Зачем

      Зачем?       Этот вопрос крутится в голове Змея, не останавливаясь. Зачем он это сделал? Зачем полез в чужое дерьмо? Не воняло же.       Теперь пожимает плоды собственной дурости. Лежит на койке которую неделю и сунуться никуда не может. Долго, слишком долго длятся его каникулы.       И чего ради? Зачем он полез прикрывать Чэна? Знал, что это решение выйдет боком себе и своим интересам. Знал и всё равно полез. Коверкать информацию, смазывать сведения.       Молодец, Змей. Умён. Огрёб и всё, что ты теперь можешь, это лежать и жаловаться.       А у Чэна всё хорошо. Чэн, как всегда, всё держит в своих крепких руках. Чэн защищён. Бронированный сукин сын. Он справился с этой проблемой, как делал это всегда.       А он что? Змей...а поступил как полный кретин. Таких самопальных решений он не принимал, пожалуй, со школьной скамьи. Да даже тогда подобную хрень было стыдно оправдывать юношеской дуростью. А теперь? Теперь что?       Змей знает, что. И до последнего не хочет себе в этом признаваться. А ему...тем более.       - Зачем?       На этот раз вслух, а не мысленно. На этот раз Чэн, а не он сам. Главный вопрос.       Когда Ли просыпается среди ночи из-за ноющей спины, Хэ уже в палате. Сидит рядом с кроватью, на стуле. Подпирает рукой подбородок и смотрит. С прищуром, словно перед ним не Змей, а кто-то очень на него похожий. Словно видит впервые и в серых глазах дрейфует айсберг любопытства. Живого интереса.       Шэ Ли удивлён. Моргает сонно, хмурится. Чэн не появлялся здесь все эти недели. Змей помнит, что его непрошибаемое лицо мелькало тогда...когда его только привезли. И Ли даже казалось, что не такое это лицо непрошибаемое, и что на него выползли беспокойство, злость, непонимание, да даже любопытство. Но всё это не про Хэ Чэна. Не похоже на него. И Змей списывает всё на глупое затуманенно сознание, которое в тот момент едва держалась на плаву.       - И тебя с добрым утром. Точнее ночью, - Ли приподнимается, подтягивается на подушках. - Чем обязан?       Взгляд Хэ тяжелеет и подушки отчего-то становятся очень неудобным. Змей перебарывает желание поёрзать и вскидывает бровь.       - Я задал тебе вопрос. Не увиливай.       Заметил, значит. Паршиво. Не готов Ли с ним разговаривать - скрипят в мозгу поломанные шестеренки, никак на место встать не могут и диалог строится из рук вон плохо. Прямо, без поворотов и ответвлений. На такой дороге видно всё и Змею это не нравится. Слишком много в его голове того, чего таким как Хэ Чэн знать не стоит. И конкретно Хэ в особенности.       - Зачем...зачем что? Ты конкретизируй.       Стул скрипит, когда Чэн медленно поднимается на ноги. Он подходит ближе, останавливается у самого изголовья, возвышаясь над Змеем каменным изваянием, и давит одним своим присутствием. Увесистая рука ложится на спинку за его головой и Чэн наклоняется, второй рукой упираясь в кровать с другой стороны от Змея. Смотрит в глаза, всё ещё сверху.       - Зачем, рискуя собственной шкурой - а ты ей очень дорожишь, Ли - полез в самую гущу, в пасть к волку, - он наклоняется ниже и голос звучит тише. - Перехватил слитые данные, которые стоили бы мне жизни, и пытался их исковеркать. Чего ради, Шэ Ли?       С козырей пошёл, падла. В лоб сразу, тянуть не стал. Но молчать нельзя. Не здесь и не сейчас, когда Хэ пересекает все попытки к бегству и ясно даёт понять, что без ответа не уйдёт. Только вот Ли ему отвечать не хочет. Сам ещё не разобрался со своей больной головой.       - Твоя смерть мне не выгодна. Слишком удачная фигура.       А взгляд, кажется, становится ещё тяжелее. Что-то прикинув, Чэн кивает задумчиво и отклоняется вбок, опускается ниже и Змей чувствует его дыхание у самого уха.       - Врёшь.       Ли вздрагивает. Кусает губы и тяжело выдыхает, собирая себя по кусочкам. Они оба знают, что, не смотря на плюсы партнёрства с Хэ, убытки от его смерти для Ли восполнимы. Змей и сам однажды пытался убрать эту неподъемную фигуру с доски. А в голове пусто. Ли не может придумать ответа, который не походил бы на жалкое оправдание или, что ещё хуже, побег.       - Я никогда не вру, - что, по сути, является правдой. Аксиома, которую он нарушил. И из-за чего?       Он слышит вдох и цепенеет - губы Чэна касаются шеи. Мягко, нежно и от этого бросает в дрожь.       Хэ Чэн никогда нежным не был.       Под больничную робу пробирается рука, большая и тёплая. Ползёт вверх. Гладит, едва касаясь, и задирает ткань выше, пока губы продолжают неспешно бродить по шее, изредка сменяясь зубами. Лёгкие, едва ощутимые укусы.       - Что ты делаешь?       Хэ отрывается, приподнимает голову, возвращаясь к лицу и взгляд у него пугающе тёмный.       - Жду настоящую причину.       Он шепчет прямо в губы, касаясь их при каждом движении, а потом сползает вниз. Ли чувствует, как проседает кровать под весом ещё одного тела и кидает взгляд на дверь. В любой другой момент он был бы не против, но не сейчас. Такой Чэн его пугает, от него хочется убраться как можно дальше.       - В коридоре охрана.       Ли моргает, возвращая взгляд к Чэну. Он не улыбается. Садится на бёдра, придавливая к кровати намертво. Целует в грудину и ждёт, сверлит испытующим взглядом и будто бы даёт какой-то шанс. Последний.        После сдвигается, проскальзывая по бёдрами и выпрямляется, хмурясь. Бродит взглядом по измятому торсу, невесомо касается пожелтевших синяков, пока ещё не рассосавшихся гематом. Палец замирает над самой яркой - на боку, ближе к тазу, -  мягко поглаживая.       - Зачем?       Снова глаза в глаза. Снова ожидание. И Ли поджимает губы, чувствует досаду и раздражение. Злость на Чэна и на самого себя.       - Я сказал, зачем. Это не выгодно, Хэ.       Тот прикрывает глаза с тихим вздохом, кивает с пониманием и Змея почти отпускает.       Он выдыхает, но Чэн открывает глаза и тело пронзает приступ боли. Тупой и глубокой, пробирающей до самых внутренностей. Хэ вдавливает палец в багровый кровоподтёк и Ли складывает пополам, вырывая из глотки болезненный стон, мало-помалу переходящий в вой. Широкая ладонь закрывает рот, затыкает и укладывает голову обратно на подушку, пока палец проворачивается и давит с новой силой.       Змей дёргается, жмурится от накатывающей боли и кричит в чужую ладонь. Его выгибает дугой, но Чэн держит крепко. Наклоняется, и Змей давится, захлёбываться своим стоном, когда хватка на боку слабеет, а зубы цепляют грудь. Смыкаются на соске и тянут. Сменяются горячим языком, влажными губами, резко контрастируя с прохладным воздухом.       Ли тяжело выдыхает и открывает глаза, глядя в отвратительный белый потолок. Размыкает собственные пальцы, до побелевших костяшек вцепившиеся в закрывающую рот руку. Вздрагивает, когда с бока исчезает давление, когда пальцы сменяются губами. Он чувствуют как скребут по коже зубы и готовиться к новой вспышке.       Но Чэн отстраняется. Убирает руки, успокаивающе гладит по рёбрам. Вновь дарит нежную ласку и целует ключицы, лишь мельком цепляя их зубами.       Фыркнув, Змей упирается локтем в кровать и приподнимается, зарывается пятернёй в тёмные волосы и резко дёргает, впиваясь зубами в плечо. Мелочно, да. Но не лежать же бревном, пока тебя терзают.       Смешок над ухом заставляет сжать зубы сильнее, рвануть, вернуть хоть толику той боли.       Но Чэн терпит. Обхватывает Ли рукой и прижимает к себе вплотную, ёрзает на бёдрах. Давит и отпускает, поглаживает загривок, зарывается в волосы пальцами, пока Змей не отступает.       После отстраняется сам. Цепляет пальцами боксёры и тянет, медленно – не как обычно. Сползает на колени и наклоняется, кусает выпирающую тазовую кость. Аккуратно – если бы это был не Чэн, Ли мог бы даже сказать «играючи» - прихватывает её зубами с разных сторон, заглаживает провинность языком, целует и смещается дальше, ниже, и Ли приподнимается на локтях, наблюдая за этой картиной.       Любопытство, вызванное необычным поведением Хэ, мешается с притаившимся под рёбрами страхом, с застывшим в мышцах напряжением – он ждёт, гадает, когда тот ударит снова. Вздрагивает, когда рука вновь касается болезненного участка, но Чэн не давит. Всего лишь гладит и от этого ожидания становится только хуже.       А Хэ словно не замечает. Оставляет на чувствительной коже поцелуи, упорно обходя внимание пах, и Змею уже хочется выть.       Нельзя, мать его. Нельзя.       Боксёры с него стягивают без особых церемоний и тормозов. Движения Чэна становятся более резкими, нетерпеливыми, более привычными, и Ли решает воспользоваться моментом. Упирается ступнёй в массивное плечо, когда Хэ собирается вернуться в прежнее положение, и предупреждающе щурится.       - Иди к чёрту. Меня даже не выписали ещё.       - Когда тебя это останавливало? – Хэ фыркает и перехватывает ногу за голень – сжимает сильно, до синяков, уже куда больше похожий на себя – и убирает в сторону. – Кроме того, судя по словам врача, ты уже достаточно окреп и в состоянии…отвечать на вопросы.       Змей ошалело моргает и морщится, когда его рывком подтягивают ближе. Тонет в чёрном омуте горящих глаз, чувствует его напряжение через ткань штанов и невольно поражается выдержке.       - Итак? – плавный толчок вперёд, шея вновь под прицелом зубов. – Зачем, Змей?       Дыхание опаляет кожу, приглушённый голос пробирает до основания, и Ли сжимает в пальцах простынь. Новый толчок поднимает упорно сдерживаемое желание, вырывает сиплый стон. Ли чувствует на себе тяжесть огромного тела, эту необъятную гору, в которой хочется раствориться. Забыться. Избавиться от всего дерьма, что свалилось на него за этот месяц.       И всё это будет, без заковырок и подводных камней. Всё будет за один лишь ответ. Одно признание. И краем ещё не утихшего сознания Змей понимает, что эта, казалось бы, незначительная деталь перевернёт многое.       Блять, да кому нужны все эти сложности?!       - Ты тупой? Или слов не понимаешь? – голос дрожит, мешается с рыком, клокочет возбуждением и злостью.       Хэ медлит секунду, после резко сползает вниз, всем телом проезжаясь по стояку, и без промедлений берёт головку в рот.       - Сука-а…       Тягуче-медленно обводит её языком, прихватывает снизу зубами и скользит к кончику, едва касаясь. Отпихивает от своей головы руку Ли и берёт глубже. Втягивает щёки, расслабляет глотку. Змей это чувствует. Каждое движение головы, каждый поворот языка отдаётся в теле сладостной судорогой.       Чэн отстраняется. Берёт до основания, и Змей выгибается.       Чэн сглатывает, и у Змея сносит крышу.       С концами. Без поворотников, без знаков «стоп». Он двигает бёдрами, он хочет больше, но Хэ впивается в них пальцами и прижимает к койке. Смещается, вскользь касается яичек и идёт дальше. А после внезапно отстраняется, приподнимаясь и Ли воет от досады. Но быстро затыкается. Видит Чэна, как он, глядя в глаза, облизывает пальцы. Показательно медленно, издевательски долго.       Ли видит, как капает вязкая слюна, как Хэ вновь опускается и всё так же – глаза в глаза – берёт в рот. Чувствует, как влага холодит анус, как сжимаются под давлением мышцы.       Хэ отвлекает. Возвращает к себе внимание, цепляет зубами крайнюю плоть и заглатывает до основания. Толкается вместе с пальцем. Раз. Другой.       Змей сминает больничную простынь, дышит тяжело, сквозь зубы, сквозь задушенные стоны. Он плывёт. Его ведёт. И границы стираются.       Ли хорошо и он отпускает, он забывает обо всём.        А зря.       Потому что боль приходит резко. Врезается в расслабленное сознание локомотивом, сбивает столку и дезориентирует. Смешивается с наслаждением и подминает под себя. Стон превращается в крик, когда пальцы Хэ сильнее впиваются в длинный порез на боку, бередят рану. Ли дёргается и скулит, тянет блядского Чэна за волосы, но тот лишь сжимает зубы у основания ствола, оставляя небогатый выбор. Змей решает, что евнухом становится не хочет и отпускает патлы, рычит от бессилия.       - Я ж тебя убью…паскуда…       Хэ фыркает. Мычит что-то неразборчиво. Медленно двигает головой и обводит края раны шершавыми подушечками. Давит, цепляет короткими ногтями, вызывая короткие вспышки боли. Ли теряется в этих ощущениях, в хаотично роящихся в голове мыслях и упускает момент, когда лицо Чэна оказывается прямо перед ним. Когда тот целует, кусает его губы и Ли ему отвечает, понимая, что внутри уже не пальцы, а сам Чэн.       Он двигается медленно, с оттяжкой и обманчиво-нежно, не до конца. Дрожит от нетерпения и дышит тяжело, хрипло. Перехватывает потянувшиеся к плечам руки и прижимает к кровати над головой.       - Блять!       Чэн входит до основания – грубо, резко, за раз – и бок вновь пронзает болью от впившихся в него пальцев. Толчок – тиски сжимают сильнее. Толчок – в гематому впиваются короткие ногти.       И Змей уже не сдерживается. Он шипит, он орёт во всю глотку.       Хэ шепчет что-то успокаивающее и Ли хочет ему врезать. Но не может – руки в стальной хватке, ноги не слушаются и ситуация в общем-то патовая. Он не может ничего – лишь остервенело кусать губы да сыпать проклятиями.       Змея утягивает в этот водоворот с головой. И то ли Чэн сжалился, то ли Ли освоился, но боли становится меньше. Руки Хэ сжимают бока жадно, сдавливают рёбра и прижимают ближе. Вплотную. И ещё глубже. Хэ словно хочет растворить в себе, поглотить. Чтобы только его, чтобы больше никто.       И Ли отзывается. Освободившимися руками обвивает за плечи, за шею. Прижимается в ответ. Ногами цепляется за широкую спину и глушит стоны в чужих губах. В шее, что покрывается отметинами. В собственных мыслях, чей хоровод заглушает собой всё, превращаясь в белый шум.       Собственный оргазм оглушает. Звоном стоит в ушах. Отдаёт пульсацией в теле. Выгибает и скручивает, он выворачивает, он топит в горячем и ярком.       Хэ догоняет быстро. Впивается зубами в сгиб шеи, почти рычит. Толчок. Другой. И рык сменяется стоном наслаждения. Не удовлетворения, нет. Но пока этого хватит.       Ли чувствует, как расслабляются под руками сильные мышцы, как обмякает и сползает на бок громоздкое тело. Видит, чувствует, ощущает...но не осознает. Шэ Ли сейчас нет. Перезвоните потом.       В себя он приходит позже. Когда потолок окрашивается в принесенную рассветом синеву, предвещая скорый обход, а над ухом раздаётся сопение.       - Чэн? Ты отрубился что ли? Чэн. Блять... - вздох выходит тяжёлым. Хэ действительно огромен и даже рука - та, что жадно прижимает к себе - кажется сейчас неподъёмной. - Как ты мне дорог... Действительно, сука, дорог.