его робкий, но такой заботливый взгляд так мягко проникает в его разум, а теплые, словно бархат пальцы, он проводит по его соленоватой, мокрой от множества горючих слез щеке. саймон, пребывая бы в обычном и приподнятом состоянии, мог сказать, что с легкостью выдержит вялый недельный тур по англии, а вот его навеки друг роберт — не совсем. и это уже не было похоже на хандру или просто лень. даже спиртным роберт еле мог насытиться. встал, и сразу эти навязчивые пессимистичные мысли — вот и весь его каждодневний рацион. и никогда так не было, разве что со времен их четвертого альбома, поэтому роберт практически всегда оценивал себя как забавного и домашнего дядьку. но сейчас он выглядел настолько сломленно и отчаянно, что на него было невмоготу глядеть. поэтому саймон оказался рядом с ним, в зимней, изрядно потрепанной одежде, на теплой кровати со свороченной простынью.
— твоя кровать пахнет тостами с арахисовым маслом, — пытаясь зализать душевные раны роберта, прошептал саймон, и обнял его немного крепче. на частые вопросы роберта о том, почему он всегда обращает внимание на такие незначительные детали и аспекты он просто что то буркал в ответ, или даже молчал. саймон был веселым, иногда застенчивым, и в хорошем смысле таким жертвенным и щедрым, — вот за что роберт так сильно его любил и уважал.
— я ем их прямо на кровати. — наконец хрипло ответил смит, перекатившись от чуть приставучего саймона в бок. он выглядел так, будто бы не желал с кем-либо разговаривать.
— твоей упрямости позавидует каждый. — парировал саймон и легонько хлопнул недовольно похныкивающего роберта по плечу. аля, намек на то, что на такой злобный настрой он не подписывался.
— мне нужен чай. — устало потянулся тот, хоть и проснулся совсем недавно. проснулся и начал плакать. такие депрессивные мысли посещают его только в рождественские праздники или после прочтения своего личного дневника, а еще хуже — чтения неинтересной газеты и осознания никчемности и скучности своей жизни. даже бардак в своей комнате он не убирал годами. не то что бы он не был таким всегда…просто стал значительно больше ленивым. такое состояние и симптомы роберта, про которые он сам же рассказал, сильно огорчали саймона. прямо сейчас он стоял и во всю занимался готовкой чая для роберта. копался на полках в поиске различных сладостей, пытался как то не думать о том, что с робертом все-таки что то не так, но эти проклятые мысли даже и не думали покидать его голову, его даже трясло, будто бы от холода, хотя в доме роберта было очень тепло, а сам саймон — в зимней загретой своим теплом одежде.
***
— ты спишь, я полагаю? — бесцеремонно и как то неестественно спросил саймон, заходя в комнату роберта с целым подносом сладостей и чая. он и сам бы был не против все это съесть, честно говоря.
— я не сплю. — выпалил человек с бардаком на голове, и посмотрев на саймона, неуклюже наступающего в грязной обуви на свернутую, всякую там бумагу, на которой он выплескивал все свои съедающие заживо мысли, завернулся в свое теплое и мягкое одеяло.
— ты должен обязательно позавтракать.— обеспокоенно проговорил саймон, поставив поднос со сладостями и чаем на прикроватную тумбочку роберта. тот лишь кивнул и снова отвернулся от него на другой бок.
***
— честно говоря, я просто хочу, чтобы ты поцеловал меня. — тихо и как то смущенно признался роберт после долгого молчания и заметно сжался, обнимая себя, не характерно для себя ожидая осуждения и иных действий со стороны саймона. он подразумевал это как дружеский, заботливый поцелуй, и видел в этом долю какой то своеобразной поддержки, проявления, можно сказать, дружбы, как бы это странно не звучало. и вдруг, вздрогнув от внезапного прикосновения саймона к его плечу (он так любил вытеснять боба из мыслей, потому что иногда не терпел его таким рассеянным!), и услышав его взбудораженное 'конечно', роберт медленно повернулся к нему. весь такой невинный, но теплый, и удивленный роберт, раньше не замечающий искру в глазах саймона, и его отверженный взгляд, на данный момент направленный куда-то не туда, и круглые щеки, возбужденно порозовевшие от такой странной просьбы.
— пожалуйста. – умоляюще, протяжно, но также тихо вымаливал роберт. и саймон повернулся, медленно приблизился к изможденному лицу своего друга, и нежно поцеловал прежние, сладкие, закусанные до ранок губы. роберт слабо вздрогнул, но сразу успокоился и прикрыл глаза, когда ощутил мягко поглаживающие руки саймона по его спине. вот, что несомненно помогало ему в такие тяжелые моменты. и вот только не думайте, что это были бесчисленные поцелуи от непонятно кого.
а чай все остывал и остывал...
