По стеклу

Когда я впервые увидел его в цепях у меня появилось сразу несколько ощущений, щемящих сердце. Но первой на лице отразилась ухмылка. Самодовольная, эгоистичная и наслаждающаяся. Конечно я помогу ему. Что бы убить не в кандалах, а в драке. В честном бою. Я проткну его своим ножом и... оказывается он и не нуждался в моей помощи. Тебе, Дазай Осаму, меня не одурачить. Кого угодно. Акутагаву. Самого Мори. Но не меня. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. Я говорю это ему, и он слушает. Ухмыляется. Чему радуешься, мерзавец? Я наношу первый удар. Думаешь, сможешь предугадать мои действия, потому, что знаешь меня? Как бы ни так! Третим ударом я уже отшвыриваю его к дальней стенке. Он говорит, что не зря меня зовут лучшим борцом Портовой мафии. Как бы мне не приятны были твои комплименты... Всё это в прошлом. А сейчас — я приближаюсь и подливаю масла в огонь, стараясь проткнуть его. Осаму знал, что я не убью его. На все вопросы о том, чего он вынюхивает я слышу лишь необдуманную ложь. Скотина. Тварь. Удар! Ещё удар! Гори в аду! Я ему этого не говорю, но я так чувствую. А как можно ненавидеть того, кого любишь и любить того, кого ненавидишь? Получай, Дазай. Ты больше не бросишь меня. Ты больше не бросишь никого и никогда! Мне плевать на твою жизнь, ясно тебе?! Я убью тебя! Убью, вот увидишь! Моя рука наконец нейтрализирует его, удерживая за шею. Справа от моего мизинца забинтована сонная артерия. Очень красивая и быстрая смерть. Размечтался. Я тебя зарежу. Вот этим самым ножом. Ты больше никого не предашь. Никого не заставишь ждать тебя. Никогда не будешь мучить. — Но даже если я дарую тебе смерть ты от этого станешь лишь счастливее, не правда ли? — Ты прав, поэтому милости прошу. Ох, этот голос. Не сулящий ничего абстрактного и весомого, но сегодня, мне кажется, что Дазай не прочь рассказать о своей цели. Я стискиваю его горло. — Говори, ублюдок. Зачем ты дал себя поймать? Многозначительное молчание прерывается его ответом, который он уж лучше бы не произносил. Как я сам не догадался. Акутагава весь клеш проел своим заданием, однако... Дазай, когда это тебя волновал товар чёрного рынка? Зачем тебе этот тигр? Кто он тебе? Ты помогаешь ему? Да! Я стискиваю руку сильнее, яростнее и на лице моем отражается адская ярость. Со лба стекает капля пота. Я выколю тебе глаза, я вырежу их вот этим самым ножом, ты больше никогда не посмеешь посмотреть в другую сторону. Ты больше не посмеешь отвести от меня взгляд. Тебе достаточно будет слышать меня. Ацуши... я не позволю!!! Рывок рукой с зажатым в ней ножом и в стену врезается острие наточенного лезвия. Ну как я мог его не убить? Неужели я правда... настолько...

беспомощен?

Он говорил, что его предсказания всегда сбываются, что, уходя, я буду вести себя как богатенькая соплячка. Чёрто-с два, суицидник! Да проткни тебя лоза Акутагавы, ублюдок! Остаюсь довольным порезом на его виске. Поцелуя в висок тебе тоже не видать. Не сегодня и не завтра. Я ухожу СОВСЕМ НЕ КАК БОГАТЕНЬКАЯ СОПЛЯЧКА, а спокойной поступью. Оглядываюсь и ты бросаешь мне мой нож. Налету, не глядя, я хватаю его пятью фалангами. Твои оправдания мне совсем неинтересны. Говори что хочешь. Я поднимаюсь по лестнице, а ты смотришь мне вслед и произносишь это. Зрачки моих глаз расширяются до предела. Если ты никогда не ошибался в предсказаниях, то почему я сейчас не свожу колени и не касаюсь пальцем нижней губы? Внезапно мне в голову ударила мысль. А я часто потакаю своим желаниям. Особенно таким. Дазай Осаму. Ты должно быть ждёшь моих действий. О, пожалуйста. Мне несложно. Я решительно спускаюсь и находу сбрасываю шляпу. Она тебе так не понравилась? Я подхожу к тебе вплотную, ты тянешься к запрятанному оружию, а я держусь за рукоятку ножа. Всё, что мне хочется сделать, это... — Чуя..., — пауза вышла театральной, — Ты уже передумал и хочешь меня убить? Перестань говорить. Я тебя не слушаю. Не слушаю. Убить? Для тебя это самый милостивый конец. Я приближаюсь ещё, и твоё дыхание теперь опаляет моё лицо. Я сделаю это. Я убью тебя. Только не плачь потом, что твои предсказания не работают на мне. Поцелуй выходит резким, глубоким, яростным и жадным. Я словно пытаюсь причинить ему боль. Мысли разом улетучиваются. Мне хочется... тебя. Мне хочется тебя всего и сейчас. Мне. Хочется. Тебя. Убить. Я чувствую на своей талии твою правую руку. Сначала неуверенно, но потом всё настойчивей ты тянешь меня ещё ближе. Я тянусь к тебе и углубляю поцелуй. Ты меняешь ракурс, а я уже искусал тебе все губы. Но ты не останавливаешься, даже когда мои руки смело обвивают твою шею. Ты не говоришь, но я чувствую, как ты ненавидишь меня. Ненавидишь всё, что связано со мной. Я тебя ненавижу тоже. Но чья ненависть сильнее? Твои поцелуи опускаются по моей шее и плавно переходят на ключицы. Тебе, подозреваю, приходиться сгибаться в три погибели? Я толкаю тебя к стене и ты едва ли не прикладываешься о бетон затылком. Готов ли ты отпустить меня? Ты правда хочешь оставаться там, где тебя окружают другие мужчины? Зачем тебе Ацуши? Я продолжаю искать твои губы, а ты прижимать меня теснее. Страсть, казалось бы, разгорается из ненависти, из желания, а ты... ты даже не умеешь шептать то, что обычно шепчут в таких ситуациях. Я тоже не умею. Но я хотя бы молчу. Позиция меняется, и теперь я больно бьюсь затылком о стену. Ублюдок. Мои руки обнимают ублюдка за шею, и я внезапно набрасываюсь на твою шнуровку у горла. Её, конечно, нужно спустить, но мимолётно мне кажется, что сейчас я задушу тебя. Затяну ленты резким движением, и всё. Я этого не делаю. Ты ловишь мою ладонь на твоей груди и зубами снимаешь перчатку. Уверен ли, что она не запятнана в крови или кровь тебя больше не пугает? Даже если я убиваю твоих. Страсть, ярость, рвение и резкие жадные рывки — вот, что сквозит в наших действиях. Мы руководствуемся порывом, мы отдаемся ему. Ты не смотришь мне в глаза и впервые в жизни — я развязываю бинты на твоем предплечье. Я всегда хотел увидеть твои руки без бинтов. Скрываются ли под ними ожоги или банальные порезы? Не успеваю. Ты затягиваешь меня в новый поцелуй и проникаешь в мой рот своим языком. Этот язык и эти руки — всё это моё. Как ты смеешь? Как ты смеешь лишать меня того, что моё по определению?! Как ты смел покинуть мафию, как?! Как ты смел покинуть... меня? Наш поцелуй разгорается сильнее. Я прижимаюсь к тебе, почти вставая на носочки, ты опускаешься ниже, впиваясь губами в мои. Я ненавижу тебя. Ты меня любишь. Я тоже тебя люблю. Но ты меня ненавидишь. Воздуха становится критически мало, и, идентичным движением, мягко и медленно наши губы размыкаются. Ни ты ни я не отстраняемся, и твоё дыхание всё ещё опаляет моё лицо. Я дышу рвано, ты тоже вздыхаешь. Мы оба знаем, что это был либо последний поцелуй, либо один из многих. Мы оба чувствуем совсем не то, что обычно чувствуют после поцелуя. Я чувствую твой пистолет у себя на затылке и с каменным лицом созерцаю твою ухмылку. Ты тоже ощущаешь острие моего ножа у сонной артерии. Чего ещё от нас ждать?