Китти
Девушка с хмурым выражением лица лениво подписывает квитанцию и шлепает ее на стол перед не менее хмурым мужчиной. Она устало бормочет что-то вроде: «До свидания. Приходите еще», а клиент, даже не удостоив ее сухим кивком, забирает бумажку вместе с коробкой размером с микроволновку и спешит по своим однообразным, даже его самого не интересующим делам. Девушка провожает его усталым, совершенно незаинтересованным взглядом, каким сытые коты наблюдают за влетевшей в окно мухой. Когда мужчина исчезает с виду, она наконец с облегчением закрывает глаза. — Это последний, — бормочет Китти себе под нос, тяжело вздыхая, и ставит на кассе знак «временно не обслуживается». Она разворачивается и направляется в конец зала, петляя меж стеллажей, на каждом из которых на аккуратненьких полочках теснятся посылки самых разных предназначений, видов и размеров. Что в них находится, Китти, как и любого другого сотрудника почты, не интересовало. Пусть этим забивают себе головы почтовые фолиоты, которые будут разносить весь этот хлам, ей это ни к чему. Наконец она пробралась через деревянные джунгли к комнате для обслуживающего персонала и, молча открыв дверь, вошла внутрь. За столом сидел молодой парнишка, заполняя какие-то документы. Китти особенно не всматривалась в его лицо, но она и без того знала, что на нем играет все та же глуповатая, безмятежная улыбка, которая в последнее время стала раздражать ее еще больше обычного. Иногда ей казалось, что у этого парня просто нет другого выражения лица помимо невинной радости или задорного счастья. По крайней мере, другого она точно не видела. Китти изо всех сил старалась не смотреть в его сторону, чтобы не подстрекать свое желание заехать юноше по лицу кулаком. В конце концов, он не виноват в ее сегодняшнем паршивом настроении. — Плохой день, а мисс Джонс? — откладывая в сторону бумаги, в привычно веселом тоне обращается к ней парень. Китти мысленно бьет себя по лицу. Сколько раз она просила его обращаться к ней по имени? Раз пятьдесят? Она могла поклясться, что ее уже начинало тошнить от своей фамилии и вежливых, формальных а обращений. Но она очень старалась это скрывать и не показывать своего раздражения, будучи такой же приторно-любезной. — И не говори, Джефф, — все также не глядя на него отвечает Китти, копаясь в карманах своей сумки, по привычке проверяя, все ли на месте. — Спасибо, что согласился подменить меня сегодня, — добавляет она, пытаясь изобразить своим голосом хоть каплю благодарности. — Без проблем, — дружелюбно улыбается ей Джефф, вставая из-за стола и разминая затекшую спину. — Может, вам приготовить чаю или кофе? Я как раз собирался на обед. Китти качает головой, подходя к вешалке с одеждой. «В гробу я видала твой чай» — зло думает она, но вслух произносит лишь: — Нет, благодарю. Сегодня я спешу. — Она никуда не торопилась, но оставаться в обществе этого полоумного еще хоть минуту ей решительно не хотелось. Она уже собирается взять свое пальто, но назойливый юноша в доли секунды оказывается рядом и, опередив Китти, подхватывает пальто в руки вместо нее. — Позвольте вам помочь, — старательно изображая воспитанного джентльмена, говорит Джефф и уже собирается накинуть пальто Китти на плечи, но она тотчас же грубо вырывает одежду у него из рук. — Не стоит утруждаться, — из фальшивых ноток любезности в ее голосе вполне можно было бы сложить песню, — я в состоянии одеться сама. Китти жутко раздражало то, что этот парень обращался с ней либо как с глупенькой девицей, которой можно одним словом легко вскружить голову, либо как с дряхлой старухой, не способной даже самостоятельно встать на ноги. Хотя, стоило признать, из-за ее необычного внешнего вида с ней так обращался едва ли не каждый третий, а каждый второй прохожий на улице кидал на нее взгляды со смесью жалости и заинтересованности. Многие знали о том, что простолюдинка Китти Джонс участвовала в спасении Лондона от восставших духов. Большинство слышали, что свои увечья она получила именно во время битвы. Все думали, что она случайно попала под какое-то заклинание, выпущенное одним из демонов. Никто не верил ей, когда она рассказывала про Врата Птолемея и с сочувствием качали головами, смотря на нее, как на тяжелобольную. Собственно, таковой ее и считали — героиней, потерявшей рассудок во время сражения. Джефф смерил ее недоверчивым взглядом, словно сомневался, что она действительно может надеть пальто без его помощи, но все-таки отступил на пару шагов. Китти оделась, закинула на плечо сумку и взяла в руки трость, стоявшую в углу. Парень, похоже, решив бороться до последнего, побежал вперед и открыл перед ней дверь, продолжая глупо улыбаться. Китти предпочла проигнорировать столь любезный жест и молча прошла мимо него. — Мисс Джонс, — окликнул ее юноша, когда она уже была в нескольких шагах от двери, — быть может, вас… — До завтра, Джефф, — даже не обернувшись, сухо бросила Китти и удалилась прочь. Лишь выйдя из здания почты на Холлоу стрит, Китти наконец смогла свободно вздохнуть. Только идя домой после работы она понимала, насколько сильно были натянуты ее нервы все это время. Ее тяготило практически любое общество, а компания Джеффа доводила до предела. Она не понимала, почему этот парень так прицепился к ней. Она ведь ясно давала понять, что ей не нужно чужое внимание и часто говорила об этом напрямую. Но Джефф продолжал корчить из себя дурачка и закрывать глаза на все ее просьбы, вежливые и не очень. Наверное, дело было в том, что она ему нравилась, но Китти, честно признаться, это не особо волновало. У нее было достаточно своих забот для того, чтобы разбираться еще и с его тараканами. Потратив на размышления о своем коллеге не больше пяти секунд, Китти направилась вверх по улице. Несмотря на то, что долгие прогулки все еще давались ей тяжело, Китти предпочитала ходить на работу и домой пешком. После рабочего дня длинной в восемь часов спина и ноги очень болели, но, превозмогая навязчивую боль, девушка все равно старалась идти четко и прямо, гордо расправив плечи. Но из дома без трости она все еще выйти не могла. Китти часто устало интересовалась у самой себя, когда же все это закончится, но на этот вопрос ей даже врачи не могли ответить. Все они пророчили ей самые разные периоды выздоровления: от нескольких месяцев до десятков лет, но Китти и без них понимала, что ей нужно время. И того времени, которое уже прошло, все еще было мало для того, чтобы уверенно себя чувствовать на собственных ногах. Китти порой с трудом верилось в то, что со знаменательного дня, именованного Восстанием духов, прошло уже больше года. Она его помнила, словно утренний сон: многие детали всплывали в голове очень смутно, но некоторые моменты она видела перед собой настолько ярко, будто переживала их прямо сейчас. Внезапная встреча с Натаниэлем в кафе «Лягушка», корчащиеся на полу министры, путешествие в Иное Место, раненый юноша с горящими глазами и посохом в руках… Яркая вспышка и огромный взрыв на месте Хрустального дворца. Иногда эти обрывки действительно являлись ей во снах. Тогда она вскакивала на подушках в холодном поту и тут же шла на кухню, чтобы заварить себе чашку успокаивающего чая. В такие ночи ей редко удавалось заснуть вновь. Почти сразу после того, когда новый парламент из волшебников и простолюдинов во главе с Ребеккой Пайпер начал свою работу, Китти решила, что самое время навестить Якоба, как она уже долгое время планировала. Она потратила свои последние сбережения на билет в Бельгию и когда она все-таки приехала, Якоб и его родные приняли ее с распростертыми объятиями. Якоб предлагал ей остаться жить у них, но, погостив в доме Гирнеков пару недель, Китти отказалась. Она не хотела все время висеть у кого-то на шее, и убеждения Якоба в том, что она вовсе им не помешает, на нее не подействовали. Но была и более веская причина, о которой Китти вслух не говорила: она чувствовала себя неуютно в таком спокойном, безмятежном городе, как Брюгге, и ее неустанно тянуло назад, в Лондон. Поэтому, поблагодарив родню Гирнеков за гостеприимность, Китти купила билет назад и вернулась в Англию. По приезду в Лондон, Китти пришлось искать себе новое жилье, ведь ее съемная квартира, в которой она жила ранее, пострадала во время атаки демонов. И тогда откуда не возьмись поступило предложение мистера Баттона о том, чтобы она вернулась к нему, ведь ему все еще требовалась помощница. Он разрешил ей расположиться на первом этаже своего дома при условии, что она будет как и всегда помогать ему по делам. Он решил, что это будет честно, раз он не платит ей за ее труд. Поколебавшись немного, Китти согласилась, решив, что поживет так, пока не найдет нормальный источник заработка, чтобы оплачивать собственную квартиру. После этого встал вопрос о поиске работы, на которой Китти дважды за день не успела бы сломать себе позвоночник, и которая приносила бы ей достаточно денег на основные нужды. Вскоре она устроилась работником почтового отделения в паре кварталов от дома мистера Баттона. Не сказать, что ей там нравилось или работа стоила тех денег, которые она за нее получала, но, в конце концов, зарплаты хватало на еду и одежду, а это было для Китти главным. Она уходила из дома в восемь и возвращалась в четыре часа, чтобы помогать старому волшебнику с его делами. Так и проходила ее жизнь до сегодняшнего дня и почти ничего в ней не менялось. Китти не знала, устраивало ее это или нет, но думать об этом у нее как-то не было ни желания, ни сил. С неба сорвались первые дождевые капли и упали на ее макушку. Несмотря на то, что на дворе стояла середина октября, дождь не был проливным и холодным, какой часто идет в Лондоне в это время года. Он был освежающим и приятным, и Китти вовсе не жалела, что не взяла с собой зонт. Пока прохожие ускоряли шаг и прятались под навесы магазинчиков, Китти наслаждалась прохладной свежестью и чувствовала, как напряжение потихоньку смывается с нее дождевой водой. И тут в голове почему-то всплыл образ задорно улыбающегося египетского мальчишки. Бартимеус. Китти не знала, почему вдруг вспомнила о нем, но не удивлялась. За последний год это случалось с ней довольно часто. Китти подумала о том, что очень скучает за ним и больше всего ей хотелось бы увидеть его прямо сейчас. Чтобы он размеренной походкой прошелся рядом с ней по улице, отпуская едкие замечания в сторону неаккуратной резьбы на деревянной скульптуре рядом с парком, утверждая, что сам сделал бы куда лучше. А Китти бы начала с ним какой-то глупый спор, который привел бы к очередному разглагольствованию джинна на тему ее невежества и простодушности. Она хотела вызвать его еще год назад, сразу после событий той ужасной ночи. Китти жутко волновалась и больше всего на свете желала знать, в порядке ли он. Но она была так слаба, что не смогла правильно прочесть заклинание и с пятого раза. С последней неудачной попыткой она подумала о том, что Бартимеусу, как и ей, сейчас нужно время на то, чтобы восстановиться, поэтому решила оставить пока это дело и заняться более насущными проблемами. Спустя несколько месяцев она попробовала снова, но Бартимеус не откликнулся на ее зов. Китти не хотела верить своим худшим опасениям, а потому решила, что просто неправильно прочла заклинание, или его вызвал какой-то другой волшебник. А потом она нашла работу и ей стало не до того. Она часто думала о джинне, но никак не могла найти в себе сил на то, чтобы пережить новую неудачу, поэтому навязчивое желание увидеть его оставалось лишь желанием. Но сейчас Китти вдруг почувствовала, что готова предпринять еще одну попытку. Она ощутила внезапный прилив энергии и уверенности в себе. Подстрекаемая внезапно появившейся идеей, она едва ли не бегом направилась домой, забыв про боль в теле. Как только Китти вошла в дом, то сразу поняла, что он пустой. Обычно мистер Баттон хорошо слышит скрежет ключа и шум ее шагов и сразу громко ее приветствует из другой комнаты. Но сейчас, похоже, его не было дома. Вскоре Китти убедилась в этом, найдя на его столе записку с предупреждением о том, что его внезапно вызвали на срочное совещание в Уайтхолле. Новому парламенту часто нужны были советы старого волшебника, и тогда его срочно просили явиться туда, чтобы он помог им уладить ту или иную ситуацию. Сейчас, похоже, был один из таких случаев. Пожав плечами, Китти направилась в свою комнату. Предварительно взяв из кабинета мистера Баттона мел, Китти принялась чертить на полу пентакль. Но не смогла заполнить рунами и половину круга — за год некоторые знания, добытые ею на учебе у волшебника, слегка притупились и Китти пришлось взять учебник с наглядным пособием по черчению магических пентаклей, чтобы в этот раз сделать все правильно и без ошибок — она хорошо знала, как дорого они могут ей обойтись. Когда оба круга были готовы и три раза подряд тщательно перепроверены, Китти встала внутрь одного из них и застыла, вспоминая заклинание. Его она все еще помнила весьма неплохо, но рисковать не хотелось, поэтому она снова сходила в кабинет волшебника, в этот раз за книгой заклинаний. Встав обратно в свой пентакль и прочитав заклятие Призыва про себя несколько раз, Китти решила, что готова. Она откинула книгу на кровать и глубоко вздохнула, закрыв глаза. Ее губы практически беззвучно зашептали слова на латыни. Уж лучше бы ему появится.* * *
Бартимеус
Так, ну все! Меня это достало! Этот старик уже стоит у меня поперек сущности! Вы меня знаете, я ведь джинн терпеливый, неконфликтный и привести меня в ярость не так уж просто, но клянусь просторами Иного Места, еще пару столетий такого беспредела и я сам устрою восстание! Только в отличие от Факварла, я не стану заморачиваться и вселяться в людей, а просто сожру своего хозяина и пойду сеять хаос по всему земному шару. И тогда ни Птолемей, ни Натаниэль, ни Китти не смогут меня остановить. Хотя бы потому, что двоих из них уже давно нет, а последняя находится в совершенно нерабочем состоянии. Так что человечеству ничего не останется, кроме как бежать и прятаться изо всех ног, ибо я в гневе страшен. Нет, ну вы себе представьте только! Какой-то богатенький старикан из Берлина решил, что он настолько крут, что может призвать меня, всемогущего духа, который отстроил стены Праги, беседовал с Соломоном, видел, как рождаются и падают величайшие империи мира, который, в конце концов, участвовал в знаменитом Восстании и помог людям спасти их жалкий мирок от тотального уничтожения, для того, чтобы он делал его домашнюю работу! Каков нахал, а? Я уже пару месяцев пахал у него, растрачивая свой невероятный потенциал на драяние километровых полов и стирание пыли с подоконников огромного особняка. Я занимался работой, которую способен выполнить даже самый жалкий и тупоголовый бес. Это ведь просто плевок в лицо всем моим великим подвигам! И когда этот брюзга таки нехотя решил отпустить меня, он тут же призывает меня обратно! Извините, но в таких случаях я за себя не ручаюсь. Я решил принять довольно подходящий моему настроению облик разъяренного минотавра. Но на этот раз я добавил ширины плечам и объема мускулам. На безобразной бычьей голове выросли огромные рога, раз в пять больше обычного. Из моих ноздрей вырывались клубы пара. Красные глаза горели огнем. Я надеялся, что это выглядит достаточно красноречиво. Я набрал в сущность воздуха, готовясь произвести последний штрих — невиданной мощи рык, который заставит сущность любого марида трепетать в страхе предо мной. Я приготовился, расправил плечи, взглянул в противоположный пентакль, дабы оценить противника и… Из моего рта послышался жалкий писк, какой бывает, когда выпускают воздух из надутого шарика. Минотавр вдруг скрючился и словно бы в одно мгновенье растерял все свои внушительные габариты. Я со смесью шока и недовольства разглядывал стоящего передо мной человека. Нет, это был не немецкий старикан. Это была… Да нет, быть того не может. Но я был готов поклясться всем, на чем этот свет стоит (а это, на самом деле, не так уж и много. Ваш мир похож на замок из конструктора — стоит только вытянуть один кубик, как вся эта махина тут же рухнет), что это точно была она. Та самая хрупкая на вид фигура, тот самый островатый подбородок и слегка впалые щеки. Молодое лицо, испещренное морщинами, старушечьи руки, сероватого оттенка кожа — все, как я помню. Единственным изменением были, пожалуй, окрашенные в прежний цвет волосы, которые она, видимо, решила подстричь еще чуть-чуть короче. Только у корней можно было заметить седые волоски. На седьмом плане она все также сияла, словно сверхновая звезда, и чтобы зря не портить себе зрение, туда я решил не заглядывать. Да, это была она, та самая Китти Джонс. Что-то во всей этой ситуации упрямо внушало мне чувство дежавю, но, если честно, я пребывал в таком искреннем недоумении, что даже как-то не стал вдумываться в это дело. На вид, как я уже сказал, она почти не изменилась, так что я предположил, что по земному времени прошло всего лишь год-полтора с нашей последней встречи. И тем не менее, мне почему-то казалось, что я не видел ее тысячелетиями. Вот я вам все это долго рассказываю, а на самом деле на то, чтобы рассмотреть ее и понять, что к чему, у меня ушла пара секунд. Я даже не заметил, как стоявший в пентакле разъяренный минотавр в мгновение ока превратился в египетского мальчишку в набедренной повязке. В этот момент глаза Китти расширились, в них трепыхало благоговение и неверие. А вот вместо обычного пылающего пламени там я заметил нечто другое… Мне, возможно, только показалось, ничего точно сказать не могу, но на ее ресницах, вроде как, собиралась влага. — Бартимеус?.. — тихо спросила она слегка охрипшим голосом. — Он самый, — качнул головой я, после чего с легкой улыбкой подмигнул ей, вальяжно заложив руки за спину и склонив голову на бок. — Привет, Китти. И тут я понятия не имею, что на нее нашло, но она словно бы с цепи сорвалась. Ни колеблясь ни секунды, совершенно ни о чем не думая, она в один шаг переступила границу своего пентакля, а еще в два оказалась рядом со мной. Тут я подумал, что она освирепела и хочет растерзать меня за то, что я не уберег ее драгоценного Мэндрейка (не зря я их все-таки сравнивал с Нефертити и Эхнатоном. Те в пик своих страстей кому-угодно глотки друг за друга готовы были порвать). Китти обхватила меня руками и сжала так крепко, что у меня дыхание сперло (и это при том, что духам вообще не нужно дышать). Мне показалось, что она пытается меня задушить. Это, может, у нее и не получится сделать, но вот, насколько я помню, была когда-то такая практика у волшебников — сжимать духов тисками до того момента, пока их сущность попросту не лопнет. Это не Испепеляющее пламя, конечно, но все равно неприятно. И лишь спустя мгновение до меня дошло, что это была не попытка удушения, а объятья. И нет, я вовсе не такой тормоз, как можно подумать, просто не часто мне приходилось испытывать их на себе (если бы вы прожили на свете пять тысяч лет, то тоже бы шарахались, когда кто-то несется к вам на бешеной скорости с раскинутыми руками. Для духов это обычно не очень хороший знак). Даже Птолемей при всей своей склонности к сантиментам себе такое редко позволял. Уж точно недостаточно часто, чтобы я успел привыкнуть к такого рода жестам. Именно поэтому я уже во второй раз за последнюю минуту пребывал в глубочайшем замешательстве, что совершенно не свойственно мне. Серьезно, доведут меня когда-нибудь эти волшебники, никогда не знаешь, чего от них ждать. Я постарался высвободить одну руку из цепкого захвата и неловко похлопал девушку по спине. Та не отреагировала и хватку не ослабила. Я, признаться, немного растерялся. Мне показалось, что ее плечи слегка подрагивают, но никаких звуков она не издавала. Я мог бы безо всякого труда отодвинуть ее от себя силой, но мне показалось, что в данный момент это было бы весьма нетактично, а я джинн порядочный, знаете ли. Вскоре мне действительно стало слегка не по себе и я решил, что пора заканчивать. — Слушай, я тоже рад тебя видеть, но боюсь, что если ты сейчас меня не отпустишь, потом станет уже поздно, — как можно более будничным тоном выдавил из себя я. Похоже, мои слова подействовали на нее не хуже добротной оплеухи и она тут же отлепилась от меня. — Прости, — сказала Китти, проводя ладонью по влажным ресницам. — Я просто рада, что ты в порядке. — Девушка улыбнулась мне. — Настолько рада, что готова наплевать на все правила вызова кровожадного демона? — хмыкнул я, кивнув на слегка стершийся мел на полу. Это были остатки моего уже нерабочего пентакля. Китти лишь пожала плечами, мол, подумаешь, ерунда какая. Я еще раз окинул ее придирчивым взглядом, после чего быстренько осмотрел окружающую нас обстановку. Это была уже другая комната, чем та, в которой она призывала меня в первый раз, но по отчетливому запаху мятного чая и гадкого розмарина я предположил, что это был один и тот же дом. Потом я заметил деревянную трость, скромно стоявшую в углу. Мой взгляд вернулся к девушке. — Неплохо выглядишь, — ухмыльнулся я. — Много бегаешь? Я был уверен, что если бы я сказал что-то такое Натаниэлю или любому другому своему бывшему хозяину, он бы тут же раскраснелся от злости и запустил бы в меня чем-нибудь (Иглами или книгой там). Но Китти вместо этого просто рассмеялась и взглянула на меня так, как смотрят на детей, которые говорят какую-то очаровательную глупость. Что-то в ее реакции очень напомнило мне Птолемея в те времена, когда я все еще пытался вывести его из себя, чтобы он ненароком вышел за пределы своего круга и я смог его сожрать. Как вы помните, в том я не очень преуспел. — А твое ехидство, я смотрю, все еще при тебе, — хмыкнула она в ответ. — А как же, — в тон ей сказал я. — Ни один дух не выдержит без него в рабстве пять тысяч лет. — Я подумал немного и продолжил: — Хотя те, кто все-таки выживают, оказываются довольно-таки неприятными личностями. Мой тебе совет: не связывайся с духами, у которых отсутствует чувство юмора. Еще спасибо скажешь. Китти подавила в себе очередной смешок (чего это она? Я ведь не сказал ничего забавного). Не знаю, почему, может, у меня просто было хорошее настроение (хотя буквально три минуты назад я был готов разорвать любого волшебника, который попадется мне на глаза), но я вдруг тоже улыбнулся и сел на пол, скрестив ноги. Девушка решила последовать моему примеру и уселась рядом. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. У меня в голове назрел вопрос, но его тут же перебила другая мысль, которую я и решил озвучить первой: — Как поживаешь? — поинтересовался я с таким видом, словно был ее соседом и спрашивал, как у нее прошли выходные. — Небось после того, как ваше так называемое «правительство» рухнуло окончательно, тебя на коленях упрашивали, чтобы ты помогла им разрулить все это? — Я кивнул на парочку полуразрушенных зданий, которые были отлично видны из окна комнаты. Неплохой видок, ничего не скажешь. — Да, — кивнула она. — Мне действительно предлагали пост в министерстве. — И ты отказалась. — Прошу заметить, что это было утверждение, а не вопрос. — Конечно, отказалась. — Китти пожала плечами так, словно ей каждый день предлагали место в парламенте, и в том, что она от этого отказалась, не было совершенно ничего необычного. На лице Птолемея появилась удовлетворенная ухмылка. — Очень похоже на тебя и совершенно не свойственно для волшебницы, — хмыкнул я. Китти недовольно покосилась на меня, но ничего не сказала. — Ну а что с Мэндрейком? И тут весь ее позитивный настрой с моей последней фразой канул в лету. Лицо Китти вмиг помрачнело, губы сомкнулись в тонкую линию. Все ее черты словно бы заострились; морщины на лице будто бы проявились еще отчетливей. Она очень странно посмотрела на меня и произнесла: — Натаниэлем. Он просил называть его Натаниэль. Я удивился. С Натом, конечно, много перемен произошло в тот день, но чтобы он вдруг ни с того ни с сего стал трепаться налево и направо о своем истинном имени, которое он все свои годы оберегал и лелеял, как самое дорогое, что у него было… Это непохоже на него. С чего бы это он вдруг стал называть свое имя едва знакомой простолюдинке? Но ответ пришел ко мне, как только я вспомнил все те образы, которые мелькали в его голове (то есть, в нашей голове) в момент нашего с ним слияния. Китти он вспоминал чаще любого из всех людей, что он когда-либо встречал. Надо же, похоже, восстания жаждущих мести кровожадных духов действительно сближают. Кто бы мог подумать. — Хорошо, — согласился я, — что стало с Натаниэлем? Китти не выдержала моего проницательного взгляда и отвернулась. Какое-то время она упорно смотрела куда-то в пустоту, словно намереваясь отыскать там ответ на мой вопрос. Я терпеливо ждал. — Его наградили титулом национального героя, — наконец сказала она каким-то бесцветным голосом. — А сейчас планируют поставить ему памятник в центре города. Я заметил, что Китти говорила о Натаниэле так, словно он был еще жив, а не погиб от взрыва, сражаясь с Ноудой, еще год назад. Заметил, но вслух говорить об этом не стал. — Памятник? — ухмыльнулся я. — Да, Нату бы это понравилось. Еще бы! Да он стал бы скакать и пищать от счастья, как пятилетка, которому купили новый велосипед. Целый монумент, посвященный всем его подвигам и заслугам (хотя по сути, большую часть работы как всегда сделал я. Посредственность превозносят, а настоящие герои остаются в тени — такова правда жизни)! Если бы Нат не погиб во взрыве, то точно бы умер от восторга, узнав об этом. Китти неопределенно качнула головой, но ничего не ответила. Я сразу понял, что пора замять не самую приятную тему и решил вернуться к тому вопросу, который у меня появился в ту самую секунду, как я понял, где нахожусь. Я прокашлялся, чтобы обратить на себя внимание Китти, которая сейчас, похоже, находилась где-то в астрале, и как можно более небрежным тоном поинтересовался: — Так для чего ты меня все-таки вызвала? — Я вспомнил объятья, с которыми на меня накинулась Китти (странная штука. Одна из немногих, насчет которых у меня не было определенного мнения), поморщился и добавил: — Помимо того, чтобы втянуть в эти ваши человеческие нежности, конечно. Китти посмотрела на меня так, словно в первый раз увидела, а потом вновь отвела взгляд. Вот только теперь она выглядела виновато, как котенок, опрокинувший любимую вазу хозяина. — Узнать, все ли с тобой в порядке, — наконец произнесла она. — И попрощаться, — сказала Китти уже тише. Я снова (в какой уже раз? В третий?) уставился на нее в недоумении. Китти упорно избегала смотреть мне в глаза. — Попрощаться? Я решительно ее не понимал. Сначала она несет что-то про единение духов и людей, настаивает на том, что между нами возможна дружба и когда я наконец оказываюсь не против, она вдруг решает от меня избавиться! И вот где здесь логика? Я всегда знал, что у людей с ней проблемы, но не предполагал, что все настолько запущено! Из недоумевающего мой взгляд стал осуждающим. Аккуратные брови Птолемея свелись к переносице. — Знаешь, — произнес я нарочито бодрым голосом, в котором ясно читались стальные нотки укора, — у Птолемея с Натом хотя бы были веские причины бросить меня, но тебя, Китти, я совершенно не понимаю. Китти тут же вскинула руки, словно в попытке защититься от моих острых слов. — Я вовсе тебя не бросаю. — По ее оправдывающемуся тону было понятно, что она сама не очень-то в это верит. Да что там тон? У этой девчонки всегда все на лице написано, ей даже говорить ничего не надо, чтобы каждый смог смекнуть, что у нее на уме. — Просто делаю то, что правильно. Пребывание на Земле ранит тебя, Бартимеус. Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня. — Она вздохнула и снова уставилась в пол. — Тем более… — «Тем более» что? Я правда был рад ее видеть, и не хотел быть так груб, но, во имя Ра, иногда люди молотят такую чепуху, что, слушая всю эту ересь, просто невозможно оставаться бесстрастным! Во мне быстро вскипало раздражение. Она, видите ли, не хочет, чтобы я страдал из-за нее! Да она хоть знает, сколько я уже настрадался за те пять тысяч лет, что меня порабощали всякие мнительные идиоты, вычитавшие мое имя в одной из своих глупых книжонок? То-то же! Так что пара часов в день на Земле без особых нагрузок для такого ветерана, как я, — это сущие пустяки. У Птолемея я не жаловался. У нее тоже не стал бы. Я уже начал предполагать, что из-за того, в каком состоянии я был в последние наши встречи, она начала думать обо мне, как о мелком, хилом джиннишке, которого способно убить даже самое легкое дуновение ветерка (хотя даже тогда это было далеко не так!), но тут я услышал то, что следовало после этого самого неуверенного «тем более»: — Тем более, я не хочу становится настоящей волшебницей, — еле слышно пробубнила себе под нос Китти, словно надеясь, что я не расслышу ее жалкого оправдания. На несколько мгновений в воздухе повисла тишина. А потом я рассмеялся. Громко и звонко. Так, как обычно смеются над очень удачным каламбуром. Я жмурился, пытаясь взять себя в руки, но когда открывал глаза и видел перед собой круглые, как два блюдца, глаза ошарашенной моей реакцией Китти, меня с головой накрывали все новые приступы хохота. Я был полностью уверен, что любой ее следующий аргумент разозлит меня еще сильнее, и я, еще чего доброго, испытаю великое искушение запустить в нее Взрывом, чтобы образумить, но ее попытка защитить свое решение так развеселила меня, что я все еще не мог справиться со смехом. Да и я подумал, что если подольше посмеюсь ей в лицо, Китти сама осознает, насколько несуразно и глупо прозвучали ее слова. Но когда я смахнул с ресниц выступившие слезы (духи могут плакать, если конечно, сами того захотят. Мы, знаете-ли, в отличие от вашего недоразвитого вида, умеем контролировать жидкости, текущие в нашей сущности) и наконец открыл глаза, Китти все также смотрела на меня, как на прокаженного. Очевидно, смысл моей весьма красноречивой реакции до нее не дошёл. — Что? Что в этом смешного? — обиженно воскликнула она, увидев, что я закончил насмехаться над ней (по крайней мере, в прямом смысле этого слова). Птолемей подпер рукой подбородок, облокотившись локтем на свое колено и выразительно взглянул на свою собеседницу. — Ах, Китти, Китти, — почти с умилением произнес я, покачав головой. — Вы, люди, такие наивные и недалекие. Готовы закрывать глаза на все, что может хоть как-то поколебить ваши принципы. Я надеялся, что ты будешь немного умнее. Китти возмущенно открыла рот, словно хотела что-то сказать, но, видимо, не найдясь с ответом, предпочла вновь закрыть его. Этим она напомнила мне моего последнего небезызвестного и, скажем прямо, никудышного хозяина. Для полноты картины ей не хватало только скрестить на груди руки и надуть щеки, как это делают пятилетние дети, когда родители отказывают им в очередной хотелке. Ну а для того, чтобы вообще стать точной копией Ната, ее лицо должно было приобрести причудливый багровый оттенок, но, как я был уверен, так ярко краснеть во время спора умел только моей бывший горе-хозяин. — О чем ты вообще? — наконец сумела выдавить из себя она, непонимающе взмахнув руками. — Скажи, Китти, ты действительно все еще считаешь себя простолюдинкой? — вопросом на вопрос, ответил я, вновь выпрямившись и вернув своему лицу суровую серьезность. — После того, как брала уроки магии у настоящего волшебника? После того, как училась вызывать демонов? После того, как призвала меня, могущественного джинна четвертого уровня? И, в конце концов, после того, как последовала за мной в Иное Место, воспользовавшись наставлениями Птолемея, который, кстати, тоже был волшебником? — Я покачал головой. — Я так не думаю. Китти заметно смутилась, когда я так четко и безошибочно обнаружил все бреши и прорехи в лодке ее убеждений, на которые она все это время упорно старалась закрывать глаза, продолжая медленно тонуть вместе со своим дырявым судном. — Все это было лишь для одной конкретной цели, — невнятно проговорила она, из последних сил стараясь защитить свои позиции. — Я больше не собираюсь использовать магию… Я невозмутимо пожал плечами. — Это лишь делает тебя волшебницей в отставке. Услышав это, Китти окончательно стушевалась. Я видел, как сильно она хотела мне возразить, как отчаянно металась внутри в поисках убедительного аргумента, с которым она могла бы с победой взглянуть мне в глаза, крича: «Ха, ты ошибаешься, злокозненный демон! С моими жизненными принципами все в полном порядке и мне вовсе не нужно полностью пересматривать свое мировоззрение, дабы в конце концов прозреть и увидеть правду, которая все это время была у меня прямо перед носом!». Но, похоже, она так и не смогла придумать ничего достойного, а потому просто наконец закрыла свой рот и невидящим взглядом уставилась в пол. Признаться, мне даже стало ее жалко. Уж я-то знал, какого это, когда все твои убеждения, на которых строилась твоя жизнь, идут бесу под хвост. Не фонтан, это уж точно. А уж человеку, с их необычайно ограниченными умственными способностями и невероятно шаткой нервной системой, осознать это наверняка особенно непросто. Нет, ну вы только представьте! Вам впервые в жизни нужно действительно включить мозги и использовать их по прямому назначению! Просто дикость какая-то! В общем, я решил сжалиться над бедной девчонкой и самому разложить по полочкам то, что она уже сама давно знала, но все это время отказывалась принять. Мой глубокий вздох не заставил ее оторвать глаз от какой-то невероятно любопытной точки на полу, которую она не без интереса рассматривала уже больше двух минут, так что я решил попробовать достучаться до нее своим красноречием (о котором слагали легенды также, как и о моих силе и интеллекте. Все удивляюсь, как вы умудрились пропустить их мимо ушей). — Послушай, Китти, — начал я, попытавшись придать своему голосу максимальной глубины и проникновенности, как у профессиональных психотерапевтов, — «волшебница» — это не клеймо, это род занятия. Оно не определяет твою личность. Да, так уж получилось, что в этом мире большинство волшебников — сволочи. Но ведь бывают исключения. Птолемей был волшебником, но он также был хорошим человеком и преданным другом. Нат… Ну, Нат, конечно, был тем еще придурком, но ведь он тоже не так плох, если узнать его получше, правда? Ты можешь отказаться использовать магию в дальнейшем, но не можешь отрицать того факта, что ты применяла ее ранее. Ты волшебница, Китти, и, хочешь ты того или нет, уже с этим ничего поделать не сможешь. Похоже, то, с какой твердостью я произнес свою пламенную речь, все-таки заставило глубокий, но весьма простой смысл моих слов дойти до Китти. Какое-то время она сидела молча, поджимая губы, но вскоре медленно покачала головой и тихо произнесла: — Может, ты и прав. Я действительно волшебница. Птолемей расплылся в триумфальной ухмылке. — Тяжело признавать вещи, которые рушат твою картину мира, правда? — вкрадчиво произнес я, издевательски склоняя голову набок. — Мне, если хочешь знать, тоже пришлось пройти через это. Я вот думал, что все вы, люди, одинаково жестокие, неприятные и вонючие, — Китти вскинула на меня недовольный взгляд. Видимо, ее задело только третье мое описание, — но, как оказалось, все-таки не все. Вы можете быть вполне себе ничего. Да-да, знаю. Сам поражен, что сказал это вслух. Девушка смотрела на меня с трепетным благоговением и даже, кажется, тихим, неверящим счастьем. Видимо, она только сейчас наконец поняла, что еще я все это время пытался ей сказать (ну а вы что думали? Что я вдруг ни с того ни с сего просто так вдруг решаю покопаться в человеческих мозгах, чтобы помочь им осознать свое место в мире? За кого вы меня принимаете, интересно?). — То есть, это значит, что ты не против, если я буду вызывать тебя иногда? — медленно и аккуратно спросила Китти, явно волнуясь, что она все совсем не так поняла и я сейчас в ярости наброшусь на нее только за это предположение. Я скривил недовольную мину. — Ну, разве что, если только иногда, — с большой неохотой произнес я. — Два раза в год. Ну, максимум, три. По високосным годам, так уж и быть, четыре. Если прям какой форс-мажор случится тоже можешь звать. Еще учти, что я неплохой телохранитель, так что если тебе вдруг понадобится… — Ладно-ладно, — со смешком в голосе остановила меня Китти, вскинув руки, чтобы я перестал загибать пальцы, которых у меня на ладонях по какой-то неведомой причине внезапно стало больше, — я поняла. — Короче, если буду нужен — зови, — подытожил я. — Даже просто поболтать. — Я весело подмигнул ей. Китти улыбнулась мне с самым неподдельным счастьем в глазах и я ответил ей тем же, отказавшись от привычных ноток иронии, которые обычно сквозили в каждом моем слове, взгляде, звуке или движении. В конце концов, раз в пару тысяч лет можно себе позволить подобное. Но не слишком много, а то глядишь, пойдут слухи, что величайший из великих, жесточайший из жестоких, гроза всех волшебников, Бартимеус Урукский размяк из-за кучки детей (это как с любимым пирожным на строгой диете — возьмешь одну штучку, а потом попробуй остановись. Но у меня, чтоб вы знали, отличная сила воли, так что такие неприятности мне не грозят). Поэтому я поспешил прервать сей поток нежности и перевел разговор в другое, более располагающее к приятному диалогу русло. Китти была не против. Мы болтали с ней долго, возможно, несколько часов. Если честно, на время я не смотрел (как минимум потому, что в довольно скверно на мой вкус обставленной комнате не было ни намека на часы). Я интересовался у Китти новой политикой Британии, ее теперешнем положении (не сказать, что меня такие вещи особенно волновали, но я всегда был хорош в политических дискуссиях). А она расспрашивала меня о том, что со мной приключилось с тех пор, как мы расстались. Я с удовольствием рассказывал ей о моих последних хозяевах (их было всего двое: какой-то юный дурак из Южной Каролины и тот старый брюзга, заставляющий благородных джиннов чистить за ним унитаз) и не без гордости поведал ей о том, как я расправился с первым. Он был еще мальчишкой, только недавно из учеников вышел и оказался беспросветным тупицей. Отправив меня на пару несложных заданий, парень умудрился оговориться в одном из своих приказов и таким образом оставил свою бесполезную тушку на мою милость. Я мог бы сожрать его, порвать на куски, вывернуть наружу его внутренности и разбросать их по улицам его города, вселив еще больше ужаса в сердца людей, которые будут еще несколько веков дрожащими губами шепотом проговаривать мое имя, страшась моего праведного гнева… Но я этого не сделал. Я просто взял непутевого мальчишку за шкирку, отнес его на верхушку купола собора Святого Майкла, сказал ему на прощание несколько острых слов (которые, естественно, довольно непрозрачно намекали на то, что я с ним сотворю, если он осмелится вызвать меня еще раз) и поспешно удалился, сотворив над собором несколько фейерверков, дабы люди заметили торчащего на куполе маленького недоумка и хорошенько посмеялись. Китти и сама похихикала над моей выходкой, похвалив меня за остроумие и отсутствие банальной жестокости. О моей службе немцу я много распространяться не стал, дабы не портить тем самым уже полученный эффект от предыдущего рассказа. Я всегда ценил хороших слушателей, ведь сам был чудесным рассказчиком, и Китти, стоит отдать ей должное, слушала очень внимательно даже тогда, когда меня во время моих разглагольствований охватывала ностальгия и я невольно переносил повествование на несколько веков назад. Она не слушала меня бездумно, всегда задавала нужные вопросы в правильный момент и я с радостью на них отвечал. Иногда мне казалось, что вот сейчас она возьмет в руки бумагу с пером и начнет расспрашивать меня о свойствах моей сущности и о тенденции направления потоков Иного Места. Разумеется, ничего из этого она не делала и я решил не отвлекаться на подобные мысли. Мы разговаривали до того момента, пока снизу не послышался звон ключей и скрип открывающейся двери. Кто-то прокричал снизу: — Китти, я дома! Не будешь ли ты так добра заварить мне чашечку чая? Как я сразу понял, это был тот самый «наставник» Китти, который и научил ее всему, что она знала о духах. Но даже с моей догадливостью я не смог отказать себе в искушении бросить на нее ехидный взгляд, явно намекая на ее сожительство с каким-то мужчиной. Девушка на это лишь молча закатила глаза и откликнулась: — Сейчас, мистер Баттон! Только переоденусь после работы! — Конечно, дорогуша, конечно! — раздалось снизу. Китти вздохнула и посмотрела на меня с неловкой улыбкой, в которой я ясно прочитал сожаление и немного разочарования. Похоже, не только я понимал, что пора закругляться. — Ну, что ж, видимо, это все, — тихо проговорила она, явно опасаясь, чтобы мистер Баттон не услышал ее и не пришел узнавать, что тут происходит. — Да брось, — махнул рукой я. — Ты так говоришь, словно мы в последний раз болтаем! Китти усмехнулась и не без труда встала на ноги, кряхтя и опираясь руками на пол. Я бы ей помог, но я отлично знал, что ее гордость по большей части перевешивает инстинкт самосохранения (что, как по мне, весьма неразумно), так что просто молча поднялся вместе с ней. Китти окинула взглядом отдельные фрагменты двух пентаклей, которые сейчас были почти до неузнаваемости стерты из действительности и с легкой ухмылкой взглянула на меня. — Похоже, мне нет смысла утруждаться и отправлять тебя домой, — сказала она. Я кивнул, соглашаясь с ее словами. Она еще немного потопталась на месте, переводя нерешительный взгляд с меня на пол и наоборот. Я и без ее красноречивого выражения лица понял, чего она так мнется и, поразмыслив немного, цыкнул языком и изобразив на своем лице выражение глубочайшего смирения, недовольно раскинул руки, подойдя немного ближе, мол, «ладно, так уж и быть, валяй». Китти не пришлось повторять дважды. Она быстро кинулась ко мне, словно опасаясь, что за доли секунды я внезапно могу передумать, и вновь заключила в свои объятья. В странные, до дрожи в сущности нелепые объятья. Не думаю, что когда-нибудь привыкну к ним, но все-таки на пару мгновений положил свои руки ей на спину. В конце концов, я был уверен, что девчонка это заслужила. Китти решила на этот раз долго меня не мучать и довольно скоро выпустила на свободу, сжав один последний раз. — До встречи, Бартимеус, — с улыбкой кивнула мне она. — Скорее до следующего вызова, — решив сыграть из себя дотошного педанта, поправил ее я. Китти с таким же притворством закатила глаза. Я развернулся, чтобы по привычке исчезнуть на месте своего пентакля (а точнее, на месте его остатков), но вдруг остановился, потому что вспомнил об одном данном мною обещании. — Ах, да, и еще одно. — Я взглянул на Китти через плечо, улыбнувшись ей той самой птолемеевской улыбкой, какая очень часто играла на его губах, когда он говорил об очередной своей теории, полной абсурдных, слащавых надежд. Не думал, что когда-нибудь использую именно ее. — Нат передавал тебе привет. Сказав так, я ухмыльнулся девушке уже своей, куда менее миловидной, но куда более нахальной улыбкой, и с громким хлопком растворился в воздухе, забыв про все придуманные мною спецэффекты вроде запаха подмышек викинга и едкого черного дыма. Ну и ладно. Как-нибудь в следующий раз.