Сто капель.

100 капель. Он не никогда не смотрел на входящих. Только слышал, как с отвратительным лязгом отворяется дверь и по узкой дорожке со скрипом прокатывается тележка. Каждый в этот момент вёл себя по-разному. Одни, не привыкшие ещё к происходящему, а возможно сошедшие с ума от однообразия мыслей и действий рвались со своего места стараясь оборвать трубки и прорваться через толпу к дверям, толи чтобы напасть на вошедших, то ли чтобы попытаться уйти с ними. Другие, что провели здесь уже бесконечное количество времени лишь провожали взглядом отупевших глаз скрипучие колёса тележки. Навсегда прикованные к своему месту, превратившиеся и телесно и мысленно в овощ они не могли даже пошевелить конечностями, только беззвучно, как рыбы хлопали губами и иногда выдавливали из себя стон. Тележка прокатилась мимо него и остановилась неподалёку, в прохладном воздухе слышать дыхание толкающих её людей. За тем непонятная речь чуть искажённая стенами, возня и снова скрип теперь уже удаляющийся обратно. Лязг и воцарилось спокойствие, по крайне меря на 100 капель. Каждый раз, когда лязгала дверь, закрываясь на бесчисленное множество замков, то внутри него возникала лишь одна единственная мысль: «Где я?». Он перебирал сотни, тысячи вариантов. Пытаясь убедить себя в том или ином. Может это закрытая лаборатория? Может затянувшийся сон, и он уже вот-вот откроет глаза? А может он умер и вот перед ним страшный суд, который решит, что с ним делать? Он обдумывал всё , от почти реальных до невозможных принципе. Но каждый раз в попытке отбросить ту или иную теорию, подтвердить одно или другое предположение, он терпел неудачу. За всеми его мыслями, догадками, предположениями за всем бредом, что творило его зажатое в четырёх стенах сознание не было ни гроша фактов. Можно было бесконечно спорить с самим собой, убеждать измученное тело и разум, но всё равно каждый раз ответ был кратким и резким: «Я не зна… А кто такой я? Что я помню.» И сознание, пробуждаясь, пытаясь поймать мелькнувшую в который раз мысль начинало копаться в себе. « Рей Пауверс.» Кажется так. Да, именно так его звали. Но что скрывалось за этим именем? Может неудачник? Офисный планктон живущий от зарплаты до зарплаты. Надеющийся что однажды на него снизойдет озарение, и он прославиться, разбогатеет, забудет свою настоящую жизнь. Но, ни чуда, ни магии, ни озарения. Только бесконечная череда дней таких же однообразных как здесь. А может он был выдающимся писателем? Да может быть и такое. И наверное именно черта писателя разговаривать и мыслить от лица персонажа не даёт ему свихнуться здесь также как остальным? А может никакой успешности и не было? Наверное, один, может два удачных романа сорвавших кассу и покоривших читателей. Он был на пике! Вершине! Считал что поймал удачу за хвост. Но муза, как известно дама паскудная. И вот, подарив минутную славу, она отвернулась, оставив после себя подарок на память, напоминание о том, что ему никогда не быть прежним. И теперь он мается успокаивая себя лишь алкоголем и наркотиками, стараясь заглушить внутри себя дикое чувство обиды. Кто знает, кем он был раньше? Могут быть сотни, тысячи вариантов и к каждому из них отлично подходить имя Рай Пауверс. А может его и вовсе нет? Что он помнил ещё? Дом, лужайка под синим, чистым словно кристалл небом. Гул изредка пролетающих над его головой самолётов. Светлые волосы и чистые голубовато серые её глаза. Она наклоняется над ним, он уже не помнит имя, оно стёрлось из глубин его памяти, она шепчет ему, но слова не возможно разобрать. Доносится только обрывок фразы:«…ты веришь в мечту?» А ответ? Он не помнит ответа. Был ли он? Кто знает. Положительный, отрицательный, теперь уже не важно. Он здесь. Где нет ни лужайки, ни неба, ни её. На что он всё это променял? На серые бесконечные стены. На пластиковые трубки, впивающиеся прямо ему в горло и насыщающие организм питательной дрянью серого цвета. На своё место в огромной толпе таких же, как и он сам. Толпе ждущей скрипа тележки и раз от разу замирающей в жалкой надежде что их не заберут туда. Куда?! Никто не знает! И наконец, на 100 капель. Бесконечные 100 капель. Был ли тот дом реальностью, а не бредом воспаленного от безысходности воображения. Были ли те слова произнесены, а не придуманы как последняя надежда на чудо. Он не знал. А может и не хотел знать. Они были лишь воспоминаниями. Воспоминаниями человека не знающим ничего кроме стен, трубок и пугающего скрипа тележки. Он в который раз попытался поднять голову и взглянуть наверх. Но тело так и не слушалось его. Там не было неба. Он это прекрасно знал. Но всё же. Как же хочется иногда просто увидеть небо. Что было ещё? Смех. Звонкий несущийся на многие мили смех. И грусть. Обычно, когда грустишь, всегда идёт дождь. Холодный и мокрый. Живой. Ещё были машины, дома, улицы и проспекты. Муравейник, где у каждого был свой уголок, но все были рядом. Моря, леса. Другой мир. Мир, который надо защищать. Почему? Только по тому, что толпа сумасшедших бросавшихся под бульдозеры кричали именно это. Ещё работа, друзья, семья, наука, вера, техника, война, книги, музыка, жизнь. Вот они – его воспоминания. Воспоминания, благодаря которым он всё ещё жив. Что правда? Что вымысел? Может всё, а может лишь крохи его фантазий. Какая разница?! Он жив! Капли медленно летели вниз. И разбивались о белую лакированную плитку. Всё было также как и всегда. Человек снова закрыл глаза, чтобы не смотреть на дверь. - Я верю. – Прошептал человек. И утонул в воспоминаниях. Снова свет. Её улыбка. Всё в порядке. Дом. Зелёная лужайка. И… «А что если их заберут?» Мысль возникла случайно, где то на затворках сознания она в мгновение ока пилась острой иглой ему в сердце. На мгновение ему показалось что её сказал незнакомый голос. « Не смогут!» «Они мой!» - словно ведя диалог с самим собой прокричал человек. « Они всё могут!»- насмешливо засмеялся голос. И воспоминания исчезли. Будто и не было их. Остались только стены. И лязг распахивающейся двери. Тележка со скрипом подкатилась к нему. - Этот! – сказал насмешливый голос. И двое в халатах. Отсоединили все трубки и положили его на тележку. А небо было голубым.