыми сулийцы выкуривают из дома болезни. После того, как Инеж навестила родителей, она обзавелась целой кучей новых надоедливых привычек. Каз старательно скрывал, что они ему нравятся, но однажды все же проговорился, что ему приятен этот аромат, избавляет его от головной боли. Инеж запомнила. Из-под стола одуряюще пахнет чем-то фруктовым. Каз каждый раз искренне удивляется, как Инеж сумела протащить мимо его отбросов здоровенную корзину с какими-то заморскими фруктами, каждый из которых весит, как чья-то голова. Каз к фруктам относится равнодушно, но сама Инеж их любит, а он великодушно соглашается их хранить. На краю стола стоит тарелка, накрытая тканевой салфеткой, и приколота крохотным кинжалом записка всего лишь с одним словом «Поешь!». Каз криво усмехается. Став капитаном собственного судна, Инеж осмелела, стала непреклонней, жестче, перестала бояться нарушить то хрупкое равновесие, которое сложилось за годы их сотрудничества. Пожалуй, Каз боится признаться даже самому себе, что это ему тоже нравится, и каждое ее такое незаметное появление в его жизни отдается в сердце болезненными уколами. Но главная ценность, которую оставила ему Инеж, лежит в изголовье его кровати: ее шаль из тонкого шелка, обволакивающая пальцы точно теплая вода, обдающая его тонким ароматом сулийских благовоний. Каз тяжело садится на кровать, отставляет в сторону трость и прижимает ткань к лицу, пытаясь утонуть в этом аромате и в нем же забыться. Сейчас ему легко представить, что Инеж могла бы жить в этой же комнате, спать в этой же кровати, ходить по тем же дорогам, что и он. Он закрывает глаза и представляет её, сидящую рядом, расчесывающую тяжелые блестящие волны волос. Она бы провела гребнем и по его волосам… Каз бы отдал все, чтобы и в реальности чувствовать все так же, как в собственных фантазиях, не отшатываясь с омерзением и страхом, не заставляя Инеж отступать с раскаянием в глазах. Он хотел бы целовать её так, чтобы она больше никогда не боялась мужских прикосновений, чтобы она целиком и безраздельно принадлежала ему, чтобы однажды забыть, кем он стал, чтобы хоть на мгновение в нем ожил тот Каз Ритвельд, которому был дорог этот мир. Все, что остается Казу Бреккеру, это проваливаться в мир собственных грез в редкие минуты слабости. Месяц назад ему исполнилось всего лишь двадцать один, но все, что у него есть — это воспоминания.