Upright End Unlocked

Я просыпаюсь с резким вдохом. Отрывки тревожного сна стремительно отступают на задворки сознания, пока я открываю веки. Ко мне возвращаются звуки, и сладкая нега тот час растекается по телу: слышу, как дождь крупными каплями барабанит по крыше. В такой ливень жизнь в Везувии замирает. Добрый человек и носу не сунет на улицу — до обеда посетителей в лавке можно не ждать. Безмолвное ликование сменяется игривым мурлыканьем, когда я поворачиваю голову. Джулиан шумно сопит в блаженной дрёме. Его лицо расслабленно, разомкнутые губы подрагивают, выпуская струю горячего воздуха. Одеяло свалялось внизу, меж свободно раскинутых ног, лишь его край прикрывает бледные мужские бёдра. И всё же даже в это дождливое утро обнаженное тело излучает тепло. Его чувствует и Порша с другой стороны кровати. Зябко поёжившись, она прижимается к брату и утыкается носом ему в плечо. Рыжая копна полностью скрывает очаровательное лицо, и я тянусь осторожно убрать пряди со щеки. Попутно пробегаюсь кончиками пальцев по широкой груди Джулиана, шевеля тонкие волоски. Мои движения не остаются незамеченными: смуглая рука Азры крепко обхватывает мою талию, я оказываюсь в плену его объятий. Можно не глядя сказать, какое у него сейчас выражение лица: с лисьей полуулыбкой он наблюдает за мной из-под опущенных ресниц. Пока ранний час держит его на границе сна и пробуждения, я, суетливо перевернувшись на другой бок и прильнув, целую уголок белоснежной брови, затем щеку. — Дождь. Это ни вопрос, ни утверждение. Азра даже не размыкает губ, но его спокойный голос звучит в моей голове. Ответ я шепчу на ухо, едва касаясь его кончиком носа: — Наш доктор замёрз. Тихий смешок — вот чего стоит моя очевидная ложь. На несколько секунд ладонь Азры плотно вжимается в мой бок, а затем неохотно отпускает, позволяя мне выскользнуть из постели. В кресле в углу комнаты свернулась Фауст. Мне хочется ее приласкать, но жалко будить. У самой двери я бросаю взгляд на кровать. Джулиан продолжает мирно посапывать, пока Азра обнимает его за пояс, а Порша — за руку. Я закусываю губу: какая идиллия… Вчера в таверне мы наблюдали, как «Золотой Гусь» превращает доктора в трубадура, танцора, самопровозглашенного героя-любовника, а затем — прямиком в спящую красавицу. Сложно сказать, кому от этого было досаднее: мне, которой Джулиан после трёх кружек обещал лучшую ночь в жизни, Азре, которому Джулиан после четырёх кружек обещал лучшую ночь в жизни, или Порше, которой пришлось тащить вусмерть пьяного брата до дома. Неслучившаяся ночь любви повисла в воздухе незакрытым гештальтом — вот что занимает мои мысли, пока я умываюсь в сумрачной кухоньке на первом этаже. Старательно игнорируя сваленную на столе грязную посуду, я подхожу к зеркалу. В полутьме видны лишь очертания. Я приглаживаю взъерошенные волосы, оправляю мятую рубаху, провожу по бокам, по рёбрам… Задумчиво склонив голову, собираю вместе и приподнимаю груди, смотрю на себя в профиль. Чуть втягиваю живот, изгибаюсь… и замираю в секунду, когда слышу приглушённое хихикание со стороны лестницы. — Прости-прости, я не хотела подглядывать! Мне показалось, или стало светлее? Порша встаёт со ступеньки, бесшумно подплывает ко мне и обхватывает со спины. Я не скрываю улыбки и по-детски передразниваю. — А вот и хотела! — Тепло разливается по моей пояснице, я накрываю ладони девушки своими и получаю нежный чмок в шею. — Разбудила тебя? Порша качает головой, щекоча меня своим дыханием. — Нет, ты же знаешь: я рано встаю. Ласковые руки опускаются на мои бёдра и начинают их медленно поглаживать. Я боюсь пошевелиться и испортить момент. — Да Илья ещё «услужил»: стал ворочаться и двинул меня локтем! И бровью не повёл! Так и дрыхнет, засранец!.. Я давлюсь смехом, пока Порша сжимает меня, закипая от возмущения. —…В следующий раз оставлю этого пьянчугу в Буйном вороне, бесстыжей мордой в стол. И не буду надрываться. Джулиан всегда был головной болью для сестры, но обычно, когда она ворчит на него, в ее голосе нет ни капли злобы. Однако сейчас слышны нотки обиды. Я поворачиваюсь и обнимаю Поршу за плечи. За окном зачинается заря. Робкие лучи солнца пробиваются сквозь тучи и проникают в дом, освещая мое любимое веснушчатое лицо. Надутые губы, маленький острый носик, розовая полоска на щеке — след подушки… и потускневшие глаза. — Тебя это сильно задело? Она закусывает губу и покрывается легким румянцем. Хм? Что это значит? — Я думала… Я надеялась, что мы пропустим по кружке-другой и… ну, ты знаешь… — глаза Порши принимают озорное выражение, наступает мой черёд краснеть. —…немного повеселимся. Чтобы спрятать внезапное смущение, приходится отшучиваться: — Джулиан вчера точно повеселился. Порша фыркает. — Как минимум, повеселил публику. Это у него хорошо получается. Только пока мы толкали его тушу до кровати, настроение ушло. Да и уснули все как-то быстро… Её ночнушка сползла на бок и оголила покрытое веснушками плечо. Хищно уставившись на него, я теряю мысль. И, кажется, отвечаю невпопад, потому что возникшая пауза затягивается. — Что ты сказала? — наконец оживший голос выдергивает меня из транса. — Говорю, — я повторяю последнюю фразу, на этот раз осмысленно, — теперь наша очередь веселиться. Поднявшись наверх, я останавливаюсь у входа в спальню и оправляю рубаху. Тут же ловлю себя на том, что от не сходящей с лица улыбки начинает сводить скулы. Прежде, чем пойти освежиться, Порша сманила меня на пару поцелуев, и теперь моё сердце колотится в предвкушении продолжения. Я переступаю порог. Вид по-прежнему спящего без задних ног Джулиана… несколько охлаждает мой пыл. Почему-то я была уверена, что все в этом доме разделяют моё возбуждение. Перевожу взгляд на Азру. Оу, может, не все, но хотя бы большинство? Подперев ладонью голову, он лежит на боку в тонкой домашней накидке с ярким цветочным орнаментом. Его указательный палец вырисовывает незримые узоры на груди доктора, а ясные лиловые глаза устремлены прямо на меня… Кажется, ещё секунду назад мысли мастера были заняты чем-то другим, потому что легкое смятение сменяет неподдельный интерес, затем — хитрая ухмылка. Я невольно касаюсь своих губ: они горят, как на воре шапка. Ох, ну конечно. Конечно, он знает, чем мы занимались внизу. Чтобы читать мои мысли, ему не нужна никакая магия. Я делаю шаг к кровати, и мое внимание привлекает тихое шуршание. Из груды скомканных одеял появляется змеиная голова, юрко ныряет обратно, и в следующее мгновение Фауст шарфом обвивает шею хозяина. Только сейчас я замечаю, что кресло в углу комнаты опустело. Маг проводит по гладкой коже фамильяра и, заговорщически сощурившись, нашептывает ей пару фраз. Фауст в восторге: с энергичным «Жамк!» она изворачивается, потешно шлёпается на постель и заползает на Джулиана. Ее язычок высовывается наружу, пробуя воздух, алые глаза внимательно наблюдают. Я тихо сажусь на край постели и переглядываюсь с мастером: тот явно ждёт шоу. Словно по чьему-то велению, я протягиваю руку и царапаю голую стопу Джулиана. Дёрнувшись, тот моментально распахивает глаза и, увидев нависающую над лицом змею, с остервенением начинает метаться из стороны в сторону, сминая постель. — Ааа! А!.. Что?! Азра ловко уворачивается от его руки, а я получаю пинок пяткой в бедро. Заслуженно, но все равно неприятно. Моё глухое «Уй!..» прекращает инстинктивную борьбу. Хлопая ресницами и тяжело дыша, доктор переводит растерянный взгляд с меня на Фауст, с Фауст на хохочущего до слёз любовника. Вслед за шоком наступает узнавание и сразу после — бешенство. — Вот вы черти!.. — Вссставать! — с ехидным шипением змея стремительно скользит вниз и обвивается кольцами вокруг худой ноги. Джулиан покрывается мурашками и стискивает зубы. Наконец я избавляю его от мучений: осторожно снимаю Фауст и отношу обратно в кресло. За спиной слышу шлёпок, громкое «А-яй!» голосом Азры и последующий искренний смех, а когда оборачиваюсь, вижу мастера уже вжатым в подушку. Широкая спина Джулиана напряжена, кажется, он вот-вот задымится. — Так-так, вы что это, начали без меня? Вместе с Поршей в спальню врывается лето. Все отвлекаются на её лукавую улыбку и любопытный взгляд, устремлённый на брата. Жажда отмщения у того сразу отступает на второй план. Он слезает с Азры и, понурый и растрёпанный, шлёпает босиком к сестре. Заключив её в медвежьи объятия, прижимает рыжую голову к груди и, запинаясь, тараторит: — Паша, прости. Прости, прости, прости. Кажется, я вчера перебрал. Некоторые… из моторных функций отказали. Пришлось передать тебе штурвал… — внезапно он кивает на меня, глядя с осуждением. — А вы двое могли бы и помочь! Что-то не припомню ничего, кроме вашего воркования и гогота по дороге домой. Я кошусь на Азру: приподнявшись на локтях, тот выразительно вскидывает бровь, будто спрашивая: «Я похож на того, кто разносит пьяниц по домам?» Немедленно копирую его мимику, чем вызываю смех Порши. — Ну, тут сила нужна. А из всех присутствующих… Ей не нужно заканчивать мысль, мы втроём понимающие киваем. Эта девушка целую повозку поднимет. Может, даже вместе с упряжкой, если понадобится. Обычно нежная и внимательная, иногда на пике наслаждения она так стискивает мою голову ляжками, что у меня звенит в ушах… — Ты уже можешь меня отпустить, Илюшка. Все в порядке. И ты бы надел… хоть что-нибудь. Джулиан заливается краской и отпрыгивает от сестры. Торопливо осматривается, стряхивает кудрявую челку на правую половину лица, прикрывая багровую склеру, рассеянно хватает брюки и спешит к прикроватной тумбе, где лежит его глазная повязка. Я медленно подхожу к нему и, прижавшись подбородком к плечу, мягко забираю и откладываю одежду. — Ммм, это не понадобится. Легко кусаю его кожу — он вздрагивает, повязка падает на пол, а уши становятся пунцовыми. — Ч… что?.. Порша запрыгивает к Азре и сразу оказывается в его объятиях. Я слышу её кокетливое «мяу» и его ласковое «доброе утро, Паша» прежде, чем они поцелуются. Поглаживая Джулиана по животу, я тянусь губами к мочке его уха. Полуприкрытые глаза, тихий стон — я не столько вижу, сколько чувствую, как накрывающая его похоть вымывает остальные мысли из головы. Стресс пробуждения уходит, спина расслабляется, он забывает обиду на своих любовников и вину перед сестрой. Стараясь его раззадорить, я шепчу, опаляя кожу дыханием: — Ты нам, помнится, кое-что обещал… Причмокнув, Азра отрывается от губ девушки и подхватывает: — Да-да, что-то про лучшую ночь… или, может быть, утро. Его глаза блестят. Порша по-кошачьи выгибается, кладёт ладони магу на грудь, чуть сжимает и подыгрывает нам обоим: — Определенно, утро! Джулиан скалится: — Туше. Развернувшись, он обхватывает меня и жадно припадает к губам. ...Токсичный шлейф перегара проникает из его легких в мой рот, с тяжелым «Уф...» я отстраняюсь. — Оу... п... прости, — смущенный, мужчина неловко пятится назад, отводя взгляд. В ту же секунду похмелье, видимо, обрушивается штормовой волной: он со вздохом оседает на постель и принимается массировать виски. Меня одолевает смесь жалости и раздражения. Повисает пауза. Азра реагирует первым. Поцеловав встревоженную Поршу в щеку, он отпускает её, перебирается на середину кровати и плавно укладывает доктора на свои колени. — Дай я помогу, — тонкие бронзовые пальцы накрывают бледный лоб. — Сколько раз повторять? Ты больше не можешь пить так, словно бессмертен. Джулиан морщит нос, но тут же выдаёт с присущей ему театральной интонацией: — От старых привычек не так-то просто избавиться, хех. Мы с Поршей одновременно закатываем глаза, Азра цыкает: — Помолчи, Илья. Послушно замолкнув, Джулиан спокойно отдаётся в заботливые руки. Ощущение, будто оба прекрасно знают, что сейчас произойдёт. В отличие от меня. Я подхожу ближе и с удивлением замечаю робкое свечение на кончиках пальцев учителя. Порша с любопытством заглядывает ему через плечо и берёт меня за запястье. Постепенно доктор оживает. Вот он уже, сияющий, свежий и бодрый, смотрит на безмятежное лицо Азры, горячо целует его живот в качестве благодарности. — Тебе бы в лекари! Мастер пожимает плечами, затем перехватывает мой вопросительный взгляд и отвечает Джулиану, глядя на меня с загадочной усмешкой. — Это всего лишь трюк. Тем более, я оживляю только самых дорогих мне людей. Порша тихо шмыгает, явно растрогавшись, и я приберегаю колкую остроту до лучших времён. — Раз уж все снова в строю...