Москва. Вечер. На календаре июнь. Казалось бы лето, но… Небо затянуто массивными чёрно-серыми тучами. Дождь льёт как из ведра. Москвичи снуют по улицам туда-сюда, прячась под зонтиками и спеша поскорее скрыться в ближайшем помещении от тяжёлых косых струй ливня, от норовящих влезть в любую доступную щель капель воды.
И чужеродным в этом мельтешащем людском потоке выглядел только один человек.
Константин Киреев.
Его короткостриженные светлые с лёгкой рыжинцой волосы, обычно топорщащиеся в «небольшом» беспорядке, сейчас уныло поникли под весом попавшей на них ледяной воды.
Да, Киреев не спешил раскрывать над собой зонт. Да и вообще не брал его с собой, если честно.
Капли дождя, не прекращаясь, проникали всюду. Ловко просачивались под ворот потрёпанной чёрной кожаной куртки. Пропитывали тёмные джинсы.
Кто-то другой бы уже, поёжившись от пронзительного холода, бежал к ближайщему помещению, покрывая всеми известными бранными словами собственную беспечность. Но…
Константину было всё равно. Он неспешно шёл, словно бы наслаждаясь этой прогулкой под дождём. Разве что взгляд зелёных глаз был направлен под ноги самому себе, на покрытый лужами асфальт, чтоб легче было не обращать внимания на то, что прохожие точно смотрят на него как на сумасшедшего.
Может, всё из-за того, что он уже давно
не совсем человек?
Впрочем, сейчас это его мало волновало. Плевать было с высокой колокольни на все «тараканы» в головах прохожих, пока взглядом с ними не встречался, а из воткнутого в правое ухо наушника доносились песни групп «Кино», «Наутилус Помпилиус» и «Сплин». Пока старенький плеер, обитавший сейчас в одном из карманов джинс, не разрядился или не намок.
Всё так же не обращая внимания на суетливую толпу, Киреев свернул за угол, в довольно узкий проём между домами, где пройти возможно было только в одиночку.
Можно было наконец-то ненадолго поднять голову вверх, подставив лицо под капли дождя, и идти свободно, не протискиваясь сквозь душное и тесное людское скопление.
В голову вдруг полезли мысли о Катеньке. Екатерине Свиридовой. Этой рыжеволосой девице с «шилом» в пятой точке и уровнем тактичности и понимания «слон в посудной лавке». Той самой Катеньке, которая с некоторых пор легко и просто предавала его, «резвясь» с его же лучшим другом.
— Дура… — прошипел себе под нос Константин, пиная в ярости случайно попавшую под ноги смятую жестяную банку.
И тут…
Практически под ногами Киреева раздался громкий пронзительный мяв, более всего напоминающий отчаянный крик о помощи.
Константин, отойдя от мыслей о Свиридовой, взглянул на асфальт перед собой. Там, где секунду назад лежала отправленная «в полёт» жестянка, сейчас уже тёрся об его ноги котёнок.
Точнее, это была маленькая кошечка, чей нежный и мягкий светло-рыжий окрас шерсти практически невозможно было разглядеть за серо-коричнево-чёрной уличной грязью. Правую переднюю лапку, кажется сломанную, она прижимала к худенькому грязному тельцу и умоляюще заглядывала своими жёлто-зелёными глазками в с виду безразличные зелёные глаза нежданного гостя.
Глядя на кошечку, Киреев вдруг ругнулся, припоминая крепким непечатным словцом и «Око», и НДЕ, и ревенантов, и Катеньку с Валером. Вздохнул с сожалением о том, что ничего уже не исправить. Что теперь остаётся только смириться и проживать дальше жизнь ревенанта. Монстра. Не имея больше и шанса изменить в своей дальнейшей судьбе хоть что-то.
И, расстегнув куртку, присел на корточки. Бережно взял намокшую и продрогшую кошечку, и прижал к груди, спешно запахиваясь.
И плевать, что намокнет бывшая под курткой чёрная футболка. Плевать, что одной свободной рукой застегнуть куртку обратно уже не получится.
Главное, что не имея возможности изменить свою жизнь к лучшему, он хоть изменит к лучшему жизнь этого маленького ни в чём не повинного котёнка.
Кто там думает, что
все ревенанты — бездушные монстры?! Валер?! Катенька?! Всё остальное «Око»?! Другие ревенанты?! Вот вам всем! Выкусите!
Кошечка, впрочем, понятия не имеющая ни про «Око», ни про аддикцию, ни про ревенантов, просто довольно мурлыкала пригревшись.
А Константин продолжил свой исходный путь, до дома. Но уже с маленькой пушистой попутчицей.
***
Войдя в квартиру, Киреев, разве что спешно разувшись не глядя, направился прямиком в ванную, всё так же бережно держа кошечку.
Опустив котёнка в раковину, Константин принялся кропотливо крутить вентили крана.
Нет, конечно, ему самому, как ревенанту, было абсолютно плевать кипяток там или ледяная вода. Но кошечке…
Кошечка могла ошпариться или замёрзнуть, и Киреев это прекрасно понимал. Так что и возился с водой только для неё.
Нежась в тёпленькой водичке, кошечка довольно мурчала, с огромным удовольствием позволяя отмыть её от всей этой грязи.
***
Вскоре, будучи чистым и уже отнюдь не мокрым, это светло-рыжее создание радостно носилось по кухне.
Константин же, уже наспех переодевшись в чистые и сухие джинсы и футболку, а мокрые отправив сушиться вместе с курткой, осматривал открытый холодильник на предмет того, чем можно было бы накормить голодную кошечку.
В итоге обнаружилась только неизвестно откуда взявшаяся банка рыбных консервов. Впрочем, извлечённое из банки на блюдце кушанье вполне устроило недавно подбиравшую объедки с улицы кошечку. И она с торопливым чавканьем не только уничтожила всю рыбу, но и дочиста вылизала блюдце.
А Киреева наконец-то осенило, что к кошечке всё-таки нужно как-то обращаться. Ведь простым «кис-кис» можно обойтись далеко не всегда.
— Рыжая, торопливая, ласковая… Ты так похожа на ту, прежнюю Катеньку… Да. Точно.
Константин улыбнулся сам себе и попробовал позвать кошечку подобранным именем.
— Катенька… — мягко проговорил он, обращаясь к ней.
Кошечка моментально отозвалась, прекратив вылизывать абсолютно пустое уже блюдце, и, благодарно мурча, подошла к Кирееву и запрыгнула к нему на колени.
Да уж… Такая Катенька точно не предаст… Он в этом не сомневался.
И потому вскоре эта светло-рыжая кошечка Катенька успешно обжилась в квартире и отныне осталась скрашивать одиночество одного поистине
особенного ревенанта.
