Нареченная бога

Когда-то давно, когда духи воздуха, нашедшие приют на горе Фудзи, дружили с духами озера Асиноко, рядом с берегом озера Асиноко первые монахи, поклоняющиеся Рюдзину, богу-дракону, построили храм в его честь. Они приносили подношения и духам воздуха, и духам озера, чтобы их гнев никогда не настиг их, и молились Рюдзину о мире и спокойствии. Японию раздирали междоусобные войны, и чем больше крови поглощала земля, чем больше боли причиняли друг другу люди, тем сильнее и упорнее молились монахи. Рюдзин смилостивился над взывающими к нему смертными, и к середине золотого века – периода Хэйан – в Японии воцарился хрупкий мир. Воспитанники воспитанников монахов продолжали свою службу и читали свои молитвы. Тогда же в храме стали прислуживать и первые юные мико – храмовые жрицы из числа незамужних девушек. Все девушки происходили из знатных дворянских семейств, кугэ, и эту роль каждая избранная исполняла с честью. В число кугэ входили те дворянские семейства, которые император, по своей монаршей воле, приблизил к трону и двору. Усаги Цукино, юная мико из знатного дворянского семейства, любила мечтать о прекрасном принце, который придет однажды в храм и заберет ее далеко-далеко, в свой чудесный дворец. Подметая двор рядом с храмом, девушка иногда пела песни, которые слышала когда-то в детстве от своей няни, о чудесных и храбрых принцах, о свободолюбивых принцессах. Она смутно догадывалась, что ее родители уже решили ее судьбу, и, подслушав однажды разговор слуг, она узнала имя возможного жениха – Мамору Чиба. Она знала о нем только то, что он – сын главного советника самого императора, но ни как он выглядит, ни то, какой он по характеру, она не знала. Родители ограждали ее от влияния императорского двора, как и от того, чтобы она посещала двор, и поэтому до совершеннолетия Усаги должна была оставаться мико и жить в храме. Беззаботная Усаги надеялась, что родители, всегда баловавшие девочку как принцессу, не станут принуждать ее к браку, по крайней мере до тех пор, пока она не будет к этому готова, но она не знала о том, что в день ее восемнадцатилетия ее обручат с тем, кого выбрали в мужья ее родители. Пока же мико наслаждалась своей юностью и свободой – до восемнадцатилетия оставался целый год. Целый год она могла оставаться под присмотром монахов, помогать проводить обряды, общаться с людьми разных возрастов и социального положения. Живость характера, доброе сердце и задорный девичий смех помогали Усаги находить путь к сердцам людей. Она и ее подруги – Рей Хино, Макото Кино, Ами Мидзуно и Минако Айно – дружили с остальными мико, но все-таки чаще всего неразлучная пятерка общалась друг с другом. Не у всех подруг Усаги Цукино родители обладали такими же богатствами, как родители Усаги, и не все они входили в первый и особо приближенный к императору круг кугэ, но для девушки это не имело ни малейшего значения. Мико со всеми общалась на равных, невзирая на строгий этикет и правила, из-за чего ее часто отчитывали родители. Гуляя однажды в окрестностях храма, девушки решили выбраться как можно ближе к озеру, где цвела прекрасная сакура. Путь к воде оказался обманчиво близким, и когда мико спустились к воде, солнце стояло в зените, и его горячие лучи заставляли укрыться под сенью деревьев. Красивая сакура спрятала девушек от палящего зноя, и их разговоры текли, как журчащие ручейки. – Усаги, нам нужно возвращаться, – незаметно уснувшую девушку потрясла за плечо Ами. – Уже? – грустно спросила мико. – Да. Иначе нас хватятся монахи, – ласково улыбнулась Ами. – Девочки, вы идите… Я хочу побыть здесь хотя бы еще немного, – Усаги бросила задумчивый взгляд на озерную гладь. – Ты точно не заблудишься и найдешь обратную дорогу? – подозрительно прищурилась Рей. – Рей! – возмущенно воскликнула девушка, красноречиво взглянув на видневшийся на горе и укрытый деревьями храм. Оставшись одна, Усаги расплела оданго, и ее пшеничные волосы заструились по плечам. Она запела очень красивую и грустную песню о девушке, влюбившейся в колдуна, и погибшей от руки его врага. Наконец, скинув кимоно, хакама – ярко-красные штаны и гэта – деревянную и не слишком удобную обувь, она с наслаждением нырнула в нагретое солнцем озеро. Когда же девушка вынырнула из воды, то тут же вскрикнула и обняла себя руками – на ее кимоно сидел красивый юноша с серебристо-платиновыми волосами и удивительными аметистовыми глазами и не сводил с нее взгляда. – Господин? – робко обратилась Усаги, не понимая, чего ей ожидать от незнакомца. Юноша встал, взял в руки кимоно и хакама девушки, подошел к воде, протянул их ей и закрыл глаза. Осторожно выбираясь из воды, прикрывая свое обнаженное тело длинными волосами, Усаги подошла к нему и забрала из его рук протянутую одежду. Пока мико облачалась в свои одежды, она не сводила глаз с юноши, но его веки оставались закрытыми, и он не пытался за ней подглядывать. – Господин, – на этот раз Усаги Цукино утвердительно обратилась к незнакомцу, и он открыл глаза. Он молчал, пока она надевала гэта, наконец, словно ответив самому себе на какой-то вопрос, он заговорил с ней. – Твоя песня… Она очень печальная, я давно не слышал, чтобы кто-то ее пел. Кто научил тебя этой песне? – Моя няня, однажды, очень давно, она спела ее мне, и я ее запомнила, – как завороженная, Усаги тонула в глубине его нежных аметистовых глаз, пока он пытался прочитать ее душу. – Ты красиво поешь, мико. Прости, что потревожил твой покой, – юноша вежливо поклонился. – Меня зовут Усаги Цукино, господин, – робко улыбнулась девушка. – А как вас зовут? – Усаги, – повторил ее имя незнакомец, словно смакуя. – Зови меня Алмазом, – решил он. – Я запомню, господин Алмаз, – улыбнулась юная мико. – Ох, простите, господин, мне пора идти! – она поклонилась и побежала в сторону храма, надеясь успеть вернуться до заката. Почти скрывшись за деревьями, она все-таки на секунду остановилась и обернулась. – Я рада знакомству, господин Алмаз. И если мы снова увидимся, то тоже буду рада, – крикнула она, и ее щеки покрылись румянцем. – Я запомню, – крикнул Алмаз, но этого она уже не услышала. * * * Дни текли своим чередом. Мико больше не ходила к озеру, цветки сакуры, как и зеленая листва, облетели с деревьев. Приближалась зима, и природа готовилась встречать свою холодную владычицу. Усаги все больше времени проводила в храме, изредка выходя во двор, не задерживаясь там из-за холодных ветров, налетавших со всех сторон на храмовые стены. Рей Хино, самой старшей из пяти подруг-мико, исполнилось восемнадцать лет, и родители забрали ее из храма. Усаги старалась не плакать, когда они прощались («Не плачь, Усаги, я же не умираю! Я всего лишь выхожу замуж»). Рей повезло, что она познакомилась и подружилась с будущим женихом еще в детстве, поэтому она оставалась спокойной. Остальные подруги отреагировали на ее отъезд не так бурно, как Усаги Цукино, но общества Рей не хватало им всем. Усаги, думая о том, что все ее подруги в течение оставшегося года скорее всего покинут храм, возвращалась мыслями к юноше с удивительными аметистовыми глазами, которого она повстречала на берегу озера в жаркий летний день. – Усаги, – Минако, загоревшаяся какой-то идеей, взяла задумчивую подругу за руку и повела в главное святилище храма. Здесь мико бывали нечасто, и еще реже без общества кого-то из монахов. – Минако? – девушка не совсем понимала, что хочет от нее подруга. – Ты же знаешь, кому посвящен храм? – хитро улыбнулась Айно. – Конечно! Первые монахи посвятили его Рюдзину, богу-дракону, чтобы молить его о мире и благоденствии, – заученно ответила Цукино. – А ты знала, что Рюдзина можно попросить о взаимной и счастливой любви? – Откуда ты знаешь? – ахнула девушка. – Я… вычитала это в одном из трактатов «Записи о вознесении в Край Вечной Радости», но это не часть трактата, а приписка другим почерком какого-то неизвестного монаха, – судя по тому, как густо покраснела Минако Айно, она едва не попалась, когда стащила для чтения этот трактат, но вовремя успела его вернуть. – Хорошо. Научи меня этой молитве, – решилась Усаги. «Рюдзин, я не знаю, что меня ждет, но я верю, что ты сможешь ответить на мою молитву. Я буду приходить и молиться тебе, так часто, как только смогу». Чем ближе подходило время ее совершеннолетия, тем тревожнее становилось Усаги Цукино из-за ее все еще туманного будущего. Некогда пятерка мико осталась троицей – Ами Мидзуно покинула храм почти сразу после Рей Хино, и вскоре храм должна была покинуть Макото Кино и Минако Айно. Усаги – самая младшая из пятерки – покинет храм последней из них. «Полюблю ли я этого Мамору Чиба? А как же господин Алмаз?», – сердце девушки болезненно сжалось. «Родители все решили за меня, как мне противостоять их воле, если жених не придется мне по сердцу? Если бы Мамору Чиба обликом походил на господина Алмаза…» Мысли девушки путались во время молитвы богу-дракону Рюдзину, отчего она смущенно и тихо извинялась за сумбур во время молитвы. Незримый, Алмаз наблюдал за молящейся мико. Когда она завершила свою молитву, исчез и он. Суровой зиме на смену пришла весна. Жаворонки, гонцы весны, встречали свою вечно юную и цветущую госпожу. Усаги, проводившая Макото, едва начинал таять снег, провожала на сей раз Минако. Она сплела ей венок из ромашек и в очередной раз не могла сдержать слез. На этот раз Минако плакала, расставаясь со своей подругой, так же сильно, как и она. – Будь счастлива, Усаги! Я верю, что господин Рюдзин услышал твои молитвы, – Минако крепко обняла подругу. – Спасибо, Минако! И ты тоже будь счастлива, пожалуйста! И если увидишь девочек, передавай им от меня большой привет! Дни становились теплее, а от обилия цветов глаза разбегались. Каждый цветок обласкан и любим красавицей-весной, каждая птица и каждый зверь. Поцелованная весной, природа отвечала ей взаимностью. Усаги пришло письмо от родителей. До ее дня рождения оставался месяц, они беспокоились о ее здоровье, пообещали сообщить важную новость, когда приедут в день ее рождения за ней, и попросили написать ответ так быстро, как это возможно – посланник оставался в храме на два дня, а потом должен был вернуться. Усаги предупредила мико по имени Нару, с которой они хорошо общались, что сходит к озеру и вернется. Нару предложила свою компанию, но Усаги Цукино мягко настояла на том, что погуляет в одиночестве. Мико сидела на берегу, распустив волосы. Скинув гэта, она погрузила аккуратные ступни в прохладную воду. – О чем ты грустишь, Усаги? – Алмаз подошел и сел рядом с ней так тихо и незаметно, что она невольно вздрогнула. – Господин Алмаз, – она робко взглянула на его профиль. – Все хорошо, – словно тучка ушла с ее лица, и появившаяся улыбка осветила ее лицо как солнце. – Просто Алмаз, мико, – он взял ее левую руку своей правой рукой. Усаги смутилась, но руку не выдернула, прикосновение наполняло ее неизвестными ей ранее чувствами: нежностью и трепетом от прикосновения к мужчине. – Мои подруги разъехались. Я думаю, все они уже замужем… Помолчали. Слабый ветерок пролетел над ними и запутался в ветвях сакуры. – Твои глаза как море на рассвете, – и снова, как и в первую их встречу, они не могли отвести друг от друга взгляда. – Усаги? – Алмаз? – в волнении девушка даже задержала дыхание. – Ты можешь изменить свою судьбу, но этот шанс дается лишь однажды… В час нужды, если ты решишься, позови меня, и я приду к тебе на помощь. Но тогда ты станешь моей нареченной, и другого жениха у тебя уже не будет. Усаги ахнула, когда его губы скользнули по ее губам, но все равно не отпрянула, отдаваясь бесконечной нежности. – Если ты скажешь вслух: «Рюдзин, возлюбленный мой, забери меня!», я тотчас же приду к тебе. – Господин Рюдзин? – удивлению мико не было предела. – Я думала, что вы Алмаз? – Это одно из моих имен, – мягко улыбнулся юноша. Отпустив руку Усаги, он встал, и его кожа начала покрываться красивой чешуей. Руки превратились в крылья, несколько секунд, и на месте прекрасного юноши оказался большой и красивый серебристый бог-дракон. Взмахнув крыльями, он поднялся ввысь и исчез в голубом небе. * * * В день восемнадцатилетия Усаги облачилась в кимоно, подобное тому, что носили при дворе знатные дамы, но с тем отличием, что ее кимоно предназначалось для помолвки. Служанки ее матери проворно расчесали волосы Усаги и собрали в сложную и красивую прическу, так непохожую на оданго. На губы и глаза ей кисточками нанесли легкий макияж. – Мама? – у Усаги не осталось сомнений в том, что ее готовят к помолвке и свадьбе, но ей так не хотелось верить в то, что это случится так быстро. Это и была та важная новость, о которой родители намекали в своем письме. – Жених ждет тебя, Усаги, – мама ласково провела по щеке бывшей мико. Когда красиво украшенная повозка покидала храмовый двор, Усаги Цукино бросила последний взгляд на ставший родным домом храм, на мико, которые остались в храме, и даже постаралась увидеть сакуру на берегу озера Асиноко, но дерево оставалось скрытым от глаз, зато гладь озера блистала солнечным светом. Тревога свинцом разливалась в груди. Она думала, что ее ждет, она боялась жениха, свадьбы, неизвестности. Увидит ли она своих подруг? Смогут ли они снова общаться, как раньше, когда они были беззаботными мико? Первый свадебный день проходил в доме родителей Усаги Цукино. Жених с минуты на минуты должен был появиться вместе со своими родителями. Красивая, но бледная, Усаги боялась пошевелиться. Если бы могла, она слилась бы со стеной, но вместе с волнением она испытывала любопытство. На улице заржали кони, и показалась повозка. Девушка приложила все силы к тому, чтобы не сбежать, заставляя себя выйти к гостям вместе с родителями. Кланяясь родителям жениха, Усаги встретилась взглядом с Мамору Чиба. Он показался ей красивым и сдержанным, но не слишком произвел на нее впечатление. На его лице не отразилось ни единой эмоции, когда он смотрел на нее. Синие холодные глаза глядели почтительно, но равнодушно. Пряди черных волос, на секунду скрывших глаза, он откинул со лба. Пока родители говорили друг с другом о делах и о том, чтобы все шло, согласно традиции, жениха и невесту посадили рядом. Усаги молчала, теребя краешек кимоно, и из-за этого мать бросила на нее грозный взгляд. Начав разговор о погоде, Усаги поняла, что ей придется одной вести светские беседы. Мамору отвечал четко и по делу, изредка сам предлагал какие-то темы. Первый день свадьбы прошел тоскливо, но ничего страшного из того, чего боялась девушка, не произошло. По лицу Мамору она не могла прочесть ни единой эмоции, приятно ли ему ее общество и она сама, или нет. Утром жених отбыл в свой дом. Ночь он провел в доме невесты, в отличие от родителей, которые покинули дом до захода солнца, но спал он в отдельной комнате. На следующий день Мамору прислал в подарок своей невесте красивый браслет в виде серебристого дракона, украшенного сапфирами, аметистами и алмазами. Не обделил он и родителей, и других родственников невесты, прислав подарки и угощения. Усаги даже не поинтересовалась, что получили ее родные, все ее мысли занимал браслет в виде дракона. Не ведая об этом, Мамору Чиба подарил ей то, что напомнило ей об Алмазе-Рюдзине. Она думала о его словах, о том, что он дал шанс изменить свою судьбу. «Осмелюсь ли я? А что будет с моими родителями, если я откажусь от жениха? Родители жениха страшно оскорбятся…» На третий, заключительный день свадьбы Мамору приехал не только с родителями, но и с другой родней. Родители Усаги постарались на славу: слуги накрыли самый роскошный стол, который никогда до этого так не накрывали. Но, как и в первый, и во второй день девушке кусок в горло не лез. Слишком бледное лицо Усаги Цукино служанки оживили едва заметными румянами, чтобы это выглядело естественно, но сомнения и страхи во взгляде ничем скрыть не оказалось бы возможным. Когда жениха и невесту оставили в комнате наедине, рядом с брачным ложем Усаги увидела несколько белых и красных лепешек. Стоит только Мамору и Усаги их съесть, как они окажутся окончательно и бесповоротно женаты, и Мамору станет ее первым и единственным мужчиной. Которого она даже не любит. Сердце снова тоскливо заныло при мысли об Алмазе. Она до сих пор не звала его, потому что когда она узнала, что ее возлюбленный никто иной, как сам бог-дракон Рюдзин, которому она так истово молилась, она испугалась. Почему ее, простую девушку, полюбило божество? И пусть жизнь с земным женихом неизведанна, но ее предугадать легче. Плыть по течению легче, подчиниться воле родителей легче. Подчиниться… мужу? Какая жизнь ее ждала бы с богом-драконом? – Как только мы съедим лепешки, ты станешь моей женой. Я надеюсь, что в эту ночь ты забеременеешь моим сыном, – тон Мамору оставался таким же равнодушным, каким был в день их знакомства. – Нет! – после слов Мамору Усаги накрыла волна негодования, и непокорность смело подняла свою голову. – Ты не любишь меня, я не люблю тебя, так и зачем это все? Усаги схватила лепешки и хотела вышвырнуть их в окно, но Мамору больно схватил ее за руку, разжал, и лепешки упали на пол. Глаза Мамору потемнели от гнева, и его облик стал меняться. – О́ни*! – закричала девушка, в ужасе глядя на демонического жениха. – Рюдзин, возлюбленный мой, забери меня! – промолвила Усаги, прежде чем потеряла сознание от пережитых потрясений. * * * Усаги Цукино очнулась в подводном прекрасном дворце. Вокруг нее носились прекрасные и неизвестные ей морские создания, которые исчезли в ту же секунду, когда она оказалась в кольце нежных мужских рук. – Нареченная моя, ты все-таки позвала меня, – губы Алмаза-Рюдзина решительно накрыли ее, и она ответила на его поцелуй со всей страстью, нежностью и любовью, на которую оказалась способна. – Я люблю тебя, Алмаз, – произнесла Усаги, когда на краткий миг их губы разомкнулись. – Я тоже люблю тебя, Усаги. Связав себя узами брака со мной, теперь ты стала моей морской богиней. Разделишь ли ты нашу вечность со мной? – Да. Всю вечность. Все вечности. Все время и все безвременье, любимый… Кто грядет за пургой Из обители молний, Тот единственный мог бы проникнуть за край. Так гряди из-за гор, Из-за гневного моря, И у этого мира ее забирай.(с)