По кусочкам

      Обито обиженно складывает руки на груди и злобно зыркает на девочку из-под нахмуренных бровей. Волосы его топорщатся не хуже, чем иголки у ежа и пыхтит он почти так же — сердито, коротко, урывками. На скуле мальчишки алеет ссадина, любимые очки валяются где-то в траве, да и сам он весь в траве, — зеленый цвет темными смазанными пятнами выступил на яркой оранжевой ткани воротника.       Какаши непоколебимо стоит напротив, кажется, даже дыхание не сбилось — плечи замерли без движения, как и грудная клетка, глаза пустые-пустые, стеклянные словно у дохлой рыбы и это Обито злит еще больше. Какаши и раньше была сложная, а теперь вообще словно сквозь пленку на мир смотрит, и не надо ей ничего, ни игр, ни драк, ни простого общения со сверстниками. Буквально неделю назад была еще вменяемая, а как исчезла из академии на короткий промежуток времени, — заледенела, будто помер кто.       Рин мнется неподалеку, взволновано перебирает складки на юбке и не знает к кому из друзей метнуться, ведь если оставить Обито без внимания, то тот еще больше распсихуется, а если не подойти к Какаши, то неизвестно, что подруга учудит в следующий момент.       Обито глупый, часто не видит дальше своего носа, не слушает слухи в городе, а Рин в отличие от него уже все знает… И вздрагивает каждый раз, как взгляд на подругу бросает. — Бакаши! Что с тобой происходит вообще?! — Обито почти физически взрывается, подскакивает к младшей и — даже для себя неожиданно — успешно хватает ее за грудки, чуть приподнимая над землей, когда тянет ближе, — Ведешь себя как.!       Договорить мальчик не успевает — в лицо вновь прилетает лишь с виду хрупкий девичий кулак и Учиха отшатывается, хватаясь за подбородок. — Да хоть убей меня! — Учиха рычит, — Все равно продолжу выговаривать тебе в лицо все, что думаю! Ледышка, с глазами как у рыбины! Бесишь! — Обито! — Рин срывается, чуть не плача. У Какаши коротко дрожит рука, которую та спрятала за спиной, будто вставая в стойку, а затем сжимается в кулак почти до хруста. — Что? — мальчик возмущено-обиженно смотрит на Нохара, а та опускает глаза в землю и поджимает губы.       Когда Обито возвращает свое внимание обратно, Какаши перед ним уже нет.       Ушла совершенно бесшумно, наверняка ведь шуншином! Бесит! — Ну и вали отсюда! Дура!       В академию Какаши больше не приходит. Ни на следующий день, ни через неделю, а до Обито наконец доходят слухи, от которых у мальчика волосы на затылке шевелятся. Главным сплетником в их наборе всегда считался Сарутоби, но в этот раз он молчал как партизан, даже намека не выдав. Учиха смотрит на Рин и от чего-то чувствует себя обманутым. С одной стороны, он и не спрашивал в чем дело, а с другой, Рин тоже обо всем знала, но ни словом не обмолвилась.       Еще через три дня Учиха не выдерживает и задает вопрос преподавателю, ибо сплетнику-Сарутоби и так слишком много новостей перепало. Еще надумает чего и по всей академии понесет. Подумать можно много чего.       А Какаши Обито совсем не нравится, да и на девчонку она мало похожа, — скорее, на мелкого лохматого мальчишку. Совсем не милая. Вот Рин — да. Рин очень милая девочка с нежными теплыми руками. Глаза у нее большие, тепло-карие и волосы цвета горячего шоколада, который Нохара всегда пьет по утрам. Пахнет от нее тоже шоколадом.       А до того, чтобы принюхиваться к Какаши он не опустится. Вот уж дудки! Он вам не собака.

…

      Какаши лежит на больничной койке, а цветом кожи почти сливается с собственными волосами. В палате воняет медикаментами, под ухом пищит аппарат, отслеживающий работу сердца, а Обито стоит на входе с проклятыми апельсинами в пакете и двинуться не может. Ни внутрь, ни наружу — ноги будто к полу приклеились и ему остается разве что смотреть-смотреть-смотреть. Рин с ним не пошла, сказала, что будет занята, поэтому ему придется подобрать сопли и попросить у Какаши прощения (последнюю часть конечно же добавил Сарутоби).       Около недели назад Хатаке свалилась с чакроистощением посреди кланового полигона, когда разносила в щепки манекены. Провалялась на улице почти сутки, пока не пришла в себя с ломотой в конечностях, больной головой и абсолютно осипшая.       Подумать только, Какаши Хатаке, эту упертую, словно стадо ослов девчонку с ее противной идеальностью сразила собственная глупость и небрежность в отношении здоровья! Шиноби болеют редко, но если уж выдастся возможность, то с царским размахом.       В больницу ее на буксире тащил Гай, — этот, к слову, тоже молчал, Джуби на него сядь, — до глубины души оскорбленный пропадающими в пустую днями Юности. Каким образом Майто смог остаться цел во время сего действа — не ясно никому, ибо что Сакумо Хатаке, что его дочь обходили обитель ирьенинов (да и самих ирьенинов) по широкой дуге.       Да… Обходили…       Какаши спит на удивление крепко, — даже не верится, что она не вскочила в ту самую секунду, как Обито появился на пороге. Отчего-то казалось, что эта чертова-идеальная-дура вообще не спит, а если и спит, то настолько чутко, что муравей мимо не проползет незамеченным.       Пакет с тихим шуршанием занимает свое место на тумбе, а Обито изначально нарочито громко скрипнувший ножками табуретки с подозрением зыркнул в сторону одногруппницы — ну мало ли проснулась, может сидеть с ней не придется? — но не заметил каких-то изменений и уже намного тише поставил мебель ближе к койке.       Какаши спала, а Обито смотрел на ее лицо и раздражался. Ну как можно всю жизнь ходить в маске? С первого дня знакомства эта тряпка на лице, будто приклеенная, даже когда ест не снимает.       Шило в причинном месте дало о себе знать очень скоро. По природе своей Обито был ребенком гиперактивным и иногда слишком любопытным.       Ну кто не захочет узнать тайну чуть ли не всей Академии шиноби?       Учиха в предвкушении потер ладони, и уже потянулся рукой к лицу подруги, но природная неуклюжесть сыграла с ним злую шутку. Чуть не свалился сверху на больную всей своей тушей, благо еще додумался рукой не в Какаши опереться, а в матрац.       Рука наткнулась на чужую. Жутко холодная и с мозолями от постоянных тренировок. Обито почти обжигается об эту холодную ладошку, но с бараньим упорством перехватил ее двумя руками грея. Нельзя так сразу сказать, что заставило его так поступить, — то ли глупая мальчишеская логика, исходя из которой: «Что он, с каким-то холодом не справится?», то ли свербящая на подкорке сознания вина, которую ребенок запихал поглубже и подальше.       «Тьфу, дура», — думается мальчишке, пока он в смешанных чувствах вылетает из палаты, так и не дождавшись пробуждения подруги.       Какаши возвращается через какие-то пару дней и сразу же подает заявление на сдачу выпускного экзамена. Класс почти натурально вибрирует от восхищения, Рин крутится возле немного ожившей Какаши, а Обито чуточку, но расстроен. В том, что экзамен она сдаст сомнений не возникает ни у кого, наоборот, все делают ставки на количество баллов, которые присудят девочке. Учиха смотрит на подруг и даже немного завидует Рин, — с ним Какаши даже взглядом не обменялась.       И ежу понятно, что обиделась.       Когда Какаши сдаст экзамен, она выпустится из академии, вступит в команду до самого повышения и увидеться они смогут разве что мельком или после того, как девочка вернется с миссий. Когда ей присудят чунина, времени будет еще меньше.       Зато можно будет не видеть ее постную физиономию и пустые черные глазищи. И извиняться не надо будет.       Да, это определенно плюс. И Обито от этой мысли почти не грустно.       Тем не менее, внутри у мальчика что-то свербит неприятно, а руки судорожно сжимают мелкие цветочки похожие на ромашки, которые он ободрал на какой-то клумбе. Осенние маргаритки* белые, забавные такие, пушистые. Чем-то саму Какаши напоминают своей лохматостью и мелкостью.       Когда он выпрыгивает из кустов, выглядит совсем неопрятно, но он и не обязан выглядеть как-то иначе. У Какаши двор дома практически пустой, да и травы нет.       Хатаке дома, кстати, тоже нет.       Обито думает, что это ему только на руку. Язык у Какаши острый, да и сама она — та еще язва. Как-то мальчик не подумал о том, что если вручить цветы прямо в руки, на голову могут посыпаться всевозможные язвительные комментарии. Пусть лучше полежат эти ваши маргаритки на заборе, а Какаши их сама заберет.       От чего-то сомнений в том, что Хатаке цветы заберет не было.       Вот и пусть забирает. Главное, что не придется смотреть в ее пустые черные глазищи и касаться ледяных рук.       Потом, через пару лет Рин подсунет ему книгу с языком цветов, где мальчик найдет эти чертовы маргаритки и густо покраснеет от осознания того, что жизнь достаточно ироничная женщина, буквально влюбленная в совпадения.       Но носить маргаритки на забор Какаши он не перестанет.