Верховный Канцлер

      Теперь к ней следует обращаться: госпожа Верховный канцлер Галактического Сената Падме Амидала Наберрие.       Теперь это ее кресло. Ее кабинет. Большинством голосов она избрана на должность канцлера — на время отстранения Шива Палпатина.       Вчера был отменен Декрет об управлении секторами. Сегодня — Поправка к Закону о безопасности, и канцлер теперь не имел прав на контроль над джедаями.       Возможно, это были лишь очередные ошибки, делающие Республику уязвимой. Возможно, эти решения обернутся крахом для нее самой. Но она сделала то, что должна была — и не сомневалась в необходимости своих действий.       Не хочется поднимать глаза — видеть эти мерзкие темно-красные стены. Но Падме все же посмотрела на собравшихся перед ней джедаев, вымученно улыбнулась. — Благодарю вас, магистр Винду. Благодарю вас всех за оказанную поддержку. Мы смогли защитить демократию.       Краем глаза она заметила, как побелели скулы стоящего поодаль Энакина Скайуокера.       Пусть. Все равно. Уже все равно.       Мейс Винду чуть склонил голову, губы его чуть тронула улыбка. — Благодарю вас, канцлер, за то, что разумно распорядились нашей поддержкой.       Еще пара церемонно-вежливых фраз, протокольных улыбок. Встреча завершилась. Падме поднялась из-за стола, для рукопожатия.       Магистр Винду, Ки-Ади-Мунди, Депа Билаба и Оби-Ван Кеноби направились к выходу. Но Энакин даже не пошевелился. — Пойдем! — вполголоса обратился к нему Оби-Ван, но бывший ученик ему даже не ответил. Помедлив, Кеноби удалился. — Ты хотел поговорить со мной, Эни? — Падме попыталась смягчить голос, но в нем все равно невольно проступил холод.       Скайуокер поднял на нее взгляд. Т а к он еще никогда он не смотрел на нее — тяжело и недобро. Но голос его звучал ровно и спокойно. — Ты считаешь, что сможешь положить конец войне, отстранив канцлера Палпатина под надуманным предлогом?       Падме медленно переплела пальцы. — Шив Палпатин грубо нарушал Конституцию. Перекраивал ее под себя и под свои цели. Поставил под угрозу существование демократии… — Демократии? — Энакин подался вперед. — Как твоя демократия помогла простым жителям в этой войне? Защитила их от пиратов? — Помогла сохранить свободу, — тихо, но твердо произнесла Падме. (хотя откуда тебе знать об этом) — На самом деле я хотел спросить не это, — он встал, подошел ближе. Стало как будто труднее дышать. — Да? — она попыталась улыбнуться. — Что ты делала в Главном медицинском центре? …ну вот и все.       В коленях — слабость. Почти реальное ощущение того, что пол под ногами разошелся и она летит вниз. Вниз… и некому поймать.       Ладонь Энакина небрежно лежит на рукояти меча. Как будто просто так. Но губы бескровны, а взгляд…       Он знает, поняла Падме, знает обо всем. И ясно, откуда.       А не все ли равно? — Я избавилась от нежеланной беременности, — прозвучало спокойно, буднично. Удалось не вздрогнуть, не погрузиться снова в этот жуткий холод… — Почему? — Падме видит, как сильно ему хочется сжать в руке меч. — Потому что отцом ребенка был Бейл Органа. …Энакин не взял меч в руку.       Короткое, унизительное движение наотмашь — и тяжелую тишину, повисшую в воздухе после ее слов, разорвал звук пощечины. Он ударил несильно, лишь голова ее мотнулась в сторону, и выступили невольные слезы. Падме отшатнулась… — Я думала… ты убьешь меня, — горло перехватило. — Я хотел, — он странно, страшно спокоен. — Но не могу. Я любил… люблю тебя, Падме. Ты олицетворяла для меня все светлое и прекрасное. Наверное, я боготворил тебя. А ты… — он оборвал свои слова, стиснул зубы. — Энакин… — Жаль, что он мертв, и я не могу убить его еще раз.       Они помолчали. Падме отвернулась к окну, все еще ожидая услышать за спиной звук активации. Но — тишина. — Ты все равно не простишь меня, — не спросила, констатировала она. — Эни… — Не надо, — в его голосе, наконец, слезы: — Прощайте, госпожа канцлер. Мою судьбу теперь решит Орден. А вы… — А своей я распоряжусь сама, — механически кивнула Падме. — Прощай, Энакин.       Она все-таки обернулась и посмотрела на него — да, в его глазах непролитые слезы. — Мне так жаль… — сорвалось с губ. Было больно, она чувствовала его боль, но — только его. Внутри нее самой — словно ледяная пустыня. — Мне так жаль. — Мне тоже, — он кивнул и быстро вышел, больше не говоря ни слова. Падме вновь отвернулась к окну.       Корусант. Галактика… Истерзанная, израненная. Мечтающая о покое, мире и справедливости. — У меня так мало времени… — шепнула Падме. Палпатин ведь не станет сидеть сложа руки: он уже начал свою игру, ударив грязно, ниже пояса. Но умереть за Республику — это все же большая честь.       Она стоит того, чтобы заплатить за нее самую высокую цену.