В редакцию газеты

Слэш
PG-13
Завершён
64
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
13 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
64 Нравится 6 Отзывы 14 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
В редакцию газеты «Радужный единорог» 2000 г., 28 мая «Дорогая редакция! *зачеркнуто* Добрый день, уважаемая… *зачеркнуто* Рад приветствовать вас… *зачеркнуто двумя жирными чертами, пергамент слегка надорван* Здравствуйте! Я совершенно случайно узнал о существовании вашей газеты и даже не собирался вам писать. Газеты не способны улучшить отношения между людьми. Вот испортить – это вполне возможно. Кстати, о чем-то подобном я и хотел вам рассказать. (Говоря «хотел вам рассказать», я, разумеется, имею в виду «мог бы изложить один незначительный случай, реакция на который сотрудников вашего издания была бы любопытна мне, как мыслящему человеку».) Случай выглядит следующим образом: на днях мой партнер обнаружил в одной из газет упоминание обо мне, как о выдающемся специалисте в своей области деятельности. И хотя это утверждение является чистейшей правдой, а упоминание прозвучало скорее в негативном ключе, он не просто достаточно язвительно отозвался обо мне как о «нашей новой знаменитости», но и повторил это несколько раз, а имевшийся экземпляр газеты испепелил, так что я даже не смог оценить стиль статьи, о которой идет речь, и контекст, в котором прозвучало мое имя. Видите ли, о моем партнере журналисты в последнее время почти не пишут, а он несколько тщеславен и… Не понимаю, зачем я вам это рассказываю». *письмо обрывается, скомканный лист пергамента находился в корзине для бумаг* В редакцию газеты «Радужный единорог» 2000 г., 30 мая «Здравствуйте! Не думаю, что мне нужна ваша помощь. Впрочем… Нет, не стоит. Прощайте». *эта записка также обнаружена в корзине для бумаг* В редакцию газеты «Радужный единорог» 2000 г., 31 мая «Нет, я вам все же напишу! Итак, проблема заключается в том, что мой партнер — совершенно невыносимый, самодовольный, обидчивый и придирчивый му… жчина с уймой разнообразных комплексов, каждый из которых так или иначе сказывается на нашей совместной жизни. Мы вместе уже два года, и не было ни одного дня, чтобы меня не ткнули носом в какой-нибудь из моих недостатков, как реальных, так и воображаемых (последних, должен заметить, больше). Разумеется, я, как взрослый и уравновешенный человек, стараюсь не реагировать на подобные выходки, а спокойно ухожу в свою лабораторию. (Следует пояснить, что моя работа является также моим хобби, и именно вследствие этого я отдаю ей столько времени, порой не выходя к обеду и даже ужину — а вовсе не потому, что там, в тишине и уединении, мне легче переваривать обиду, как утверждают некоторые.) Когда я возвращаюсь, мой партнер — для удобства буду называть его Люком — некоторое время сдерживает врожденную тягу к насмешкам и вербальному унижению собеседника, но вскоре эти склонности снова берут в нем верх, и тогда мне приходится спать в подвале — конечно, не по привычке и совершенно не потому, что я якобы «дуюсь», а потому, что мне неприятно быть объектом для упражнений в остроумии. (Хочу заметить, что это остроумие на деле довольно туповато.) Выше я сказал, что не было ни одного дня без разговора о моих недостатках. Строго говоря, это не вполне верно. Дело в том, что мы оба — непосредственные участники тех событий, вторая годовщина которых отмечалась месяц назад. Разумеется, они не прошли для нас бесследно, в частности, мне тогда потребовалась некоторая помощь, и Люц *густо зачеркнуто* Люк оказал ее. В то время вряд ли кто-нибудь еще пошел бы на подобный шаг. Не буду уверять, что он лично кормил меня бульоном с ложечки — знай вы его, вы бы поняли, как неуместно такое предположение, — но, поверьте, он был достаточно убедителен, чтобы я принял его предложение остаться. И зачем только я это сделал! В общем, если вы знаете, как превратить напыщенного и больно клюющегося павлина в относительно нормального человека, будьте добры сообщить мне об этом через вашу газетенку *зачеркнуто* уважаемую газету. Трансфигурацию не предлагать! Надеюсь, вы поторопитесь, пока я еще не воспользовался Инкарцеро и Силенцио. Они хорошо помогают, но ведь рано или поздно заклинания придется снять! В ожидании полезных советов, Норд» В редакцию газеты «Радужный единорог» 2000 г., 1 июня «Ну я же вас просил! Я же нормальным английским языком просил вас дать совет! Совет, к вашему сведению, — это нечто действенное. «Поговорите с вашим партнером откровенно» — это не действенно, это попросту невозможно! Невозможно откровенно говорить с человеком, который не может оторваться от зеркала, в то время как ему задают вполне резонный вопрос, не пора ли уже повзрослеть и перестать все время думать лишь о том, как он выглядит. В ответ я получил парочку весьма неприятных заклинаний, от которых, разумеется, смог защититься (сказываются долгие годы тренировок). Оказалось, что о взрослении я заговорил в тот момент, когда он обнаружил у себя седой волос. Я же не виноват, что моложе и не склонен к седине! Выяснилось, что виноват, что меня не волнуют его проблемы и что в таком случае я могу катиться на все четыре стороны… Я бы и покатился, но камин был заблокирован, и другими путями замок тоже меня не выпускал. При этом, хочу заметить, мне совершенно наплевать на то, сколько у него там седых волос. Я ему так и сказал. Собственно, после этого все и началось. А мне действительно плевать. Он может поседеть хоть целиком или облысеть, как вы сами знаете кто, — не в этом ведь дело. Он же не думает, что я немедленно куда-то денусь после этого. Или думает?.. В общем, дерьмо эти ваши советы. С уважением, Норд» В редакцию газеты «Радужный единорог» 2000 г., 7 июня Снова решил вам написать. Вы мне по-прежнему не нравитесь, но надо же дать вам шанс. Как говорил один мой хороший знакомый, ныне покойный, каждый заслуживает второго шанса. Впрочем, из этого правила тоже есть исключения… Вчера мы отмечали день рождения сына Люка. Я его знаю с пеленок и могу сказать только одно: он заср… *зачеркнуто* заслужил право называться сыном своего отца. Мало того, что он набил наш дом гостями, среди которых оказалась чертова уйма выпускников Гриффиндора — руки так и чесались снять с них пару сотен баллов, — так еще и страшно перепугался, когда Люк сообщил, что пригласил пару чиновников из Министерства. Кажется, Дрейк — буду называть его так, хотя очень хочется выразиться иначе, — кому-то там наступил на хвост. Неудивительно: его отец постоянно этим занимается. С умением Люка наживать врагов на каждом повороте просто удивительно, что он дожил до столь преклонных лет! (Хорошая фраза, нужно будет не забыть сказать ее при нашей следующей ссоре.) К счастью, среди приглашенных того, кого Дрейк опасался, не оказалось, и он позволил себе расслабиться. Настолько, что пару сотен баллов мне хотелось снять уже со Слизерина. Люк изображал заботливого отца и гостеприимного хозяина, а я — сами знаете кого. Нет, я не имею в виду покойного Лорда. Я имею в виду, что на меня до сих пор косятся, несмотря на то, что некоторые довольно известные ныне в обществе личности прямо и недвусмысленно высказались в мою пользу. Лучше бы молчали, право слово, меньше бы звучало глупых вопросов, в том числе и от вас, господа журналисты. «Расскажите, в какой момент своей жизни вы сменили ориентацию? Это было до или после знаменитого «Всегда»? *фраза тщательно вычеркнута* Как сын вашей бывшей возлюбленной относится к вашему любовнику?». А я знаю? Я его об этом никогда не спрашивал. Плохо, наверное, относится. Я бы на его месте не показания на стороне защиты давал, а… Впрочем, неважно. Так вот, мало того, что на меня косятся за прошлые грехи, так тут еще и наш, так сказать, союз добавляет подозрений. Видите ли, обычно считается, что люди, живущие вместе, друг друга поддерживают и находят опору один в другом. У нас, как обычно, все наоборот. Может быть, по отдельности мы б и не мозолили никому глаза (хотя насчет Люка сомневаюсь, у него это выходит само собой), но в тандеме выглядим слишком одиозно, чтобы не вызывать желания ткнуть в нас палочкой. Это я образно. Учитывая все вышесказанное, трудно понять, почему мы вместе. То есть меня привлекает обеспеченный быт, прекрасная лаборатория, принадлежащая только мне, и возможность пользоваться не менее прекрасной библиотекой. За это я расплачиваюсь своими, э-э, работами: под чужим именем мои изобретения уходят влет за приличные деньги. А Люк — ну, Люк заполучил человека, на котором можно оттачивать свою язвительность: его бывшая супруга не слишком-то приветствовала подобный тон. Да, обмен неравноценный, понимаю; именно поэтому я думаю, что у Люка есть какой-то тайный план относительно меня. Это вполне в его характере. Но я никак не могу этот план разгадать. Наверное, из-за этого у меня несварение желудка и изжога. Нет ничего разрушительнее нераскрытых тайн. А после дня рождения, левитируя в гостевую спальню перепивших юнцов, мы поругались из-за того, что он предложил распределить их по факультетам, а я — сложить в общую кучу. Пожалуй, это было достаточно глупо, но ведь мы тоже выпили. Особенно Люк. Особенно после того, как Дрейк намекнул ему, что влюбился. Особенно после того, как Люк почему-то решил, что тот влюбился в сына моей школьной подруги, о котором я упоминал выше. Да, пожалуй, у Люка были основания нервничать. Меня же это, разумеется, абсолютно не беспокоит. Я умею держать себя в руках. Все шесть лет, пока учил этого маленького мерзавца — обоих мерзавцев, — я держался просто прекрасно, никаких проблем. Кажется, мне нужно еще выпить. Надеюсь, вы поняли, в чем суть описанной мной проблемы. По факультетам все же их нужно было складывать или нет? Надеюсь все-таки получить ваш никому не нужный совет. С головной болью, Норд» В редакцию газеты «Радужный единорог» 2000 г., 8 июня «Можете не отвечать на мое вчерашнее письмо. Все равно ничего умного не скажете *зачеркнуто* Дрейк, кажется, действительно влюбился. Ведет себя как павлин: постоянно причесывается перед зеркалом и что-то напевает. Поет он дурно, как и отец. Не завидую его избраннице. Или избраннику? И себе не завидую. Люк пригласил на семейный совет свою экс-супругу. Из Франции. Меня тоже пригласил. Думаю, мы будем изумительно смотреться рядом: эта… Георгина, вся во французских шелках и духах… ну, и я. Не то чтобы меня это волновало. Даже если он к ней вернется. Тогда я наконец смогу перебраться к себе, не слушать больше рассуждений о том, что мне сделать с волосами, не обнаруживать Веритасерум в утреннем чае и не отвечать вслед за тем на дурацкие расспросы о том, что я намерен делать дальше. Да, это было очень стыдно. И страшновато. Если бы не выработанный годами навык сопротивления этому зелью, я мог бы много чего наговорить. А так почти удалось сдержаться. В общем, если семья воссоединится, я смогу наконец вздохнуть свободно. Так что писать я вам больше не буду. Спасибо за неоказанную помощь. С благодарностью, Норд. P. S.: не подскажете, что обычно люди имеют в виду под словами «Ты мне нужен»? Правильно ли я понимаю, что это означает — «Ты должен кое-что сделать для меня»? В редакцию газеты «Радужный единорог» 2000 г., 10 июня «Георгина прибыла. Выглядит прекрасно». В редакцию газеты «Радужный единорог» 2000 г., 10 июня «Предыдущая записка была от меня. Норд». В редакцию газеты «Радужный единорог» 2000 г., 10 июня «Что делать?». В редакцию газеты «Радужный единорог» 2000 г., 11 июня «Добрый день, уважаемые сотрудники издания. Искренне сожалею о сумбурных вчерашних посланиях. Видимо, прихваченные мадам Георгиной из Парижа бриоши оказали странное воздействие на мой организм, не привыкший к подобным излишествам. Думаю, после тех невнятных записок, причину появления которых я уже объяснил, вы, пожалуй, имеете некоторое право узнать, что же произошло вчера. Мадам ничуть не изменилась за год пребывания на земле Фламеля и Нострадамуса. После приветственного поцелуя в щеку они с Люком обменялись парой комплиментов: он отметил ее чудный красноватый загар, а она — его эффектную седину. После этого я понял, что ей ничего не светит *последние слова вычеркнуты* между ними по-прежнему царит полное взаимопонимание, чему не мог не порадоваться. Ведь им предстояло сплотиться против общего врага. (В этой семье любят искать врагов. Их рябчиками не корми, дай только сплести интригу и накинуть кому-нибудь петлю на шею, фигурально выражаясь.) Я собирался удалиться в свою лабораторию, резонно рассудив, что здесь мне делать нечего, тогда как там я могу принести пользу обществу. Но Люк тронул меня за рукав и вскинул бровь, как он это умеет. «Я прошу тебя остаться, — проникновенно сказал он. — Твои помощь и советы будут бесценны в этом сложном семейном деле». Что? Ну, хорошо, я действительно слегка преувеличил. Люк прошипел: «Куда? Сядь, я сказал», и я сел. По-моему, он просто побаивался остаться наедине с Георгиной. Она иногда похожа не на Георгину, а на Горгону: заколдует, и не заметишь. Я сел в кресло, глянул на Люка и быстренько пересел на диван рядом с ним. Кресло досталось Георгине. Кажется, она была не очень довольна, но не подала виду. Это у нее получается куда лучше, чем у Люка, хотя он, конечно, ни за что этого не признает. Потом домовой эльф пригласил Дрейка. Ну что, могу констатировать, что прошедшая война пошла мальчишке на пользу: на допросе *зачеркнуто* в разговоре он держался до последнего, имен и явок не выдал, настаивал на том, что сам во всем разберется, и делу конец. Люк, естественно, не выдержал, вскочил, взмахнул тростью и заорал, что убьет это порождение его чресел… ну и еще что-то из классики. Я уже говорил, что он предпочитает пафос и позу? Мне, как обычно, пришлось его успокаивать, а мадам Георгина взяла на себя изрядно побледневшего Дрейка, которому уже приходилось сталкиваться с нравом родителя. Мадам подхватила сына под руку, подмигнула Люку и увела Дрейка к себе — то есть в свою бывшую спальню, которая до сих пор пустует: не мне же ее занимать? Там еще запах вербены не выветрился. Поэтому я живу в спальне Люка и временами на диване в малой гостиной. Да, мне так вполне удобно. Я, знаете ли, неприхотлив. И, на всякий случай, — на эту тему я у вас совета не прошу, договорились? Пока мадам выпытывала у Дрейка правду, шантажируя его материнской любовью и лаской, а также угрожая смертью (разумеется, собственной, от разрыва сердца, в случае если Дрейк опорочит семью еще больше, чем его отец), Люк мерил шагами гостиную, всякий раз спотыкаясь о мои ноги. Нет, они у меня нормальной длины, а гостиная достаточно велика, чтобы можно было устроить в ней забег на суперкороткую дистанцию. Думаю, Люку просто нужен был повод, а мои ноги — чем не повод? В очередной раз споткнувшись о них, он чертыхнулся и пообещал применить ко мне Редуцио. Я был абсолютно спокоен. Уж не знаю, почему Георгина потом сказала, что мы орали, как два тролля на рассвете, потому что я совершенно точно был спокоен, когда заявлял Люци… *зачеркнуто* Люку, что ноги моей, ни в нормальном виде, ни в уменьшенном, больше не будет на территории этого поместья. Он ответил, что будет счастлив больше никогда не видеть за завтраком моей физиономии, с которой можно пить чай вместо лимона, а я потребовал немедленно снять антиаппарационку. В запале я даже был готов оставить в замке все наработки, сделанные за эти два года. В конце концов, мало того, что он опять придирался ко мне по пустякам — он даже не пытался остановить меня! Он уже собирался снять чары, когда вошла Георгина, сравнила нас с троллями (с чего это только пришло ей в голову?) и сказала, что точно знает, кто вскружил голову нашему Дрейку. Мы с Люком однозначно были уверены, что это Га… Гастон. (Дурацкое имя, но ничего другого мне сейчас в голову не приходит.) Этот чертов гриффиндорец уже лет десять был занозой в заднице у Дрейка, так почему же сейчас все должно было быть иначе? Но Георгина только покачала головой и сказала, что любовь всей жизни нашего мальчика на данный момент — это Уи… *зачеркнуто* В общем, назовем ее Гвен. Чтобы вы поняли всю глубину трагедии, скажу, что семья этой Гвен — самый большой кошмар, который только может присниться богатому, влиятельному чистокровному магу. Они шумят. Их много. Они везде. Если вам кажется, что они похожи на пикси, вы недалеки от истины. Ума не приложу, как Дрейк мог влюбиться в единственную девчонку из этого выводка. Люк озвучил мой мысленный вывод. Георгина хмыкнула и как бы про себя заметила, что когда нечего прикладывать, то данное выражение становится просто бессмысленной фигурой речи. Люк прожег ее взглядом, но ничего не ответил. Мне кажется или после всего пережитого за последние годы он и правда начинает слегка сдавать? Нет, наверняка нет. Это же Люк — его эгоизм, самоуверенность и полное отсутствие эмпатии помогут ему пережить без потерь еще не одно юное поколение. Он всегда будет таким, ничто его не изменит. «Гвен, — произнес он с таким видом, будто речь шла о коровьей лепешке, в которую вступила за городом его лошадь. — Уж лучше бы Гастон». Я был не согласен, но промолчал. Откуда-то у меня возникло ощущение, что это не лучший момент для пикировки. А вот Георгина так не считала. Они сцепились, как в былые годы: с выверенными оскорблениями, с язвительными упреками, с острыми стрелами сарказма, без промаха вонзающимися в вычисленные за годы болевые точки. Я немного послушал про неправильное воспитание, легкомыслие и безответственность и собрался, как обычно, уйти, не влезая в семейные склоки, но что-то не позволило мне этого сделать. Я не говорю, что вы были правы, написав в прошлый раз в своей колонке «Для наших читателей», что некий Н. должен проявлять активность во всех сферах жизни своего партнера, если не хочет ограничить свое присутствие в ней только постелью; но, возможно, этот совет был чуть менее идиотским, чем все остальные. Я извлек палочку и пробормотал: «Агуаменти». Да, это было глупо, но и чрезвычайно забавно. Они до сих пор стоят у меня перед глазами: оба мокрые, ошарашенные, хлопающие глазами. Георгина в конце концов завизжала: «Как ты посмел?», а Люк… Люк рассмеялся. Я не помню, чтобы он так смеялся в последние лет — пять? Десять? В общем, я стоял там и чувствовал себя, как в то первое утро после Битвы, когда очнулся и понял, что я не в раю, а в мэноре. Потом Георгина ушла спать, и мы тоже. Думаю, что она все слышала. Это было очень громко. Пожалуй, громче, чем в первый раз. Или чем в тот раз, когда я, экспериментируя, устроил небольшой взрыв в лаборатории, а Люк подумал, что взрыв был большим. Словом, наутро Георгина переговорила с Люком наедине и отбыла в Париж еще до завтрака, что было мне на руку. Мне не очень хотелось смотреть ей в глаза. Конечно, мне не должно было быть неловко… но все-таки было. А Дрейк сказал, что ему плевать на мнение родителей, и они могут засунуть его себе сами знают куда, а Люк только хохотнул и сказал, что Горгону каждый выбирает по себе, и раз уж так вышло, он сыну мешать не намерен. В общем, я вовсе не собираюсь как-то вас благодарить, поскольку, в сущности, не за что; но если консультанту, который ведет вашу читательскую колонку, понадобится какое-то редкое или сложное зелье, я, пожалуй, готов оказать ему посильную помощь в получении требуемого. Не нуждающийся более в ваших услугах, Норд». В редакцию газеты «Радужный единорог» 2007 г., 13 апреля «Вряд ли вы меня помните, но семь лет назад я сыграл определенную роль в судьбе вашей газеты, не позволив ей загнуться из-за отсутствия подписчиков. (Кстати, поздравляю с увеличением тиража.) Надеюсь, вы учтете этот факт, когда будете отвечать на мое письмо, и, надеюсь, вашу читательскую колонку до сих пор ведет тот же самый консультант, что и прежде. Он еще давал крайне идиотские советы; так вот сейчас мне как раз необходим один из них. Прошедшие семь лет моей жизни были настолько скучны и однообразны, что нет никакого смысла их описывать. Дрейк настоял на своем и женился на Гвен; у них растет дочь, как две капли воды похожая на мать, что невообразимо радует одну семью и так же невообразимо расстраивает другую. Георгина по-прежнему живет во Франции; ходят слухи, что она на свой лад отомстила семейке Гвен, заведя роман с женой старшего из братьев; а Люк… остается Люком. Во всяком случае, именно так я считал до вчерашнего дня. У меня даже начало складываться ощущение… такое, знаете, странное ощущение, что у нас вроде как семья, доверие и все такое. Не стоит сообщать мне о явной замедленности моего развития — я пишу вам не ради озвучивания элементарных вещей. Да, я утратил бдительность и расслабился — это непростительно. Соответствующие выводы на будущее я уже сделал, сейчас передо мной стоит другой вопрос, касающийся самых практических вещей и самых ближайших перспектив. Что делать?*подчеркнуто двойной жирной чертой*». В редакцию газеты «Радужный единорог» 2007 г., 14 апреля «Только что получил свежий выпуск вашей газеты. Действительно, я упустил вчера из виду, что вы не в курсе сложившейся ситуации. Странно, у меня такое впечатление, что в курсе вся Англия. Возможно, я ошибаюсь и даже несколько преувеличиваю важность происходящего. Возможно, я слишком необъективен, хотя уж кто-кто, а я всегда относился к Люку крайне объективно. Что не мешало мне его… проводить с ним время, выступать единым фронтом против его врагов и неплохо понимать друг друга как в постели, так и вне ее. Во всяком случае, так я считал до вчерашнего дня. Вчера глупая сова отдала мне письмо, предназначенное Люку. Помимо того, что сова оказалась дурой, так еще и отправитель был немногим умнее ее: вместо точного имени получателя он указал только «Владельцу…», и далее следовал адрес поместья. Впрочем, увидев имя отправителя, я понял, что уму там взяться неоткуда. Это было любовное послание. Я не хочу ничего оттуда цитировать. Это было достаточно откровенно. Там упоминались прошлые свидания и назначалось следующее. Там… перечислялись кое-какие подробности, так что никакой ошибки. Подпись была «Гастон». Нет, вы представляете — этот мальчишка не только живое напоминание о моем изгаженном прошлом, он умудрился изгадить мне еще и настоящее! Разве что таким образом он решил отомстить Дрейку, который увел у него девушку… Но нет, у Потт… *зачеркнуто* у Гастона на это никогда бы не хватило мозгов. Гриффиндорцы не так устроены. Так что, очевидно, они с Люком просто нравятся друг другу. Неудивительно: Люк всегда всем нравился. Даже тем, кто его ненавидел. Может быть, особенно тем, кто его ненавидел. Впрочем, это уже неважно. Вчера я бросил письмо на столе: не мог же я заново привязывать его к какой попало сове и заставлять ее делать вид, будто она только что прилетела. Потом быстро пошвырял свои вещи в чемодан — нужно было торопиться, потому что я вовсе не хотел объясняться, не хотел слышать, как Люк будет что-то говорить, не хотел смотреть ему в глаза. Просто собрался и ушел через камин, успев до того, как он вышел из душа. Потом еще пару раз перемещался по Каминной сети. Не потому, что считал, будто он станет меня разыскивать: стоит только посмотреть на меня и на Гастона, чтобы понять, кто из нас победит в этой, так сказать, заочной дуэли. Нет, я просто не мог сразу решить, куда направиться. Мой старый дом давно уже стал непригодным для проживания, даже не знаю, не снесли ли его, сочтя владельца пропавшим без вести. Оставались только гостиницы. Когда я уже был в состоянии подумать, то выбрал одну из известных мне: неприметную, но приличную, из тех, где обсуждают тебя за спиной, не задавая вопросов в лоб. Так что вашу газету прошу доставить мне на новый адрес, он указан на конверте. Хотя на самом деле у меня уже нет необходимости в совете со стороны, я принял решение. Здесь тихо, спокойно и почти нет знакомых, никто не навязывает свое общество… Кажется, сглазил — в дверь стучат. Наверное, принесли чистые полотенца. Впрочем, я уже закончил. Вряд ли я еще буду писать вам, но спасибо за то, что старались поддержать по мере сил. Правда, не могу сказать, что у вас это хорошо получалось… Они намерены дверь выломать, что ли? Пойду все же открою. Норд». В редакцию газеты «Радужный единорог» 2007 г., 13 апреля «Послушайте, это уже ни в какие рамки не лезет. Да, это снова я. Нет, это были не полотенца. Это был Люк. Приперся сюда лично, собственной сиятельной персоной. Что-то говорил. Не запомнилось. Кажется, извинялся. Я спросил, как же свидание с Гастоном. Я действительно не издевался. Я же помнил, на какое время у них назначено. По всему выходило, что он опаздывает. Я искренне недоумевал: зачем бы ему два непростых разговора за день? Объяснять действующему любовнику, что ты задержался из-за того, что навещал бывшего, — не лучшая идея в мире. Впрочем, Люк никогда не славился хорошими идеями. А зачем он пришел ко мне, я вообще не мог понять. Мы ведь уже все решили. Разве нет? Потом он сказал, что надеется, что я его прощу. Я. Его. Я его знаю тридцать пять лет. Никогда в жизни он ни перед кем не извинялся. Я его, конечно, послал. Ну, он никогда не уходил, когда его посылали. И на этот раз сказал, что не уйдет. Что если я останусь здесь, то и он останется. Будет спать на коврике у кровати. Я не понял, зачем на коврике. Предложил снять номер, раз уж ему так приспичило пожить вне дома. Сказал, что у них и двухместные есть, и чужие нравы тут особо не осуждают, хоть и обсуждают — не без того. А Гастон, в случае чего, может и под чарами походить. Его по-прежнему часто узнают, не перевелись фанаты. Люк слушал внимательно, даже улыбался, но при упоминании Гастона выкрикнул что-то нецензурное и вообще выглядел так, что я подумал, будто он меня вот-вот ударит. Почти так и вышло. Он меня поцеловал. Как когда-то, после Ховартса, в первый раз. Странно, но я это еще помню. Это был удар ниже пояса. Как вы можете судить по адресу на конверте, я сдался. Я сижу сейчас в своей лаборатории, а Люк ждет меня в спальне. Он подозрительно беспокоен, благодушен и внимателен. Я всегда настороже. Постоянная бдительность, как говорил один знакомый аврор. Впрочем, ему это не помогло. Не уверен, что буду вам писать. Советы мне не нужны. Главное, не заблуждаться, не расслабляться, не позволять себе этого странного состояния, когда кажется, что все хорошо. Словом, нужно жить, как обычно, чтобы очередной Гастон стал неприятностью, но не неожиданностью. Думаю, с этим я справлюсь без проблем. До свидания, дорогая редакция, думаю, до очень нескорого. С уважением, Норд». В редакцию газеты «Радужный единорог» 2013 г., 20 июля «Давно вам не писал… *зачеркнуто* Мне хотелось бы кому-то рассказать о странном… *зачеркнуто* Мне не стоит вообще об этом рассказывать… *зачеркнуто* *торопливым, сбивающимся почерком* Сегодня за обедом Люк вел себя так, что я подумал, будто он завел интрижку и собирается мне в этом признаться. Я не выдержал и потребовал, чтобы он перестал комкать газету и прямо сказал, в чем дело. Он и сказал. Даже показал: статью в «Пророке», где говорилось, что наше Министерство, вслед за маггловской Англией, приняло закон о легализации однополых браков. Кажется, газета в его руках слегка дрожала. Я не понял, почему это его так взбудоражило. Ну да, сегодня курс Министерства очевиден: сближение миров и все такое. Это началось сразу после войны, так что совершенно непонятно, зачем именно сейчас так волноваться из-за какого-то закона. Когда он обозвал меня идиотом, до меня что-то стало доходить. Он предложил мне вступить с ним в брак. Ничего более глупо звучащего я не слышал. Хорошо хоть, обошлось без кольца и падения на колени. Все-таки вкус Люку не изменяет, в отличие от чувства меры. Вот и эта шутка явно выходила за рамки допустимого. Впрочем, я уже привык смеяться над тем, что считал довольно сомнительным юмором: например, над чертовски сосредоточенным лицом Люка, который смотрел так, будто всерьез ждал ответа на свой идиотский вопрос. Я посмотрел на него, на газету, еще раз на него — и вдруг понял, что он не шутит. Наверное, мы будем первой однополой парой в магической Англии, официально вступившей в брак. И первые полосы газет опять запестреют нашими снимками. Люк будет просто счастлив. Собственно, ради этого я и согласился. Глупо, конечно; но если учесть, что первая половина моей жизни была чередой глупостей, почему вторая должна от нее отличаться? Ответа не требуется. Норд». В редакцию газеты «Радужный единорог» 2013 г., 21 июля «Я лично зааважу каждого в вашей паршивой газетенке!!! Что значит — «Мы давно знали, кто скрывается под псевдонимом Норд»? Что значит — «Наш психолог-консультант Рита Скитер расскажет о том, как она способствовала созданию первой в Англии однополой семьи»? Что значит — «Мы надеемся на эксклюзивный материал с бракосочетания Люциуса Малфоя и Северуса Снейпа»? Вы всерьез надеетесь, что я позволю мисс Скитер присутствовать на этом мероприятии?!! Знаете что… приходите хоть всей редакцией! Мне плевать. Кажется, я счаст… *зачеркнуто* сейчас готов ограничиться всего лишь Круциатусами. Северус Снейп, из Малфой-мэнора, с любовью».
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.