Бег

Ганс бежал по разрушенным улицам, не чуя ног. Вокруг из завалов гари и бетонного крошева поднимались ряды бурых от окалины стальных балок и ощетинившихся пустыми окнами стен - подобие рядов надгробий. То тут, то там тёмными пятнами среди руин виднелись тела - свидетельство последних страшных минут тех, кто ещё недавно жил и работал здесь. Увидев под полуобвалившейся стеной оскал белых зубов и ещё одну пару почерневших, скрюченных агонией рук, Ганс сильнее прижал к себе своих дочурок - Анну и Анастасию - двух белокурых милашек 6 лет от роду. Только теперь детали их облика терялись под слоями пепла и пыли. Отец благодарил небеса за то, что девочки потеряли сознание от страха ещё когда грохот рушащихся перекрытий выгнал их из подвала. Сейчас они мирно тряслись в руках мужчины и им не пришлось видеть, во что превратился их город. А ему не пришлось объяснять, почему мама Мария не с ними. Отогнав мысли о супруге, он сосредоточился на единственном, что имело сейчас значение - их выживании. Им надо было бежать прочь из города. Что бы не сотворило такое, оно могло ещё быть здесь. Когда Ганс перепрыгнул тлеющий ствол дерева, его почти оглушил хруст, с которым ботинок раскрошил уголёчки на земле. Не сбавляя бега, он прислушался и услышал лишь тихое потрескивание редких языков пламени и такой же тихий шум ветра в скелетах зданий. Нигде не было слышно ни сирен, ни криков о помощи. Затем Ганс поднял глаза и то, что он увидел, заставило его замереть. Над запорошенными пеплом развалинами пурпурным светом сияла, ничего не освещая, корона солнечного затмения. В этом неестественном свете было что-то пробирающие, что-то такое, что заставило колени мужчины дрогнуть от понимания - его город был мёртв. Теперь тишина вокруг стала тишиной братской могилы, редкие огоньки - поминальными свечами, а шум ветра - заупокойной молитвой. Звать на помощь было просто некому. И некого. Взяв себя в руки, Ганс пошёл вперёд медленной, неуверенной походкой, будто украдкой. Тревога вцепилась в его душу, заставила затравлено озираться по сторонам, будто он был мальчишкой, попавшим в плохой район города. Уродливые, обглоданные огнем остовы зданий окружали его и давили со всех сторон. Казавшиеся теперь громадными и совершенно чужими, они обступили его, будто исполинские чудовища, провожали немигающим взглядом пожаров в окнах, готовились в любой момент броситься в погоню и перемолоть человека рядами обломанных кирпичей и гнутой арматуры. Он едва узнавал родные места. Вот в грудах щебня и металлических обломков едва угадывается полу-сгоревшая вывеска кафе, в котором они с Марией случайно познакомились 10 лет назад. Вот красный кирпич лавки мясника, который когда-то дал ему хорошенький нагоняй за попытку украсть окорок. Не мясник ли скалится из-под обломков - белое на черном? Наконец, чувствуя тепло все еще беспамятных дочерей, Ганс отбросил страхи и вновь перешёл на бег, хрустя битым стеклом и осколками облицовки. Всё это не имело значение. Главное было выжить, спастись. Вскоре на пути попался большой перекрёсток, забитый смятыми, навалившимися друг на друга остовами автомобилей. Некоторые ещё горели, а салоны были забиты останками бывших владельцев и их пассажиров. И когда Ганс уже было обошёл все препятствия и добежал до противоположного конца, последние звуки исчезли. Абсолютная тишина пришла резко, как удар топора, и Ганс вновь остановился. Казалось, что уже мёртвый город был убит во второй раз - огни погасли так резко, будто кто-то выключил свет, даже ветер мгновенно стих. И тогда на дорогу перед испуганным мужчиной рухнула тень. В других обстоятельствах он узнал в том, кто стоял перед ним, человека. В других обстоятельствах он издалека завидел бы аристократические черты лица и дорогое, утончённое платье, безошибочно указывающие на высокий статус, который требовал подобающего к себе отношения. В других обстоятельствах он бы обязательно был с ним, а вернее с ней, вежлив и обходителен. Но сейчас слова застряли у него в горле - перед ним стоял оживший ночной кошмар. Волосы слиплись, вместо обуви - остатки колготок, голая кожа выглядывала через частые прорехи в рваном платье, а на лоснящемся багряном лице полосой снега сияла самая страшная улыбка, которую ему только доводилось видеть. Кровь, где свежая, где запёкшаяся, покрывала каждый сантиметр её тела густым и жирным слоем. В одной руке она сжимала старинный зонтик, испускавший тот же неестественный фиолетовый цвет, что и затмение над их головами, а в другой - голову. Человеческую голову, окровавленную и свисавшую почти до земли, удерживаемую за длинные волосы цвета воронова крыла. Очнувшиеся девочки истошным криком узнали свою мать. Ганс сделал шаг назад и оступился, теряя хватку вокруг дочерей. Свалившись из отцовских объятий, они забежали за его спину, вцепились в ноги отца, зажмурились, не переставая кричать. Ганс не мог отвести взгляда от незнакомки, от её жуткого лица. Улыбка, широкая и белозубая, сочилась презрением настолько снисходительным, что оно казалось сочувствием. В глубине спокойных сиреневые глазах мерцала хищная искорка бесстыдного, насмешливого чувства собственного превосходства, такого сильного, что выбивало почву из-под ног. Чудовище перед ним не верило, оно знало, что сильнее его, знало, что ради собственной потехи может сделать с ним всё, что захочет. Убить его жену, его родных и друзей, перебить весь его город и не почувствовать ничего, кроме удовольствия. Дрожащий от страха, Ганс нашел в себе силы сказать лишь одно: - Пожалуйста, только не детей. Не надо... Улыбка кошмарной незнакомки стала еще шире и он услышал голос. К его ужасу, у этого голоса был неожиданный источник: - Пойдём домой, любимый. Лицо его жены повернулось, посмотрело на него месивом содранной кожи и вырванных глаз и расплылось жутким улыбкой, оскалом обломанных зубов. - АААААААААААА!!! - только и смог прокричать Ганс, выхватывая из внутреннего кармана пиджака свой Дерринджер - пистолет-малютку, что помещался в ладони. Он сделал два выстрела, один за другим, разряжая все патроны, однако это не принесло никакого результата. За мгновение до того, как пули пронзили бы незнакомке сердце, воздух перед ней сгустился, набух темнотой, и проглотил обе пули с глухим чавканьем. Продолжавший бессвязно орать, мужчина ещё несколько раз нажал на курок, а затем просто выбросил оружие, развернулся и со слезами прижал к себе детей, стараясь прикрыть их собой. Он уже не видел, как хищная искорка в глазах незнакомки стала совершенно звериной, а сама она вскинула перед собой зонтик. Её жертвы не успели ничего понять, прежде чем сорвавшийся с кончика зонта фиолетовый луч испарил их, оставив на бетонной плите позади контур отца, обнимающего своих дочерей. Как же это было смешно. Будто тело человека способно остановить тёмное заклинание, способное уничтожать бессмертных! Но хотя бы этот дурак успел развлечь её истерикой перед своей смертью. - Это было необходимо. - как-то отстраненно заметила Королева Тьмы, машинально пытаясь поправить причёску. Коснувшись волос и поняв, как она сейчас выглядит, она на секунду пожалела о своем девизе: "Всякое знание - благое знание". Она совершенно не хотела узнавать, что её волосы превратились в кровавое воронье гнездо. Поморщившись, но уже несколько более довольным тоном она добавила: - Да, это было действительно необходимо. Как же она устала. Бестолковые аристократы Мьюни, не годные даже лизать ее пятки, слишком тупые и разжиревшие, чтобы представлять для нее интерес или, не приведи Глоссарик, угрозу. Годные только на корм вечно голодным обитателям Леса Верной Смерти, дома монстров и чудовищ похуже. Бестолковые монстры, разочаровавшие ее. После знакомства с Глобгором и их тайной женитьбы она надеялась, что найдет среди них кого-то похожего на свою любовь. Интересного, не скованного глупой моралью или традициями. Она нашла сборище немытых суеверных дикарей, не видящих дальше сегодняшнего дня и собственного носа. Но разве её подданные были лучше? Бестолковые простолюдины - их дутая, пустая гордость за Мьюни и за Королевство, не позволяющая им осознать, в какой грязи они живут, и измениться к лучшему. Идиоты, затыкающие любую критику криками о своём величии, лентяи, вечно плетущиеся за королевой, как дурной ребенок за избаловавшей его матерью. Ничем не лучше монстров. Женщина сделала несколько шагов вперед, огибая плиту с посмертным силуэтом погибших людей. Вздохнув и посмотрев на небо, она достала из кармана, скрытого в складках платья, маленькую плоскую фляжку и принялась возиться с крышкой. Как же она чертовски устала. Бестолковый первый муж, надутый индюк каких поискать, самодовольный невежда, который уже много лет не может подарить ей наследницу. Лучший кандидат, которого мать нашла ей незадолго до своей смерти. И если слушок про его интрижку с собственным телохранителем окажется правдой, она сделает его первым жителем Мьюни, сменившим свой пол. Жалкий, бесполезный кусок мяса. Продолжив шагать по заваленным обломками улицам, женщина наконец открыла фляжку и сделала пару глотков. Так сильно устала. Бестолковое королевство, которое думает, что оно - вершина Вселенной. Как смешно это было слышать ей, посетившей множество измерений и видевшей такое, во что на Мьюни просто не решились бы поверить. Как приятно ей было отдохнуть от своего статуса среди чудесных, процветающих стран, для которых её мир был лишь странным слухом и где она была лишь гостьей из многих, песчинкой в пустыне. Если бы только жители Мьюни не были настолько упрямы в стремлении сохранить свои бестолковые традиции, они могли бы перенять так много полезных вещей у других измерений. И ведь даже эти ретрограды из Магической Комиссии не стали бы мешать, захоти она улучшить королевство. Вот только оно бы само ни за что не согласилось на это... Женщина поморщилась, запрокинула голову, сделала несколько непристойно громких глотков и самым вульгарным образом утёрла губы грязным рукавом. Магическая Комиссия. Трижды бестолковые бестолочи. Председатель - бессловесный добряк, который не может председать. Знаток пространства и времени - умник-пустослов, неспособный передать свои знания. Кормчий реки времени - воплощение скуки, чьи услуги никому не были нужны. Надзиратель за межпространственными путешествиями - потаскуха, готовая ради мужской компании плюнуть на свои обязанности. Стражник и судья в одном лице - вечный ребёнок, не умеющий ни охранять, ни судить. Смеющие принимать решения, касающиеся всей Мультивселенной. Бессмертные бестолочи. Коллеги. Если однажды Глоссарик скажет, что создал их только чтобы потешится над ней, она не будет удивлена. Королева Тьмы опустошила фляжку, подбросила в воздух и ловко испепелила зарядом магии. Усталость. Сегодня был ещё один из тех дней, когда она встречала Комиссию лицом к лицу. Всё было на своих местах, будто тысячу раз отрепетированная пьеса - всё те же бессмертные дураки, всё те же бесконечные споры, которые не могли ни к чему привести, потому что бестолочи не желали ничего менять, то же бесконечное разочарование. Та же злость. Та же усталость. Раз за разом, год за годом, одно и тоже. Бесконечный, бестолковый, утомительный бег по кругу. Она усмехнулась: - Это точно было необходимо. Даже если Комиссия заинтересуется её местоположением, она уже подготовила все необходимые меры. Им сейчас не до неё. Как же могло такое случиться, что в их штабе неожиданно завелся выводок гидр? Кто же услышит и спасёт этот далёкий мирок, где даже пространственных ножниц не знают? Как далеко может завести обычная усталость. Усмехнувшись своим мыслям, Королева Тьмы, подогретая содержимым фляги, пошла дальше уже в приподнятом настроении, пританцовывая среди груд кирпичей и остовов машин. Правильно говорят в некоторых измерениях: "Лучшее завершение плохого дня - это хорошая ночь". И ночь ещё только начиналась, а городов на этой бестолковой планете было так много! Но сначала нужно найти замену фляге. Фляга помогала сделать ночь лучше. Помогала бежать от усталости.