Спой так, чтобы я запомнил

Джон совершенно не понимал, что происходит. Когда он прибыл на конкурс, то не ожидал чего-то невероятного. Швейцария никогда высоких позиций не занимала, а остальные участники были очень сильными, поэтому то, что его так высоко оценили жюри, стало огромным сюрпризом. Но даже мысль о возможной победе не завораживала как тягучий итальянский язык, уставший взгляд и звук открытия бутылок, доносившийся из одного угла. Чёртов Дамиано. Чёртова Италия. Чертов внезапный пубертат, который навалился на парня в 22 года, хотя, казалось бы, уже поздно. Джон знал, что это совершенно бесполезно. Его зависимость немного вышла из-под контроля, поэтому теперь он знал все сплетни об отношениях Дамиано, знал, что рак и козерог совместимы всего лишь на 55 процентов, а он, Джон Мухарремай - помешанный психопат. Его раздражала тонна постов фанатов о Дамиано и Катерине, Вики, Томасе. Список, в принципе, можно было бы продолжать бесконечно. Такие люди как Дамиано Давид могут, просто на улицу выйти, этого будет достаточно, чтобы найти себе пассию на одну ночь. Бессилие убивало. Джон жалел, что песня Италии не о любви, ведь тогда бы он получил шанс услышать фразу ti amo, произнесенную этим потрясающим ртом, а так приходилось слушать резкие басы и плачущую мелодию самого идеального в мире голоса. Не стоит отрицать, Джон пытался хоть как-то наладить контакт с соперником. Он подходил, заводил глупые разговоры на рандомные темы, задавал миллион бесполезных вопросов, краснел, скованно улыбался и из раза в раз убегал с места своего тотального поражения. Дамиано оставался неприступно искусительным, пробирающим до костей, живым и одновременно таким холодным. Финал. Мгновение, когда всё закончилось. В голове была абсолютная пустота, пока «Лунный свет» заливал сцену Евровидения. Голос проникал под кожу, казалось, что в самое сердце, безумная эйфория спала, оставив место немому восхищению. Джон был не из тех, кто не умел проигрывать. Он спокойно воспринимал неудачи, считал их частью жизненного опыта. Но в момент, когда окрыленный Дамиано целовал гитариста, весь мир замирал, рассыпался на части. Потом события стёрлись из памяти, в голове был лишь белый шум, какой-то алкоголь, объятия, гул толпы, а потом единственная яркая картинка: самый потрясающий в мире итальянец подмигивает ему и куда-то идет. Джон не помнит как пошел за ним, как прижал его к стене отеля, как начал на какой-то невообразимой смеси языков говорить о том, что не хочет прощаться и отпускать. Джон забыл и о том, как умолял Дамиано спеть ему в последний раз, пока они не попрощались навсегда. Зато сам Дамиано помнит, как парень вставал на носочки, чтобы достать до его уха и шептал, что готов на всё, чтобы услышать его голос еще хоть раз. И он сдаётся. По необъяснимым причинам он не говорит отвалить, не поет ему на улице. Адреналин и алкоголь делают своё дело, в сердце зарождается азарт. Джон – элитарная публика, хороший мальчик из правильной семьи с правильными песнями и правильными целями в жизни. Его хочется впечатлить, хочется испортить. Они поднимаются в номер по лестнице с черного хода и заходят в комнату, заваленную одеждой, украшениями и проводами неизвестного происхождения. - Ну и что же ты хочешь услышать? - Твою победную песню, спой ее так, чтобы я запомнил. - Ты бы мог выбрать любую песню, но выбрал ту, которую уже слышал кучу раз. Зачем? - Я хочу послушать её только от тебя. -Ну, дело твоё. И Дамиано начинает отбивать ритм пальцами по полке, он просто качает головой и прикрывает глаза, полностью отдаваясь музыке. На первом же слове колени Джона подкашиваются, он не может слышать это так близко, чувствовать дыхание. Дамиано слишком много, в этой комнате, в его сердце, на этой планете. Он так близко и далеко одновременно, кажется, прикоснешься – развеется сигаретным дымом, испарится. Джон уже не контролирует себя, даже не дождавшись припева, дрожащими руками дотрагивается до груди с самой красивой татуировкой, которую он когда-либо видел. Голос Дамиано вздрагивает, но глаза так и не открываются: исполнитель растворился в своей музыке и не может не допеть. Джон ведет рукой ниже, лицо стремительно краснеет, воздух резко заканчивается, а мысли путаются еще больше, чем раньше. Дамиано резко обрывает песню, смотрит своими потрясающими глазами в упор. Одна бровь поднимается, а губы кривятся в ехидной усмешке. - И что же ты делаешь? - Спорим, ты не сможешь допеть, если я тебе буду мешать? Слова вырываются сами, без ведома Джона, в комнате как будто пробегает несколько искорок, пока оба парня молчат. - Ты правда думаешь, что сможешь меня отвлечь и сбить с моей же песни? Мистер Джон Мухарремай, Вы слишком самоуверенны, - Дамиано ёрничает и веселится, он четко осознаёт, что ему жизненно необходимо выиграть этот спор любой ценой. - Я готов поспорить. Дамиано кажется отстраненным, но в глазах горит азарт, а Джон просто забывает, как дышать. Он сам не понял, что сейчас сказал, и, если честно, он в шоке, что его до сих пор не выгнали из комнаты пинком. - Ну давай попробуем, малыш. Слово малыш обжигает уши и режет душу своей саркастической интонацией. Но ведь это лучше, чем совсем ничего. Дамиано облокачивается на стенку, отсчитывает ритм и начинает песню заново. Джон ничего не может поделать, но губы так и тянутся к змее, набитой чуть ниже груди. Он не отказывает себе в своем желании. В данный момент его задача – отвлечь, значит любые средства хороши. И вот, самый правильный парень сначала оставляет влажный поцелуй на черном контуре, а потом встает на колени. Голос Дамиано срывается, но рука по-прежнему отсчитывает такт, а слова тягуче плывут изо рта. Джон расстёгивает ширинку, а дальше все становится сюрреалистичным до невозможности. Не то чтобы у Джона было много опыта, честно говоря, его вообще не было. Но именно в ту секунду, когда итальянский язык обволакивал тело и затуманивал разум, губы будто сами знали, что делать. Он помогает себе рукой и пытается вобрать в себя столько, сколько возможно. Глаза сами закрываются, а язык как будто начинает жить своей собственной жизнью. Дамиано начинает петь припев, будто задыхаясь, ритм немного сбивается, но песня не заканчивается. Джон старается изо всех сил. Он прячет зубы, как может, подавляет кашель и просто двигает головой в такт пальцам, стучащим по полке. Когда песня доходит до слов про сумасшествие, Джон огибает языком головку, и Дамиано забывает пропеть еще одну строчку. В номере определенно стало жарче, и внезапно рука ложится на кудрявую макушку и чуть давит, заставляя вобрать глубже. Поразительно, что Джон не растекается на полу лужей прямо в это мгновение. Милый мальчик определенно канул в Лету. Второй куплет вместе с быстрой частью слов были пропеты практически шепотом, парочка слов явно потерялись. На последний припев Джон ускоряется, пытаясь довести все до конца. Через минуту Дамиано пропевает последнюю строчку и отходит в сторону. - Думаю, я победил, - слова отражаются от стен, шкафа и окон и застывают где-то под лампой, оставляя после себя отвратительное горькое послевкусие. Кажется, будто в глазах у Дамиано две черные дыры, а смоки айс – две небольшие галактики. Джон утопает, давится воздухом, пытается подняться с колен и осознать, что сейчас произошло. Итальянец уходит в направлении душа, а Джону остаётся только встать и, не прощаясь, выйти за дверь. Он возвращается в свой отель, включает запись концерта и доводит себя до экстаза всего несколькими движениями. Хочется плакать и выть, но в голове звучит прерывистое дыхание и тихая мелодия.

***

Солнце встаёт над Роттердамом, Джон Мухарремай уже упаковал свои вещи и идёт на свой самолёт. Италия определенно победила. Во всех отношениях.