Пронзительный свист чайника был слышен в каждом углу маленькой однокомнатной квартиры на окраине Свердловска*. Этот звук ужасно раздражал, но Лена Соколова, тридцатилетняя замужняя женщина, не обращала на него особого внимания. Уставшая после изнурительной работы на швейной фабрике Соколова медленно подошла к чайнику, сняла его с плиты и налила кипяток в заранее приготовленную чашку.
Использованный пакетик чая женщина решила не выбрасывать, поняв, что в противном случае мужу не достанется. Сахар она решила вообще не добавлять — его оставалось совсем немного на дне красивой сахарницы с нарисованными цветами. Это был подарок матери Анатолия на день пятилетней годовщины свадьбы её сына. Светлана Ивановна была единственным человеком, не считая Толика, кого Лена считала своей семьёй. В первое время после свадьбы она вообще заменяла своей невестке мать, ведь мама Лены умерла, когда девочке едва исполнилось двенадцать лет, а отец спился. Соколова не знает, где он сейчас, да и не пытается искать его.
Взяв кружку с чаем, Лена пошла в спальню, где стоял её письменный стол. Он еле-еле вместился в эту маленькую комнатушку, но Толик из-за своей жены настоял на его покупке. Дело в том, что Соколова с детства мечтала стать писателем. Она родилась в 1951 году в Варшаве, когда её родители временно проживали там у Алисии Петровны, бабушки Лены по маминой линии. Алисия была неимоверно рада появлению внучки и начала прививать ей любовь к чтению и литературе в целом с самого детства. Начитавшись рассказов и стихотворений Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, Тютчева, Фета и ещё уймы различных писателей и поэтов, маленькая Леночка твёрдо решила, что тоже станет писателем. Во время учёбы в школе уже в Свердловске она пыталась сочинять стихи, которые даже попадали в школьную газету. Бабушка, которой Лена отправляла свои творения по почте, также одобряла старания внучки и давала конструктивную критику, что впоследствии помогло Лене во взрослой жизни.
В 1963 году умерла Алисия Петровна, а через несколько месяцев и мать Лены. Тот год был самым ужасным в жизни девочки. Первые недели она вообще не ходила на учёбу, а уж про писательство не было и речи. Отец из-за смерти жены постепенно начал спиваться, поэтому на девочку он не обращал никакого внимания. Он мог не приходить домой неделями, и Лене приходилось жить самой и становиться самостоятельной в таком раннем возрасте. Вскоре она была вынуждена устроиться на работу в продуктовый магазин, чтобы не умереть от голода. Кое-как закончив школу, совмещённую с работой, девушка сняла маленькую комнатку в общежитии на свои сбережения и пошла работать на швейную фабрику, где работает до сих пор.
Не успела Соколова взять в руки лист бумаги, который всегда оставляла пустым, и карандаш, как хлопнула входная дверь и раздался бодрый голос:
— Дорогая, я дома!
Но Лена даже не шелохнулась. Анатолий заглянул в комнату и, усмехнувшись, поцеловал жену в макушку.
— Опять сидишь? Тебе точно не нужна помощь?
— Толь, вот скажи, — обернулась Соколова, — ну вот как, как ты можешь мне помочь? Ты хочешь придумать за меня идею стихотворения? Или, может быть, тему? Нет, я знаю, основную мысль!
Мужчина не особо понимал, чем отличаются эти три понятия, поэтому промолчал и виновато опустил взгляд.
— Ладно, не сердись, я просто устала, — Лена встала и поцеловала его в щёку. — Я на кухне оставила пакетик чая, использовала его, правда, но он один остался. И сахара там на дне, тоже бери.
— Спасибо, пока не хочу.
— Ты когда ел-то последний раз?
— Иван сегодня на работу принёс кучу бутербродов с копчёной колбасой, представляешь, им с женой перепало. А остальных сегодня в центр увезли, нас всего пятеро осталось. Ну он и поделился. — улыбнулся Соколов.
Они познакомились на всё той же швейной фабрике. Оба были обычными работниками, и обоим было по восемнадцать лет. Лена считала Толика своим коллегой и другом, а вот ему она сразу понравилась, да так, что он только о ней и думал. Другие работницы фабрики завидовали Ленке, что за ней ухаживает любимчик всех девушек на предприятии, и осуждали за то, что она не принимает его всерьёз. Ей он тоже нравился, даже очень, просто она боялась, что, узнав о её семье, увлечениях и положении вообще, он оставит её одну. Но кольцо, которое Толик купил на свои последние деньги и подарил его на двадцатилетие своей любимой девушки, как обручальное, стало последней каплей и развеяло все сомнения. Хоть она и сказала ему «да», идти под венец они не спешили. Официально мужем и женой они стали только через пять лет. Тогда же Соколову предложили работу на одном из филиалов самого крупного завода Свердловска, где платили немного больше, от чего он не смог отказаться. Да и его жену это очень порадовало: всё-таки, семейный бюджет нужно расширять. По итогу, денег немного прибавилось, и работали они только до шести часов вечера.
Весь вечер до полуночи Лена сидела над чистым листком бумаги. В качестве черновика она использовала тоненькую тетрадку, которая была почти полностью исписана. Уже второй месяц Соколова пытается написать хоть что-то, хоть строчку или четверостишие. Но увы, лист бумаги все также оставался белым как снег. Анатолий, лёжа на кровати и читая Булгакова, не мог сосредоточиться на сюжете, потому что каждый раз он видел перед собой свою любимую жену, которая то и дело вздыхала от безысходности, подперев голову руками. Ему очень не нравилось видеть Лену такой потерянной, поэтому он решил взять инициативу в свои руки:
— Милая, я тут подумал, может, ты встретишь меня завтра после работы, и мы сходим прогуляться? Так давно с тобой никуда не выбирались!..
— Завтра суббота, какая работа? — не оборачиваясь, разрушила весь задуманный план Лена.
— Так… эээ… меня попросили прийти с Иваном и Петровичем, чтобы помочь что-то там разгрузить. Сам очень возмущён, да, что они забирают меня в мой выходной, но что поделаешь, работа есть работа! Но обещали доплатить за это, — начал сочинять Толик после минутной паузы, мысленно ругая себя за то, что не продумал этого с самого начала, и надеясь, что жена ничего не заподозрит.
Но она была так погружена в раздумья, что не заметила никакой запинки, поэтому просто пробурчала: «хорошо, давай». Толик лишь улыбнулся, удивляясь, что Лена так быстро согласилась, а сам начал вспоминать, сколько денег у него в заначке на «черный день».
***
— Так, по пути домой зайдём в магазин, надо чай и сахар купить, — первое, что сказала Лена, встречая своего мужа после «работы».
На это Толик только усмехается — он слишком хорошо знает свою жену, чтобы удивляться.
— Может, мы вообще никуда не пойдём? Зачем это всё? — Лена была в напряжении из-за того, что её оторвали от работы.
— Пойдём.
— Не могу, мне нужно работать, ты же знаешь.
— Вот видишь, ты даже не спрашиваешь куда. Впрочем, сейчас это действительно неважно. Идём, я покажу тебе то, что должно помочь тебе найти вдохновение.
Эти слова всегда действовали на Лену чудодейственно, но в этот раз она даже не посмотрела на мужа, пробурчав что-то вроде «мне уже ничего не поможет». Толик только усмехнулся, взял жену за руку и повел её к Елизаветинскому пруду*, а точнее, на его берег.
— Ну что ж, вот и пришли! — воскликнул Толик спустя 15 минут прогулки в молчании и раздумьях и полез в кусты, словно ища что-то.
— Милый, ты что делаешь? — осторожно спросила Лена, недоуменно смотря на своего мужа, пытающегося пролезть между ветками и листьями.
— Искал сумку, которую здесь оставил, — ответил Толик спустя 2 минуты, повернувшись к Лене с улыбкой и дорожной сумкой в руке, а затем начал доставать из сумки подстилку и расстилать её на берегу. Лена впала в ступор и смогла сказать хоть что-то только тогда, когда на подстилке уже красовались пластиковый контейнер с бутербродами, термос, два стакана и какие-то книги, а рядом стоял довольный мужчина.
— Толь, это что… ты как… зачем?
— Просто я слишком люблю тебя, чтобы смотреть на то, как ты мучаешься над стихотворением. Поэтому я решил, что тебе не помешало бы отвлечься, хотя бы на вечер, проветрить голову, почитать какие-то другие стихотворения. Я надеюсь, что это небольшое свидание вернет тебе вдохновение, вот. А насчёт денег не волнуйся, я же говорил, что нам сегодня премию дадут… — немного смутился Толик.
— А вчера ты говорил, что вам просто доплатят за это, — улыбнулась Лена и подошла к мужу, стряхивая с него мелкие листочки после его схватки с кустом. — Тебе не стоило так волноваться, все в порядке, я…
— Нет, не все в порядке! — перебил жену Толик. — Я же вижу, как ты устала. Ты совсем перестала улыбаться, а я не могу этого допустить.
Без лишних слов Лена обняла его и поцеловала, а после прошептала «спасибо». Толик жестом пригласил её сесть на подстилку, а сам обошёл и сел с другой стороны.
— Так, а что за книги ты тут принёс… О Боже, это Анна Ахматова?
— Да, — Толик выглядел довольным. — Я знаю, как ты ее любишь.
Анна Андреевна Ахматова занимала огромное место в жизни Лены. Алисия Петровна никогда ничего не читала маленькой Лене перед сном, считала, что перед сном она должна отдыхать от чтения и книг. Но одним февральским вечером девочке так хотелось что-нибудь услышать от бабушки, что та не выдержала такого напора просьб и прочитала одно стихотворение Ахматовой. Тогда 6-летняя Лена мало что поняла из этого произведения, но тот момент навсегда остался в её сердце и памяти.
— Я знаю очень мало её произведений, — задумчиво произнесла женщина, наливая в стаканы чай из термоса, — ведь никогда ею не интересовалась. Но то стихотворение засело у меня в голове, так жаль, что я его вообще не помню. Но я думаю, что если я его услышу, то сразу узнаю!
Они сидели больше полутора часа, попивая горячий чай со свежими бутербродами и болтая о литературе, об истории, о жизни. На этот час каждый забыл о своих проблемах, а Толику было приятно видеть, как его жена светится от счастья.
— Кстати, если мы говорим об Ахматовой, — мужчина взял книгу сборник стихотворений поэтессы и пролистнул страницы, — расскажу тебе одну историю. Перед тем, как сделать тебе предложение, я наткнулся на одно её стихотворение. Как я узнавал, там описывается её тоска по семейному очагу, так как тогда у неё уже были напряжённые отношения со своим мужем. Тогда это стихотворение и побудило меня сделать тебе предложение, и я дал себе обещание, что ты никогда не напишешь стихотворение с такой же темой. Если ты не против, я хочу зачитать его тебе.
Толик прочистил горло и…
Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.
Она замерла, прижав руки ко рту, не в силах пошевелиться.
Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.
В её глазах можно рассмотреть огромный спектр эмоций.
Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озерной лесопильни.
Слеза с женского лица падает на юбку.
Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.
Толик закончил читать и, подняв глаза на свою жену, перепугался: почему у неё такие прекрасные глаза, полные слёз?
— Это то стихотворение, которое читала мне тогда бабушка! — оказалось, что это были слёзы счастья. — Она мне ещё такую фразу сказала: «Она хотела прежней жизни, милая, но понимала, что её желания он не разделяет. Так и в жизни: иногда они для нас есть, но нас для них уже нет». Прекрасная фраза!..
Тут её осенило: она быстро достала блокнот и ручку, которые всегда носила с собой на случай, если придёт вдохновение. Этот случай настал.
Не успел Толик, придя домой, закрыть за собой дверь квартиры, как Лена повернулась к нему и, смеясь, произнесла:
— У нас всё ещё нет чая.
***
догорел свет последней свечи,
а я всё сижу, замерев.
в объятьях бессонной ночи
внезапно теряю ответ:
как научиться жить с людьми?
как страх свой побороть?
и снова на столе жасмин,
благоухая, всё ж растёт.
быть может, заслужила эту месть,
и не имею я авторитет,
ведь они для меня есть —
но меня для них уж нет.
