***
Уинстон не знал, где он находится и сколько времени прошло с тех пор, как он сюда попал. Он только мог догадываться, что находится в министерстве любви. Из-за пыток он часто был без сознания, и постепенно его память начала ухудшаться. Лишь иногда в голове всплывали моменты его прошлой жизни: он вспоминал своё детство, О’Брайена и ещё реже Джулию. Почему так происходило, он не понимал. Возможно потому, что он не испытывал к ней особых чувств. Да, ему нравилось проводить с ней время, заниматься сексом, но он не чувствовал к ней любви. Такой… до жути чувственной любви. Ему нравилось только её мягкое порочное тело. Чаще он вспоминал О’Брайена. С самого начала этот мужчина завладел его вниманием. Несмотря на грозную внешность, он был не лишен обаяния. Так же Уинстона привлекало в нём то, как интеллигентно он поправлял свои очки на носу. Уинстон считал его тем, кому можно полностью открыться, кому можно доверять. С самого начала в нём зародилось чувство некой любви к О’Брайену. Он посвятил ему свой дневник, купленный в ларьке у мистера Чаррингтона. — «Мистер Чаррингтон, — подумал Уинстон, — Как он мог оказаться сотрудником Мыслеполиции?.. А я ведь с самого начала мог догадаться, что ему не стоит доверять! Вообще никому не стоит доверять… — он задумался, — но ведь я могу доверять О’Брайену, он же обязательно придёт мне на помощь… — внезапно Уинстон вспомнил слова О’Брайена: «Когда вас в итоге схватят, вы не получите помощи. Мы никогда не помогаем нашим». Даже несмотря на это, Уинстон чувствовал, что О’Брайен придёт к нему. Придёт и заберёт с собой туда, где нет темноты.***
Уинстон с самого начала не мог понять, кто его пытает. Он знал, что это какие-то люди, которых он никогда прежде не видел, да и вряд-ли увидит снова. Мужчина потерял счёт того, сколько раз его пытались перевоспитать, сколько раз ему пытались привить любовь к Большому Брату и Партии, но всё это было бессмысленно. Постепенно Смит просто терял рассудок и каждый раз продолжал ждать и беззвучно звать О’Брайена в надежде, что тот его услышит. Уинстон пережил столько физической и психологической боли, что ему больше ничего не оставалось. В один из бесчисленных дней он снова услышал как проворачивается ключ и открывается дверь, но этот звук отличался от того, что он слышал прежде. В комнату зашёл О’Брайен. Уинстон приподнялся с пола и взглянул на него. Это был всё тот же О’Брайен, которого он знал, но его лицо казалось более старым, а в глазах уже не прослеживалась та доброта, которая была прежде. — «Он просто играет! — подумал Уинстон, — Конечно, он просто играет, чтобы не выдать себя! Не выдать, что он тоже причастен к Братству. Тогда… Почему он здесь?..» — в тот момент О’Брайен прочитал на лице Уинстона растерянность. Сразу после он развернулся, шепнул что-то охраннику и скрылся в коридоре.***
Уинстон очнулся на злосчастном столе пыток. У него дико болел затылок, а его конечности были связаны так, что он не мог пошевелиться. В глаза бил яркий свет лампы, поэтому он почти ничего вокруг не видел. Внезапно по всему его телу пробежала невыносимая волна боли, которая продлилась несколько секунд, казавшихся ему часами. Когда боль утихла, он увидел чью-то руку на рычаге. Уинстон не знал чья это рука, но она была до жути знакомой. Он бы с радостью разглядел остальное тело этого человека, но яркий свет его ослеплял. Снова боль, но гораздо сильнее. Все его тело перекосило, ему казалось, что вот-вот и у него сломается хребет. Внезапно Уинстон заметил шкалу рядом с рычагом, стрелка которого показывала 40. Боль прекратилась, но только прошло несколько секунд, как она снова усилилась. И с каждой секундой становилась сильнее и сильнее. Уинстона насквозь пробил холодный пот. Он жадно глотал воздух, который выходил глубокими стонами, переходящими в крик. Мужчина просил о пощаде до тех пор, пока не потерял сознание.***
Уинстон пришёл в себя в «комнате ожидания». Он только приоткрыл глаза, поэтому не мог разглядеть всю обстановку. Он только чувствовал, что он лежит на чём-то мягком, а так же, что всё его тело до сих пор болит. Мужчина не понимал, в чём была суть того, что с ним сделали. Внезапно Смит вспомнил О’Брайена. Как тот хо́лодно взглянул на него, а после… А после то, как он очутился на столе пыток с больным затылком. Только Уинстон задумался об этом, как ему принесли еду. Он не сразу заметил, что еды гораздо больше, чем обычно, но когда осознал это половина пищи уже была съедена. Позднее Уинстону принесли новую одежду, и тогда он решил поинтересоваться: — Простите, а это точно для меня? — 6079 Смит У.? — грозно взглянул охранник. — Да… — неловко ответил Уинстон — Значит для тебя! — отрезал охранник и скрылся за дверь, оставив Смита наедине с мыслями о том, почему к нему стали так относиться.***
Прошло несколько дней с того момента, как к Уинстону стали относиться иначе. С каждым днём он набирал вес и силы. Его сводили в баню и довольно часто ему позволяли мыться в жестяной бадье. Ему выдали новое бельё и чистый комбинезон. Варикозные язвы забинтовали с болеутоляющий мазью. Оставшиеся зубы вырвали и вставили протезы. Спустя какое-то время Смит решил набрать мышечную массу и начал делать различные упражнения по типу отжиманий и приседаний. Он сам начал замечать как похорошел. Уинстон догадывался, почему к нему стали так относиться, точнее, благодаря кому. Благодаря О’Брайену. Каждый раз, когда он думал об этом, его любовь к нему крепчала. Он представлял, что как только встретит О’Брайена, сразу побежит в его объятия и будет трепетно благодарить за всё то, что он сделал для него. Но иногда в голову Смита приходили мысли о том, что О’Брайену будет неприятно, если он так сделает или же о том, что это вообще не О’Брайен ему помогает.***
Прошла ещё пара недель заключения. В комнату открылась дверь. Это был О’Брайен, всё такой же интеллегентный и загадочный. В глазах всё так же читается серьёзность, но уже более мягкая. — Пошли. — махнул головой О’Брайен и развернулся. Глаза Уинстона засияли. Вот он, его спаситель и любовь, ведёт Смита на волю. На ту волю, которую можно представить в тоталитарном государстве. Ему бы хотелось надеятся, что власть перестала пристально наблюдать за своим народом, но это больше было похоже на нереалистичные мечты. Уже довольно долго Уинстон и О’Брайен шли по длинному коридору, который казался бесконечным. — Клянись, что ты никогда и никому не расскажешь об этом месте! — Клянусь! — покорно согласился Смит. — Я доверяю тебе. — спокойно произнёс О’Брайен. — А я доверяю Вам и не имею ни малейшего желания предавать Вас. — на эти слова О’Брайен только усмехнулся и повернулся лицом к Уинстону. Они смотрели друг другу в глаза несколько секунд, а затем заключили себя в крепких объятиях. — Спасибо! Спасибо Вам большое, О’Брайен. — Уинстон обнимал мужчину крепко и проливал свои слёзы на его синий комбинезон. — Спасибо, что вызволили меня из этого ужаса! Я безмерно Вам благодарен! Я люблю Вас! Так сильно люблю!.. О’Брайен ещё сильнее сжал Уинстона в своих объятиях. — И я тебя люблю, Уинстон, а теперь пошли. Пошли туда, где нет темноты.